Глава VI Традиция и современность

[34] Если позволит судьба (лат.).

М. Т. Степанянц

Восточная философия: Вводный курс

Глава I Зарождение философии

Глава II Космогоническое понимание начала

Глава III Происхождение мироздания и его устроение

Глава IV Природа человека

Глава V Пути постижения истины

Глава VI Традиция и современность

 

 

Глава I ЗАРОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

Историкам еще предстоит ответить на вопрос, почему именно VI век до н. э. выделяется из всех столетий I тысячелетия до н. э. как время взрыва интеллектуальной энергии. Но уже сейчас известны многие предпосылки экономического, социального, политического и духовного плана, подготовившие указанный перелом. Скачок в развитии производительных сил, появление товарно-денежных отношений, ослабление родо-племенных структур, возникновение первых государств, рост оппозиции традиционной религии, критика нормативных нравственных установок и представлений, усиление критического духа и рост научных знаний - вот некоторые факторы, из которых складывалась духовная атмосфера, благоприятствовавшая зарождению философии практически одновременно в трех очагах древней цивилизации: в Греции, Индии и Китае. Общность генезиса не исключала своеобразия путей формирования систематизированного философского знания.

В Индии этот путь пролегал через оппозицию брахманизму, ассимилировавшему племенные верования и обычаи, основанному на ведийском ритуале, который зафиксирован в четырех самхитах, или Ведах (веда - знание), сборниках гимнов в честь богов. Каждая Веда позднее обросла брахманами, т. е. описаниями и комментариями, а еще позднее - араньяками ("лесные книги", предназначенные для отшельников) и затем упанишадами (от словосочетания "сидеть около ног [учителя]"). Весь корпус ведийских текстов считался шрути, т. е. священным откровением. Истинными знатоками и толкователями ведийской мудрости выступали представители высшей касты - брахманы. Однако ломка племенных отношений, кризис родовой морали поколебали незыблемость авторитета жрецов, безусловность предписываемого ими ритуала. Первыми "еретиками", осмелившимися поставить под сомнение всезнание брахманов и обрядовую рутину, стали аскеты, проповедники. Их называли шраманами, т. е. "совершающими усилия". То были усилия не только аскетического порядка, но и интеллектуального, усилия, направленные на осмысление предписаний ведийской религии.

VI-V века до н. э. были ознаменованы распространением множества критических по отношению к брахманизму течений.

Главными из них были адживика (натуралистическо-фаталис-тическое учение), джайнизм и буддизм. На базе шраманских школ выросли и сложились позже основные философские системы Индии. Первыми показателями самостоятельного систематического изложения индийской философии явились сутры (изречения, афоризмы, датировка которых колеблется в пределах от VII-VI вв. до н. э. до первых веков н. э.). Далее индийская философия развивалась практически в русле шести классических систем - даршан (санкхьи, йоги, ньяи, вайшешики, мимансы, веданты), ориентировавшихся на авторитет Вед, а также неортодоксальных течений: материалистической чарваки, или локаяты, джайнизма и буддизма.

Во многом аналогичным было становление древнекитайской философии. Примечательно, что и в Китае первыми "оппозиционерами" выступали бродячие мудрецы-аскеты, подготовившие в эпоху Чжаньго (Борющихся царств) наступление "золотого века" китайской философии. Хотя отдельные философские идеи можно обнаружить в более древних памятниках культуры, каковыми в Индии были отчасти "Ригведа" и упанишады, а в Китае - "Ши цзин" ("Канон стихов") и "И цзин" ("Книга перемен"), философские школы и в том и в другом регионе складываются приблизительно в VI в. до н. э. Причем в обоих ареалах философия, достаточно длительное время будучи анонимной, с этого времени становится авторской, связанной с именами Гаута-мы Шакьямуни - Будды, основателя джайнизма Махавиры Вардхаманы, первого китайского философа Конфуция, даосского мудреца Лао-цзы и др.

Если в Индии многочисленные философские школы так или иначе соотносились главным образом с брахманизмом и буддизмом, то в Китае - преимущественно с конфуцианской ортодоксией. Правда, в Индии размежевание на отдельные школы не привело к официальному признанию приоритета какого-либо одного из философских направлений, в то время как в Китае конфуцианство во II в. до н. э. добилось официального статуса государственной идеологии, сумев сохранить его до начала XX в. Наряду с конфуцианством наиболее влиятельными в соперничестве многочисленных религиозно-философских школ были даосизм и буддизм.

Арабо-мусульманская философия - явление средневековья, а потому ее становление и развитие значительно отличались от аналогичных процессов в древних цивилизациях Индии и Китая. По существу интеллектуальная история арабов началась со времени появления ислама, т. е. с начала VII в. Само по себе мусульманское вероучение было продуктом взаимодействия арабской культуры, христианских и иудейских идей, получивших довольно широкое распространение на Аравийском полуострове к концу VI в. В монотеистическом учении Мухаммада отразились радикальные перемены, связанные с разложением родо-племенных отношений и складыванием единой для арабов государственности. Создание уммы - общины, состоявшей из последователей пророка Мухаммада, - было первым шагом на пути к объединению людей по признаку, отличному от родства, кровной связи; то было начало становления государства.

В основу исламского учения легли Коран и сунна, тексты которых были "отредактированы" к концу IX в. Однако ни мусульманское Писание, ни предание не могли дать ответы на все вопросы, которые ставила жизнь, особенно в стремительно развивающемся мусульманском обществе. Так появились дополнительные "корни-источники" - кийас ("суждение по аналогии") и иджма ("единодушное мнение"), позволявшие расширенное толкование Корана и сунны. В конечном счете мусульманская экзегетика оформилась в четыре правовые школы - мазхаба, две из которых (ханифиты и шафииты) были либеральными, а две другие (ханбалиты и маликиты) - консервативными. О позиции, в частности, маликитов свидетельствует утверждение, приписываемое их основателю Малику бен Анасу (ум. в 795 г.), что "вера является обязанностью, а вопрошание - ересью". В результате соперничества между двумя полярными тенденциями в мусульманской экзегетике возникла схоластическая теология - калам.

Не только внутримусульманская полемика, но и необходимость парирования критики в адрес исламского вероучения со стороны не принявших его идолопоклонников, а также соседствовавших с ними христиан и иудеев стимулировали обращение мутакаллимов - поборников калама - к логической аргументации.

Появление собственно философских школ на Арабском Востоке напрямую связано с переводческой деятельностью. Сирийские христиане первые познакомили арабов с произведениями античных мыслителей. Наибольшее влияние на развитие арабской философии оказали труды Аристотеля, не случайно поэтому появилось название "восточный перипатетизм".

В научных кругах не прекращаются споры о генезисе и своеобразии восточного перипатетизма. Долгое время в европейской литературе безраздельно господствовало мнение об исключительно эпигонском характере арабоязычной философии. Гегель утверждал, что она не представляет самостоятельной, "своеобразной ступени в ходе развития философии". По словам Э. Ренана, "все, что семитский Восток и средние века достигли в области философии в собственном смысле слова, они заимствовали у греков".

В основу учений, разрабатывавшихся перипатетиками мусульманского Востока, лег "неоплатонизированный" аристотелизм. Отчасти причиной этого было то, что знакомство с идеями Аристотеля состоялось через "Теологию Аристотеля" и "Книгу о причинах", переведенные на арабский язык по инициативе первого "философа арабов" ал-Кинди. "Теология" содержала фрагменты из "Эннеад" Плотина (4-6) и отдельные тексты самого Аристотеля, а "Книга о причинах" представляла собой произведение Прокла - "Первоосновы теологии".

Дальнейшее развитие не было результатом "оплошности", легковерия или невежества арабоязычных перипатетиков, а тем более следствием отсутствия у них "критических способностей". Усвоение не чистого, а неоплатонизированного аристотелизма явилось сознательным, преднамеренным выбором.

 

Глава II

КОСМОГОНИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ НАЧАЛА

Что же волновало первых философов, размышления над какими проблемами вызывали в их среде не только дискуссии, полемику, но и ожесточенную борьбу? Видимо, те самые вопросы, которые остаются вечными, ибо пока жив мыслящий человек, он неизменно будет вопрошать, что есть этот мир и каков смысл его собственного существования в нем.

Мифологическая картина мироздания не различала реальное и иллюзорное, не выделяла человека из окружающего мира, а напротив, одушевляла последний, очеловечивая его. Самые древние мифы описывают происхождение космоса по аналогии с биологическим рождением. У индийцев то было брачное сочетание неба и земли. В воображении древних китайцев из бесформенного мрака родились две силы, упорядочившие мир; мужская ян стала управлять небом, а женская - инь - землей.

Пока человек сталкивался главным образом со злом как проявлением сил природы, он относил его исключительно к сверхъестественным, надприродным силам. Но носителем зла все чаще выступали сами люди, инородцы и даже соплеменники, что заставляло усомниться в привычных представлениях. Человеческое страдание - в различных его проявлениях - явилось стимулом к раздумьям, поиску глубинных смыслов. Символична в этом смысле легенда о Будде. Сын царя индийского племени шакьев по имени Сиддхартха происходил из рода Гаутама, жил в полном благополучии и неведении до тех пор, пока однажды, выехав за ворота дворца, не встретил калеку, старца, похоронную процессию и, наконец, аскета. Эти четыре встречи потрясли Сиддхартху, ранее не знавшего, что в мире есть горе, и побудили его покинуть дворец, начав жизнь аскета. Прозрение наступило после шести лет сомнений и поисков. Сиддхартха стал "просветленным" - Буддой, поняв, что жизнь в мире полна страданий, что страдание имеет причины, что можно прекратить страдание, став на путь избавления от него (таковы четыре Благородные истины).

Неудовлетворенные мифологическим описанием происхождения мира, древние мыслители, подобно одному из мудрецов упанишад, Удалаке, начали задаваться вопросами: "Как же могло это быть? Как из несущего родилось сущее?" - и отвечали: "Нет, в начале... (все) это было Сущим, одним без второго. И где еще мог бы быть его (тела) корень, как не в пище?.. Если пища - росток, ищи корень в жаре. Если жар - росток, ищи корень в Сущем. Все эти. творения имеют корень в Сущем, прибежище в Сущем, опору в Сущем (1). Таким образом, мыслители, отказываясь от мифологического объяснения "порождения", утверждали "причинность" возникновения мира.

От того, как понимается Начало, зависит представление о производном из него космосе, мире, порядке вещей. В индуистской философской традиции Начало чаще всего трактовалось как Абсолют, Высший принцип, не подлежащий какой-либо дефиниции, описанию. В упанишадах он именуется как ансара, т. е. "неуничтожимый", и характеризуется следующим образом: "Он ни безбрежно велик, ни безмерно мал, ни короток, ни длинен, ни горяч, ни влажен... Он не обладает оттенком, темнотой, ветром, пространством, привязанностью, вкусом, запахом, глазами, ушами, речью, разумом, светом, волением, ртом, качеством, внутренностью или внешностью" (2).

В эпической поэме "Махабхарата", в которой предфилософия Вед и упанишад получила дальнейшее развитие, содержится ряд текстов философского содержания. В частности, в "Бхагавадгите" Кришна (земное воплощение бога Вишну) в момент перед началом битвы двух враждующих кланов, в драматические минуты, когда перед эпическим героем - Арджуной встает во всей своей беспощадности вопрос о жизни и смерти, о смысле и сути бытия, объясняет различие между истинным бытием и земным миром. Первое есть Высший Брахман - "бытие, погруженное в вечность", нерожденное и нетленное, пронизывающее этот мир и в то же время находящееся за его пределами ("запределен, в тайной сути своей не проявлен").

То, чем весь этот мир пронизан, разрушению, знай, неподвластно;

Лишь тела эти, знай, преходящи Воплощенного; Он же - вечен. Не погибнет Он, неизмеримый: потому - сражайся без страха! (3)

Склонность рассматривать Абсолют - в негативных понятиях объясняет молчание мудрецов в упанишадах. В ответ на вопрос, какова истинная природа Брахмана молчит и Будда, в принципе отказывающийся обсуждать метафизические проблемы. Надо сказать, что кажущийся неизбежным и логически оправданным вопрос о начале мира для буддизма фактически не существует. Согласно легенде, Шакьямуни говорил, что его не интересует, кто направил стрелу или откуда она вылетела, для него важно ответить на вопрос, как освободить от страдания пораженного этой стрелой человека. Более поздние буддисты тем не менее признают существование истинно-сущего, но и оно трактуется ими неоднозначно.

Одни (сарвастивадичы) понимают истинно-сущее как множественность дхарм, неких вечно существующих реальностей, другие (щуньявадины) утверждают, что истинно-сущее есть безатрибутная пустота - шуньята, а потому о нем нельзя сказать, что оно есть или не-есть, что оно есть и не-есть, что оно не есть и не не-есть. Третьи (виджнянавадины-йогачары) говорят о едином со-знании-"сокровищнице", на поверхности которого всплывают дхармы-признаки.

В целом все же можно заметить, что наиболее типичным для большинства индийских философских школ является представление об Абсолюте не как о персонифицированном божестве, а как о безличном, метафизическом принципе. В этом многие усматривают отличие от греческой философии, мыслящей абсолют и сотворение более конкретно.

Принципиально иным по сравнению с западным космогоническим пониманием начала мира как порядка, навязанного извне, порожденного из некоего хаоса трансцендентной силой, представленной Творцом, или Первопричиной, является понимание Начала в китайской философской традиции. "Тьма вещей", или, как там говорят, "10 тысяч вещей", не имеют единого Начала и не составляют единообразно управляемого мира.

"Все вещи живут, а корней не видно. Появляются, а ворот не видно", или "Все рождается само по себе, и нет я, рождающего другое. Я не могу породить вещи, вещи не могут породить меня. Я существую сам по себе, другие таковы сами по себе", - два высказывания из самого большого и авторитетного трактата древнего Китая "Чжуан-цзы" (IV-III вв. до н. э.), заложившего основы даосской традиции, фиксируют, по существу, типичную для китайской мысли оппозиционную онтологии (в привычном для нашего понимания смысле слова) точку зрения.

Складывается впечатление, что китайцы вообще не склонны размышлять над понятиями бытия или не-бытия, ибо существование для них - это цикличный процесс, круг без начала и конца:

"Колесо крутится не прерываясь; вода течет не останавливаясь, начинаясь и кончаясь с тьмой вещей" (4). Во многих текстах, в том числе и процитированном выше, с одной стороны, говорится, что "никто ничего не вершит, а [все само] согласно с дао" (5), и в то же время утверждается: "Высшее дао рождает тьму вещей, но ею не владеет; творит многообразные изменения, но над ними не господствует" (6). Подобные утверждения не находятся в противоречии друг с другом, поскольку Дао принято понимать не как трансцендентное Начало, но как высший принцип, закон, лежащий в основании саморазвивающегося универсума. "Великое Дао, - согласно LДао-дэ цзину", - растекается повсюду. Оно может находиться и вправо и влево. Благодаря ему все сущее рождается и не прекращает своего роста... Все сущее возвращается к нему..." (7). Китайскую онтологию, по справедливому замечанию российского синолога А. И. Кобзева, было бы точнее рассматривать как онтологию событий, а не субстанций. Вот почему в ней практически не наблюдается потребность в привычном онтологическом категориальном аппарате, в выяснении того, что есть качество, атрибут и т. п.

Мусульманские философы рассуждения по поводу Начала постоянно связывали с основным исламским догматом - таухид, утверждавшим единобожие, зафиксированное в коранической формуле "Нет бога, кроме Аллаха" (более точно было бы перевести это как "Нет бога, кроме Бога").

Религиозные философы в лице мутазилитов (от араб. мутазил - "отделившийся") категорически возражали против

каких-либо попыток антропоморфного - определения Бога. Формально в исламе антропоморфизм запрещен (недопустимо изображение Бога или пророка и т. д.), однако сам текст Корана нередко утверждает обратное, например, что Бог восседает на троне (7: 54; 20: 5) или что Его можно увидеть в Судный день (75: 22). Мутазилиты единодушно заявляли, что Бог не имеет "ни тела, ни духа, ни формы, ни плоти, ни крови, ни субстанции, ни акциденции. Он лишен цвета, вкуса, запаха, тепла, холода, влажности, сухости, высоты, широты или глубины... Он не делим, не определяем местом или временем... Он всегда был и есть Первый до всех вещей... Он... единственное вечное Бытие" (8). Негативная теология мутазилитов вступала в противоречие с явно обозначенными и даже перечисленными в тексте Писания божественными атрибутами (в Коране упоминается 99 "имен": Всемогущий, Всезнающий, Милосердный и т. п.). Мутазилиты сознавали эту проблему и пытались разными путями ее решить. Одни заявляли, что атрибуты имеют лишь метафорический смысл, другие сводили их к следствиям, "эффектам", производным от сущности Божьей и возникающим лишь в результате соприкосновения с частными реальностями.

Особенно ожесточенно велась полемика вокруг атрибутов Божественной воли и речи. Отрицание таковых имело самые серьезные последствия, ибо вело к признанию свободы воли за человеком и положению о сотворенности Корана (в противовес тезису об извечности Слова Божьего). Тем не менее доводы мутазилитов были настолько убедительными, что при халифе ал-Мамуне (в 827 г.) сотворенность Корана получила официальное государственное признание.

Мутазилитское приписывание Богу лишь единовременного акта придания не-сущему существования превращало Бога в абстракцию, не причастную к происходящему в мире. Естественно поэтому, что богословами-традиционалистами мутазилиты объявлялись еретиками. В общем же ходе развития мусульманской духовной культуры мутазилиты сыграли роль своего рода предтечей философии.

Арабские философы - ал-Кинди (ок. 800 - ок. 870 г.), ал-Фараби (870-950), Ибн Сина (980-1037), Ибн Рушд (1126-1198) - разрабатывают проблему Начала, опираясь на опыт античных философов. Ал-Кинди, открывающий череду восточных перипатетиков, наряду с чисто философскими терминами использует для обозначения Начала теологическое Бог. Он называет его Первым принципом, Вечным, иногда истинным Единым. Это Единое (или Одно) не может иметь причины иной, чем в себе самом. Оно неизменно, нерушимо, находится в состоянии постоянного совершенства. Оно выше всего существующего, не имеет аналогов. Оно свободно от множественности и корреляции с чем-либо иным. Оно не имеет формы или материи.

Заслуги ал-Кинди в пропаганде античных философских идей и внедрении в арабский лексикон философской терминологии несомненны. Однако следует все же иметь в виду, что занятия философией и увлечение греками не повлияли на его религиозность, на отношение к таким догматам ислама, как сотворение мира во времени, воскрешение, реальность всепоглощающего Божьего провидения, значимость пророческого откровения. Последующие восточные перипатетики были менее противоречивы в своей приверженности к философскому мировоззрению.

Ал-Фараби, второй (после Аристотеля) учитель, как его называли арабы, определял Начало как Первое Сущее, которое "вечно, и вечно Его существование в Его субстанции и сущности, не нуждаясь ни в чем ином, чтобы обеспечить себе существование... Первопричина едина в своем существовании" (9). Первопричина, согласно ал-Фараби, "совершенна, необходима, самодостаточна, вечна, беспричинна, нематериальна, ни с чем не связана и ничему не противоречит, не подлежит определению. Первое Бытие эманирует все, начиная с первого интеллекта". В том же духе рассуждал и великий Авиценна: "Первое не имеет ни подобия, ни противоположности, ни рода, ни видового отличия" (10).

(1) Чхандогья-упанишада VI. 2, 2; 8, 4.

(2) Брихадараньяка-упанишада IV. 5, 15 и III. 8, 8. Бхагавадгита II, 17, 18.

(3) Бхагаводгита II, 17, 18.

(4) Хуайнань-цэы. - Древнекитайская философия. Эпоха Хань. М., 1990, с. 38.

(5) Там же, с. 38.

(6) Там же, с. 39.

(7) Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Т. 1. М., 1972, с. 125.

(8) Цит. по.: Fakhry Majid. A History of Islamic Philosophy. N. Y. - L.. 1983.

(9) Ал-Фараби. Философские трактаты. А. - А. 1970, с. 203 и 207.

(10) Ибн Сина. Указания и наставления. Избранные философские произведения. М., 1990. с. 331.

 

Глава III

ПРОИСХОЖДЕНИЕ МИРОЗДАНИЯ И ЕГО УСТРОЕНИЕ

Ответ на вопрос, что есть Начало, не мог быть исчерпывающим без соотнесенности Начала с производным из него "бытийствующим". Что представляет собой окружающий мир, каково его происхождение, что можно в нем изменить, улучшить, какова в этом роль человека - вот те вопросы, которыми задавались все философы, независимо от того, где и когда они жили.

Индийская философская традиция отличается многовариантностью ответов на онтологические вопросы. Здесь сложились три варианта основных подходов - философский монизм, дуализм и плюрализм. Начнем с последнего. В варианте, представленном системой вайшешика, одной из первых (если не самой первой), попытавшейся определить логическую структуру бытия, используется, опять же впервые в Индии, категориальный философский язык (11).

Будучи религиозно-философской системой, вайшешика признавала присутствие Бога в космогоническом процессе. Однако Бог - Ишвара не творит мир из ничего. Он скорее осуществляет "надзор" над стихиями, которые так же вечны, как он сам. Толчком к движению атомов служат адришты, воплощающие не просто божественное желание, но неумолимый "закон кармы" (12).

Попытаемся разобраться в сказанном. Прежде всего, что представляют собой великие стихии - махабхуты? Это космические первоэлементы, упоминание о которых встречается еще в упанишадах. Классический для вайшешики перечень содержит пять стихий: земля, вода, огонь, воздух и анаша (как коррелят органа слуха). Добавление последней объясняется тем, что многие вайшешики полагали критерием великих стихий их корреляцию с органами чувств, обособленными от тела, - индриями. "Пять субстанций, начиная с земли, порождаются материальными элементами индрий и наделены специфическими качествами, каждое из которых воспринимается соответствующей внешней индриеи" (13). Причисление звука к разряду космических стихий соответствовало общей для всех брахманистских философских систем установке на приписывание Ведам статуса онтологического явления, имеющего самостоятельное и независимое от человека бытие.

Махабхутам присущи две формы: форма причины - разделенность на атомы в период космической ночи и начала творения мира; и форма следствия - образованные из атомов тела, органы чувств и объекты (14). Идея атома как малой частички неизвестна ведийской традиции. Атомистические представления в Индии развиваются в главных школах неведийской традиции, т. е. в буддизме, джайнизме и адживике.

Вайшешика классифицирует атомы по стихиям (исключается только акаша, поскольку она не имеет формы тела, а есть лишь орган, заключенный в ушной раковине). Атомы различаются по качествам в соответствии со спецификой каждой из стихий. Атомы земли обладают запахом, вкусом, цветом, осязаемостью; атомы воды - вкусом, цветом, осязанием; атомы огня - цветом, осязанием; атомы воздуха только осязанием. Атомы не способны к движению без толчка извне. В период "творения мира" толчок исходил от верховного бога Ишвары через посредство адришт.

Полагают, что первоначально вайшешика была чистой философией природы, а потому интересовалась преимущественно структурой бытия и ее материальной каузальностью. Однако такой подход не вписывался в общую индийскую традицию обязательной сотериологической релевантности. Поэтому в поздней вайшешике, в ее классической редакции, делается акцент на адришты, которые заполняют разрыв между материальной и моральной причинностью. Более того, последняя становится всеохватывающей, доминирующей: материальная причинность действует уже в контексте моральной.

В учении вайшешиков адришты имеют три значения: космологическое - первотолчок в начале творения, приводящий в движение атомы; физическое - ненаблюдаемые причины природных движений; и этическое. Одно из принципиальных отличий атомизма вайшешики от демокритовского заключалось именно в том, что если Демокрит трактовал процессы космогенеза как естественно-механические (процессы возникновения и уничтожения миров вызваны вечным движением атомов, то соединяющихся, то разъединяющихся), то вайшешики видели в них реализацию дхармы, поскольку, согласно индийской традиции, мир развивается по моральным законам. Говоря условно, атомы в вайшешике благодаря адриштам создают не столько физический, сколько моральный образ мира. Для вайшешиков мировые процессы детерминируются не механическими причинами - столкновением атомов и т. п., а моральными - воздаянием за человеческие поступки, законом кармы, действующим посредством адришт.

Антиподом системы вайшешиков считают онтологию Шанкары (VIII-IX вв.) - основателя монистической доктрины адвайта-веданты (адвайта - "недвойственность", веданта - "завершение Вед"). Шанкара подверг критике все неведантистские философские системы, в том числе и вайшешику. Причем в полемике с последней его основной целью было опровержение учения об атомах.

Главные расхождения адвайта-веданты с вайшешикой сводятся к следующему. Первое - представление о непрерывной природе субстанции, в противовес дискретности, утверждаемой вайшешиками. Второе - утверждение тождества причины и следствия в отличие от точки зрения вайшешиков, придерживавшихся мнения о том, что следствие не является началом нового, не содержащегося в причине. Третье - признание причиной всего сущего Брахмана, а не адришты.

Согласно Шанкаре, вселенная образована волшебными переливами майи - завесы, или магической иллюзии, скрывающей иную, неизменную сущность - Брахмана. Подобно тому как веревка в руках факира кажется змеей, а раковина издали мнится куском серебра, иллюзорен и мир явленного. Высший Брахман лишен свойств, он всегда самотождествен и един. Иллюзия же мира возникает вследствие майи, которая по сути своей есть неведение (авидья).

Мир не является следствием причины, поскольку причина и следствие тождественны: "следствия" представляют собой лишь названия для уже существующего, вечно неизменного. В одном из своих комментариев Шанкара говорит о металлических изделиях - перелитом металле, - что они "берут начало в речи", подразумевая, что они реальны не сами по себе, но лишь поскольку они суть все тот же металл. "Следствие - только словесная форма, оборот речи" (15).

По словам Шанкары, "состояние, при котором имена и формы проявлены, отличается от состояния, когда они не проявлены. Поэтому, хотя следствие и существует как неразличимое от причины до творения с точки зрения различия состоянии, следствие считается не существующим до [акта] творения... Поскольку в мире установлено, что вещь существует, когда она проявляется через имена и формы, то, уступая обычным представлениям, сказано, что мир не существовал до своего проявления в именах и формах" (16).

Шанкара полагает, что сходным онтологическим статусом с богом Ишварой обладает душа, принципиально отличающаяся от всего остального мира явленного: "Вечность этой души постигается из священных текстов, поскольку нерожденность и постоянство природы [свойственны] неизменному Брахману, [могущему] выступать как Брахман и как индивидуальная душа" (17).

Душа-джива, будучи тождественна Брахману, вечна, безначальна и неуничтожима. Однако на уровне эмпирического мира существует множественность душ, что "связано с предшествующей эволюцией, происходившей целиком в сфере авидьи и наделившей душу индивидуальностью - сжатой историей ее прошлых рождений" (18). До тех пор пока душа находится в системе тело-разум-- чувства, она остается лишь подобием, образом Брахмана, а потому множественна, не единослитна с Брахманом.

По мнению Шанкары, существует и другое объяснение множественности душ. Единая акаша (т. е. эфир), говорит он, кажется раздробленной из-за расставленных глиняных горшков. Стоит только убрать горшки, как изначальное единство акаши восстановится. Так и "причина дробления [душ] лежит в преходящих ограничениях, [проистекающих] от буддхи и тому подобного, так же как причина дробления светлого эфира [лежит] в его связи с глиняными горшками" (19).

Душа - это сознание, рассматриваемое в адвайте как вечно существующая, самоочевидная реальность. Речь идет о "чистом" сознании, отличном от того, что имеется при бодрствовании или сне со сновидениями, когда действуют ограничения, порожденные незнанием. Только в глубоком> сне душа обретает собственную сущность, становится как бы одной с Брахманом.

По своей внутренней природе душа чужда какой бы то ни было деятельности. Состояние деятельности порождено ее преходящими, "телесными орудиями". "В этом мире, - рассуждает Шанкара, - плотник несчастен, когда в руках у него инструменты - топорик и прочее. Только вернувшись к себе домой и сложив инструменты - топорик и прочее, довольный, бездеятельный и незанятый, [этот плотник] счастлив. Так и атман, соединенный с двойственностью, которую привносит авидья, пребывая во сне со сновидениями или бодрствуя, является деятелем [и потому] несчастен. Но тот же [атман], для уничтожения усталости войдя в самое себя, [то есть] высший Брахман, свободный от [цепи] причин и следствий, бездеятельный, - счастлив и пребывает самосветящимся, ясным" (20).

Адвайта-веданта была последней из шести индуистских систем, впитавшей в себя предшествующий мыслительный материал, в том числе и тот, который был наработан неортодоксальными системами - джайнизмом и особенно буддизмом.

Дуалистическая позиция в онтологии получила наиболее полное выражение в санкхье, самой древней из индийских философских систем. Первоначальная санкхья была атеистическим учением, однако позднее она обрела теистический характер. В ранней санкхье отрицается само существование творца мира, утверждается, что нет доказательств существования Бога, ибо восприятие о нем ничего не говорит, а посредством умозаключения его также нельзя вывести.

Классическая же санкхья признает наличие двух независимых друг от друга первичных реальностей: Пуруши и пракрита. Пуруша - разумное начало, у которого сознание - чайтанья является не атрибутом, а самой его сущностью. Это некое вечное сознание, чистый дух, находящийся вне мира объектов. Пракрити же есть первопричина мира объектного. В отличие от неизменного Пуруши пракрити находится в процессе постоянного изменения. Она едина и в то же время составлена из трех основных сил - гун. Последние не являются ее качествами или атрибутами, они ее субстанциональные элементы, сравниваемые с тремя веревками (само слово "гуна" буквально означает "нить", "веревка" и одновременно - "качество", "свойство"), сплетенными в один канат. В "Лекциях по истории философии", где санкхье уделено больше внимания, чем какой-либо другой индийской философской системе, Гегель специально останавливается на концепции гун. "Замечательно, что наблюдающее сознание индусов, - пишет он, - обратило внимание на то, что истинное в себе и для себя содержит в себе три определения, и понятие идеи завершается в трех моментах" (21).

Что представляют собой гуны? Первая из них - раджас олицетворяет активность, деятельность. Вторая - тамас тождественна всему тому, что обладает устойчивостью, неизменностью, инертностью. Наконец, третья - саттва символизирует равновесие, успокоение, сознание. В пракрити все три гуны присутствуют одновременно, хотя и в различном соотношении. Для объяснения их взаимодействия используется сравнение с лампой: фитиль, масло и пламя - три компонента единого процесса горения.

Любопытно, как Гегель интерпретирует функцию гун, соотнося ее со своим пониманием диалектической триады. Саттва трактуется им как господство добродетели, как "утвердительное всеобщее в абстрактной форме", как "единство с собою". Раджас - как "проявление, начало различия, влечение, раздвоение", тамас же - "только отрицание". "Важное различие между пониманием санкхьи и нашим, - отмечает Гегель, - состоит в том, что третье начало, согласно санкхье, не есть возвращение в первое, как этого требуют дух и идея, ибо последняя требует, чтобы она посредством снятия отрицания опосредствовала себя с самой собой и возвратилась в самое себя; у индусов же третье качество остается изменением, уничтожением" (22).

Соединение Пуруши с пракрити нарушает равновесие последней и стимулирует движение, изменение. Прежде всего из пракрити возникает великий зародыш вселенной - махат. Он символизирует пробуждение природы от космического сна и первое появление мысли, а потому именуется также интеллектом - буддхи. Интеллект порождает, в свою очередь, ахамкару, своего рода принцип индивидуальности, благодаря которому материя порождает совокупность живых существ. Из ахамкары при превалировании в ней элементов саттвы возникают пять органов познания, пять органов действия и манас - орган познания и действия. Когда же в ахамкаре доминирует элемент тамаса, она производит пять тончайших элементов, являющихся потенциями звука, осязания, цвета, вкуса и запаха. Из этих пяти тончайших элементов возникают пять вещественных элементов: эфир (акаша), воздух, огонь, вода и земля. Таким образом, в системе санкхья насчитывается в целом двадцать пять начал.

Представление о мировом процессе, характерное для китайской духовной традиции, зафиксировано в уже упоминавшемся тексте "И цзин" ("Книге перемен"), наиболее авторитетном произведении канонической литературы, оказавшем огромное воздействие на всю китайскую культуру.

По словам исследователя и переводчика "Книги перемен" Ю. К. Щуцкого, последняя "возникла как текст вокруг древнейшей практики гадания и служила в дальнейшем почвой для философствования, что было особенно возможно потому, что этот малопонятныи и загадочный архаический текст представлял широкий простор творческой философской мысли" (23). Гадательная практика со стеблями тысячелистника, на панцире черепахи или лопатчатых костях крупного рогатого скота, восходящая по времени к концу II - началу I тысячелетия до н. э., была постепенно преобразована в нумерологическую систему математакоподобных операций с числами и геометрическими фигурами с целью "разделить по родам свойств всю тьму вещей (24). Эта система и составляет основной текст "И цзина", делящийся на три слоя. Первый включает название гексаграмм и мантических формул. Гексаграммы (их всего 64) - графические символы, состав ленные из шести расположенных друг над другом черт двух видов, целой и прерывистой, во всевозможных комбинациях. Черты яо - знаки универсальных мироустроительных сил: мужской - ян (изображаемой целой чертой), считающейся активной, символизирующей свет, и женской - инь (прерывистой чертой), по своей сути пассивной, темной. По-видимому, гексаграммы выполняли роль символов представлений, быв