Я на девяносто девять процентов уверен, что прямо сейчас он трахает в моем доме какую-то женщину. Этот сукин сын пользуется моим запасным ключом, чтобы пробраться ко мне и отыметь там кого-нибудь еще. Оказалось, он из тех, кто не любит спать в одиночестве, и когда я вышвырнул его из своего дома, он, не теряя времени даром, сразу же нашел себе новый кусок задницы, с радостью раздвигающий перед ним ноги и после этого остающийся с ним пообжиматься. Джилли съехала от него два месяца назад, и я соскучился по своей кровати, на которой раньше мог спокойно развалиться, раскинув руки и ноги. Мне не нравится спать с кем-нибудь в обнимку.
Мне наплевать на то, что он трахается с другими, так как я и сам сплю не только с ним, но я просто не понимаю этого. Однажды, когда он еще жил у меня, я спросил его:
- Если тебе так нравятся женщины, почему ты продолжаешь трахать меня?
Он играл со своей чудовищной собакой и даже не взглянул на меня. Но все равно ответил:
- Потому что у тебя невероятная задница.
Я закатил глаза. Об этом я и так знал.
- Уверен, что тебе не составит труда найти женщину, которая любит анальный секс. Сможешь получить сразу и киску и задницу, и перестать наконец быть таким дрянным бойфрендом.
Тогда он поднял на меня глаза. По его лицу расплылась идиотская улыбка сельского фермера.
- Ты считаешь меня плохим бойфрендом?
Я скрестил руки на груди.
- Откуда мне знать?
В ответ он кинул мне на колени мяч. Ангус резво прыгнул ко мне в кресло, и пока я нашаривал игрушку, истыкал мне своим влажным носом все лицо.
- Засранец.
И теперь я подъезжаю к своему дому и вижу, что на одном из окон подняты жалюзи и горшок с цветами, в котором я держу запасной ключ, стоит не на своем месте. Это никогда не бывает мужчина, никогда. Всегда красивая женщина, которая ни за что бы не поверила в то, что ее пышущий здоровьем любовник-мачо модельной внешности любит заниматься сексом с парнем. Это Джилли, снова и снова, но с разными лицами. Хотя ни с одной из них его отношения не продлились так долго, как с ней.
Я тихо захожу в дом и наступаю на разбросанную одежду, все еще раздумывая, ворваться ли к ним в спальню или сильно пошуметь внизу, чтобы они поняли, что в доме есть посторонний. Заканчиваю я тем, что ставлю сумку, наливаю себе стакан воды и включаю телевизор. Девушка громко и много вопит, и благодаря ее голосистости я понимаю, что кульминация уже близко. Дело в том, что мой сосед предпочитает одновременные оргазмы, иначе он считает, что один из любовников старается меньше, чем другой.
И точно, к тому времени как весь верхний этаж начинает ходить ходуном и женщина издает звук, похожий на вой чайника, я слышу его печально известный мне финальный стон. Я не хочу, чтобы они обжимались в моей постели, поэтому делаю звук телевизора громче.
И слышу:
- Боже мой! Это он? - за этим следуют тихие маленькие шажки. - Ты думаешь, он нас слышал?
Я делаю звук еще громче и иду к холодильнику за пивом. Женщина даже не смотрит на меня, когда спускается на цыпочках по лестнице и подбирает с пола джинсы, хотя я стою, прислонившись к дверному косяку, и наблюдаю за ней.
Эта скотина сходит вниз так спокойно, словно это его дом, и проходит мимо склонившейся брюнетки. На нем костюмные брюки – значит, он пришел сюда сразу после работы; чёрт, мне придётся сжечь простыни.
- Хей, - говорит он мягко, будто приветствуя любовника.
Брюнетка поднимает глаза с застенчивой полуулыбкой на губах, и выражение ее лица просто бесценно, когда она понимает, к кому он обращается. Если бы она была персонажем из мультфильма, то вокруг ее головы повыскакивали бы восклицательные и вопросительные знаки.
- Вон, - отвечаю я, не моргнув и глазом. Думаю, он получает мощный приток адреналина, когда я застукиваю его с кем-то.
Он делает шаг ко мне, но я не двигаюсь с места, что сбивает его с толку.
Я киваю в сторону женщины, которая съежившись и прижав одежду к груди, тихо пробирается к двери – напуганный, растерянный кролик.
- Ее нужно приласкать после секса. И кроме как у себя дома ты этого нигде больше не сможешь сделать.
Я отдаю ему должное за то, что он не устраивает сцены, но засранец оставляет часть одежды у меня, что дает ему возможность вернуться позже. Я собираю его одежду в пластиковый мешок и выкидываю на задний двор.
Не проходит и часа, как он стучит в мои раздвижные двери. Я вижу его со своего места в гостиной, но игнорирую.
- Эй, впусти меня.
- Нет.
- Да ладно, я не задержу тебя надолго, - упрашивает он.
- Я кино смотрю, - насупив брови, отвечаю я.
- Обещаю держать свои руки и ноги и все остальные части тела при себе, пока мы не поговорим.
- Позвони своей киске недели.
Он хмурится и сходит с крыльца.
- Ты серьезно не собираешься меня впускать?
Я бросаю на него красноречивый взгляд, но делаю звук телевизора тише.
- Ты занимался сексом с кем-то другим в моей постели, приятель. Это дает мне чертовски хорошую причину не впускать тебя в дом.
- Ревнуешь? - снова этот его дьявольский вид.
Я смеюсь.
- Чувствую отвращение. Я дважды стирал свои простыни. Теперь можешь пачкать собственные.
Сосед передергивает плечами.
- Твоя потеря. Я знаю, что в последнее время ты редко спишь с кем-либо помимо меня.
Это больно, и я кусаюсь в ответ.
- Это не я продолжаю возвращаться, - напоминаю я.
Он сжимает челюсти, и все его тело напрягается. Я знаю, что он готов взорваться и чувствую небольшой приток адреналина, как перед обычной дракой, но с места не двигаюсь. Он поднимается на крыльцо и рывком открывает дверь, судя по звуку, чертов замок при этом ломается. Эгоистичный сукин сын.
Он проходит в гостиную и выключает телевизор. Я не уверен в том, что он собирается сделать или в том, как сильно я получу от него, если встану, поэтому притворяюсь, будто он Тиранозавр и сижу, не шевелясь.
В «Парке юрского периода» всё наврали. Ублюдок хватает меня за воротник, и я успеваю только сердито выкрикнуть «Эй», как он рывком поднимает меня с дивана и швыряет через всю комнату. Я не могу удержаться от того, чтобы не поздравить себя с тем, что не стал заморачиваться декорированием стены. Мне бы не хотелось, чтобы когда я в нее вписался, что-нибудь свалилось мне на голову.
Мгновение я восстанавливаю дыхание, но мне не больно, я чувствую себя злым и выбитым из колеи.
- Что, мать твою, на тебя нашло, жалкий мерзавец? - кричу я, тяжело дыша.
- Знаешь что? - зло спрашивает он, сжимая мои плечи и пригвождая к стене. - Знаешь, почему я вообще ухожу отсюда? Потому что ты не предлагаешь ничего, кроме секса.
Боже, он такая баба. Вот поэтому-то я и не встречаюсь с женщинами.
- Это плохо?
Он дергает меня к себе.
- Да, мать твою! Я люблю в женщинах то, что в глубине души они все хотят серьезных отношений. Мы созданы, чтобы жить в обществе, и ты такой несчастный маленький сучонок именно потому, что считаешь, что помимо денег и секса тебе от других больше ничего не нужно.
Он отпускает меня, и я снова ударяюсь спиной о стену.
- Чего ты хочешь от меня? - раздраженно спрашиваю я. Сердце колотится в ушах.
- Я хочу, чтобы ты, черт возьми, признал, что тебе нравится, когда я рядом, что тебе не нравится, когда я сплю с другими людьми…
- С другими женщинами, - поправляю я. - Это важный момент.
- И ты выкинул меня из своего дома только потому, что привыкаешь ко мне, - заканчивает он. - Ты боишься серьезных отношений.
- Много ты понимаешь, - бормочу я, ничего не в состоянии придумать в ответ. Вынужден признать, что он умнее, чем я думал, и что меня больше не устраивают одинокие вечера перед телевизором. Но это не означает, что он прав. Нисколько.
- Почему ты так спокойно относишься к тому, что являешься для меня лишь безотказным куском задницы?
Он не дает мне возможности ответить, потому что его руки сжимают мой воротник, и губы накрывают мои.
- Не надо, - говорю я, хватая его руки.
Он поднимает голову.
- Не надо что?
- Не рви мне ещё одну рубашку, - прошу я. - Ненавижу ходить по магазинам.
Он ухмыляется своей дьявольской ухмылочкой, но быстро расстегивает пуговицы на моей рубашке. Я стою, касаясь затылком стены, и в сотый раз думаю о том, какая хрень творится у меня в голове.
- Знаешь, обычно я думаю мозгами, - говорю я. - И это был какой-то неуместный ответ на то, как ты швырнул меня об стену.
- Заткнись, - приказывает он. - Я знаю, что своим ртом ты делаешь гораздо лучше другие вещи, нежели ведешь разговоры.
Да, я доволен собой. Я действительно делаю офигенные минеты. Взгляд у соседа под тяжелыми веками все еще злой и жгучий, но ублюдок хочет меня прямо здесь и сейчас.
- Почему ты все еще бреешься? - спрашиваю я. - Ведь Джилли больше к тебе с этим не пристает.
Он хватает меня за голову и тянет к своему паху.
- Потому что это нравится тебе, - отвечает он. После небольшой паузы он добавляет: - Если я хочу постоянно получать минеты, то не должен злить…
- Теперь твоя очередь заткнуться, - обрываю его я и приникаю к гладкой коже его яичек. Я действительно предпочитаю, чтобы он был побритым, ненавижу, когда лобковые волосы застревают в зубах. Есть что-то в этой гладкости самой нежной части мускулистого тела, что сильно заводит меня, и засранец знает об этом.
Интересно, ему от природы дано умение давить на нужные точки, или он и правда не настолько чертовски эгоцентричен. Эти мысли не занимают меня слишком долго, потому что мне нравится, как этот самоуверенный ублюдок поскуливает, словно маленькая сучка, каждый раз, когда я обвожу языком головку его члена. Он стоит, наклонившись ко мне, прижавшись лбом к стене за моей спиной и держа мою голову ладонями. Он еще не трахает мой рот, и эта непривычная забота с его стороны видимо вызвана тем, что я все еще не отошел от удара об стену.
Когда его ноги начинают дрожать, он отталкивает меня, стряхивает с себя брюки, затем хватает меня и тащит наверх. Он выглядит забавно в одной футболке, но это лишь привлекает мое внимание к точеному совершенству его ягодиц. Я подумываю о том, чтобы начать ходить в тренажерный зал, чтобы иметь возможность пялиться на такие задницы, как у него. Она гладкая, и я вижу, как сжимаются мускулы, когда он поднимается по лестнице. Я так занят разглядыванием этого золотистого совершенства, что в шоке от того, как он швыряет меня на кровать и рывком стягивает с меня штаны.
- Ты только что сломал молнию на моих джинсах? - кричу я. - Почему, мать твою, ты портишь всю мою одежду?
Он уже растирает на пальцах лубрикант, так что когда он затыкает мне рот ладонью, мой подбородок пачкается смазкой. Все тело, кроме пальцев ног и макушки выгибается на кровати дугой, когда он всовывает в меня сразу три пальца, и я матюгаюсь, перечисляя все известные мне ругательства и придумывая новые, когда их запас заканчивается. Ублюдок знал, что я не был к этому готов, и я практически уверен, что он засунул в меня пальцы чуть ли не до самых легких.
- Хватит ныть, - говорит он.
- Пошел ты, гребаныйублюдок трахающийвзадницумерзавец злоебучийзасранец, - задыхаюсь я под его рукой. - Это дерьмо. Это абсолютное дерьмо. Я ненавижу тебя каждой блядской клеткой своего тела.
Он приподнимает брови и смотрит на мой пах, так что я тоже бросаю туда взгляд. Мой член смотрит на меня, плача от радости, что тело стимулируют впервые за всю эту неделю.
- Это все равно, мать твою, чертовски больно, - шиплю я, когда он вытаскивает пальцы и переворачивает меня.
- Вот поэтому, - говорит он, вставая позади меня на колени, - мы так с тобой подходим друг другу.
Я издаю стон, когда он толкается в меня, боже, как же больно и как хорошо. Мне хочется сказать ему что-нибудь язвительное, но всякий раз как я открываю рот, у меня вырывается стон, так что я закрываю его и утыкаюсь лицом в подушку.
- Ты маленькая дрянь, - рычит он, вбиваясь в меня с такой силой, что его яйца со шлепками ударяются о мои. - Я бы не возвращался, если бы ты не открывал мне дверь. А ты открываешь, потому что каждый гребаный раз я затрахиваю тебя до полусмерти.
Я не понимаю, как он может говорить и одновременно продолжать долбиться в меня со скоростью беговой лошади, но, мать его, он прав. О боже, это так классно, даже легкая примесь боли от грубого обращения. Я не осмеливаюсь дотронуться до своего члена, потому что знаю, что тут же кончу.
Он хватает меня за плечи и, отрывая от кровати, тянет на себя, пока я не оказываюсь сидящим на его коленях, моя голова мотается из стороны в сторону, а член шлепает по животу. Мускулы внизу его живота сокращаются под моими пальцами каждый раз, как он толкается в меня. Открыв рот, я невнятно что-то бормочу, опьяненный запахом секса и кожи, касающейся меня в том месте, где он обвивает меня руками вокруг груди, уткнувшись лбом в мою шею. Он все еще говорит со мной, но мозг не воспринимает слова, и через звон в ушах я слышу только его страстный хриплый голос.
- Я сейчас кончу, - предупреждает он, впиваясь в меня зубами, и я взвизгиваю.
Крепко держась за его бедра, я хватаю одну его руку и обвиваю его пальцами свой член. Он скользкий от смазки, с самого начала сочащейся из головки, и я хочу сказать, что ему надо сделать, но не могу выдавить ничего, кроме отчаянного:
- Трахай меня.
Он стремительно толкается в меня, имея меня быстрее и жесче, чем кто-либо за всю мою жизнь, и его рука двигается по моему члену с такой же невозможной скоростью, в ритме с толчками его бедер. Он кусает меня за ухо, чего никто и никогда не делал раньше, и стонет, рвано вбиваясь в меня и кончая. Я тоже кончаю, так бурно, что все перед глазами плывет и кажется, что барабанные перепонки лопнут. Я хватаю ртом воздух, впиваясь пальцами в его бедра.
Мы сидим не двигаясь, его руки с силой сжимают мою грудь, зубы не отпускают мочку, моя спина выгнута, в заднице его член, а пальцы оставляют синяки на его коже, пока он наконец не отстраняется и не падает как подкошенный на кровать. Я вынужден лечь на спину, потому что мой член слишком чувствителен, чтобы я касался им простыней.
Проходит не меньше двадцати минут прежде чем кто-то из нас пытается сказать что-то внятное.
- Так значит, я теперь могу спать у тебя? Ну, в связи с тем, что я самый лучший трахальщик в твой жизни и все такое. - Он опирается подбородком на свою ладонь и улыбается мне своей самодовольной улыбочкой.
У меня нет сил на то, чтобы рассмеяться, так что вместо этого я вздыхаю.
- Ты ни за что ко мне не переедешь.
Он поднимает глаза к потолку, будто о чем-то моля, может быть о терпении, затем шлёпает меня по бедру.
- Не принимай меня за дурака, идиот. Мне просто не хочется вылезать из кровати, одеваться, спускаться вниз, выходить за дверь, идти через газон, входить в свой дом…
- Хорошо, хорошо, отлично, спи здесь, - прерываю я его, закрывая глаза рукой в неохотном согласии. - Как будто мне не насрать на то, что ты делаешь.
Я могу чувствовать его широкую улыбку, даже не видя ее, я просто знаю, что эта самодовольная ухмылка от уха до уха приклеилась к его лицу. Льстивый ублюдок.
- Как ты называешь меня, когда твои подруги спрашивают, что ты здесь делаешь все время? - интересуюсь я.
Он падает на подушку, ухмыляясь еще шире, я слышу это по его голосу.
- Своей сучкой. А как ты собираешься меня представлять на своих корпоративных вечеринках и подобном дерьме?
Я пожимаю плечами.
- Просто скажу, что ты мой сосед. И ты не будешь ходить со мной на вечеринки.
- Это что, какое-то кодовое слово?
Убрав с лица руку, я всматриваюсь в него.
- Ты ведешь себя как девица, которую только что лишили девственности. Господи, если бы кто-нибудь знал, что у тебя есть влагалище.
- Так да?
Я закатываю глаза.
- Думай, что хочешь.
В ответ он перекатывается, ложась на меня сверху. У него снова стоит, словно он озабоченный подросток, и я не могу отвести взгляд от его лица, потому что он держит мою голову двумя ладонями.
- Слезь с меня, - протестую я. - Ты весишь тонну, а я хочу, чтобы моя грудная клетка оставалась целой и невредимой.
- Прости, что швырнул тебя об стену.
Если бы я снова закатил глаза, то выглядел бы как девчонка, поэтому я не делаю этого.
- Когда ты засунул в меня свои пальцы, мне было гораздо больнее, засранец. Никогда и ни с кем больше такого не делай, никогда.
Он смотрит на меня дольше, чем обычно, затем говорит:
- Я совершенно точно буду ходить с тобой на корпоративные вечеринки. Я хочу, чтобы все знали, что ты трахаешься не с какой-то там десятидолларовой шлюхой.
- Скотина.
Он безжалостно впивается в меня поцелуем, и я не понимаю, почему его губы прижаты к моим зубам, пока не осознаю, что улыбаюсь.