Одно из стержневых положений золотоордынской историографии — как отечественной, так и зарубежной — состоит в том, что установление монгольского господства над западной половиной Степи мало повлияло на ее демографию. Автохтонные племена и кланы кипчаков стали главным компонентом кочевого населения Золотой Орды и сравнительно быстро ассимилировали завоевателей. Параллельно со сплошной «кипчакизацией» той части Степи и ее периферии, которые оказались под властью Джучидов, кипчаки активно участвовали в этнических процессах во многих странах за пределами Золотой Орды — от Китая до Египта. Справедливость тезиса «кипчаки суть абсолютное большинство золотоордынского кочевого населения», сформулированного еще в первых опытах изучения Золотой Орды, по существу, никогда не ставилась под сомнение. Это неудивительно, учитывая экстраординарно солидный фундамент исторических, археологических, лингвистических и антропологических аргументов, на котором он покоится.
Однако когда автору в целях этнокультурной интерпретации археологических памятников с предполагаемой территории Улуса Шибана пришлось, по необходимости особо тщательно, проверять надежность отождествления его населения с кипчаками, появилась почва для сомнений. К немалому удивлению ни в письменных сообщениях, которыми исследователи давно и привычно пользуются, ни в данных других источников, освещающих этническую проблематику Золотой Орды, должного подтверждения указанного тезиса найдено не было. Более того, обнаружилось, что многие находящиеся в научном обороте материалы часто прямо ему противоречат. Оценками и наблюдениями,
сделанными при рассмотрении основных доводов в пользу означенного тезиса, мне и хотелось бы поделиться в предлагаемой статье.
Первоочередного внимания заслуживают наиболее важные, так сказать, окончательные аргументы. В их ряду фрагмент из сочинения ал-Омари не имеет аналогов, поскольку без его воспроизведения не обходится ни одна работа, касающаяся этнического пейзажа Золотой Орды. Такая популярность во многом объясняется совершенством формы, в которой мысль ал-Омари была передана В.Г.Тизенгаузеном: цитирование становится привлекательным из одних эстетических побуждений1. Не обойтись без него и здесь, но в интересах последующего обсуждения знаменитую цитату придется привести в чуть более пространном, чем обычно, виде, позволив ал-Омари высказаться до конца: «В древности это государство было страною Кипчаков, но когда им завладели Татары, то Кипчаки сделались их подданными. Потом они (Татары) смешались и породнились с ними (Кипчаками), и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их (Татар), и все они стали точно Кипчаки, как будто они одного (с ними) рода, оттого что Монголы (и Татары) поселились на земле Кипчаков, вступали в брак с ними и оставались жить в земле их (Кипчаков). Таким образом, долгое пребывание в какой-либо стране и земле заставляет натуру человеческую уподобляться ей и изменять прирожденные черты согласно ее природе, как мы сказали уже выше. Иногда же замечается большая или меньшая разница цвета (тела) вследствие другой (какой-нибудь) причины, помимо влияния страны» [Тизенгаузен, 1884, с. 235].
Если бы процитированный текст был единичным свидетельством этнических процессов в Золотой Орде, то требования критического анализа заставили бы любого исследователя сделать по меньшей мере два самоочевидных заключения. Во-первых, в рассказе нет ничего, что прямо указывало бы на количественное преобладание в государстве Узбека кипчаков над монголами (татарами) как на причину «кипчакизации». Среди причин приобретения монголами сходства с кипчаками есть свойства земли или страны, брачные связи, фактор времени, но нет
1 Чтобы ощутить вклад В.Г.Тизенгаузена в приобретение известности суждения ал-Омари, полезно посмотреть, как оно изложено Й.Марквартом, отличавшимся стремлением к буквальной точности перевода: «Кипчаки, которые прежде имели соб-ственное государство, были побеждены. Поскольку победители поселились в этой стране и путем браков объединились с ее жителями, в сочетании с воздействием климата это привело к тому, что их внешность изменилась, так что в настоящее время оба народа внешне уже не различаются» [Маркварт]. Как видно, в переводе Й.Маркварта нет и тени стилевой изысканности, зато он явственно обнаруживает истинный смысл высказывания ал-Омари. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 201
многочисленности кипчаков. При этом автор особо подчеркивает роль, которую играли в описываемом процессе свойства земли. Речь, несомненно, идет о воздействии природной среды, «климата».
Во-вторых, ал-Омари говорит об уподоблении монголов кипчакам лишь в самом общем виде. Какие именно черты и свойства восприняли монголы в земле кипчаков, автор не раскрывает. Упоминается лишь один признак — цвет кожи, но при этом остается не вполне ясным, относится ли это замечание к сюжету об уподоблении монголов кипчакам или же просто представляет собой ремарку эрудита. Если слова о цвете кожи относятся все-таки к населению Золотой Орды, то не ясно, свелись ли перемены только к изменению пигментации или оно выделено лишь как одна из многих сторон предполагаемой метаморфозы.
Нетрудно заметить, что в словах ал-Омари нет данных об ассимиляции монголов, как она в причинно-следственной и содержательной части трактуется исследователями и для доказательства которой эту цитату обычно привлекают. Разумеется, ее можно интерпретировать в том смысле, что малочисленные монголы постепенно растворились в массе кипчаков, утратив свои физические черты, язык и традиции. К такому пониманию, кстати, подвигает нарочито мягкая характеристика завоевания: монголы «завладели» страной кипчаков, а кипчаки «сделались их подданными». Тем не менее и при столь дипломатичной оценке захвата Дешти Кипчака2 необходима дополнительная аргументация. Следовательно, с точки зрения строгой критики умозаключение ал-Омари само по себе исчерпывающим обоснованием тезиса о растворении монголов среди кипчаков служить не может.
Но о чем в таком случае сообщает или намеревался сообщить автор? На мой взгляд, смысл рассуждения становится более рельефным на фоне общего восприятия и оценок ал-Омари государства Узбека. Прежде всего следует отметить, что цитата является органичной частью текста, значительная доля которого касается различных аспектов торговли людьми в Золотой Орде. Как раз после рассказа о самом свежем событии в этой актуальнейшей для мамлюкского Египта
2 Ср. описание причины появления кипчаков в Египте современником ал-Омари, ан-Нувейри: «[Монголы] обрушились на них [кипчаков] и принесли им смерть, рабство и захват. В это время торговцы купили [этих пленников] и привезли их в [различные] страны и города» [Amitai-Preiss, 1995, с. 18]. Да и сам ал-Омари в главе о Чагатайском улусе пишет, что Туркестан — «истинная родина тюрков», «страна героев» — первым стал жертвой натиска татар и подвергся яростному опустошению: «меч собрал там богатый урожай, и лишь немногие избежали его» [Lech, 1968, с. 132–133]. В.П.Костюков 202
теме — доставке крупной партии рабов (в 1338 г.)3 — ал-Омари и вы-сказывается по поводу кипчаков и монголов. Рабы, привлекшие его внимание, были приобретены купцом ал-Кербелаи, добравшимся до отдаленнейших, едва доступных иноземным купцам местностей — «Акчакермана и земли Булгарской». Ал-Кербелаи оказался в Золотой Орде в тот момент, когда ее население было обременено чрезвычайным налогом и многие были вынуждены продавать своих детей. Удачливый купец не только поведал о том, при каких счастливых обстоятельствах он скупил живой товар, но и дал ему самую высокую оценку, охарактеризовав привезенных рабов как «лучших и дорогих».
Позволительно допустить, что ал-Омари лично ознакомился с профессионально отсортированным на невольничьем рынке человеческим материалом, но, впрочем, и без того понятно, что сановник такого ранга прекрасно разбирался в тонкостях спроса и предложения этой отрасли коммерции. За доказательством далеко идти не нужно. Специфический интерес многих информаторов ал-Омари и его самого к населению Дешт-и Кипчака более чем наглядно проступает, например, в описании обитателей «земель Сибирских и Чулыманских»: «несмотря на стесненную жизнь (их)… нет между (разными) родами рабов [курсив мой. — В.К. ] красивее их телом и лучше их по белизне. Фигуры их — совершенство создания по красоте, белизне и удивительной прелести; глаза у них голубые» [Тизенгаузен, 1884, с. 238–239].
Таким образом, знаменитый этюд о монголах и кипчаках, следуя непосредственно за рассказом ал-Кербелаи, либо навеян этим рассказом, либо, что вероятнее, прямо относится к сюжету рассказа, пред-
3 Событие, надо думать, было неординарным, так как, по словам ал-Омари, тюрки Дешт-и Кипчака продавали своих детей мужского пола неохотно, лишь будучи в край-ности [Тизенгаузен, 1884, с. 241]. В правление Узбека недовольство Сарая или Каира политикой партнера выражалось введением запрета на вывоз рабов из Золотой Орды или их продажу в Египте [Тизенгаузен, 1884, с. 329, 523]. Наконец, Джанибек «приказал не возить (более) рабов в Египет» [Тизенгаузен, 1884, с. 263]. В источниках, по суще-ству, нет фактов, которые подтверждали бы часто высказываемое мнение о регу-лярных масштабных поставках из Золотой Орды в Египет кипчакских рабов. Шесть невольников, присланных Узбеком египетскому султану в 717 г.х., характеризуются летописцем как необычно щедрый подарок [Тизенгаузен, 1884, с. 325]. Приводимые Ч.Гальпериным цифры покупки рабов на джучидской территории: «200 в 1262 г., 1300 в 1263 г. и еще больше в 1264 г.» [Halperin, 2000, с. 232] — на самом деле относятся к другому сюжету — прибытию из Ирана остатков джучидского корпуса. Крупные пар-тии рабов поступали на рынок во время междоусобиц (например, в 667 и в 669 г.х.), но об этнической принадлежности продаваемых в рабство пленных источники не говорят ничего, кроме того, что это жители «земель Татарских» и «Северных областей» [Ти-зенгаузен, 1884, с. 122–123]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 203
ставляя собой его, так сказать, теоретическую обработку, причем, я думаю, не столько этнологическую, сколько политическую. «Лучшие и дорогие» юноши-рабы, надо полагать, должны были максимально соответствовать понятиям египтян о мужской красоте, идеал которой в то время воплощала тюркская элита египетского государства4. Поэтому рассуждение ал-Омари — это не научное осмысление свидетельств надежных информаторов и уж тем более не репортаж путешественника и очевидца, как нередко оно подается в литературе. Его действительный статус — ситуативное умозаключение, содержащее оценку качества доставленных в Египет рабов, в котором автору с бесспорным мастерством удалось соединить глубокую эрудицию и завидную полит-корректность.
В труде ал-Омари среди народов державы Узбека упомянуты монголы, татары, тюрки, кипчаки, русские, ясы и черкесы. Кочевое население именуется, как правило, тюрками, а термин «кипчаки» в качестве этнонима встречается лишь однажды — в рассматриваемом эпизоде. Важно, что своими познаниями о народах Золотой Орды ал-Омари обязан не только рассказам египетских купцов и послов. Среди его информаторов был человек, осведомленный в демографии Золотой Орды лучше, чем кто бы то ни было другой, — высокообразованный посол Узбека, уроженец Хорезма, шейх Ала ад-Дин ан-Номан. Однако в рассказах ан-Номана кипчаки вовсе не упоминаются. Состав населения государства Узбека он характеризует следующими словами: «…большая часть подданных этого царя — обитатели западной части Севера. Их несметное множество народов; самый многочисленный из них Русские; потом, за ними, Тюрки Дешт-и Кипчака. Это большие племена, между которыми есть и мусульмане, и неверные» [Тизенгау-зен, 1884, с. 241].
На первый взгляд «тюрков Дешт-и Кипчака» ан-Номана допустимо отожествить с кипчаками, и тогда его сообщение стало бы веским аргументом в пользу их многочисленности. Однако у ал-Омари «тюрки» не равнозначны «кипчакам»: он весьма строго различает тех и других5, более того, в годы его службы на посту государственного секретаря их
4 Когда мамлюкский султан хотел похвалить своих тюркских воинов, он называл их «чистыми кипчаками» [Halperin, 2000, с. 232].
5 Так, в главе о Чагатайском улусе ал-Омари называет его войско тюркским и в под-тверждение самых лестных отзывов о нем позволяет себе повторить, ссылаясь на рассказ торговца рабами ас-Саллами, персидскую оценку золотоордынского войска, согласно которой боевая ценность кипчаков и тюрков Трансоксании соотносится как 1 к 100 [Lech, 1968, с. 117]. В.П.Костюков 204
также хорошо различали в официальных документах. Это надежно засвидетельствовано сочинением ал-Мухибби, являющимся дополнением и исправлением письмовника ал-Омари. В нем сказано, что Узбек в дипломатической переписке египтянами чествовался помимо прочих титулов султаном «Монголов, Кипчаков и Тюрков» [Тизенгаузен, 1884, с. 343]. Порядок расположения поименованных народов в этом списке имеет, несомненно, иерархический характер, не связанный с их численностью (в противном случае на первом месте, в соответствии с данными ан-Номана, должны были бы размещаться русские). О причинах, по которым кипчаки были поставлены письмоводителями на второе место после истинных хозяев Золотой Орды, будет сказано ниже. В краткости же списка, я полагаю, отразились не только тонкости дипломатического протокола, но и косвенно весьма ограниченный интерес египетских чиновников к деталям племенной номенклатуры царства Узбека.
Возвращаясь к отправной точке рассуждения ал-Омари, резонно предположить, что если бы среди тюркских племен Золотой Орды преобладали кипчаки или большинство кочевого населения являлось бы потомками кипчаков, то представители этого этноса среди рабов, привезенных ал-Кербелаи, как-то наличествовали. Однако их в этой партии, по всей вероятности, не было, почему и понадобилось разъяснять, как случилось, что доставленные в Египет подданные Узбека, хотя и не являются кипчаками или их потомками, тем не менее очень похожи на кипчаков. О том, кого предпочитали скупать работорговцы в Золотой Орде, можно судить по следующему замечанию ал-Омари: «Хотя они (Кипчаки) одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы похищают детей их и продают их купцам» [Тизенгаузен, 1884, с. 234]. Конъектура (Кипчаки) принадлежит В.Г.Тизенгаузену и не должна вводить в заблуждение читателя. Ясно, что речь здесь идет о детях завоевателей, т.е. монголов, и при-веденных ими из восточной части Степи тюркских племен.
В неприкрытой симпатии ал-Омари к кипчакам нет загадки. В про-странной вставке он повествует, что еще Айубиды стали усердно скупать невольников из Дешт-и Кипчака, вследствие их непревзойденности «по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству своих характеров», и формировать из них войско. Расходы вскоре целиком оправдались, потому что во всем исламском мире только мамлюки смогли дать отпор монголам. Монголы пытались внести раскол в египетское войско, апеллируя к расовой солидарности кипчаков, но те не Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 205
соблазнились посулами коварных «родичей и соплеменников» и, раз за разом побеждая монголов, избавили-таки мусульманские народы от угрозы полного порабощения. Если бы не стойкость и мужество кипчаков, подытоживает ал-Омари, то «пробрались бы всадники поклонников солнца до крайних пределов Запада и покорились бы все правители земли» [Тизенгаузен, 1884, с. 232–233].
Дифирамб небезосновательный, поскольку кипчаки, точнее, выходцы из Дешт-и Кипчака действительно спасли Египет. Масштабы этого подвига особенно впечатляют, если учесть горький опыт, вынесенный кипчаками из прежних столкновений с монголами, и вероятную степень деморализации после длинной череды избиений, начавшейся с 1216 г. Вместе с тем ясно, что для кипчаков Сирия и Египет были, по существу, последним рубежом, и поэтому среди причин их побед из-лишне предполагать некое нравственное или профессиональное превосходство над противником6, еще меньше испорченным цивилизацией и обладавшим столь же простой и надежной солдатской натурой. Кстати, и сам ал-Омари достаточно объективен в оценке кочевых подданных Узбека: с одной стороны, это «тупоумный и жалкий народ», дурно питающийся и скверно одевающийся, допускающий продавать своих детей в рабство [Тизенгаузен, 1884, с. 231], а с другой — «тюрки этих стран — один из лучших родов Тюркских по своей добросовест-ности, храбрости, избеганию обмана…»7.
6 Такое мнение высказывал Дж.М.Смит [Smith, 1984]. Но кипчакские предводители мамлюкского войска на совещании с султаном Кутузом решаются вступить в сражение с монголами, лишь убедив себя в отсутствии спасительной альтернативы: бежать дальше на запад уже нельзя (между Мисром и Магрибом «лютая пустыня и дальнее расстоя-ние»), а в примирении с монголами проку нет — их обязательства и обещания не ис-полняются [Рашид ад-Дин, 1957, с. 51].
7 В изложении Й.Маркварта, ал-Омари говорит о кипчаках так: «Тюрки-кипчаки отличаются от других тюрков, то есть в первую очередь каи-османов, отвагой, легко-стью в беге, красотой, ростом, неутомимостью в походах и благородством» [Маркварт]. Высокую оценку тюркам Дешт-и Берке дает Ибн Арабшах, в начале XV в. побывавший в южных регионах Золотой Орды: «Это область исключительно Татарская, переполненная разными животными и Тюркскими племенами… Люди ее — мужи [в полном смысле], воины ее — [превосходные] стрелки. По языку это самые красноречивые Тюрки, по жизни — самые праведные, по челу — самые прекрасные, по красоте — самые совершенные… Нет в них ни лжи, ни обмана, нет между ними ни хитрости, ни лукавства» [Тизенгаузен, 1884, с. 459]. Все эти качества долгое время обеспечивали высокий спрос на дештских рабов. По свидетельству Перо Тафура, посетившего Каффу между 1435–1439 гг., «если среди рабов продается татарин или татарка, цена на них на треть больше, ибо с уверенностью можно сказать, что ни один татарин никогда не пре-давал своего хозяина» [Tafur, 1926, гл. XV]. В.П.Костюков 206
Таким образом, позволительно сделать вывод, что рассуждение о восприятии монголами (татарами) отличительных черт кипчаков лишь разъясняет, почему привезенный купцом товар обладает теми же высокими потребительскими свойствами, какие отличают собственно кипчаков. Конечно, вряд ли у ал-Омари имелись основания всерьез полагать, будто только долгое пребывание в Дешт-и Кипчаке облагородило монголов настолько, что их можно сравнить с кипчаками. Ал-Омари слегка слукавил, но его лукавство понятно и извинительно, так как он жил в государстве, в котором кипчаки являлись военной и административной элитой: «из них были светила государевой свиты, председатели собраний, предводители войск и вельможи земли» [Тизенгаузен, 1884, с. 232], и до 1342 г. служил государственным секретарем при султане – кипчаке по происхождению. По замечанию И.Ю.Крачков-ского, обширный географический труд ал-Омари благодаря своим литературным достоинствам вполне мог быть книгой для чтения не только «специалистов», но и, вообще, образованных людей [Крачков-ский, 1957, с. 409]. Интерес к своему произведению со стороны властей предержащих автору было полезно предусмотреть еще и потому, что в пору написания книги он пребывал в опале8.
Не менее важно, что придворная служба ал-Омари пришлась на период, когда прочность союза Золотой Орды и Египта подвергалась серьезным испытаниям. Сближение с Египтом обратившихся в ислам Хулагуидов привело к утрате одного из главных мотивов партнерства Каира и Сарая — священной борьбы против врагов ислама — и понуждало главу не вполне исламского государства Узбека и ан-Насира как к конкретным шагам, демонстрирующим заинтересованность в дружбе, так и к поиску дополнительных «идеологических» аргументов в пользу поддержания прежних связей. Именно через призму новых потребностей, вероятно, следует рассматривать целый ряд относящихся к этому времени фактов: показательно радикальные меры, предпринятые Уз-беком для превращения ислама в государственную религию; небывалую интенсивность дипломатических контактов между Каиром и Са-раем9; неожиданно щедрые подарки султану из столицы обычно ску-
8 Из биографии ал-Омари известно, что в 1337 г. он был отстранен от службы и до 1339 г. находился под арестом, после чего вновь получил должность начальника сул-танской канцелярии. Согласно исследованию К.Леха, главы, посвященные Монгольской империи, были написаны в период с 1338–1339 по 1340–1341 гг. [Lech, 1968, с. 40].
9 С 1314 по 1340 гг. в Египет прибыло не менее 12 посольств Узбека [Тизенгаузен, 1884, с. 265–268, 440], в то время как за всю 200-летнюю историю отношений Каир и Сарай обменялись лишь примерно 50 посольствами [Холи, 1962, с. 15]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 207
поватых Джучидов; миссию блистательного ан-Номана, помимо про-чего передавшего от Узбека деньги на содержание богомольцев и му-сульманских обителей; замысловатую историю женитьбы султана на родственнице Узбека и попытку Узбека получить в жены дочь султана; осведомленность египтян в том, что «во всех владениях его (Узбека) с амвонов молились за султана Эльмелик-Эннасыра, после молитвы за царя их (Татар)» [Тизенгаузен, 1884, с. 198].
В ситуации, которая то и дело осложнялась не способствующими взаимопониманию инцидентами [Тизенгаузен, 1884, с. 523, 524], очень кстати пришлось дештское происхождение элиты египетского госу-дарства, которое сами египетские историки с полным основанием называли «тюркской державой», а его главу — «тюркским царем» [Тизенгаузен, 1884, с. 327, 385, 437]. Не случайно именно в этот период египетская сторона, как отмечено выше, официально име-нует Узбека султаном «Монголов, Кипчаков и Тюрков», намекая на этническую близость и родственность союзников. Упоминание кип-чаков в титулатуре золотоордынских ханов, видимо, следует понимать так, что намеки ал-Омари на то, что кипчаки под властью монгольских ханов обрели второе рождение, являются не просто кабинетными упражнениями в диалектике, а практическим дипломатическим прие-мом10.
Восприятие Улуса Джучи как государства, населенного в основном кипчаками, на мой взгляд, отчасти опирается еще и на конъектуры, внесенные В.Г.Тизенгаузеном в переводы сочинений ал-Омари и Ибн Баттуты. В самом деле, везде, где эти авторы, имея в виду кочевое на-селение Золотой Орды, писали «они», переводчик, как правило, пояс-нял: (Кипчаки). Какими соображениями он руководствовался, избирая эту конъектуру, судить трудно, но ее неправомерность в отдельных случаях абсолютно очевидна. Например, в цитировавшемся выше фрагменте сочинения ал-Омари — «Хотя они (Кипчаки) одержали верх над ратями Черкесов, Русских, Маджаров и Ясов, но эти народы по-хищают детей их и продают их купцам» — вставка переводчика ос-тавляет читателя в полном недоумении, как понимать это сообщение. То ли названные народы были покорены не монголами, а кипчаками, то ли монгольская армия состояла исключительно из кипчаков? Но и то и другое не соответствует действительности.
10 В то же время султан ан-Насир, извещая посланников короля Франции о прими-рении с Хулагуидами и запугивая их солидарностью мусульман, подчеркивал родство мамлюков с иранскими монголами [Холи, 1962, с. 11; Ayalon, 1972, с. 122]. В.П.Костюков 208
Еще более бросается в глаза некорректность такой же конъектуры в изложении формы дипломатической переписки султана с Хулагуи-дами: «…без прибавления слова „царское“, вследствие неуважения их (Кипчаков) к нему (этому титулу)…» [Тизенгаузен, 1884, с. 248]. Ведь, если признать ее сообразность контексту, то придется сделать совсем невероятный вывод о преобладании кипчаков и в хулагуидском Иране11.
Ибн Баттута считается не менее, чем ал-Омари, солидным свиде-телем кипчакизации Джучидского государства. Правда, сам он кочевых подданных Узбека называет тюрками, а кипчаки в его сочинении по- явились по преимуществу благодаря конъектурам В.Г.Тизенгаузена. Имя кипчаков у Ибн Баттуты встречается всего дважды. Они были первыми, кого путешественник встретил около Кафы: «…один из купцов, наших товарищей, отправился к тем в этой степи, которые принадлежат к народу, известному под именем Кипчаков — они хри-стианской веры, — и нанял у них телегу»12 [Тизенгаузен, 1884, с. 279]. Еще раз кипчаков Ибн Баттута упоминает при перечислении обитате-лей Сарая: «В нем (живут) разные народы, как то: Монголы — это (настоящие) жители страны и владыки (ея); некоторые из них мусуль-мане; Асы, которые мусульмане; Кипчаки; Черкесы; Русские и Визан-тийцы, которые христиане» [Тизенгаузен, 1884, с. 306]. Из второго отрывка видно, что кипчаки в согласии с характером уточнений о конфессиях населения государства Узбека, а также и с первым их упоминанием, вероятнее всего, отнесены к христианам. Во всяком случае, они определенно не причислены к мусульманам13. Поэтому слова Ибн Батуты «Они (Кипчаки) ханефийского толку и опьяняющий напиток у них дозволен» [Тизенгаузен, 1884, с. 284] следует отнести на счет тех жителей Золотой Орды, которые исповедовали ислам, но не кипчаков, как поясняет переводчик. В не меньшее заблуждение вводит
11 Рашид ад-Дин упоминает «несколько тысяч турок-кипчаков», живших вблизи Багдада. В 1264 г. один из приближенных Хулагу — Джелал ад-Дин, ввиду предстоящей войны с Берке, собрал их вместе «с женами, детьми, домочадцами, приверженцами, пожитками и добром» якобы для расселения «во владениях Дербента, Ширвана и Ше-махи» в качестве передового отряда (таньмачи), но вместо того увел в Египет [Рашид ад-Дин, 1957, с. 61, 62].
12 Здесь нельзя определенно заключить, подразумевал ли Ибн Баттута, говоря «в этой степи», всю степь, «известную как Дешт-и Кипчак», или только крымскую степь.
13 Так считает, в частности, П.Голден: «…кипчаки накануне их исламизации в глазах арабского путешественника в значительно большей степени идентифицировались с христианством, нежели с исламом» [Golden, 1998, с. 220]. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 209
конъектура переводчика в констатации «строгости постановлений их (Кипчаков) за воровство» [Тизенгаузен, 1884, с. 282]: речь в данном случае идет, конечно же, о Ясе Чингис-хана, а не о степном обычном праве.
Примечательно, что Ибн Баттута в числе жителей Сарая не называет тюрков, но упоминает кипчаков. Можно было бы подумать, что эти этнонимы у него равнозначны, если бы не характеристика кипчаков как христиан и не определение тюрков как кочевников, а не горожан. Не-сколько отступая от порядка изложения, позволю себе заметить, что факт предоставления кипчаками путешественнику транспортных услуг и их упоминание рядом с другими этническими ассоциациями Сарая, по преимуществу купеческими, заставляет предположить активное участие кипчаков в обслуживании торговых путей. Подобная специа-лизация естественна, если учесть несомненное проживание кипчаков в прибрежных районах — в Крыму и Приазовье. Оно прямо или кос-венно фиксируется разнородными источниками, как ранними, так и сравнительно поздними.
Например, по представлениям египетских географов, отраженным в «Истории» ан-Нувейри, «место обитания кипчаков находится в горах и тростниковых зарослях по ту сторону прохода (Дербентского) от Ширвана, вблизи от Русского моря. Они владеют городом, именуемым Сурдак, по которому именуется и море. Там они запасаются всем не-обходимым, поскольку купцы привозят туда ткани и другие товары на продажу, а закупают там рабынь, рабов, шкурки бобра и черно-бурой лисы. По воле Аллаха многие из этого племени попали в Египет и Сирию (в качестве рабов). Это люди, которые подобны ангелам, когда их покоряют, но в бою подобны дьяволам» [Маркварт]. Кипчаков, вместе с русскими и аланами населяющих «местечко» Крым близ Су-дака, называет Ибн Абд аз-Захир, причем кипчаков в этом перечне ставит первыми, а при описании дальнейшего пути посольства их уже не упоминает [Тизенгаузен, 1884, с. 63]. Самого серьезного внимания заслуживает свидетельство хорошо осведомленного в географии Тата-рии Иоганна Шильтбергера, ограничивающего «страну Кипчак» тер-риторией Крыма [Путешествия, 1866, с. 56, 57].
О том же говорят и позднейшие картографические материалы, локализующие страну Куман в Северо-Западном Приазовье. Эти дан-ные, на мой взгляд, дополнительно проливают свет на причины ши-рокой известности кипчаков — в немалой степени она была обуслов-лена их вовлеченностью в международную торговлю. В таком случае становятся более понятными и практическая необходимость «Codex В.П.Костюков 210
Сumanicus»14, и совет Пеголотти при начале коммерческого вояжа в Китай нанимать в Тане помимо переводчика таких слуг, которые знают куманский язык (а явится желание взять временную жену, то тоже предпочесть такую, что знакома с куманским языком) [Yule, 1916, с. 151].
Нередко очевидцами вполне благополучной инкорпорации кипча-ков в структуру государства Джучидов называют Карпини и Рубрука. На самом же деле если рассматривать их сообщения во всей полноте, то толкование исключительно в указанном смысле окажется едва ли возможным. У Карпини информации о коренном населении Дешт-и Кипчака немного. Она исчерпывается описанием границ и размеров «страны Команов», подробностями проезда через «землю Кангитов»; упоминанием о «двух команах, бывших из числа Татар», которые по приказу Коренцы проводили его до Киева; «одного воина из Руссии, по имени Сангора», который «родом Коман, но теперь христианин»; ука-занием на то, что «Биссермины… говорили и доселе еще говорят ко-манским языком, а закона держатся Сарацинского»; рассказом о раз-громе татарами города, «который они сами поставили над русскими в земле Команов»; упоминанием кангитов и команов в числе более 40 зе- мель, которые одолели татары; двумя короткими, но емкими замеча-ниями о судьбе завоеванных народов Дешт-и Кипчака. О кипчаках: «Этих Команов перебили Татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство; однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним». О канглы: «В этой земле [Кангитов. — В.К. ], а также в Комании мы нашли многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле подобно навозу... Эти люди были язычники... Их также истребили татары, и живут [они] в их земле, а те, кто остался, обращены ими в рабов» [Карпини, 1993, с. 50–51, 61, 63–64, 71–72].
14 П.Голден пишет, что в домонгольское время «кипчакская гегемония охватывала и большую часть Крыма. Как и в других областях, их интересы в Крыму были преиму-щественно коммерческими. …Благодаря политическому господству куманов, их язык стал lingua franca этого региона. Он распространился и среди других проживавших там народностей. Так, крымские армянское и караимское сообщества переняли этот язык и сохраняли его веками даже вдали от Крыма, который они вынуждены были покинуть в результате монгольского завоевания кипчакских земель, завершившегося в конце 30-х годов XIII в.» [Golden, 1992]. Показательно, что кипчакский язык в Крыму стал достоянием, прежде всего тех народов, которые занимались торговлей. Учить язык кочующих племен купцам не было особой нужды, потому что в «степи», как отмечали средневековые путешественники, ничего купить нельзя. Зафиксированная в «Codex Cumanicus» загадка о птичьем молоке, которого «нет у тебя, нет у меня, нет в заоб-лачных горах, нет в каменных городах, нет даже у кипчаков», довольно метко харак-теризует кипчаков как купцов, у которых, казалось бы, должны быть любые товары.Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством»? 211
Несколько больше данных о домонгольском населении Дешт-и Кипчака содержит сочинение Рубрука. В самом начале своей поездки пытливый францисканец узнал подробности страшной трагедии, разы-гравшейся при захвате монголами Крыма: «…когда пришли Татары, Команы, которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые мертвых…». Далее, рассказывая о своем пути к Сараю, Рубрук очер-чивает территорию, которую занимали кипчаки: в степи, по которой он ехал, покинув Крым, «прежде пасли свои стада Команы, именуемые Капчат», в землях между Доном и Волгой «до занятия их Татарами жили Команы Капчат», и, вообще, степь от Дуная до Волги в прошлом «вся заселена была Команами Капчат». Правда, кипчаки (хотя в этой части записок о них и говорится как об уступивших степные просторы завоевателям) не остались для Рубрука совсем неведомым народом. После долгой езды по безлюдной местности он наконец прибыл к «ста-новищам Команов», а в ставке Бату встретил «некого Комана», ок-рещенного в Венгрии; этот человек, судя по тому, что именно у него Бату выяснял подробности о францисканцах, мог занимать видное положение при дворе хана [Рубрук, 1993, с. 79, 94, 97, 106].
Тем не менее много общаться с кипчаками Рубруку, похоже, не пришлось, во всяком случае, их погребальные обычаи описаны у него явно с чужих слов. Поскольку на этот счет в литературе существует прямо противоположное мнение, есть необходимость привести соот-ветствующий фрагмент главы «Об их судопроизводстве, судах, смерти и похоронах» целиком:
«Возле погребения усопшего они ставят всегда один его дом, если он из знатных лиц, то есть из рода Чингиса, который был их первым отцом и государем. Погребение того, кто умирает, остается неизвест-ным; и всегда около тех мест, где они погребают своих знатных лиц, имеется гостиница для охраняющих погребения. Я не знаю того, чтобы они скрывали с мертвыми сокровища. Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке пред пупком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, то есть остроконечные домики, и кое-где я ви-дел большие башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких жердях 16 шкур лошадей, по четыре с каждой стороны мира; и они поставили пред ним для питья кумыс, а для еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Я видел другие погребения в направлении к востоку, именно большие площади, вы- В.П.Костюков 212
мощенные камнями, одни круглые, другие четырехугольные, и затем четыре длинных камня, воздвигнутых с четырех сторон мира по сю сторону площади» [Рубрук, 1993, с. 88–89].
Погребальный обряд команов здесь, несомненно, охарактеризован Рубруком всего одним предложением, а все другие сюжеты иллюст-рируют обычаи «татар» и «моалов», которых Рубрук, как и на других страницах своей книги, называет «они». Поскольку Рубрук еще долго после процитированного описания продолжает называть объект своего описания «они», традиционная интерпретация отрывка обязывает за-подозрить автора в совершенно неожиданном и немотивированном переключении с монгольской темы на кипчакскую. В действительности строгость повествования, конечно же, не нарушена. Если обратить внимание, что в начале цитаты акцент сделан на описании погребений «богачей», то вставка об обычаях команов оказывается совершенно естественной, свидетельствуя об интересе, проявленном автором к «сокрытию сокровищ». Его информаторы не знали или не хотели ска-зать что-нибудь определенное о богатстве погребений монгольской знати и в то же время, очевидно, были убеждены в том, что могилы прежних хозяев степи скрывают немалые сокровища. Для подобной уверенности было по меньшей мере одно веское основание — колос-сальные размеры курганов, приписываемых новым населением кома-нам. За таковые принимались те самые «усыпальницы Команов», о которых Рубрук говорит, живописуя свой путь от Крыма до Дона. Правда, видел он их с расстояния 2 лье (около 9 км), из чего следует, что речь здесь идет не о половецких, а о скифских «царских» курганах.
Следующий за коротким пассажем о погребальных обычаях кома-нов рассказ об «одном недавно умершем» традиционно считается жи-вой зарисовкой половецкого погребального ритуала. Это мнение обычно аргументируется секретностью монгольских захоронений: коль скоро погребение не может быть монгольским, то оно наверняка кип-чакское. Между тем из текста сообщения Рубрука абсолютно очевидно, что секретность соотносится исключительно с практикой погребения монгольской знати — Чингисидов. Здесь же, как и выше, речь идет о захоронении «богача». Его состоятельность убедительно выявляется на контрасте между приводимыми Рубруком данными о весьма скромном рационе питания рядового населения Золотой Орды и экстраорди-нарным количеством лошадей, сопров
