Глава 8. Когда говоривший смолк, мы осознали, что солнце уже миновало зенит

Когда говоривший смолк, мы осознали, что солнце уже миновало зенит. Мы сидели неподвижно, но не зачарованные, а восхищенные, ибо полностью прониклись зрелищем, показанным нам.

Куда исчез горизонт? Мы полностью потеряли его из виду; повсюду вокруг нас была бесконечность. Эта бесконечность стада нашей: она протягивала нам руку, и мы приняли ее. Вас это удивляет? Удалось ли нам объять значительность того, кем мы были, где находились, и осознать свое место в великом плане Космоса? Heт, дорогой друг, пока еще нет. Сможет ли мир принять это? Мы не знали. Пока что мы заглянули в далекое, древнее прошлое. Что принесет будущее, мы не могли узнать до тех пор, пока не сотворим его жизнью в настоящем. Но то, каким было прошлое на протяжении миллионов лет, мы уже увидели. Мы будем с нетерпением ожидать исполнения будущего, зная, что оно простирается на многие миллионы лет вперед, как это было показано нам. Мы отбросили свои прежние убеждения, совершенно позабыли о них и устремились к очередным откровениям, уже не просто с надеждой, но и со знанием. Прежние убеждения, куда они девались? Ушли, рассеялись, как туман. Перед нами простирался кристально чистый Космос.

Мы осознавали, что солнце продолжает светить, но вокруг была такая кристальная яркость, что солнечный свет казался темным.

Мы собрали свои записи и направились ко входу в святилище. Как только мы проявили желание сделать шаг, нас понесло вперед на лучах света. Так мы и проплыли в комнату, но в ней не оказалось ограничиваю­щих стен. Космос по-прежнему окружал и охватывал нас. Неужели мы действительно представляем собой немаловажную часть этой беспредель­ности? Невероятно огромное простирается ниц перед великолепием сво­его окружения.

Мы сели и позволили тишине полностью поглотить нас. Никто не произносил ни слова. Мы совершенно не осознавали течения времени, пока кто-то не объявил, что стол уже накрыт. Еда принесла приятное кратковременное удовольствие, однако основное событие всей нашей жизни заключалось в тех считанных часах, которые только что прошли. Когда мы встали из-за стола и вышли на карниз, солнце вновь коснулось горизонта и быстро скрывалось за ним.

Какое чудесное зрелище открылось перед нами! Это был не просто закат — это была вечность, краткая ее глава, разыгрываемая специально для нас, но рядом были наши любимые друзья, которые проживали ее главу за главой. Разве удивительно, что они бессмертны? Разве удивительно, что мы именуем их Мастерами? Впрочем, ни единого подобного слова не исходило из их уст. Мы спросили: «Можно ли называть вас Мастерами?» Ответом было: «Сыновья, мы не что иное, как вы сами». Какая красота и простота! Почему мы не обладаем столь чудесной скромностью?

Мы покидали карниз, но вместо того, чтобы направиться к лестнице, как мы предполагали, мы двинулись к краю уступа. Не успели мы добрать­ся до него, как оказались в саду возле своего дома. Никто из нас не понял, что произошло. Мы не почувствовали никакого движения по воздуху, вообще никакого движения. К тому времени мы настолько привыкли к неожиданностям, что просто приняли это событие как есть.

От сада мы прошлись к деревне и обнаружили, что там все готово к выступлению ранним утром, и часть жителей отправилась прокладывать путь в снегах высотой десять-двенадцать футов, которые все еще покрывали горный перевал. Он начинался в пятидесяти милях от деревни, на высоте двенадцати тысяч футов над уровнем моря.

Большая часть этой земли неровная, и по ней очень трудно путешествовать. Здесь установился обычай укладывать снег накануне похода по перевалу, поскольку утоптанный снег замерзает и способен поддерживать людей и животных.

Мы поднялись задолго до рассвета, чтобы в последний раз проверить готовность каждой мелочи. Вместе с нами отправлялись Джаст и Муни. Вся деревня собралась, чтобы пожелать нам счастливого пути. Нам было очень грустно покидать место, в котором мы провели две зимы. Мы испытывали глубокую привязанность к каждому из этих людей и знали, что это чувство взаимно. Жители деревни были простыми и доброжелательными людьми. Показывая свое уважение, многие из них провожали нас первые пять-шесть миль пути. Мы обменялись последними прощаниями и начали свой путь к Индии. Многие месяцы пройдут, прежде чем мы увидим южные склоны Гималаев.

Когда мы пошли длинным караваном, мы осознали, что двигаемся без малейших усилий. Временами мы смутно, словно мираж, различали какое-либо место впереди; в то же мгновение видение становилось отчетливым, и мы оказывались там — зачастую, на много миль впереди каравана.

В полдень мы пришли к костру, на котором трое жителей деревни, задержавшиеся специально для этого, приготовили обед, после чего они вернулись в деревню. Они сказали, что остальные движутся впереди нас, так что переход по снежному перевалу через вершины гор станет легким. Готов был и временный лагерь. Так все помогали на, пока мы не преодолели перевал и не спустились к долине реки Джама-ну-чу, где встретились с прокладывавшей нам путь группой жителей деревни. Они прошли через множество испытаний, чтобы обеспечить нам безопасное путешествие по изрезанным горным землям. Теперь они возвращались назад, ибо путешествие по долине было совершенно незатруднительным..

Я намеренно привел это краткое описание, чтобы подчеркнуть гостеприимство простых и радушных людей, с которыми мы знакомились на протяжении всего своего путешествия к Лхасе. Жестокие и суровые жители Тибета, о которых так любят писать многие путешественники, встречались нам крайне редко.

Мы пересекли долину Джама-ну-чу, а затем поднялись по притоку этой реки к большому перевалу Тондзнор Дзунг, от которого спустились вдоль притока реки Цангпо, или Брахмапутры, к самой Лхасе, где нас ожидал теплый прием. Когда мы увидели город, нам показалось, что мы приближаемся к даосской деревне. На нашем месте любой мог бы представить, что стоит перед такой деревней. Дворец великого Далай-ламы, повелителя всего Тибета, ярким драгоценным камнем царствовал над всем городом. Этот город является временной столицей Тибета, а его духовный глава являет собой Живого Будду. Считается, что он руководит духовной властью и направляется загадочным и скрытым городом, или центром, именуемым Шамбала, Небесная. Посещение этого места было одним из сокровеннейших наших желаний. Говорят, что Шамбала кроется глубоко под песками пустыни Гоби. Мы вошли в город, и встречавший эскорт сопроводил нас к заранее подготовленным удобным жилищам. Долгие часы снаружи толпилось множество людей, которые пришли посмотреть на нас, поскольку белые люди появлялись в этом городе очень редко.

Нас пригласили навестить Монастырь в десять утра следующего дня и сказали также, что мы не должны колебаться в изъявлении любого своего желания, как если бы все считали особой честью услужить нам. Куда бы мы ни пошли, нас сопровождал эскорт, а у дверей дома постоянно стоял страж, ограждавший нас от назойливости зевак, ибо у жителей Лхасы существует обычай входить в любой дом без приглашения. Мы были единственным развлечением в их жизни, потому я не осуждаю их за такие проявления любопытства. Если один из нас выходил наружу, его мгновен­но окружала толпа, проявлявшая явные намерения убедиться в том, су­ществуем лимы реально; зачастую подобная проверка приводила ее объект в полное смущение и замешательство. На следующий день мы проснулись рано, чувствуя себя хорошо отдохнувшими и готовыми к визиту в Монастырь и встрече с Верховным Жрецом, который вернулся в город лишь за два дня до нашего появления. Когда мы в сопровождении стража вышли из города, нам казалось, что все его жители высыпали наружу, чтобы почествовать нас.

Когда мы приблизились к Монастырю, Верховный Жрец вышел поп­риветствовать нас, и, к нашему удивлению, вместе с ним появились Эмиль и его мать.

Это была чудесная встреча. Жрец вновь выглядел как ребенок, объявив, что хотел повидаться с Эмилем или с кем-либо из наших друзей. Он чувствовал, что в прошлый раз ему не удалось прояснить множество вещей, и хотел поговорить с ними, чтобы достичь более полного понимания.

Кроме того, он поведал нам новости маленького дома, выстроенного в деревне, где мы жили. Он бегло говорил по-английски, но горел желанием овладеть им в совершенстве. Мы вошли в Ламаистский Монастырь и удобно расположились. Обращаясь к матери Эмиля, Жрец сказал:

«Сила есть демонстрация активного Принципа Бога, моего Отца. Эта деятельность всегда конструктивна. Никогда не бывает слишком мало или слишком много совершенной Божественной деятельности и проявленности; Бог никогда не ошибается и никогда не бездействует. Божественный Принцип всегда работает конструктивно. Я оглашаю, что возвышаюсь и пребываю в совершенной гармонии с активным Божественным Принципом, и только с ним».

На этом месте мысль подхватила мать Эмиля: «Вы можете развить эту идею еще дальше и выразить ее еще определеннее: «Я пронизываю этим божественным пламенем тебя, мое физическое тело, и ты преобразуешься в чистую субстанцию, видимую лишь Божественному Принципу».

Теперь вам необходимо принять и расширить свое сознание до сознания Бога, и тогда вы, вы сами, обретаете наслаждение в Боге. Вы воистину становитесь Богом, единым с Высочайшим. Человек обладает правом на это высшее владение. Здесь он един с сущностью всех вещей; он подлинный Бог. Здесь невозможно никакое разделение. Разве не видите, что сам человек выбирает стать Богом или демоном? Как можете не видеть, что подлинная вибрационная сфера человека есть полная вибрационная сфера Бога, если человек пребывает в этой сфере? Это единственная научная сфера, единственное место для человека, единственное место, где он может породить Бога и стать единым с Богом. Такой человек, очевидно, являет собой нечто большее, чем человеческое понятие о человеке.

Итак, разве не видите, что принадлежите и пребываете в Божьем Царстве, а не в царстве демонов, каковое было создано человеческим воображением? Тогда, разве не является совершенно научным и логическим фактом то, что человек есть и может быть Богом или же что может воображать себя вне Царства Божьего и, следовательно, творить для себя царства демонические, которые будут казаться ему реальными? Оставляю дальнейшие суждения вам.

В этом единственная трудность, которую человечеству предстоит преодолеть. Существует единственный выбор, одна цель, одна истина и единственная наука; именно это дарует вам свободу. Вы становитесь либо Богом, либо слугой, и это ваш собственный выбор, Остановитесь на мгновение и подумайте о всеединстве Бога, или Первопричины, не имеющего ни начала, ни конца, охватывающего всю вселенную и окружающего вас. Когда начнете веровать и поклоняться ему, и только ему, ЕДИНОМУ БОГУ, ЕДИНОЙ ВСЕМОГУЩЕЙ СУЩНОСТИ, то обнаружите, что вибрации вашего тела изменяются с человеческих на Божественную, Первичную вибрацию. Когда думаете, живете, двигаетесь и объединяетесь с этой вибрацией, вы поклоняетесь; а то, чему поклоня­етесь, что делаете своим кумиром, тем становитесь. Это справедливо для всего человечества. Есть лишь один Бог, один Христос, Одно Единство, Один человек, Одно всеобщее владение, и все братья и сестры—все Одно. Бога нельзя породить как личность или индивидуальный образ, но только лишь как всеобъемлющую универсальность, пронизывающую все сущее. В тот миг, когда персонализируете, создаете идола, — и тогда получаете пустого идола: в нем утерян идеал, идеал не есть мертвый спаситель или мертвый Бог. Чтобы сделать Бога живым и живительным, вы должны думать и признавать, что вы сами есть Бог. Это более живо и живительно, чем что-либо иное. Затем вы, Христос, ваш Спаситель, становится живым, одним целым с вами. Вы — именно Он. Это становится основной движущей силой всей вашей жизни. Вы спасаете самих себя, себя истинного; вы едины с Богом, с Богом истинным. Благоговея, любя и поклоняясь ему, вы делаете своим идеалом его — Бога внутри вас, Бога деятельного».

Затем беседа перешла к возможности посещения Шамбалы. Жрец спросил, можно ли ему посетить ее. Ему было сказано, что если у него есть возможность оставить свои дела и вновь покинуть учреждение, то, разуме­ется, он может отправиться с ними; они уходят сегодня вечером. Мы договорились, что вечером встретимся у нашего дома и что наш Руково­дитель пойдет с ними. Вскоре после нашего возвращения домой все соб­рались, и, после короткой беседы, Эмиль, его мать и остальные ушли, и мы не виделись с ними несколько дней.

В течение этого времени мы занимались измерениями и копировани­ями в Монастыре. Однажды мы осматривали один из подвалов старого Ламаистского Монастыря. Разбирая значительные объемы рухляди, мы наткнулись на древнюю мраморную плиту. Мы подняли ее на верхи начали очищать от грязи. Закончив эту работу, мы были поражены красотой резьбы и точностью исполнения мельчайших деталей; они стали предме­том удивления даже для самих лам.

Старый лама рассказал нам, что еще маленьким мальчиком он стал челой одного из Великих Лам, который руководил этим древним Ламаистским Монастырем; в те времена эта плита покоилась в нише в стене, и его учитель требовал, чтобы они приходили к ней в первый понедельник каждого месяца, ровно в девять. Он добавил, что, когда они подходили к нише с плитой и стояли возле нее в молчании три-четыре минуты, какой-то голос начинал напевать историю этой плиты и выгравированных на ней великих деяний.

Голос говорил, что эта плита была одной из двух, созданных в память о великой цивилизации белых людей, обитавших и процветавших сотни тысячелетий тому на большей части тех земель, которые ныне известны как Американский континент. Вторая, парная плита, по словам голоса, все еще существует, и ее можно найти на их родине; она докажет, таким образом, что эта раса действительно существовала.

Мы отметили в своих записях легенду голоса. Через несколько лет, когда мы работали в упомянутом районе, мы нашли эту плиту - близнец, врезанную в огромную стену, в точности там, где она должна была быть согласно описаниям голоса. Эти стены, которые были оградой древнего храма в Центральной Америке, ныне уже разрушились, но это показывает, как в легендах и песнях проявляется свет непосредственных истин.

Интерес, проявленный нами к плите, и легенда, дарованная в песне, позволили нам найти другие документы и данные, которые стали для нас бесценным подспорьем в последующих исследованиях. Этот случай стал также важным фактором, открывшим нам доступ к записям, хранящимся во Дворце Далай-ламы, Живого Будды, равно как и к тем данным Монастыря, которые охранялись от посторонних глаз на протяжении сотни столетий. Многие из этих документов и их значение были совершенно неизвестны тем их хранителям. Именно легенда, переданная в песне, привела нас к ним, хотя все записи, за исключением плит-близнецов, оказались копиями. Эти копии были сделаны очень тщательно и указывали путь к своим оригиналам.

Мы были настолько поглощены этой работой, что даже не обратили внимания на то, что наши друзья и Руководитель задерживаются. Нас уже мало беспокоило то, что в этой отдаленной стране можно столкнуться с непредвиденными обстоятельствами, способными стать причиной непреодолимых задержек. За все это время местные жители в какой-то степени привыкли к нам, а мы приспособились к их образу и средствам жизни.

Обоюдное любопытство превратилось в дружелюбие, и теперь мы передвигались по этой земле практически свободно. На двенадцатый день, собираясь утром в Монастырь, мы услышали доносящиеся звуки суматохи

и, выглянув наружу, обнаружили, что наши друзья возвратились. Их путешествие было удачным, то есть Шамбала действительно существова­ла. Мы выслушали множество рассказов о совершенстве и величии ее искусства и культуры, которые сохранились в своей первозданной красоте; судя по описаниям, великолепие Шамбалы не сравнимо ни с чем.