ГЛАВА 41. По вторникам Бруклинский музей открыт только для специалистов и студентов художественных колледжей.

По вторникам Бруклинский музей открыт только для специалистов и студентов художественных колледжей.

Музей располагает великолепными возможностями для серьезной исследовательской работы. Высококвалифицированные, всегда готовые поделиться своими знаниями сотрудники по вторникам разрешают искусствоведам по предварительной договоренности работать в служебных помещениях музея, знакомиться с экспонатами, хранящимися в запасниках.

Фрэнсис Долархайд вышел из метро около двух часов пополудни, имея при себе все необходимые справочные материалы: записную книжку, каталог галереи Тейт и биографию Уильяма Блейка.

Под рубашкой у него был плоский пистолет девятимиллиметрового калибра, клюшка с кожаной головкой и острый, как бритва, нож для разделки мяса. Оружие крепилось к его поджарому телу эластичной бандажной лентой. Сверху без труда застегивалась спортивная куртка, в кармане которой лежала завернутая в целлофан тряпка, обильно смоченная хлороформом.

В руке он сжимал новенький футляр для гитары.

У выхода со станции Истерн-парквей есть три телефона-автомата. В одном, оказалось, сорвана трубка, зато остальные работали.

Он бросал одну за другой двадцатипятицентовые монеты, пока не услышал голос Рибы. Издалека чуть слышно доносился приглушенный шум работающих приборов.

– Привет, Риба.

– Привет, Ди. Как ты себя чувствуешь?

Из-за гула транспорта по обеим сторонам бульвара он с трудом разбирал, что она говорит.

– Нормально.

– Ты из автомата? А мне показалось, ты собирался домой.

– Я хочу поговорить с тобой чуть позже.

– Позвони вечером, ладно?

– Мне нужно.., увидеться с тобой.

– Я тоже хочу тебя видеть, но сегодня не получится. У меня работа. Ты мне позвонишь?

– Да, если ничего…

– Прости не поняла?

– Позвоню.

– Я правда хочу видеть тебя.

– Пока, Риба.

Страх сдавил его грудь, спазмом свел живот. Он пересилил его и направился на другую сторону улицы.

По вторникам в музее открыт только один вход, в правом крыле.

Долархайд пристроился к четверым студентам. Ребята побросали рюкзаки и сумки у стены, получили пропуска, которые предъявили дежурному за конторкой.

Настала очередь Долархайда.

– Вам назначено? – спросил его дежурный.

Долархайд кивнул.

– Меня ждет мисс Харпер, отдел живописи.

– Распишитесь, пожалуйста, в журнале.

Дежурный протянул ему ручку, но у Долархайда наготове была своя. Он поставил подпись "Пол Крейн".

Дежурный позвонил по внутреннему телефону наверх.

Повернувшись к нему спиной, Долархайд разглядывал полотно Роберта Блюма "Празднество по случаю урожая", висевшее над входом. Краем глаза отметил, что в коридоре есть еще один охранник. Причем тот был вооружен.

Дежурный за конторкой сказал:

– В конце коридора возле киоска есть скамейка. Это у центрального лифта. Подождите там. Мисс Харпер к вам спустится.

Он протянул посетителю розовато-белую карточку в прозрачной пластмассовой обложке.

– Ничего, если я оставлю у вас гитару?

– Хорошо, я присмотрю.

С погашенными огнями опустевший музей выглядел совсем иначе. Сумеречные провалы темнели между витринами.

Долархайд прождал мисс Харпер три минуты. Он вышла из центрального лифта.

– Мистер Крейн? Я – Пола Харпер.

Когда он говорил с ней по телефону из Сент-Луиса, он представлял ее себе несколько старше. Перед ним стояла миловидная, подчеркнуто серьезная девушка. Даже обычная летняя блузка и юбка казались на ней строгой униформой.

– Насчет акварели Блейка вы звонили? Пойдемте наверх, я покажу вам ее. Сюда, пожалуйста. Мы воспользуемся служебным лифтом.

Они прошли мимо погруженного в темноту киоска, миновали небольшой зал, стены которого были увешаны древнейшим оружием. Он воровато осмотрелся по сторонам, запоминая дорогу. Экспозиция вооружения американских индейцев завершалась переходом, который вывел их к маленькому лифту.

Мисс Харпер нажала на кнопку и, скрестив руки, принялась ждать. Ясный взгляд ее голубых глаз остановился на пропуске, прикрепленном к лацкану куртки Долархайда.

– Вам дали пропуск только на шестой этаж, – сказала она. – Ничего страшного, на пятом сегодня нет дежурных.

Над чем вы работаете?

– Я пишу о Батсе.

– Уильям Бате?

Он кивнул.

– О нем очень мало сведений. Его имя упоминается только в сносках и комментариях, поскольку он покровительствовал Блейку. Интересная фигура?

– Я только начал. Предстоит поездка в Англию.

– Мне кажется, в Национальной Галерее есть две акварели, которые Блейк сделал для Батса. Вы их еще не видели?

– Нет.

– Тогда советую вам списаться с ними заранее.

Он снова кивнул. Подошел лифт.

Пятый этаж. Долархайд почувствовал легкое покалывание в висках, но заставил себя не сбавлять шага, чтобы не отстать от провожатой. Еще немного и конец. Тот или иной. Если произойдет осечка, он живым не дастся.

Пола Харпер вела его по галерее американского портрета. Здесь он раньше не был, но пока еще не потерял ориентировки. Пока все шло неплохо.

Но дальше его ожидало такое, о чем он и предположить не мог. Когда он увидел это, кровь застыла у него в жилах.

Пола Харпер заметила, что он отстал, и обернулась.

Он замер перед одной из ниш с портретами.

– Портрет Джорджа Вашингтона кисти Гилберта Стюарта, – пояснила она.

Никакой это не Джордж Вашингтон.

–..Так называемый лэнсдоуновский портрет, который вы видите на долларовых купюрах, – продолжала Пола, – обязан своим названием маркизу Лэнсдоуну. Стюарт написал для него этот портрет в благодарность за поддержку, которую тот оказал американской революции. Вам плохо, мистер Крейн?

Кровь отхлынула от лица Долархайда. При чем тут долларовые купюры?! Разве это Джордж Вашингтон со своими набрякшими веками и устрашающими вставными зубами вперился в него с портрета в старинной раме? О, Господи, это она, бабушка! Долархайд внезапно ощутил себя испуганным мальчишкой.

– Что с вами, мистер Крейн?

Отвечай ей или все кончено! Ты должен перебороть себя.

Господи, как же здорово. ТЫ МЕРЗКИЙ ГРЯЗНУЛЯ…

Нет.

Скажи же что-нибудь.

– Я принимаю кобальт, – ответил он.

– Может, вам лучше присесть?

Он него действительно исходил едва уловимый запах лекарства.

– Нет, не задерживайтесь из-за меня. Я сейчас вас догоню.

Но ты уже не достанешь меня, бабушка. Я бы убил тебя, не будь ты давным-давно на том свете. Она умерла. Давным-давно. Умерла. Господи, как же здорово!

Но другая женщина еще жива.

Он шел за мисс Харпер. За ним по пятам шел страх.

Она открыла двойную дверь, ведущую в отдел изучения и хранения произведений живописи. Долархайд огляделся по сторонам. Длинную, хорошо освещенную комнату заполняли ряды кронштейнов, с которых свисали холсты. Тихо. Перегородка вдоль одной из стен образовывала отдельные крохотные кабинеты. Дверь в один из них была приоткрыта, и оттуда доносился приглушенный стрекот пишущей машинки.

Никого кроме Полы Харпер в комнате он не заметил.

Она приблизилась к рабочему столику, подвинула табуретку.

– Посидите, а я сейчас принесу картину.

И исчезла за рядами полотен.

Долархайд расстегнул пуговицу на животе.

Мисс Харпер возвратилась с плоским черным портфелем в руках. Акварель находилась в нем! Как же она донесла эту картину? Он никогда не думал, что она может поместиться в таком маленьком, плоском портфеле. В каталогах указывались размеры картины: 17 1/8 на 13 1/2 дюйма, но он не обращал на них внимания. Картина в его воображении представлялась внушительным полотном. А на деле такая небольшая. Здесь, в этой тихой комнате, он ее увидит. Он и не подозревал, какую силу набрал Дракон, так долго дремавший в тиши старинного дома в заброшенном саду.

Мисс Харпер что-то говорила.

–..И нам приходится постоянно держать картину в светонепроницаемой папке. Из-за этого мы редко выставляем ее в зале.

Она положила папку на стол, раскрыла ее. Шум у дверей не позволил ей закончить. Мисс Харпер извинилась и направилась к двери, но сперва застегнула папку на все застежки и сунула ее подмышку.

В коридоре стоял уборщик с тележкой. Она подержала дверь, давая ему проехать.

– Тут, кажется, порядок?

– Да, Джулио, спасибо.

Служащий выкатил тележку и ушел. Мисс Харпер вернулась к столу вместе с папкой.

– Извините, мистер Крейн. Джулио сегодня протирает пыль и освежает полировку на рамах.

Она раскрыла папку и вынула оттуда белую картонную обложку.

– Надеюсь, вы понимаете, что прикасаться к картине запрещается. Я сама покажу ее вам. Таковы наши правила. Договорились?

Долархайд кивнул. Язык не повиновался ему.

Она сняла картонную обложку, затем прозрачное, пластиковое покрытие. Вот оно! "Большой Красный Дракон и женщина, одетая в солнечный свет". Дракон-исполин, поднявшись на задние лапы, угрожающе навис над распростертой на земле женщиной, сдавленной кольцами мощного хвоста и молящей о пощаде.

По размеру картина действительно небольшая, но какая сила исходит от нее. Он был сражен. Ни одной репродукции не передать эту выверенную точность деталей, это благородное пиршество красок. Долархайд охватил взглядом ее всю в одно мгновение: и собственноручную надпись Блейка, и два рыжеватых пятнышка на полях. Картина потрясла его. Впечатление было слишком сильным… Какое буйство цвета!

А женщина, сжатая в смертельных тисках… Только теперь он заметил, что волосы у нее того же самого оттенка, что и у Рибы Макклейн. Долархайд стоял в двадцати футах от двери и с трудом подавлял громко звучавшие в нем голоса.

"Надеюсь, тебя это не очень шокирует". Так сказала ему Риба Макклейн.

Пола Харпер объяснила:

– По-видимому, наряду с акварелью он использовал еще и мел.

Она встала таким образом, что от нее не укрылось бы даже самое мимолетное его движение. Взгляд ее был прикован к полотну.

Долархайд скользнул рукой под рубашку.

За перегородкой зазвонил телефон. Стук пишущей машинки умолк. Из-за дверки показалась молодая женщина.

– Пола, тебя к телефону. Твоя мама.

Мисс Харпер даже не повернула головы. Взгляд ее глаз по-прежнему следил за посетителем, склонившимся над картиной.

– Спроси, в чем дело, и скажи, что я перезвоню, – бросила она.

Девушка скрылась за дверцей кабинета, и пишущая машинка застрекотала снова.

Долархайд больше не мог противиться той силе, что рвалась наружу. Пора идти ва-банк!

Первым сделал свой ход Дракон.

– НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ…

Глаза мисс Харпер расширились.

– Что?

–..

Такой громадной крысы, – закончил Долархайд. – Смотрите, вот она карабкается по раме.

Мисс Харпер обернулась.

– Где?

В ту секунду он выхватил из-под рубашки клюшку.

И неловко ударил девушку по затылку. Она стала тяжело оседать на пол, а Долархайд вцепился в блузку мисс Харпер и потянул девушку на себя, прижимая к се лицу тряпку, смоченную хлороформом.

Она негромко всхлипнула и обмякла у него в руках.

Он оставил ее лежать в проходе между столом и рядами холстов, сам же смахнул папку с картиной на пол и присел на корточки.

Тишину, прерываемую лишь шуршанием сминаемой бумаги и тяжелыми вздохами, вновь нарушил телефонный звонок.

– Пола, – окликнула мисс Харпер молодая сотрудница, заглядывая в комнату, – опять твоя мама. Говорит, что это срочно.

Она приближалась к столу.

– Я могу побыть с посетителями, если ты…

Слова замерли у нее на губах. Она увидела их обоих: вначале мисс Харпер, скорчившуюся на полу с разметавшимися по лицу волосами, а затем нагнувшегося над ней мужчину с пистолетом в руке. Долархайд засовывал в рот остатки холста. Он поднялся и, давясь последними кусками, метнулся к девушке.

Она бросилась к своему кабинету, хлопнула за собой тонкую фанерную дверь-перегородку и схватилась за телефон, но в спешке потянула на себя шнур и аппарат упал. Поднимать его было некогда. Она опустилась на колени рядом с телефоном и принялась лихорадочно набирать номер полиции, слыша частый пронзительный писк. Занято! И тут с оглушительным треском вылетела дверь. От следующего удара раскололся телефонный диск и разлетелся во все стороны фонтаном цветных осколков. Трубка выпала у нее из рук.

Долархайд спускался в служебном лифте, не сводя взгляда с медленно ползущего вниз освещенного указателя этажей. Пистолет он засунул под рубашку, сверху прикрыл его книгами.

Первый этаж!

Скорое выйти из лифта и затеряться в безлюдной галерее. Он шагал торопливо, мягкие кроссовки бесшумно ступали по мозаичной плитке. Один раз ошибся поворотом и оказался в зале гигантских масок. Он метался среди первобытных тотемов, теряя драгоценные секунды. Заблудился! Но тут же углубился в зал древнейших культур, посмотрел налево и узнал орудия каменного века, виденные им каких-нибудь полчаса назад. Все встало на свои места.

Он выглянул из-за угла, окинув быстрым взглядом коридор.

Дежурный стоял к нему спиной у доски объявлений футах в тридцати от конторки. Вооруженный охранник находился ближе к выходу. Он нагнулся стереть пятнышко с ботинка, и кобура его пистолета скрипнула. Если стычки все-таки не избежать, первым убрать этого, подумал Долархайд. Он засунул свой пистолет за пояс, сверху застегнул куртку и вышел в коридор, держа наготове пистолет.

Дежурный обернулся на его шаги.

– Благодарю вас, – сказал ему Долархайд и, держа карточку за ребра, положил ее на стол.

Дежурный кивнул.

– Вы не могли бы сами опустить ее в машину?

На столе зазвонил телефон.

Долархайд замешкался, безуспешно пытаясь подцепить ногтем гладкую карточку, скользившую по стеклянной поверхности стола.

Еще один звонок. Нужно торопиться.

Долархайд схватил пропуск и бросил его в щель автомата. Вытащил футляр гитары из груды рюкзаков.

Дежурный направился к телефону.

Долархайд миновал выход. Он двигался к ботаническому саду, готовый при малейшем шуме за спиной пустить в ход оружие.

Войдя в сад, он свернул налево и остановился в тенистом уголке между навесом и зеленой изгородью. Открыл футляр гитары, вытащил теннисную ракетку, мячик, полотенце, сложенную сумку-пакет и громадный пучок сельдерея.

Он рванул на себе куртку и рубашку так, что полетели пуговицы. Сбросил брюки.

Под одеждой оказалось тренировочное трико и майка с эмблемой бруклинского колледжа. Книги, брюки и куртку он затолкал в пакет, пистолет положил сверху и прикрыл все это зеленью. Чехол от гитары и ручки протер носовым платком и бросил возле ограды.

Он шел к Проспект-парк через ботанический сад, срезая тем самым угол. Бодрым, спортивным шагом с полотенцем через плечо пересек Эмпайр-бульвар, держась в хвосте цепочки бегунов. Когда парк был уже совсем рядом, мимо промчались полицейские машины с выключенными сиренами. Спортсмены не обратили на них внимания. Точно так же поступил и Долархайд.

Он переходил с бега на ходьбу. В одной руке у него покачивалась хозяйственная сумка, другой рукой он держал ракетку и на ходу подкидывал ею теннисный мяч. Посмотришь на него – человек возвращается домой после интенсивной тренировки, постепенно остывает, сбавляя темп. Да еще в овощной магазин успел заскочить.

Он заставил себя замедлить шаг. Нельзя бежать на полный желудок. Теперь он может позволить себе идти не спеша.

Теперь у него появился выбор.