От Фаншоны Регар к Юлии

Сударыня! Простите бедную, отчаявшуюся девушку: не знаю, что уж и делать, и осмеливаюсь воззвать к вашему доброму сердцу. Ведь вы неустанно утешаете всех скорбящих, а я так несчастна, что только лишь вас да господа бога не разгневаю своими докучливыми просьбами. Я очень сожалею, что уже не обучаюсь ремеслу в мастерской, куда вы меня определили. К своему горю, я потеряла этой зимой матушку, — пришлось мне вернуться к бедному моему отцу, а он по-прежнему прикован параличом к постели.

Я помню, вы советовали матушке найти мне жениха, порядочного человека, чтоб он взял бы на себя заботы о семье. Клод Анэ (благодаря вашему батюшке он вернулся с военной службы) славный, честный малый; у него в руках хорошее ремесло, и он желает мне одного лишь добра. После всех ваших благодеяний я не смела досаждать вам. Он-то и помог нам пережить зиму. Мы собирались пожениться этой весной, и он всем сердцем мечтал взять меня в жены. Но вот на пасху настал срок уплаты за жилье, а мы не платили уже три года, и меня начали так притеснять, что бедняга, не зная, где взять столько денег, снова, тайком от меня, завербовался в роту г-на Мервейе и принес мне весь задаток. Г-н Мервейе пробудет в Невшателе с неделю, а Клоду Анэ придется через три-четыре дня отправиться в путь — сопровождать рекрутов. Так вот, у нас нет ни времени, ни денег, чтобы пожениться, и он оставляет меня без средств. Может быть, вы или г-н барон похлопочете, добьетесь увольнения от службы хотя бы на пять-шесть недель. А мы постарались бы за это время кое-что уладить: поженились бы или же я возвратила бы деньги бедному малому. Впрочем, я-то хорошо его знаю: он ни за что не возьмет деньги, раз их мне отдал.

Нынче утром ко мне явился один богатый человек, и чего только он мне не сулил! Но бог миловал, я от всего отказалась. Он сказал, что наведается завтра утром, узнать, каково же мое окончательное решение. Я ответила, что ему нечего зря себя утруждать, — ведь мое решение ему уже известно. Господь с ним. Завтра ему будет оказан такой же прием, как и нынче. Ну, а в кассу для бедных обращаться до того унизительно, что лучше уж перетерпеть; да и Клод Анэ такой гордый, что он откажется от девушки, получающей милостыню.

Извините меня за дерзость, добрая барышня. Ведь только вам одной я решилась признаться в своей беде. Сердце у меня так щемит, что лучше уж я кончу письмо. Готовая к услугам, покорная и преданная вам

Фаншона Регар.

ПИСЬМО XLI

Ответ

У меня недостало памяти, а у тебя доверия ко мне, моя милая! Мы обе очень-очень виноваты, а моя вина совсем уж непростительна; но, право же, я постараюсь ее загладить. Я велела Баби, которая и передаст тебе это письмо, поспешить тебе на выручку; она снова придет завтра утром и поможет тебе спровадить незваного гостя, если он появится опять, а после обеда мы с сестрицей проведаем тебя. Я ведь знаю, что ты не можешь оставить своего бедного отца, и хочу сама взглянуть, как идут дела в твоем маленьком хозяйстве.

За Клода Анэ не тревожься. Правда, батюшка в отъезде, но и до его возвращения будет сделано все, что возможно; теперь-то я не позабуду ни о тебе, ни о славном твоем женихе! Прощай же, душенька, и да ниспошлет тебе господь утешение! Хорошо, что ты не прибегла к общественному кошельку, этого никогда не следует делать, пока существует кошелек добрых людей.

ПИСЬМО XLII

К Юлии

Получил ваше письмо и тотчас же отправляюсь в путь — вот мой ответ. Ах, жестокая! Как чуждо мое сердце этой противной добродетели, которую вы мне приписываете и которую я так ненавижу. Но вы приказываете, и я подчиняюсь. Пусть я испытаю все смертные муки, но надобно быть достойным уважения Юлии!

ПИСЬМО XLIII

К Юлии

Я приехал в Невшатель вчера поутру и узнал, что г-н Мервейе в деревне. Я поспешил туда; оказалось, что он на охоте, и я прождал его до самого вечера. Когда ж я объяснил ему, для чего приехал, и попросил сказать, сколько надобно денег за увольнение Клода Анэ, он и слушать ничего не пожелал. Я вообразил, что устраню все препятствия, предлагая ему значительную сумму, и все увеличивал ее, по мере того как он все решительней отказывался; но, ровно ничего не добившись, я ретировался, предварительно разузнав, застану ли его поутру дома, ибо твердо решил не отступаться, покамест так или иначе, с помощью ли денег, назойливыми ли напоминаниями или же любым иным способом, не добьюсь исполнения своей просьбы, ради которой к нему явился. И вот, встав спозаранок, я только собрался вскочить на лошадь, как явился нарочный от г-на Мервейе и передал мне записку, приложенную к отпускному свидетельству, составленному честь честью на имя нашего молодого человека:

«Вот, милостивый государь, отпускное свидетельство, хлопотать о коем вы приехали. Я отказал в нем, ибо вы предложили мне денежную мзду. Выдаю его только ради ваших милосердных побуждений и прошу поверить, что доброе дело не перевожу на деньги».

Судите по своей радости при этом известии о счастливом исходе, как обрадовался я. Отчего же радость не столь безоблачна, сколь, казалось бы, ей надлежит быть? Почитаю долгом своим навестить г-на Мервейе, поблагодарить его и возместить ему денежные издержки, и если посещение это задержит мой отъезд на день, как я опасаюсь, — не вправе ли я буду заметить, что он проявил великодушие за мой счет? Но пускай будет так! Я доставил вам радость; для этого я готов перенести все! Как счастлив тот, кто может оказать услугу возлюбленной и, таким образом, сочетать наслаждение любовью с добродетелью! Сознаюсь, Юлия, когда я уезжал, сердце мое было исполнено досады и тоски. Я упрекал вас за то, что вы так чувствительны к страданиям других и равнодушны к моим, как будто один я на всем свете не заслужил вашего сочувствия. Я находил, что с вашей стороны слишком жестоко сначала обольстить меня сладостной надеждой, а затем безо всякой нужды лишить радостей, которые вы сами и посулили мне. Но я уже не ропщу: на смену сетований пришло неведомое мне доселе чувство глубокой самоудовлетворенности. Я уже получил утешение, как вы и предсказывали, — ведь вы привыкли делать Добро и прекрасно понимаете, какое это доставляет удовольствие. Странной обладаете вы властью: лишениям вы придаете такую же прелесть, как и удовольствиям, а всему, что сделано ради вас, — такую же приятность, какую находишь в том, чего добился для самого себя! Ах, милая Юлия, сколько раз я твердил, что ты ангел небесный! Твоя душа имеет над моей такую власть, что я готов в ней видеть нечто божественное, а не человеческое. Как же не быть вечно верным тебе, если ты обладаешь неземной властью, как тебя разлюбить, если должно неизменно боготворить тебя?

P. S. По моим расчетам, у нас остается, по крайней мере, пять-шесть дней до возвращения твоей матушки! Неужели не удастся за это время свершить паломничество в шале?