Глава 28. Ложь давалась все легче. В определенной мере это дело практики

 

Ложь давалась все легче. В определенной мере это дело практики. Я стала настоящей актрисой, прекрасно чувствующей себя в роли Сильвии Бушнелл, журналистки и заботливой подруги. Я также открыла для себя, что люди в основном принимают все, что им говоришь, за чистую монету, особенно если не стараешься продать им страховку или пылесос промышленных размеров.

Итак, через три дня после копания в мусорном контейнере убитой женщины, с которой я никогда не была знакома, я сидела в деревенском доме в самом сердце Англии и пила чай, приготовленный для меня ее матерью. Мне не составило никакого труда позвонить по телефону и сказать, что я знала Тару, что я нахожусь неподалеку от них и хотела бы засвидетельствовать им свое уважение. Мать Тары разволновалась, стала уговаривать приехать.

– Вы очень добры, миссис Бланшар, – сказала я.

– Джин, – сказала женщина.

Джин Бланшар оказалась женщиной лет шестидесяти, примерно ровесницей моей матери, на ней были узкие брючки и кардиган. Волосы с проседью, лицо изборождено глубокими морщинами, словно вырезанными на твердом дереве. Я подумала о том, какими могли быть ее ночи. Она подставила мне поднос с бисквитами. Я взяла маленькое, тонкое печенье и откусила от него, пытаясь загнать подальше мысль, что я у нее его ворую.

– Откуда вы знаете Тару?

Я набрала побольше воздуха. Но у меня все было продумано.

– Я не особенно хорошо знала ее, – сказала я. – Познакомилась с ней через нескольких общих друзей в Лондоне.

Джин Бланшар кивнула:

– Мы беспокоились, когда она отправилась в Лондон. Она была первой из семьи, кто уехал из этой местности. Я понимала, однако, что она взрослая и может позаботиться о себе. Как она вам показалась?

– Лондон – большой город.

– Вот и я так думала, – сказала миссис Бланшар. – Я никогда не могла его выносить. Мы с Кристофером ездили проведывать дочку, и, сказать по чести, нам там не понравилось, уж очень много шума, движения и людей. Мы не сильно беспокоились о квартире, которую она снимала. Планировали помочь ей подобрать где-нибудь… но потом это… – Она замолчала.

– А что думает Адель? – спросила я.

Лицо миссис Бланшар сделалось озадаченным.

– Простите? Не понимаю?

Я сделала ошибку. У меня что-то дрогнуло внутри, я ощутила головокружение, словно споткнулась на самом краю обрыва. Я отчаянно пыталась понять, что сделала неправильно. Может, я вышла не на ту семью? Может, Адель и Тара одно и то же лицо? Нет, я упомянула ее имя женщине в квартире. Скажи что-нибудь нейтральное. Ну же.

– Тара иногда говорила об Адели…

Миссис Бланшар кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я ждала, не смея больше ничего сказать. Она достала из кармана платок, промокнула глаза и высморкалась.

– Конечно, она поэтому и переехала в Лондон. Она так и не увидела Адель… А потом еще смерть Тома.

Я подалась вперед и положила ладонь на руку миссис Бланшар.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Должно быть, это для вас так ужасно. Одно за другим. – Мне необходима была дальнейшая информация. – Когда это случилось?

– Том?

– Адель.

Миссис Бланшар печально улыбнулась:

– Думаю, для других это уже давно. Январь 1990 года, Я привыкла считать дни.

– Я не была знакома с Аделью, – сказала я, и это была практически первая правдивая фраза, которую я произнесла в присутствии Миссис Бланшар. – Но думаю, что знаю, раньше знала, – поправилась я, – некоторых из ее друзей-альпинистов. Дебору, Дэниела, Адама… не помню, как его фамилия.

– Таллис?

– Кажется, да, – осторожно сказала я. – Столько времени прошло.

– Да, Том бывал с ним в горах. Но мы знали его, когда он был мальчиком. Мы дружили с его родителями много лет назад.

– Правда?

– Он стал довольно знаменитым. Он спас в горах несколько человек, и о нем писали в газетах.

– Правда? Я не видела этих газет.

– Он сможет вам сам все рассказать. Он сегодня днем собирался приехать сюда на чай.

Во мне появился почти научный интерес к тому, как я могла продолжать тянуться вперед с заботливым выражением на лице, даже когда казалось, что полированный деревянный пол вздыбился и вот-вот ударит меня по лицу. У меня было несколько секунд, чтобы хоть что-то придумать. Или мне просто расслабиться и пустить все на самотек, дать катастрофе разразиться? Какая-то активная часть моей души, глубоко внутри, еще живая, продолжала бороться.

– Это было бы прекрасно, – услышала я свой голос. – К сожалению, мне пора возвращаться. Спасибо вам за чай.

– Но вы ведь только что приехали, – взволнованно запротестовала миссис Бланшар. – Прежде чем вы уйдете, я должна вам кое-что показать. Я разбирала вещи Тары, и, думаю, вам будет интересно взглянуть на ее фотографии.

Я посмотрела в ее печальное лицо.

– Конечно, Джин, я бы с удовольствием, – сказала я. И мельком бросила взгляд на часы. Двадцать пять минут третьего. Поезда прибывали в Коррик по целым часам, дорога от станции заняла у меня десять минут, значит, Адам не мог приехать на прошлом поезде. А не может он быть на машине? Едва ли. – Не знаете, когда будет следующий поезд на Бирмингем? – спросила я миссис Бланшар, которая возвращалась с зажатым под мышкой альбомом.

– Да, он идет в четыре минуты… – Она посмотрела на свои часы. – Следующий поезд будет в четыре минуты четвертого.

– Значит, у меня уйма времени, – натянуто улыбнулась я.

– Еще чаю?

– Нет, спасибо, – сказала я. – Я бы с удовольствием посмотрела фотографии. Если позволите.

– Конечно, моя дорогая.

Она придвинулась ко мне вместе со стулом. Пока она говорила, я делала в голове расчеты. Если я выйду до без четверти три, то смогу добраться до станции до приезда Адама… Но конечно, он, может, и не приедет в три ноль четыре, но если приедет, то я буду в полной безопасности на другой платформе, где смогу найти место, чтобы спрятаться от его глаз. Миссис Бланшар обязательно скажет, что здесь была дама, которая знает его, но я не припомнила ничего, чем могла бы раскрыть себя. Что касается Адама, то он подумает, что это была одна из десятков, сотен девушек из его прошлого.

А если мои расчеты не верны? Если Адам появится, когда я буду еще здесь? Я попыталась предпринять жалкие усилия, чтобы придумать какие-то фразы, но отмела все как жуткую глупость. Мне было нужно все внимание, чтобы просто оставаться на плаву, сохранять способность говорить. Я ничего не знала о Таре Бланшар, кроме того, что ее тело обнаружили в канале в восточном Лондоне. Теперь же я видела ее толстощеким ребенком в песочнице в детском саду. С косичками. В форменном жакете. В купальниках и вечерних платьях. Адель тоже часто была на фотографиях. Она в детстве казалась плаксивой и угловатой, а потом стала длинноногой и красивой. Адам не изменял себе, должна была признать я. Но процесс продвигался слишком медленно. Я постоянно посматривала на часы. К без восемнадцати три мы просмотрели только половину альбома. Потом миссис Бланшар прервалась на рассказ, который я никак не могла себя заставить слушать. Я сделала вид, что так заинтересована, что перевернула лист, чтобы посмотреть, что там за снимки. Без четверти. Мы еще не дошли до конца. Без тринадцати.

– А вот он, Адам, – сказала миссис Бланшар.

Я заставила себя посмотреть. Он был очень похож на того Адама, которого я знала. Волосы немного длиннее. Небрит. С улыбающимися Аделью, Тарой, Томом и парой других людей, которых я не знала. Я постаралась найти намек на близость между ним и Аделью, но ничего не обнаружила.

– Нет, – сказала я. – Видно, я спутала его с кем-то другим.

Я могла бы даже попросить миссис Бланшар не упоминать обо мне при Адаме. Но я не должна была быть слишком настойчивой. Без десяти. С неожиданным отчаянным облегчением я увидела, что миссис Бланшар дошла до пустого листа альбома. Он был заполнен не до конца. Мне нужно было быть твердой. Я взяла ее за руку.

– Джин, это было… – Я замолчала, словно меня захлестнули эмоции. – А теперь мне нужно идти.

– Давайте я отвезу вас на машине, – предложила она.

– Нет, – ответила я, стараясь не сорваться на крик. – После этого, всего этого, мне хотелось бы пройтись пешком.

Она шагнула вперед и заключила меня в объятия.

– Приезжайте еще, Сильвия, – сказала она.

Я кивнула и через несколько секунд уже шла по дорожке. Но потребовалось больше времени, чем я думала. Было уже без шести минут три. Я подумала было о том, чтобы пойти в другом направлении, но это показалось еще хуже. Свернув с подъездной дорожки на дорогу, я тут же припустилась бежать. Мое тело к этому было не готово. Через сотню ярдов я уже задыхалась, в груди кололо. Я повернула за очередной угол и впереди увидела станцию. Слишком далеко. Я заставила себя продолжать бежать, но, добежав до парковки автомобилей, полной автобусов, увидела, как подходит поезд. Я не могла рисковать, чтобы на платформе не наткнуться на Адама. Я в отчаянии посмотрела по сторонам. Похоже, вокруг не было никакого укрытия. Все, что мне попалось на глаза, телефонная будка. Я заскочила в нее, сняла трубку. Из предосторожности повернулась к станции спиной, но как бы там ни было, я оказалась прямо против выхода. Я взглянула на часы. Одна минута четвертого. Я услышала звук отходящего поезда. Мой подойдет через минуту или две. Я ждала. Что, если Адам, выйдя со станции, захочет позвонить?

Возможно, я дурачила саму себя. Во мне поселилась уверенность, что его нет в этом поезде. Желание повернуться стало почти непреодолимым. Я слышала шаги нескольких людей, они вышли со станции и спустились на гравий парковой дорожки. Чьи-то шаги затихли позади меня. Я видела в стекле кабинки часть отражения человека, который стоял и ждал, когда я закончу говорить. Кто это, мне было не видно. В дверь постучали. Я вспомнила, что пытаюсь изобразить, и бросила в трубку несколько поспешных фраз. Потом чуть обернулась. А вот и он. Одет немного элегантнее, чем обычно, – в пиджаке. Мне не было видно, есть ли галстук.

Миновал телефонную будку и направился к стоянке автомобилей, где остановил пожилую женщину и что-то ей сказал. Она огляделась и указала вдоль улицы. Он пошел в указанном направлении.

Я услышала, как подходит поезд. Мой. Я с ужасом вспомнила, что он останавливается на другой стороне. Придется переходить мост. Не оборачивайся, Адам, не оборачивайся. Я повесила трубку, выбежала из будки и буквально столкнулась с женщиной. Та раздраженно вскрикнула и принялась что-то говорить, но от меня и след простыл. Не обернулся ли Адам? Когда я выбежала на платформу, автоматические двери вагона закрывались. Я сунула руку в их щелкающие челюсти. Я надеялась, что какой-нибудь электронный разум обратит на это внимание и приоткроет их. Или поезд все равно тронется? Я мгновенно представила себе, как меня тащит под колеса, а потом находят изуродованной до неузнаваемости на следующей станции. Адам был бы сильно озадачен.

Двери открылись. Мне показалось, что это было больше, чем я заслуживала. Я села в конце вагона, подальше от остальных людей, и заплакала. Потом взглянула на руку. Резиновое уплотнение двери оставило на ней узкий черный след, похожий на траурную повязку. Это меня рассмешило. Я не могла справиться со смехом.