ГЛАВА 11. Разбудила меня Смолка. Мне как раз снился огромный, почему-то черный волк, от которого я долго убегала по дремучим

Разбудила меня Смолка. Мне как раз снился огромный, почему-то черный волк, от которого я долго убегала по дремучим, гористым лесам, еле волоча налитые свинцом ноги... в конце концов зверь догнал меня, вспрыгнул на спину, повалил и начал заглатывать целиком, начиная с головы. Естественно, вид черной усатой морды, обнюхивающей мое лицо, не привел в меня в восторг. Разбуженная визгом, девушка спросонья запуталась в одеяле, а, выкарабкавшись, снова повалилась на лежак, заливаясь веселым смехом.

Выругавшись, я отпихнула морду и села, протирая заспанные глаза. Неунывающая Смолка приветственно махнула незнакомке хвостом, обнюхала угли и, прежде чем я успела вмешаться, сунула морду в котелок. За ночь у меня пересохло во рту, и холодненький мятный настой пришелся бы весьма кстати, но Смолка выхлюпала его в несколько глотков, приняв за специальный лошадиный компотик. Гулко икнув в шлем, кобыла удивленно насторожила ушки и попятилась, не сводя глаз с подозрительной посудины. Я без труда изловила ее за узду. В одном стремени висел, зацепившись носком, потрепанный мужской сапог; сколько верст его обладатель позорно волочился за галопирующей кобылой, знала одна Смолка.

– От бисова коняка, – одобрительно заметила девушка. Только деревенские недотепы на ярмарках заглядывают лошадям в зубы, чтобы произвести впечатление опытных барышников и сбить цену, настоящему же профессионалу достаточно беглого взгляда. Именно таким взглядом девушка скользнула по жилистым ногам, подтянутому животу и рельефной мускулатуре под лоснящейся шкурой. – Твоя?

Я кивнула. Сапог оказался простецкий, явно не разбойничий; видимо, на беспризорной лошадке решил прокатиться какой-нибудь селянин. До чересседельных сумок он добраться не успел, все было на месте, даже меч. Повертев сапог в руках, я уже собиралась закинуть его подальше в кусты, но вовремя услыхала приглушенное бряканье, и вытряхнула из носка три золотые монеты в тряпице, немного поднявшие мне настроение.

Пока я ласкала и нахваливала добычливую лошадь, девушка скатала одеяло, сполоснула и наполнила котелок водой из фляги.

– У тебя есть что-нибудь съестное? У меня только хлеб с салом, и того на один укус.

Я порылась в сумке и решила пустить в расход подозрительную овсяную крупу, пока она не стала однозначно червивой. Бросив мешочек рядом с костром, я привычным жестом коснулась дровяной горки, никак не желающей заниматься от вяло тлеющих углей. Сыроватые поленья недовольно затрещали и расплевались искрами, но вспыхнули. Девушка вздрогнула от неожиданности и на всякий случай отодвинулась от костра, а заодно и от меня.

А кто ты такая? – запоздало спохватилась я.

Она замешкалась, то ли подбирая слова, то ли выигрывая время для лжи:

Как тебе сказать... Так, мимо проходила...

Где-то я это уже слышала. Девушка заметила мою скептическую гримаску и торопливо поправилась:

– Я воин-наемник, хотела напрямки дорогу к тракту срезать. Думала, охранницей в купеческий обоз устроюсь или телохранительницей чьей-нибудь. Кстати, меня Орсана зовут.

Я впервые толком разглядела свою спасительницу. Типичная винечанка: светловолосая, кареглазая и чернобровая, с крупными чертами лица; моего роста, стройная, но широкая в кости. Виннесские женщины славятся пышнотелой дородностью, и я живо представила Орсану лет эдак через двадцать, румяной бабищей в полтора обхвата, с блюдом вареников в руках, – если, конечно, к тому времени она выйдет замуж, нарожает кучу детишек и забросит ежедневные тренировки. Впрочем, спокойная жизнь ей вряд ли грозила, с таким-то упрямым подбородком и дерзким, насмешливым взглядом.

– Вольха. А где всё?

– Шо – всё? – растерялась девушка.

– Ну, меч, лук, связка метательных ножей, кольчуга, наколенники, парочка кастетов, боевой конь? Что еще входит в экипировку наемника?

– А... ты об этом, – погрустнела Орсана. – Увы... Я выросла в бедной селянской семье, мать едва наскребла мне на дорогу два десятка золотых, а отец отдал свой старый меч, сломавшийся о башку того ретивого разбойничка. И недели не прослужил, зараза...

– То есть ты такой же новичок на тракте, как и я, – заключила я.

– Как и ты? Я думала, разбойники уволокли тебя из какого-нибудь разграбленного селения и собирались... – девушка покраснела и шепотом добавила: –...надругаться...

Я замешкалась, как раньше Орсана. Естественно, всю правду о себе выкладывать не стоило. Но и откровенно лгать мне не хотелось – запутаюсь, вызову глупые подозрения, потом будет на меня коситься и задавать каверзные вопросы.

– Я – магичка, неделю назад получила диплом со свободным распределением. Тоже ищу работу, но желательно без рукопашных боев и надругательств.

– Магичка? – Орсана уважительно присвистнула. – А не заливаешь? Видала я магов – сплошь мужики, старые сморчки в колпаках и балахонах со звездами. Да и ведьмам вроде как положено в избушках зелья мешать, то ли куриными лапами, то ли суками от удавленников, и захожим людям гадости подстраивать.

– Гадости – это всегда пожалуйста, – рассмеялась я. – К твоему сведению, в избушках сидят только самозванки, морочащие людям голову с помощью тех же лап. Толченые, кстати, куда эффективнее, у меня где-то пакетик есть... Можем подсыпать в кашу, для запаха.

– Нет, и так сойдет, – торопливо отказалась Орсана. – А ты можешь превратить палку в меч?

Я только развела руками:

– Увы... сотворением мечей не занимаюсь. Обратись к кузнецу.

– Жаль, – вздохнула девушка. – У меня осталось шестнадцать кладней, а мне срочно нужны меч, кольчуга и конь в полной сбруе. Конь стоит не меньше пятидесяти, так что денег хватит разве что на хвост и копыта.

– Купи пока меч, а с ним и на остальное заработаешь, – предложила я.

– За месяц? Вряд ли. – Орсана о колено сломала толстенный сук и подбросила обломки в костер. У меня бы сломалось колено.

– Сроки поджимают? – участливо поинтересовалась я.

– Я собиралась поступать в Белорский Легион. Через месяц ежегодный летний набор, любой воин, выдержавший испытание, будет зачислен в его ряды – если, конечно, он полностью экипирован. А так придется ждать до следующего года.

Над котелком поднялась густая пена с подозрительными вкраплениями, но я не стала портить аппетит дотошным ее изучением, а попросту сдула в костер, помогая ложкой. Ничего, наваристей будет.

– А что за испытание?

– Да так, ерунда. Поединок на мечах, копьях и арбалетах, – небрежно отмахнулась девушка, нарезая хлеб и сало.

– Ничего себе, ерунда! – Я знала эти поединки. После них с ристалища тихо и незаметно уволакивали за ноги недостаточно расторопных претендентов. – Мне кажется, лишний год жизни тебе ничуть не повредит.

– Воин живет в сражении! – Девушка гордо задрала носик.

– И в нем же умирает, причем довольно быстро, – согласилась я. – В любом случае я твоя должница. Денег у меня почти нет, но, если хочешь, можем путешествовать вместе, пока не насобираем тебе на коня.

– Отличная идея! – Орсана просияла, но тут же, спохватившись, поторопилась уточнить: – А ты правда этого хочешь? Мне действительно не помешает компания – все веселей, но ведь у тебя, наверное, были какие-то планы?

План у меня был один: убраться отсюда, причем поскорей и подальше, а на досуге хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию. В Догеву мне ехать нельзя, это ясно. Тем более, там-то меня и будут ждать. Если же я как ни в чем не бывало вернусь в Стармин,вампиры окончательно уверятся, что Повелителя убила я, и потребуют выдачи преступницы. А нашему королю только дай повод расплеваться с вампирами, их долина у него как бельмо на глазу, не дает границу спрямить. К тому же скорбеть о Лёне пока рано, может, волк побегает, проветрится и придет в себя. Как бы я о нем ни беспокоилась, искать его самой бесполезно, благоразумнее всего выждать и потихоньку разведать о косящих под вампиров разбойниках. Такая большая банда просто не могла остаться незамеченной, на ее счету должны быть и другие злодеяния.

– Нет, никаких, – решительно сказала я, – тракт так тракт. Где он, кстати?

Девушка махнула рукой в сторону давешних ночных огоньков:

– Должен быть там, если верить карте.

Солнце слепило глаза, разглядеть что-либо на горизонте было сложно, как и оценить расстояние на бескрайней равнине.

– Поверим, – коротко сказала я, помешивая пыхтящую овсянку. Орсана благоговейно притихла: наступал самый ответственный момент, до которого крупа еще не упрела, а после – намертво пригорала к стенкам.

Каша удалась на славу. Обжигаясь и дуя на полные ложки, мы слопали ее прямо из котелка, а поскребышами занялась Смолка. Увлеченная едой, кобыла позволила Орсане фамильярно похлопать себя по холке, но так мрачно глянула на нее поверх шлема, что я поспешила втиснуться между дамами, для вида поднимая вылизанный до блеска котелок. Наемница, ничего не заметив, уже примерялась к стременам.

– Двоих свезет или по очереди поедем? Ты первая, если хочешь.

– Тут недалеко, может, пешком прогуляемся? – предложила я, ломая голову, как бы потактичнее объяснить Орсане, что моя лошадь вообще-то не лошадь и очень придирчива в выборе седока.

Но девушка только усмехнулась:

– Садись!

Я еще не успела выпрямиться в седле, а она уже легко вскочила сзади, едва коснувшись рукой крупа. Смолка ревниво оглянулась, но, увидев поводья в моих руках, посчитала Орсану за еще один тюк с поклажей и успокоилась.

– Устанет – спрыгну. А за меня не беспокойся, я и рядом бежать могу, меня на тренировках учили. Лишь бы за стремя ухватиться, а там хоть в галоп.

Я украдкой перевела дух. Не видала она Смолкиного галопа, осталась бы в стремени одна рука.

Двойная ноша никак не сказалась на кобыле, она с неизменной энергией рвалась вперед, то и дело приходилось осаживать. Мало ли, вдруг давешние разбойники заждались нас в селе, а подуставшая лошадь не сумеет достаточно быстро от них оторваться? Я не сомневалась, что в конце концов мы все равно их обгоним, но чем меньше по нам выпустят болтов, тем лучше.

Орсанины мысли двигались в том же направлении.

– Чего они к тебе прицепились?

– Обыкновенные грабители, – солгала я, радуясь, что наемница сидит сзади и не видит моих глаз, – деньги отобрали, потом надругались бы и убили...

– Над ведьмой? Подвесив на дереве вниз головой? Что-то не верится. Больше похоже на допрос или склонение к недобровольному сотрудничеству.

– Леший их знает, из-за тебя я не успела толком с ними побеседовать, – выкрутилась я. – А кто тебя тренировал? Здорово дерешься.

Орсана почему-то замялась:

– Да так... отец, дядя немного. Они всю жизнь в Легионе прослужили, потомственные вояки, дома только и разговоров было, как и кого они в капусту секли.

– И тебе захотелось?

– А кто меня спрашивал? Учили мечом махать, потому что сами ничего другого не умели, – в досаде отозвалась девушка. Похоже, прощание с родными не было таким уж сердечным.

– Почему же они не пристроили тебя в Винесский Легион? Конечно, последняя война между Белорией и Винессой больше напоминала дурацкий розыгрыш: армии вышли на поле, покосились одна на другую, после чего наша отступила без боя, а ваша, удивленная, даже не пошла мародерствовать по селам. Но кто может поручиться, что в следующий раз вы с отцом не столкнетесь нос к носу?

– Во-первых, после той войны у нас с вами мирный договор на пятьдесят лет, на мой век хватит, а во-вторых, в Винесский Легион девушек не берут. Кстати, папа рассказывал, что по селам они все-таки пошли, но очень вежливо и за свои деньги, потому как возвращаться из похода с пустыми руками стыдно, надо хоть сувенирчик, куклу соломенную в национальном костюме теще в подарок привезти. Ну и сало у вас дешевое. Долго их потом интересовало – это все-таки война была или белорская народная потеха: бросить соседям вызов, собрать армию, эффектно промаршировать через полстраны, а потом извиниться и сказать, что пошутили? Для поддержания народных промыслов и сбыта лежалого сала?

– Да, наш король специалист по народным потехам, – вздохнула я, – одна осада Замкового холма чего стоит! Наверное, это он перед “войной” тренировался.

Какого холма? – заинтересовалась наемница.

Пришлось рассказать Орсане эту печальную и поучительную историю. Заодно и дорогу скрасили.

 

...В позапрошлом году сравнялось сто лет со дня взятия королевскими войсками вышеупомянутой крепости на холме за городом. Никто толком и не помнил, против какого врага сражался наш отважный народ и откуда этот самый враг в крепости взялся, главное, что победили те, кто следует, то есть мы. Вот король и решил отметить эту славную дату потешным взятием развалин. В стране был объявлен праздник, падкий на зрелища народ радостно потек в столицу, а Наум ради такого случая велел отполировать свои парадные доспехи, проржавевшие за ненадобностью, и подновить крепость хотя бы спереди. Добросовестные строители в положенный срок возвели каменную стену на зубчатых остатках старой кладки – правда, как и просил король, только перед крепостными воротами. Судя по всему, сие укрепление было рассчитано на безгранично тупого и упрямого врага, сверх меры обремененного рыцарской честью.

Защитниками крепости назначили опальных придворных, обряженных загадочными врагами, то есть в черные кожаные доспехи без опознавательных знаков. Сам король пожелал возглавить элитный рыцарский отряд, на всякий случай нацепив поверх шлема самую большую и блестящую корону, чтобы какой-нибудь не в меру ретивый защитник не вздумал нанести урон его хрупкому величеству. Вокруг крепостного холма расставили лотки со сластями и пивом, десятки менестрелей, перекрикивая друг друга, оглашали окрестности надрывными песнопениями – почему-то в честь Наума, а не настоящего победителя, бродячие фокусники давились огнем, а воры беспрепятственно облегчали карманы зевак, глазеющих на шествующее к горе воинство. Враги тоскливо наблюдали за ним с гребня стены, держа наготове длинные палки, деревянные мечи и ведра с холодной водой, заменяющей кипящую смолу.

Заголосили боевые трубы, король торжественно спешился у подножия холма, отсалютовал противнику мечом и им же картинно указал армии на крепость.

Рыцари браво бросились на приступ.

Увы, король не принял в расчет одну досадную мелочь – его далекий предшественник брал замок в засушливое лето, а нынешнее выдалось на редкость дождливым, отчего глинистая земля на лысых склонах холма превратилась в скользкую грязь, взобраться по которой затруднилась бы и коза, не говоря уж о сотне закованных в броню рыцарей.

Первому десятку возглавляемых Наумом энтузиастов удалось каким-то образом обмануть законы природы и взбежать довольно высоко, локтей на сорок, но защитники даже не успели плеснуть в нахалов водой, как и без того сырая земля поехала у тех под ногами.

Зрительницы предусмотрительно зажали уши своим малолетним детишкам – перемазанная грязью куча наряду с грохотом издавала многочисленные ругательные звуки, складывающиеся в отдельные слова и даже заковыристые предложения.

Мало-помалу куча расползлась, явив в самом низу слегка помятого короля в погнутой короне. Немного отдышавшись, обозленный Наум скомандовал повторную атаку, на сей раз не вдохновляя рыцарей личным примером, а осуществляя чуткое руководство с помощью широкой трубы.

Рыцари упрямо подбирались к крепости на карачках, подтягивались на воткнутых в землю мечах и даже ползли, упираясь острыми носами железных сапог и шипастыми наколенниками. Стоило одному из них сорваться, как все ниженаступающие спелой виноградной гроздью срывались с места и с нарастающей скоростью скользили вниз. Некоторые, махнув рукой, попытались подобраться к замку с задней, практически разрушенной стены, но доблестные защитники, оскорбленные в лучших чувствах, наотрез отказались воевать с таким недобросовестным врагом и с позором отправили его обратно. Впрочем, некоторые нападающие категорически отказались как уходить, так и сражаться дальше – они смешались с врагом, расселись у стен и, развернув собранные заботливыми женами узелки, мрачно захрустели свежими огурчиками с хлебом.

Народ бурно ликовал, Наум скрежетал зубами. Нахохотавшись всласть, осажденные сжалились и стали бросать врагам веревки. С огромным трудом перевалив через гребень, рыцари большей частью благодарили своих спасителей, со стонами валились в тенечек, стягивали шлемы и жадно пили из ведер со “смолой”. Увы, отдельные осаждавшие проявили редкостное коварство и попытались сорвать реющий над крепостью флаг, что означало бы ее захват, но защитники тут же опомнились, возмутились и не без помощи благородных рыцарей стали спихивать предателей вниз. Те безостановочно катились с холма под улюлюканье зрителей.

Потеха продолжалась добрых два часа, пока вконец обессилевшие от смеха враги сами не сняли злосчастный флаг. Историческая справедливость была восстановлена...

 

А мы тем временем подъехали к селу – неожиданно большому, от города его отличало только отсутствие каменных домов и мостовой. Именовалось оно Раздорьем, стояло на Витягском тракте, пересекающем Белорию с запада на восток, чуть наискось, от Винессы до Ясневого Града; тракт же был центральной сельской дорогой. По ней почти непрерывно тянулись путники – торговцы, бродяги, гонцы, наемники, гастролирующие артисты и жулики (зачастую одно и то же), менестрели и прочий неугомонный люд. Конечно же, в селе имелся постоялый двор, а при нем – корчма “Дубовый пенек”, всегда полная народу и новостей.

Орсана осматривалась по сторонам с таким интересом, словно в первый раз увидела корчму изнутри. Ее взгляд поочередно задерживался на чесночных плетенках, охраняющих корчму от нечисти, огромных кружках пива, свисавших с потолка светильниках, пока не горевших, но еще с утра заправленных маслом, массивных, неподъемных столах и лавках, сколоченных из дубовых брусьев – чтобы, ежели кто затеет драку, не сумел разломать или оторвать от земли.

За несколько серебряных монет мы сняли комнату на ночь, маленькую запирающуюся клетушку на втором, чердачном этаже, отнесли туда вещи и договорились об ужине и завтраке для себя и лошадки. На нас корчмарь посмотрел сонно и равнодушно, а вот Смолка привела его в восторг, он долго цокал языком, любуясь ею из окна, потом умиленно уточнил:

– А ее чем потчевать прикажете – ячменем, овсом, сеном луговым? Может, послать мальчишку клевера накосить?

– Все равно, руки только не суйте, – вздохнула я.

Смолке как раз чем-то не угодил таращившийся на нее бродяга, она без предупреждения развернулась к нему задом и наподдала копытами, отбросив в навозную лужу – под громовой хохот окружающих. Корчмарь растаял окончательно; оказалось, проницательная кобыла лягнула известного жулика и конокрада, давно промышляющего на торжищах, но все никак не схваченного за руку.

Я поторопилась увести Смолку в конюшню, пока корчмарь не вздумал познакомиться с чудо-лошадкой поближе. Вернувшись, я посовещалась с Орсаной, и мы решили поискать работу сначала в селе, а если и впрямь подвернется какой-нибудь нуждающийся в охране обоз, примкнуть к нему. Надолго задерживаться в Раздорье мы в любом случае не собирались – меня тревожили бродившие неподалеку разбойники, а Орсана мечтала посетить Витяг, крупный город в двух днях пути, знаменитый развалинами эльфийского замка и вкуснейшими в Белории сластями.

Чтобы побыстрее осмотреть село, привлекая поменьше внимания, мы разделились. Вряд ли кто-нибудь захочет нанять нас обеих, а если и так, вечером встретимся в корчме и обменяемся новостями. Я ушла первой – Орсана о чем-то разговорилась с рослым детиной у двери: тот показывал ей свой меч и она с умным видом щелкала по лезвию ногтем. Потом, ко всеобщему восхищению, при помощи одной левой руки со свистом раскрутила клинок над головой, ловко перебирая пальцами по рукояти, и внезапно метнула через всю корчму, до середины загнав в щель между бревнами. Гном, сидевший за ближайшим к стене столом, посмотрел вверх, посерел, отложил надкушенный хлеб и на всякий случай пощупал макушку.

На центральной улице было шумно и многолюдно, почти как в столице. В центре небольшой площади обосновался табор кочевников, производивший большую часть гама: визжали чумазые ребятишки, пронзительным речитативом зазывали погадать смуглые женщины в пестрых платьях с открытыми лифами, громко бранились мужчины, ржали кони и лаяли собаки. Вокруг носились торговки с пирогами и семечками; сидели на перевернутых корзинах народные умельцы, расставив на земле глиняные свистульки и пресловутых соломенных баб; степенно разгуливали проезжие купцы, беседуя друг с другом и с местными жителями.

Краем обойдя площадь, я свернула в улочку между домами. Здесь было потише, избы чередовались с садами и огородами, кое-где просушивались на распорках рыболовные сети – по соседству с Раздорьем было небольшое озеро.

По правде говоря, в поисках работы я особо не усердствовала. Но это был удобный повод начать разговор. Получив очередной отказ, я не торопилась уходить, а бросала невинное замечание насчет удивительно ранней весны. В большинстве случаев получасовая беседа была обеспечена. Мне таинственно сообщали, что это не к добру: вскорости снова ударят морозы, да крепче зимних, всходы померзнут, завязи осыплются, а соседка Глабка по ночам оборачивается сивой кобылой и в таком непотребном виде скачет над крышами, кидая в трубы порчун-траву, отчего у хозяек пригорает каша и киснут щи, а что с мужиками творится, и сказать-то стыдно. Добросовестное, сочувственное поддакивание не давало потоку новостей и сплетен иссякнуть, так что к вечеру я узнала все, что мне было нужно.

Ни о какой разбойной банде здесь слыхом не слыхивали, если не считать корчмаря и хозяйки постоялого двора, которые поставляют друг другу клиентов и дерут с них втридорога. Вампировидные незнакомцы на гнедых конях в селе тоже не появлялись. Я устала, проголодалась, пала духом из-за бесплодных поисков и в конце концов просто села на обочине дороги, чтобы немножко передохнуть и привести мысли в порядок.

Меня не оставляло противное, гнетущее ощущение, что время работает против меня. Что, если Лён сейчас заново умирает где-то в лесу, так и не сменив ипостась? Он скверно выглядел, и эти глаза... Живя в Догеве, я только по ним и отличала вампиров от ручных волков, которых там полным-полно. Стоп, а что, если в долине вообще нет настоящих волков?! Что там говорила Крина – “убедился, что сдал меня в хорошие руки, и ушел”? Неужели раньше он тоже был вампиром, а потом умер и остался с ней после смерти – безмолвным преданным зверем, воспоминанием, “которым нельзя жить, каким бы хорошим оно ни было”?

Тогда мне не на что надеяться.

Вид у меня в этот момент был такой измученный и несчастный, что какой-то добросердечный прохожий бросил мне на колени медную монетку. Я подняла глаза и увидела корчмаря с потрошеным гусем под мышкой – видимо, все подручные оказались заняты, пришлось лично наведаться к мяснику. Спохватившись, он начал извиняться – не признал-де.

Я только махнула рукой, возвращая подаяние.

– Стряслось чего? – сочувственно поинтересовался он, пряча денежку.

– Просто устала.

– Жаль, а я вам как раз работенку хотел предложить... – огорчился он, перекладывая гуся в другую руку. – Ну да это не к спеху, так, оборотня приструнить...

Слегка опешив, я осторожно уточнила: что именно я должна сделать с оборотнем?

– А что угодно, лишь бы угомонился, – досадливо брякнул корчмарь. – Совсем, собака, стыд потерял – ночами по селу бегает и в окна заглядывает, спас нет. Хорошо, ежели со своей женой тешишься: поглядит и отстанет, а чуть соседку в гости зазовешь – совестить начинает, да проникновенно так, будто по-писаному, аж волосы дыбом встают. И реки огненные поминает, и мракобесов с ухватами калеными, и что оные теми ухватами вытворяют... Лучше бы загрыз кого, проклятый, да на месяц успокоился, как вся порядочная нежить. Мы уж и дайну жаловались, а он только глаза к небу возводит и пальцем туда же тычет: это, мол, божья кара, за грехи наши ниспосланная! молитесь да жертвуйте почаще. Только мы лучше один раз вам скинемся, чем непотребства всякие каждую ночь выслушивать, а поутру в храм со свечкой бежать.

– Так уж и каждую? – усомнилась я.

Корчмарь смутился и забормотал, что это-де так, для красного словца, но оборотень и впрямь надоел хуже горькой редьки, и пущай я с ним что хочу делаю, лишь бы порядочным людям отдых не отравлял.

Я пообещала подумать, а пока вернулась на главную улицу, купила пирог с капустой и рублеными яйцами, перекусила и немного успокоилась. Не стоит отчаиваться раньше времени, ведь разбойники зачем-то охраняли тело Лёна, не сожгли и не прикопали. Волк в клетке им без надобности, труп тоже. Да, они рассматривали и такие варианты, но не торопились. Выходит, все-таки надеялись воскресить и использовать, уповая на какой-то реар. Что бы это могло быть? Вампиры наверняка должны знать. Ох, как же мне не хватало Лёна – с его дурацкой привычкой умалчивать о вещах, которые мне, с его точки зрения, знать не следовало, но честно отвечать на прямой вопрос... Не раз и не два у меня дыбом вставали волосы, когда я совершенно случайно узнавала, например, что кратчайшая дорожка между столицей Догевы и одним из крупных селений, которой почему-то никто не пользуется, ведет через заброшенное кладбище, и ходят слухи, будто там нечисто... Это после того, как я ходила по ней добрый месяц и даже присаживалась отдохнуть на такие удобные холмики! Сам Лён, если и составлял мне компанию, неизменно стоял рядом, уверяя, что не устал, и настороженно озирался по сторонам. “Какая разница, – потом оправдывался он, – по кладбищам ходить не запрещено, и если тебе так удобнее, зачем мне портить человеку настроение?..”

Леший побери, я бы все отдала за очередную его шуточку или хотя бы за возможность оказаться рядом на той поляне, даже если бы мне уйти с нее не удалось...

Нет, мне просто необходимо было отвлечься. Я решительно вытерла мокрые глаза, запихнула в рот корку от пирожка и отправилась “струнить” оборотня.

 

Не мудрствуя лукаво, я устроила засаду возле корчмы, присев на колоде за поленницей. Отсюда великолепно просматривался задний двор, куда выходило большинство окон. Я особенно не пряталась, просто молчала и не шевелилась, а темная одежда помогала затеряться в ночном мраке.

Около полуночи разом взвыли все деревенские собаки, и из смородиновых кустов появился оборотень – смахивающая на волка тварь без малого трех локтей в холке, с коротким хвостом и рыжей окладистой бородой, выделяющейся на фоне серой шерсти. Он заметно трусил, озираясь по сторонам, а когда я вьшла навстречу, вежливо поздоровалась и представилась, сообщив цель визита, зверь окончательно смутился, начал витиевато извиняться за свое нехорошее поведение, обещая исправиться и завязать с ночными проповедями, вот только “худую крышу перекрою, оклады позолочу и живописцу лики закажу обновить, а то сам уже святых от мракобесов не отличаю”, для чего и “взял грех на душу, дав волю одержимости пагубной, кою прежде держал в узде молитв и благочестия”, ибо “не пойдет отара по пути истинному без пса недреманного, и страх сей во благо”.

С трудом удерживаясь от смеха, я вытащила меч и пообещала отдать половину гонорара на храм.

Благочестивый оборотень ойкнул и пустился наутек, вопя на бегу: “Свят-свят, изыди! Спасите, люди добрые! Да что же это деется! За веру истинную от ведьмы поганой муки смертные принимаю!”

Я громко потопала на месте и вложила меч в ножны, посчитав задание выполненным.

 

– Завтра в селе будет ярмарка, – радостно сообщила Орсана, когда я уже разделась, на цыпочках подошла к широкой общей кровати и осторожно залезла под одеяло, думая, что наемница спит. – Надо сходить посмотреть, здешние цены должны быть ниже городских. А я заработала один кладень, подменяла вышибалу у дверей – тот растянул ногу и решил денек отлежаться.

– И многих вышибла?

– Только одного, он принял меня за распутную девку. А у тебя как дела?

– Ерунда. Один оборотень, и тот истинный. Убить рука не поднялась, так что вряд ли что-нибудь заплатят.

– Это как?

– Ну, истинные оборотни меняют ипостаси по собственному желанию, в любое время, сохраняя разум и речь. А если эта способность не врожденная, а, скажем, появилась в результате наведенной порчи или укуса вурдалака, то они превращаются в жутких тварей только по ночам или в темноте, бросаются на всех без разбору, а потом ничего не помнят... Конечно, среди истинных тоже попадаются кровожадные монстры, как и среди людей.

– А они страшные? – с замиранием поинтересовалась Орсана, ежась под теплым одеялом.

– Обычные, – зевнула я. – На волков смахивают, мохнатые, круглоухие, нос покрыт шерстью, пасть короче волчьей, зато шире. Основное отличие – следы пятипалые, когтистые, по бревенчатым стенам запросто взбираются. Впрочем, этот в окна только заглядывал... Ну да леший с ним, спокойной ночи!

Уже сквозь дрему я услыхала, как Орсана подкралась к окну и закрыла ставни на крюк.