Шикаять 2 страница

 

– Ей нужно купить книгу, – сказала я.

 

– Да, – нерешительно подтвердила она. – И еще кое-что. Мне нужно.

 

– Тогда когда-нибудь в другое время, – сказал Адам, и мы ушли. Я обернулась и подмигнула Сильвии, словно села в отправляющийся поезд и оставила ее на перроне. Она казалась ошеломленной, охваченной благоговейным ужасом или что-то в этом роде. Когда мы шли, Адам положил мне руку на талию. Мы несколько раз сворачивали, последний поворот привел нас в крошечный переулок. Я вопросительно взглянула на Адама, он нажал на звонок у ничем не примечательной двери, и, когда щеколда открылась, мы поднялись по ступеням и оказались в уютной комнате с баром, очагом и несколькими в беспорядке расставленными столами и стульями.

 

– Это клуб?

 

– Да, клуб, – сказал Адам так, словно это было и без слов очевидно. – Садитесь в следующем зале. Я принесу пива. Клаус может рассказать тебе о своей паршивой книге.

 

Я прошла вместе с Дэниелом и Клаусом в следующую, меньшую по размерам комнату, где тоже было два стола и стулья. За один из них мы сели.

 

– Что за книга? – спросила я. Клаус улыбнулся.

 

– Ваш… – Он удержался, чтобы не продолжить. – Это Адам шутит так. Я написал книгу о прошлогодних… событиях на горе. – У него было американское произношение.

 

– Вы были там?

 

Он поднял руки. На левой не было мизинца. Отсутствовала также половина безымянного пальца. На правой руке не доставало половины мизинца.

 

– Мне повезло, – сказал он. – Больше, чем повезло. Адам стащил меня вниз. Спас мне жизнь. – Он снова улыбнулся. – Это я могу сказать, пока его нет в комнате. Когда он вернется, могу продолжить говорить ему, какой он болван.

 

Адам вошел в комнату с бутылками, потом опять ушел и снова вернулся, на этот раз с тарелками бутербродов.

 

– Вы все старые друзья? – спросила я.

 

– Друзья, коллеги, – сказал Дэниел.

 

– Дэниел зачислен в очередную гималайскую экспедицию на следующий год. Хочет, чтобы я поехал с ним.

 

– Ты поедешь?

 

– Думаю, да. – Должно быть, я показалась Адаму встревоженной, так как он рассмеялся. – А что, есть какие-нибудь проблемы?

 

– Это твоя работа, – сказала я. – Проблем нет. Просто смотри под ноги.

 

Его лицо стало серьезным, он приблизился ко мне и нежно поцеловал.

 

– Хорошо, – сказал он, словно я выдержала экзамен. Я сделала глоток пива, откинулась на спинку стула и стала наблюдать за ними, пока они обсуждали веши, которые я едва понимала, – базовое обеспечение, снаряжение и удобные моменты. Или, скорее, не то чтобы я их не понимала, просто я не хотела вникать в детали. Я со жгучим удовольствием смотрела, как Адам, Дэниел и Клаус обсуждают нечто очень важное. Мне нравились технические термины, которых я не понимала, иногда я украдкой вглядывалась в лицо Адама. Его настойчивое выражение что-то мне напоминало, потом я вспомнила, что именно. Такое выражение было у него на лице, когда я впервые его увидела. Когда впервые поняла, что и он меня увидел.

 

Позже мы легли в кровать, скинув одежду где попало, Шерпа урчал у нас в ногах – кот достался в наследство, но имя ему дала я. Адам спросил меня о Сильвии.

 

– Что она говорила?

 

Зазвонил телефон.

 

– На этот раз ты снимай трубку, – сказала я.

 

Адам поморщился и снял трубку.

 

– Алло?

 

Никто не ответил, и он бросил ее на рычаг.

 

– И так каждую ночь и каждое утро, – с мрачной улыбкой сказала я. – Кто-то нарочно это делает. Это начинает меня пугать, Адам.

 

– Возможно, какой-нибудь технический сбой, – сказал он. – Или кто-то хочет поговорить с прежним жильцом. Так что там она говорила?

 

– Расспрашивала о тебе, – ответила я. Адам хмыкнул. Я поцеловала его, сначала слегка прикусив его пухлую нижнюю губу, потом чуть-чуть сильнее. – Еще она сказала, что я должна этим наслаждаться. Пока мне не нанесут настоящую рану.

 

Рука, которая ласкала мне спину, внезапно прижала меня к кровати. Я ощутила, как губы Адама шепнули мне на ухо:

 

– Я сегодня купил крем. Я не хочу ранить тебя. Я просто хочу сделать тебе больно.

 

 

Глава 11

 

 

– Не двигайся. Оставайся так, как лежишь. – Адам стоял в ногах кровати, глядя на меня через видоискатель «Поляроида». Я смущенно глядела на него. Я лежала поверх простыни, голая. Под одеялом были только ступни. Зимнее солнце слабо пробивалось сквозь задернутые тонкие шторы.

 

– Я опять уснула? Ты уже давно стоишь?

 

– Не двигайся, Элис. – От вспышки у меня на мгновение перед глазами забегали круги, послышалось жужжание, и появилась пластиковая карточка, словно камера показала мне язык.

 

– По крайней мере ты не понесешь проявлять пленку.

 

– Заложи руки за голову. Вот так. – Он подошел и убрал волосы с моего лица, затем снова отступил. Он был полностью одет, вооружен камерой, на лице выражение невозмутимой собранности. – Раздвинь немного нога.

 

– Мне холодно.

 

– Я скоро тебя согрею. Потерпи.

 

Камера снова ярко вспыхнула.

 

– Для чего это тебе?

 

– Для чего? – Он отложил фотоаппарат и присел рядом со мной. Два снимка лежали около меня на кровати. Я смотрела, как на них проявляется мое изображение. Фотографии показались жестокими по отношению ко мне, кожа выглядела воспаленной, какой-то бледной, покрытой пятнами. Мне вспомнились полицейские фотографы в фильмах, работающие на месте преступления, но я постаралась отогнать эту мысль. Он взял мою руку, которая по-прежнему была послушно заложена за голову, и приложил ее к своей щеке.

 

– Просто мне так захотелось. – Он уткнулся губами в мою ладонь.

 

Зазвонил телефон, и мы посмотрели друг на друга.

 

– Не поднимай трубку, – сказала я. – Это опять он.

 

– Он?

 

– Или она.

 

Мы подождали, пока телефон не замолкнет.

 

– А если это Джейк? – сказала я. – Вдруг это он все время звонит.

 

– Джейк?

 

– А кто еще может быть? Ты говоришь, что раньше звонков не было и они начались после того, как здесь поселилась я. – Я посмотрела на него. – Или, может быть, это какой-нибудь приятель?

 

Адам пожал плечами.

 

– Может, и так, – сказал он и снова взялся за камеру, но я быстро села.

 

– Мне пора вставать, Адам. Ты не мог бы принести обогреватель?

 

Квартира, верхний этаж высокого дома викторианской постройки, была оборудована по-спартански. В ней не было центрального отопления и лишь необходимая мебель. Моя одежда занимала один угол в большом потемневшем шкафу, а вещи Адама были сложены в углу спальни, все еще не распакованные. Ковры были потертыми, шторы тонкими, а на кухне над маленькой плитой висела лампочка без абажура. Мы редко готовили и каждый вечер ели в маленьких, слабо освещенных ресторанчиках, прежде чем вернуться на высокую кровать к горячим объятиям. Я почти ослепла от страсти. Все казалось расплывчатым, нереальным – все, кроме меня и Адама. До сегодняшнего дня я была хозяйкой самой себе, планировала свою жизнь и точно знала, что собираюсь делать. Никакие связи никогда не сбивали меня с пути. Теперь же я ощущала себя беспомощной, потерянной. Я бы бросила все ради того, чтобы почувствовать его руки на своем теле. Иногда, в ранние утренние часы, просыпаясь первой и лежа как неприкаянная в постели незнакомца, пока он еще пребывал в таинственном мире снов, или уходя с работы, когда я еще не видела Адама и не чувствовала его неистощимого восторга, я пугалась. Полное растворение в другом человеке.

 

Этим утром я пострадала. В зеркало в ванной комнате я увидела, что по моей шее вниз сбегает свежая царапина, а губы распухли. Адам зашел в ванную и встал позади меня. Наши глаза встретились в зеркале. Он облизал палец и провел им по царапине. Я завернулась в одежду и повернулась к нему.

 

– Кто был до меня, Адам? Нет, не нужно просто пожимать плечами. Я серьезно.

 

Он минуту помолчал, словно взвешивая возможные варианты.

 

– Давай договоримся, – проговорил он. Эти слова прозвучали ужасно официально, но в тот момент я считала, что так и должно быть. Обычно детали чьих-то прежних любовных похождений всплывают в ночных исповедях, после занятий любовью, в виде кусочков информации, которые служат знаками близости или доверия. У нас такого не было. Адам протянул мне куртку. – Мы устроим по дороге поздний завтрак, потом мне нужно будет пойти кое-что прикупить. А затем, – он открыл дверь, – мы опять встретимся здесь, и ты сможешь рассказать мне, кто был у тебя, а я расскажу о тех, кто был у меня.

 

– Обо всех?

 

– Обо всех.

 

 

* * *

 

– …а до него был Роб. Роб был графиком-дизайнером, он считал себя художником. Он был намного старше меня, и у него была дочь от первой жены. Он был довольно тихим, но…

 

– Что вы делали?

 

– Что?

 

– Что вы с ним делали?

 

– Ну, знаешь, кино, пабы, прогулки…

 

– Ты понимаешь, о чем я.

 

Я понимала, о чем он спрашивает, конечно, понимала.

 

– Боже, Адам. Было по-разному, как ты понимаешь. Это было много лет назад. Детали я уже не помню… – Ложь, конечно.

 

– Ты его любила?

 

Я с тоской вспомнила доброе лицо Роба, некоторые приятные моменты. Я боготворила его – по крайней мере какое-то время.

 

– Нет.

 

– Продолжай.

 

Это начинало тревожить. Адам сидел передо мной, нас разделял стол. Он сцепил пальцы, глаза неотрывно смотрели на меня. Мне всегда было трудно говорить о сексе, не говоря уже об этом допросе.

 

– Был Лоуренс, но с ним продолжалось недолго, – промямлила я. – Лоуренс был смешным и совершенно безнадежным.

 

– Ну?

 

– И Джо, с которым я когда-то работала.

 

– Вы сидели в одном кабинете?

 

– Что-то вроде того. Но нет, Адам, мы не занимались этим на ксероксе.

 

Я нехотя продолжала свой рассказ. Я ожидала, что это будет взаимная эротичная исповедь, которая закончится в постели. Однако все превращалось в холодный, сухой рассказ о мужчинах, имевших и не имевших для меня значение в смысле, о котором я не хотела говорить Адаму за этим столом.

 

– А до того была школа и университет, ну, ты понимаешь… – закончила я. Мысль о том, что придется вспоминать довольно короткий список парней и одну ночь, проведенную в пьяном беспамятстве, была отвратительна. Я глубоко вздохнула. – Что ж, если тебе так хочется. Майкл. Потом Гарет. И Саймон, с которым я встречалась полтора года, и еще мужчина по имени Кристофер, с которым мы переспали один раз. – Он посмотрел на меня. – Еще один мужчина, чьего имени я так и не узнала, с ним мы занимались любовью на вечеринке, на которую я не хотела идти. Вот.

 

– Это все?

 

– Да.

 

– Значит, с кем ты трахнулась впервые? Сколько тебе тогда было лет?

 

– По сравнению со своими приятелями я была старушкой. Это Майкл, тогда мне было семнадцать.

 

– Как это было?

 

Этот вопрос почему-то меня не смутил. Возможно, потому, что все было так много лет назад и девушка, которой я была, казалась незнакомкой для женщины, которой я стала.

 

Это было изумительно. Странно. Захватывающе.

 

– Ужасно, – ответила я. – Больно и неприятно.

 

Он навалился на стол, но не прикоснулся ко мне.

 

– Тебе всегда нравилось заниматься любовью?

 

– Гм, не всегда.

 

– Тебе когда-нибудь приходилось притворяться?

 

– Каждой женщине приходилось.

 

– А со мной?

 

– Никогда. Господи, нет.

 

– Трахнемся сейчас? – Он по-прежнему сидел поодаль от меня, выпрямившись на неудобном стульчике.

 

Я выдавила из себя смешок.

 

– Нет уж. Теперь твоя очередь.

 

Он вздохнул, откинулся и начал загибать пальцы, вспоминая свои романы, словно счетовод.

 

– Перед тобой была Лили, с которой я познакомился прошлым летом. До нее я пару лет встречался с Франсуазой. До нее была… э-э…

 

– Так сложно вспоминать? – насмешливо спросила я, но голос мой подрагивал. Я надеялась, что он не заметит.

 

– Нет, не сложно, – возразил он. – Лайза. А до Лайзы была девушка по имени Пенни. – Последовала пауза. – Неплохая альпинистка.

 

– Сколько времени у тебя продолжалась связь с Пенни? – Я ожидала длинного перечня побед, а не тщательно составленного списка серьезных романов. Я почувствовала, как у меня в душе растет паника.

 

– Восемнадцать месяцев, где-то так.

 

– Ого. – Мы посидели в тишине. – Ты был им верен? – заставила я себя спросить. На самом деле я хотела спросить, были ли все его девушки красивыми, красивее, чем я.

 

Он посмотрел на меня через стол.

 

– Да что ты. Они не были единственными в своем роде.

 

– Сколько раз ты им изменял?

 

– Ну, встречался с другими…

 

– Сколько раз?

 

Он нахмурился.

 

– Давай же, Адам. Один, два, двадцать, сорок или пятьдесят раз?

 

– Примерно.

 

– Примерно сорок или пятьдесят?

 

– Элис, иди ко мне.

 

– Нет! Нет… это… я чувствую себя ужасно. Мне подумалось, а чем я лучше их? – Мысль поразила меня. – Ты не…

 

– Нет! – резким голосом ответил он. – Господи, Элис, неужели ты сама не видишь? Неужели не чувствуешь? Сейчас у меня, кроме тебя, никого нет.

 

– Откуда мне знать? – Я поняла, что кричу. – У меня такое ощущение, что я опоздала на вечеринку! – Его жизнь была наполнена женщинами. У меня не было ни единого шанса.

 

Он поднялся, обошел столик. Поднял меня со стула и взял в ладони мое лицо.

 

– Ты же знаешь, Элис, ведь так?

 

Я потрясла головой.

 

– Элис, посмотри на меня. – Он заставил меня поднять глаза и заглянул в них, глубоко-глубоко. – Элис, ты будешь мне доверять? Сделаешь для меня кое-что?

 

– Смотря что, – надулась я, словно капризный ребенок.

 

– Подожди, – сказал он.

 

– Где?

 

– Здесь, – сказал он. – Я вернусь через минуту.

 

Правда, он отсутствовал не минуту, а несколько минут.

 

Я едва успела допить чашку кофе, как прозвенел дверной звонок. У него есть ключ, сказала я себе и не пошла открывать, однако он не вошел, а позвонил еще раз. Тогда я вздохнула и спустилась вниз. Я открыла дверь, Адама не было. Внезапно раздавшийся гудок заставил меня подскочить от неожиданности. Я огляделась и увидела, что он сидит за рулем в машине какой-то старой непонятной марки. Я подошла, нагнулась к окну.

 

– Как тебе?

 

– Это наша? – спросила я.

 

– На сегодня. Садись.

 

– Куда мы поедем?

 

– Доверься мне.

 

– Ладно уж. Мне запереть дом?

 

– Я запру. Мне еще нужно кое-что взять.

 

Я вполне серьезно подумывала о том, чтобы не послушаться, но все-таки подошла к пассажирскому месту и села в машину. Тем временем Адам вбежал в дом и минуту спустя снова появился.

 

– Зачем ты ходил?

 

– За кошельком, – ответил он. – И за этим. – Он бросил на заднее сиденье «Поляроид».

 

«О Боже…» – подумала я, но ничего не сказала.

 

 

* * *

 

Я бодрствовала достаточно долго, чтобы заметить, что мы выехали из Лондона по дороге Ml, но потом, как всегда в машине, я уснула. Когда на мгновение открыла глаза, то увидела, что мы съехали с шоссе на заросший кустарником пустынный проселок.

 

– Где мы? – спросила я.

 

– Это таинственное путешествие, – с улыбкой проговорил Адам.

 

Я снова провалилась в полузабытье, а когда окончательно проснулась, то заметила старинную саксонскую церковь, возвышавшуюся у дороги среди местности, в остальном ничем не примечательной.

 

– Эадмунд, который пишется с буквой «а», – сонно проговорила я.

 

– Он потерял голову, – раздался рядом со мной голос Адама.

 

– Что?

 

– Он был королем англосаксов. Викинги захватили его, убили, потом разрубили на куски и разбросали части его тела по всей округе. Подданные не могли отыскать своего короля, и тут произошло чудо. Голова стала кричать: «Я здесь», пока ее не нашли.

 

– Если бы так же поступали связки ключей. У меня часто возникает желание, чтобы ключи от дома тоже кричали: «Я здесь», – тогда мне не приходилось бы каждый раз выворачивать карманы, чтобы их отыскать.

 

У развилки дороги стоял богато украшенный и увенчанный орлом памятник времен войны, посвященный летчикам королевских ВВС. Мы свернули направо.

 

– Вот мы и на месте, – сказал Адам.

 

Он съехал на обочину и выключил двигатель.

 

– На каком? – поинтересовалась я.

 

Адам взял с заднего сиденья камеру.

 

– Пойдем, – сказал он.

 

– Мне нужно было захватить ботинки.

 

– Нам нужно пройти всего пару сотен ярдов.

 

Адам взял меня за руку, и мы пошли по тропинке прочь от дороги. Потом свернули с тропинки к группе деревьев и стали подниматься по склону холма, скользкого от опавших листьев. Адам был молчалив и задумчив. Я чуть не вздрогнула, когда он заговорил.

 

– Несколько лет назад я поднимался на К-2, – сказал он. Я кивнула и пробормотала что-то утвердительное, но он, казалось, был погружен в свои мысли. – Многие из великих, по-настоящему великих альпинистов так и не смогли этого сделать, многие великие альпинисты погибли, пытаясь это сделать. Стоя на вершине, я понимал разумом, что это почти наверняка станет моим самым большим достижением как альпиниста, но ничего не чувствовал. Смотрел вокруг, и… – Он сделал пренебрежительный жест. – Я оставался там в течение пятнадцати минут, поджидая Кевина Дойла. Я рассчитывал время, проверял снаряжение, распределял в уме запасы продуктов, обдумывал путь вниз. Поэтому, даже когда я осматривался вокруг, вершина представлялась просто проблемой, которую нужно решить.

 

– Так ради чего ты это делаешь?

 

Он нахмурился.

 

– Нет, ты меня не поняла. Гляди. – Мы выходили из кущи деревьев на покрытое травой пространство, почти вересковую пустошь. – Вот мой любимый пейзаж. – Он обнял меня. – Я здесь уже однажды бывал и думаю, что это один из самых красивых уголков, которые я видел. Мы находимся на одном из самых населенных островов на земле, но вот мы на клочке травы, лежащем в стороне от троп, путей, дорог. Взгляни на это моими глазами, Элис. Посмотри вниз. Церковь, которую мы проехали, так уютно вписывается в местность, словно сама выросла. И посмотри на поля, которые расположены ниже ее, но словно замыкаются вокруг нее: стол из зеленых полей. Подойди и встань тут, у куста боярышника.

 

Адам аккуратно установил меня на месте, а сам, поглядывая на меня, принялся озирать окрестности, словно стараясь определить точное местоположение. Я ничего не понимала и пребывала в смущении. Как это все связано с десятками его измен?

 

– И вот здесь ты, Элис, моя единственная любовь, – проговорил он, отойдя назад и разглядывая меня, словно роскошное украшение, которое он выставил в витрине. – Тебе известна история о том, что все мы разделены надвое и всю жизнь заняты поиском своей второй половины. Каждый наш роман, как бы глупо и тривиально это ни звучало, несет в себе частицу надежды на то, что это, быть может, и есть твоя вторая половина. – Его глаза вдруг потемнели, будто поверхность озера, когда на солнце набегает облако. Я поежилась, стоя у куста боярышника. – Они могут заканчиваться очень плохо, так как появляется чувство, что тебя предали. – Он огляделся по сторонам, потом взглянул на меня. – Но с тобой, я знаю…

 

Я почувствовала, что мне стало трудно дышать, глаза повлажнели.

 

– Не двигайся, я хочу тебя сфотографировать.

 

– Господи, Адам, не будь таким странным. Просто поцелуй меня, обними меня.

 

Он покачал головой и поднес «Поляроид» к лицу.

 

– Мне хотелось сфотографировать тебя здесь, на этом месте, в тот момент, когда я предложу тебе стать моей женой.

 

Сверкнула вспышка. Я почувствовала, что меня не держат ноги. Я опустилась на влажную траву, он подбежал и обнял меня.

 

– С тобой все в порядке?

 

Была ли я в порядке? Во мне возникло ощущение ни с чем не сравнимой радости. Я поднялась, засмеялась и поцеловала его в губы – крепко, как обещание.

 

– Это означает «да»?

 

– Конечно, да, дурачок. Да. Да, да, да.

 

– Смотри, – сказал он, – вот и она.

 

И в самом деле, появилась фотография, где я стояла с открытым ртом и выпученными глазами, изображение становилось все четче, цвета глубже, линии резче.

 

– Вот, – сказал он, передавая фотографию мне. – Всего мгновение, но это тоже обещание. Навсегда.

 

Я взяла снимок и положила его в сумочку.

 

– Навсегда, – сказала я.

 

Адам взял меня за запястье с настойчивостью, которая напугала меня.

 

– Это правда, Элис? Я отдавал себя и прежде. И обманывался. Потому и привез тебя сюда, чтобы мы могли дать друг другу обет. – Он пристально посмотрел мне в глаза, словно угрожая. – Этот обет важнее любой женитьбы. – Он смягчился. – Я не вынесу, если потеряю тебя. Никогда тебя не отпущу.

 

Я обняла его. Гладила по голове и целовала его губы, глаза, щеки и впадинку на шее. Я говорила, что принадлежу ему, а он мне. Я ощущала у себя на коже его слезы, горячие и соленые. Моя единственная любовь.

 

 

Глава 12

 

 

Я написала матери. Для нее это будет большим сюрпризом. Сообщила только, что мы расстались с Джейком. Прежде я даже не упоминала об Адаме. Я написала письмо и Джейку, пытаясь подобрать точные слова. Мне не хотелось, чтобы он услышал об этом от кого-то другого. Я познакомилась со многими друзьями и коллегами Адама – людьми, с которыми он ходил в горы, с кем делил палатку, кочевал, рисковал жизнью, – и где бы мы ни были, я всегда ощущала на себе оценивающий взгляд Адама, от которого зудела кожа. Я ходила на работу, сидела за своим столом, разомлевшая от воспоминаний и от предвкушения предстоящего удовольствия, готовила какие-то бумаги, присутствовала на совещаниях. Я собиралась позвонить Сильвии, Клайву и даже Полин, но почему-то все время откладывала. Теперь нам почти каждый день звонили и молчали. Я привыкла держать трубку на некотором удалении от уха, слушая хриплое дыхание на другом конце провода, а потом без слов, опускать ее на рычаг. Однажды нам в почтовый ящик засунули мокрые листья вперемешку с землей, но мы на это также не обратили внимания. Если время от времени я начинала тревожиться, то беспокойство тут же тонуло в вихре других эмоций.

 

Я открыла, что Адам великолепно готовит карри. Что телевизор ему докучает. Что ходит он очень быстро. Что он с большой тщательностью ремонтирует одежду – ее было совсем немного, – которую носит. Что он любит небольшие порции солодового виски, хорошее вино и пиво и ненавидит жареные бобы, костлявую рыбу и картофельное пюре. Что его отец еще жив. Что он не читает романы. Что он почти в совершенстве знает испанский язык и говорит на ломаном французском. Что он умеет вязать узлы одной рукой. Что прежде он боялся замкнутых пространств, пока не излечился от этого, проведя шесть дней в палатке в ложбине глубиной два фута на склоне Аннапурны. Что он не нуждается в том, чтобы спать долго. Что отмороженные ноги временами дают о себе знать. Что он любит кошек и певчих птиц. Что у него всегда теплые руки, как бы холодно ни было на улице. Что он не плакал с двенадцати лет, когда умерла его мать, до того дня, когда я согласилась выйти за него замуж. Что он не любит, когда крышки лежат отдельно от посуды и когда остаются открытыми ящики в шкафу. Что он по меньшей мере дважды в день принимает душ и подстригает ногти по несколько раз в неделю. Что он постоянно таскает в кармане бумажные носовые платки. Что он может удерживать меня одной рукой. Что он редко улыбается, смеется. Я просыпалась, а он лежал рядом и смотрел на меня. Я позволяла ему себя фотографировать. Позволяла смотреть на меня, когда принимала ванну, сидела в туалете, делала макияж. Я позволяла ему привязывать себя. Наконец я почувствовала, что меня словно вывернули наизнанку и весь мой внутренний мир, все, что принадлежало только мне, вылезло наружу. Я думала, что очень, очень счастлива, но если это было счастье, значит, никогда прежде я не была счастлива.

 

 

* * *

 

В четверг, через четыре дня после того, как Адам предложил мне стать его женой, и спустя три с того дня, как мы побывали в конторе мэрии, чтобы объявить о своем желании вступить в брак, заполнить необходимые формы и заплатить деньги, мне на работу позвонил Клайв. Я не видела Клайва и не разговаривала с ним с посещения боулинга в тот день, когда ушла от Джейка. Он вежливо и официально поинтересовался, не хотим ли мы с Адамом прийти на вечеринку по случаю тридцатилетия Гэйл. Она состоится завтра, в пятницу, в девять часов, будет угощение и танцы.

 

Я заколебалась.

 

– А Джейк будет?

 

– Да, конечно.

 

– А Полин?

 

– Да.

 

– Они знают, что ты приглашаешь меня?

 

– Я не стал бы тебе звонить, не обсудив это сначала с ними.

 

Я глубоко вздохнула:

 

– Говори адрес.

 

Я не думала, что Адам захочет пойти, но он меня удивил.

 

– Конечно, если для тебя это важно, – спокойно, как всегда, сказал он.

 

Надела платье, которое он мне купил, шоколадно-коричневое из бархата, с длинными рукавами, глубоким вырезом и косой обвивающей юбкой. Впервые за несколько недель я нарядилась. Я поняла, что с того момента, как появился Адам, я ненормально мало обращала внимание на то, что ношу, как выгляжу. Я стала тоньше и бледнее, чем раньше. Мои волосы нуждались в стрижке, а под глазами залегли едва заметные тени. Тем не менее, изучив себя в зеркале перед выходом, я почувствовала, что стала по-своему, по-новому более красивой. Или, может, просто заболела или сошла с ума.

 

 

* * *

 

Квартира Гэйл находилась в большом старом доме на Финсбери-парк. Когда мы приехали, свет горел во всех окнах. Даже с тротуара можно было слышать музыку и смех и наблюдать фигуры людей за раздвинутыми шторами. Я сжала руку Адама.

 

– Ты думаешь, это хорошая идея? Может, нам не следует идти?

 

– Давай зайдем ненадолго. Ты встретишься со всеми, кто тебе нужен, потом мы сможем уйти и где-нибудь поесть.

 

Дверь открыла Гэйл.

 

– Элис! – Она бурно расцеловала меня, словно мы были старыми подругами, потом принялась изучать Адама, будто не имела представления, кто это такой.

 

– Адам, это Гэйл. Гэйл, Адам.

 

Адам ничего не сказал, только взял ее руку и немного подержал в ладони. Она посмотрела на него.

 

– Сильвия была права. – Она захихикала. Она уже была пьяна.

 

– С днем рождения, Гэйл, – сухо сказала я, именинница с трудом вновь перевела взгляд на меня.

 

Комната была полна народу, все держали в руках рюмки с вином или банки с пивом. В углу, вцепившись в свои инструменты, расположился ансамбль музыкантов, но они не играли. Вместо этого музыка гремела из стереопроигрывателя. Я взяла со стола две рюмки, Адаму и себе, плеснула в них немного вина, потом огляделась. Джейк стоял у окна и беседовал с высокой женщиной в поразительно короткой кожаной юбке. Он не заметил, как я вошла, или притворился, что не заметил.