Но Катя молчала, задумчиво смотрела на оплывающую свечу, и перед глазами ее вновь вставало кладбище, вялый куст, одинокий цветок на могильном холмике.

— Ну, как так можно? Если бы в меня влюбились, я бы непременно влюбилась в ответ. Это же так прекрасно — взять и влюбиться. Я бы каждую минуту думала о нем. Не задумываясь бы пошла за таким человеком. Ах, он так смотрел…

Как можно? — удивленно подняла бровь Катя. — Ради какой-то любви все бросать, забывать родительский дом? Настоящая любовь не должна разрушать.

Да что ж тут разрушать-то? — Лизонька кивнула на старый прадедовский сундук, на линялые обои, на пыльные занавески на окнах. — Или ты хочешь всю жизнь прожить, как наша мать? Тазы, горшки, варенья, соленья? Нет! — Лизонька вскочила и в одной ночнушке подошла к окну, томно потянулась. — Я хочу другой жизни! Хочу любви. Чтобы она сжигала дотла и возрождала вновь. Как в книге. А что? — Девушка крутанулась на месте. Мягкая ткань взлетела и опала, обвив ее крепкое тело. — Я хуже, что ли? У других вон есть. — На этих словах она показала в сторону небольшой полки с помятыми томиками романов.

Но ведь это выдумка, — пыталась опустить сестру с небес на землю Катя. — Так не бывает никогда.

Бывает! — В глазах Лизоньки сверкнули слезы обиды. — Чего придумано? Чего? Человек пишет то, что знает. Чего такого неожиданного можно вообразить? Это тебе хорошо говорить. Об тебя каждый встречный спотыкается, любой норовит в глаза заглянуть, вот для тебя и не существует той самой, единственной, что дается одна на сто лет. Ходишь, выбираешь… А у меня будет. Страстная, необыкновенная. Так что ты еще завидовать будешь!

Чему ж тут завидовать? — вздохнула Катя. Румянец с ее щек исчез. Она побледнела и словно подобралась, как кошка перед прыжком. — Такая любовь — горе! Жизнь переворачивает, ничего взамен не дает. Жить надо как все. Нормально.

Знаю я твое «нормально»! — Лизонька упала на кровать, раздраженно поправила белый разлетающийся подол ночнушки. — Завтраки, рассуждения о том, пойдет, не пойдет дождь. Да следить, чтобы муж не напился! Хочу другое! Хочу свое. Чтобы не как у всех!

Что ты заладила — хочу, хочу. — В Кате начала копиться злоба на этот бестолковый разговор. — Все равно будет так, как маменька скажет. Приедут сваты, и все решится.

А это мы еще посмотрим. — Лизонька подобрала под себя ноги, став похожей на большой снежный ком в своей объемной ночнушке. — От судьбы не уйдешь. Если на роду написано быть любимой, так оно и будет. И уже ничья воля тебе не помешает. А я чувствую, во мне есть эта судьба. Она как ниточка, верная, светлая, ведет меня вперед. Тут главное — не свернуть.

Свернешь», — подумала Катя, но вслух говорить не стала. Спорить с Лизонькой, особенно когда та вот так возбуждена, было бесполезно. Она будет шуметь, доказывать, хоть и так понятно, что против родительской воли ей не устоять.

Катя перевела взгляд на темное окно, вспомнила вчерашнее странное видение, и в душе ее стало рождаться неприятное чувство неминуемой беды. И еще это слово «судьба». Да, это была судьба, она влекла за собой, и никакие силы не могли остановить стремительно приближавшейся трагедии.

Что-то будет, что-то будет», — стучало в висках.

Беда, беда?» — тоскливо отзывалось сердце.

Радость, радость», — спорила с ней весёлая искорка слабой надежды.

Катя, не спи, — тормошила сестру Лизонька, но после стольких тревожных дней Катины глаза закрывались сами собой. И ничего нельзя было с этим поделать.

Не спи! — потребовала сестра и коснулась Катиной щеки чем-то холодным.

Не сплю, — неожиданно для самой себя произнесла Катя, и эти слова внезапно разбудили ее.

В комнате было тихо. Лизонька лежала, подперев подушкой щеку, отчего лицо ее чуть перекосило и рот приоткрылся. Оплывшая крупными жирными слезами свеча еле тлела, готовая вот-вот погаснуть. Было душно — от нагара, оттого, что они здесь надышали, из-за вечно закрытых окон.

Дурное дело — открывать окна на ночь, придет мора, сядет на грудь, будет душить, плохие сны насылать». Кто это говорил? Матушка? Соседки?

Катя покосилась на кушетку, на которой ей постелила сестра, и ей захотелось оказаться в своей кровати, укрыться вместо пледа нормальным одеялом. И что они затеяли на ночь глядя такой разговор? Только разбередили ненужные фантазии. Катя попыталась удобней устроиться на узкой лежанке, но стало понятно, что сон ушел и лучше отправиться в свою кровать, пока она своим шебуршанием не разбудила сестру. Тогда нового разговора не избежать.

Катя сунула ноги в мягкие шерстяные ботики и вышла в коридор. Здесь чувствовалась ночная прохлада. Где-то было приоткрыто окно, захотелось выйти на улицу, подышать ночным воздухом, но Катя на это не решилась (моры, моры!). И чтобы не сожалеть и не размышлять об этом, она заспешила к себе, плотно прикрыла за собой дверь, крепко запахнула на груди шаль, достала свечу, зажгла ее.