Gav Thorpe - Annihilation Squad / Гэв Торп - Истребительная команда 2 страница

 

Оглядываюсь, но никто этого не замечает.

 

Уркуг разворачивается и издает булькающий смешок, фон Страб быстро быстро хлопает, словно ребенок, получивший подарок.

 

Рядом с владыкой фон Спенк выглядит чрезвычайно раздраженным, он скрестил руки на груди.

 

Полковник как обычно выглядит мужественно, его волевой подбородок подчеркивает холоднокровный взгляд на фон Страба.

 

Эразм, следующий за Полковником в шеренге, издает мучительный вопль и пытается кинуться вперед, но подходит один из охранников фон Страба и бьет того прикладом в висок.

 

Следующий Кейт, благодаря закрытом лицу, он не понимает, что происходит.

 

Я размышляю над тем, милосердно это или жестоко, что он не видит.

 

Возможно так лучше для него, что достаточно печально, поскольку высокомерный ублюдок заслужил помучиться.

 

Теперь толпа вежливо хлопает владыке.

 

Волна аплодисментов кажется вполне цивилизованной и скучной, в отличии от исходящих эмоций, напуганной и наполненной ненавистью толпы.

 

Уркуг с ревом поднимает долговязого навигатора над головой и шагает к пропасти.

 

Кейт безуспешно бьется в хватке зеленого монстра, цепи барабанят по черепу орка.

 

С триумфальным криком, Уркуг сгибает свои могучие руки и выкидывает навигатора в бездну.

 

Я смеюсь, ощущая волну страха, исходящую от оставшихся штрафников "Последнего Шанса".

 

Это словно наркотик, оно бурлит внутри меня, поднимает мою освобожденную душу.

 

Орк небрежно идет обратно к шеренге и хватает за тряпки жителя подулья, Дерфлана Кирка.

 

Худой маленький мужчина корчится в когтистых лапах Уркуга, но без особо успеха.

 

Практически с высокомерной легкостью, орк толкает Кирка за край в пропасть, подняв свой другой кулак над головой в победном жесте.

 

Раздается новая волна радостных криков, в воздух взлетают фуражки.

 

Я останавливаюсь, когда понимаю, что следующий - Полковник.

 

Уркуг топает обратно к концу выступа, в нетерпение сжимая и разжимая кулаки.

 

- Стойте! - ору я, и орк останавливается.

 

Пока я иду вперед, все взгляды прикованы ко мне.

- Мне кажется эта почесть принадлежит мне!

 

Фон Спенк смотрит на меня с любопытством, возможно считаю, что это какой-то придуманный в последнюю минуту гамбит, чтобы спасти штрафников.

 

Я с радостью его разочарую.

 

- Конечно, маршал Кейдж, - говорит фон Страб и экстравагантно машет рукой в сторону Шеффера, -

 

вы не только имеете право, но и заслужили это.

 

Выхожу вперед, взгляд прикован к Полковнику, он смотрит на меня в ответ.

 

В его глазах бьется холодная ненависть, он желает, чтобы меня разорвало от одной его силы воли.

 

Улыбаюсь ему, и затем улыбка превращается в оскал, обнажаются мои новые удлиненные клыки.

 

Слышу как за спиной шипит фон Спенк, слышу крики остальных штрафников "Последнего шанса",

 

Игнорирую всех.

 

Я в паре метров от Полковника, когда вспоминаю, что Охебс до сих пор жив.

 

О, фраг...

 

СЛОВНО тонущий человек, вынырнувший на поверхность бушующего океана, я судорожно вдыхаю.

 

Силой воли я цепляюсь за память уходящего демона, и хотя голову и сердце пронзает боль, я вспоминаю все. В этот единый момент просветления, я обретаю себя. Я столь ясно представляю себе что я такой и кем я был всю свою жизнь.

 

Одним быстрым взглядом осматриваю все. Полковник смотрит на меня, почти рычит.

 

Рядом с ним сжался Эразм, слезы струятся по его впалым щекам.

 

Справа от меня фон Страб, фон Спенк точно за ним.

 

И впереди меня огромный орк, Уркуг.

 

Ощущаю жар, исходящий из пропасти и омывающий края выступа.

 

Кожа мгновенно покрывается испариной.

 

Во рту вкус крови от губ, их проткнули мои новые, заостренные клыки.

 

Мое тело напряжено, оно сильное, измененное и испорченное демоном.

 

И в этот миг вся моя душа концентрируется на самой себе, словно сжимающаяся варп дыра.

 

Внезапно я понимаю все.

 

Я смотрю на Охебса, и вижу пустые белые глазницы, по его лицу ползут шрамы от психической энергии, которая бежит от меня к нему.

 

Вижу Фенна, возвышающегося над псайкером, в его глаза страх, когда он заглядывает за край в долину, его боязнь открытого пространства воплотилась в реальности.

 

Дальше Спуж, последние две трудные недели отразились на его лице.

 

Ушли закругленные жирные щечки.

 

Он все еще смертельно напуган, он попал в такой переплет, о котором даже не мог себе представить год назад, но тем не менее, он умудряется плюнуть в меня.

 

Он держится за серво-череп своего отца, словно за тотем, защищает его до последнего.

 

Ну и Полковник. Хладнокровный, словно скала, неустрашимый и безжалостный.

 

Человек, который превозмогал боль, тяготы и ранения вот уже три столетия.

 

Человек, который посвятил всю свою жизнь Императору и никогда не сомневался, его вера прочнее фундамента улья.

 

Его тело ломали бессчетное количество раз, и он до сих пор жив, его излечивали и снова закидывали в горнило бесконечной войны.

 

Он никогда не проигрывал.

 

Все это стало кристально ясно в мгновение пробуждения.

 

Жертва, вот на чем строится Империум.

 

Все поговорки правдивы.

 

Кровь Мучеников - Семя Империума.

 

Преданный раб учится любить плеть.

 

Только в Смерти кончается Долг.

 

Мы десять тысяч лет противостоим, иногда процветаем, иногда просто пытаемся выжить.

 

Сотни веков мы сражаемся и умираем, проливаем кровь наших врагов и нашу собственную на неисчислимых полях сражений.

 

Человечество приносит в жертву самих себя, для себя же, и это длится поколениями, и будет длиться дальше и дальше.

 

И это самопожертвование не ради великой цели, а деяние ради самих себя.

 

Все это делается ради негласной надежды, что однажды, возможно через следующие десять тысяч лет, новое поколение больше не будет нуждаться в самопожертвовании, и судьба человечество вознесется в вечность.

 

Император не вспомнит тебя по медалям и грамотам, но по твоим шрамам.

 

И не только в смерти мы вручаем свои жизни Ему, но и в жизни.

 

Нас не будут судить просто потому, как мы умерли, и мы не заслужим Его вечной милости просто умерев ради Его имени.

 

То, как мы прожили свою жизнь перед смертью, определяет кто мы есть такие.

 

Легко пожертвовать своим телом, это всего лишь смертная оболочка для нашей души.

 

А вот пожертвовать свою жизнь, не смерть, вот это настоящее испытание для веры.

 

И это испытания я всегда проваливал.

 

Я врал, обманывал и убивал своих приятелей по собственному желанию.

 

Я тратил данные мне возможности заслужить славу.

 

Снова и снова я стоял на грани настоящего самопожертвования и отходил.

 

Триумфальный взгляд фон Страба переходит в ужас, когда я обхватываю его руками и отрываю от земли.

 

Вижу, как мимо проносится изумленное лицо фон Спенка, когда я прыгаю вперед вместе с владыкой, в ушах звенит панический рев Уркуга.

 

Ноги владыки задевают веревочные перила и подкашиваются, инерция выносит нас за край, и головой вниз мы летим в пропасть.

 

Теперь я по-настоящему знаю, что такое получить Последний Шанс.

 

Я рад, что наконец-то принял это.

 

 

Gav Thorpe - Annihilation Squad / Гэв Торп - Истребительная команда

 

 

One

ИММАТЕРИУМ

Глава первая.

Наказание.

Имматериум. Варп пространство. Это клокочущая мутная масса энергий из эмоций, калейдоскоп цветов и оттенков, который отражает человеческие душевные волнения и страхи.

Острые красные волны гнева разбиваются о синие водовороты отчаяния и светло-пурпурные облака страсти.

Тут и там рассеяны мерцающие точки белого, небесный свод из душ, сущности живущих, что собраны в крошечные звезды энергии: миниатюрные, мимолетные, которым суждено вскоре стать забытыми. То тут, то там, словно свеча в безумном хороводе цветов, горит душа псайкера.

И этот переполох насыщает их огнем, дает им силу.

Хотя корабль омывает эта буря эмоций, его грубый силуэт скрыт за дымкой колеблющегося поля. Это поле Геллера отталкивает жгучие энергии варпа.

Изогнутый, похожий на клюв орла, нос прорывается через надежды и чаяния, короткие крылья взрезают заливы любви и ненависти, отставляя позади себя тонкий след из ненависти и разочарования.

Позади корабля дрейфует тень, переливающаяся волна небытия, которая собирает потревоженные энергии и питается ими.

Это облако не просто тень, это косяк нематериальной пустоты, созданной тысячами варп-сущностей - демоническими акулами имматериума, что охотятся за энергией смертных.

Они собираются вокруг корабля, мерцают вспышки силового защитного поля вдоль всей его длины, когда они пытаются прорваться внутрь. Но психический щит отшвыривает их прочь.

Поле Геллера то вспыхивает,то тускнеет от штурма демонических существ, еще мощность то нарастает, то убывает. Вокруг вихрей варп энергий раскрывается крошечная прореха, и внутрь просачивается энергия Хаоса, одинокая тень проскакивает через кратковременный разрыв защитного поля.

Она без труда проходит сквозь стальной корпус корабля в поисках пристанища. Она ощущает, как ее покидают жизненные силы, те утекают из ее невидимой бестелесной формы, пока она отрезана поддерживающего варпа. Она проскальзывает в широкий с низкими потолками отсек, ее нематериальные глаза взирают на очертания спящих людей.

В ее глазах они серые плоские силуэты. Их жизненная сила слаба, в них мало пищи. Затвердевшая черная дыра охватывает одно из убогих лож, и демон отскакивает прочь, напуганный тенью, которая может поглотить его.

И затем оно обнаруживает тепло, сияние энергии дальше по отсеку. Инстинктивно потянувшись к источнику, оно увеличивает скорость, мелькая в разные стороны и греясь в жаре.

Свернувшись в клубочек, оно блаженствует в своих ощущениях прежде чем полностью раствориться в энергию.

* * *

ВАРП-СНЫ.

Это сон. На самом деле кошмар. Я это точно знаю, потому что помню как ложился на свою койку и укутывался в тонкое серое одеяло, так что после падения в пропасть я никоим образом не мог очутиться в ревущем аду. Но это не совсем кошмар, поэтому я спокоен.

По идее я должен был быть напуган падением в пламенные глубины еще летя через дым, когда моя кожа выгорала, а плоть пеплом срывалась с моих костей.

Вот таков варп-сон, по всем ощущениям это ужасающая реальность, даже более живая, чем сама жизнь. Все вокруг гораздо четче, яснее, ярче и пронзительней. Глазами, которые давным давно вспыхнули и превратились в пар, я вижу трещины и расселины в стене пропасти, через дым на меня взирают маленькие красные глазки.

В моих дотла сожженными ушами резко и громко вопит ветер. Пламя, что облизывает меня снизу, вырывается из бурлящей реки магмы, оно иссушает меня.

Но тогда почему мне не больно? Почему я не напуган?

Я не чувствую, что умер, я просто меняюсь. Когда-то я был неуклюжим, одержимым болью и эмоциями телом-оболочкой, но теперь я свободен от этих пут и моя душа вырвалась на волю.

Из моей спины внезапно вздымаются крылья и теперь я уже парю на термальными потоками, ныряю и погружаюсь меж взметнувшегося пламени.

Я смеюсь, хотя звука не слышно. Я наслаждаюсь свободной. С легкостью забираюсь на дымное облако, затем откидываю ноги назад и головой вперед ныряю в инферно.

С восхитительное нежностью меня омывает жар, вскипающее тепло будто пробуждающее меня теплое прикосновение возлюбленной.

Это великолепно, и от этого нового ощущения меня охватывает восторг.

И вот тогда внутри меня что-то начинает дрожать. Что-то вырывается из меня тем же путем, которым я освободился от собственного тела. Оно отбирает мои крылья и на них взвивается к небесам, оставляя меня лететь вниз в полымя.

Вот тогда меня охватывает страх. Он поднимается из глубин, и с губ слетает вопль. Мой ужас бессловесным визгом летит дальше, пока от жара пузырится вся моя сущность.

И вот тогда появляется невообразимая боль, каждая струнка моей души отзывается невыразимой мукой.

Может быть это проклятие. Можно быть это та самая Бездна Хаоса на которую я обречен, когда моя бренна жизнь закончится. Познать радость, свободу и затем потерять это из-за своих грехов - вот настоящая пытка.

Я ПРОСЫПАЮСЬ весь в поту. Дыхание неровное, я задыхаюсь. Набираю полную грудь спертого корабельного воздуха. Ненавижу варп-сны.

Этот изводит меня уже несколько недель, хотя я впервые испытал страх. Обычно он оканчивается тем, что я величественно возношусь из бездны и исчезаю в ослепительной ауре света.

В это мгновение на мои чувства обрушивается реальность, и на секунду я ощущаю себя не на своем месте. На какую-то долю секунды мне кажется, что я наблюдая сам за собой.

Затем все снова становится обычным.

Койка пульсирует от вибраций палубы корабля. А воздух наполнен постоянным гудением машинерии, что сохраняет нам жизни в этом враждебном окружении.

Храп и тяжелое дыхание остальных штрафников Последнего Шанса дополняют неустанный гул систем корабля. Я присаживаюсь и вслушиваюсь, стараясь определить какую-то нотку, какое-то изменение в их вечной гармонии, что разбудила меня.

Хотя вроде бы все в порядке. Я думаю, что мы возможно вышли из варпа, в конце концов, мы должно быть уже где-то близко к точке назначения.

К сегодняшнему дню мы плывем уже почти год. Один долгий, невозможно длинный варп-прыжок. Раньше я никогда о таком не слышал, я даже не думал, что такое возможно.

Обычно корабль прыгает в варп ненадолго, а затем, спустя неделю, может быть месяц, выпрыгивает обратно в реальную вселенную. Корабли, что прыгают дальше, или теряются или ломаются.

Я слышал истории о кораблях, что затерялись в варп штормах, и появившихся спустя пятьсот лет, их экипажы старели всего лишь за несколько месяцев.

Я так же слышал о кораблях, которые исчезали всего лишь на неделю, две, а затем их находили дрейфующими. От экипажа оставался один лишь прах, а бортовые журналы говорили о том, что все умерли от старости.

Так что будь у меня выбор, я бы ни за что не полез в варп. Если отбросить странные сны в сторону, то это одно из самых опасных предприятий, что может затеять человек.

Но выбора у меня нет, не так ли? Я солдат "Последнего Шанса", известного всем как 13-ый Штрафной Легион.

И мы здесь потому, что заслужили это. Все тридцать человек, с которыми я нахожусь в отсеке, наказаны за свои преступления.

Я убил своего сержанта из-за женщины. Топаз, что лежит слева от меня, воровал из офицерской столовой полка. Кейгер, бородатый мужик справа, повесил своей собственное отделение из-за воображаемого нарушения субординации.

Мародеры, еретики, массовые убийцы, насильники, воры и все отребье Имперской Гвардии оказывается тут, обреченные провести свой короткий остаток жизни в сражениях, пока не умрут на поле боя мучительной смертью.

Ну, по крайней мере большая часть. Но мы другие. Мы штрафники "Последнего Шанса". Наш командир, твердый как сталь, Полковник Шеффер, подготовил для нас кое-что особенное.

У нас одно единственное задание. Но помяните мое слово, оно все равно, что самоубийство, и некоторые здесь еще пожалеют, что не выбрали расстрельную команду или виселицу, прежде чем увидят, через что нам нужно будет пройти. Для нас всех смерть была такой же неизбежной, как если бы мы оказались следующими в списке палача.

Но однако же мы здесь, потому что слишком хорошо, для такой напрасной растраты бойцов. Мы главное пушечное мясо, для мясорубок войн Императора. Мы специалисты, последние герои, эксперты в своих областях, вот поэтому нас выбрал Полковник, чтобы дать нам наш Последний Шанс. Завершим задание и свободны.

Прощение всем преступлениям, наши души освобождены от всех грехов, так что может когда-то снова стать частью славного Империума Бессмертного Императора Терры.

Ну, конечно же, за исключением меня. Среди всех этих мерзавцев и фрагоголовой плесени человечества, я самый необычный.

Я штрафник "Последнего Шанса", который никогда не будет свободен. Слишком упрям, чтобы умереть, но в тоже время не нарываюсь на неприятности. Я полезен Полковнику, это уж точно, и хотя я привык превращать его жизнь в ад и причинять бесконечные проблемы, я вроде бы как теперь превыше всего.

Потому что я типа пожизненного заключенного из других штрафных легионов, за исключением того, что с Полковником я попадаю в такие сражения, опасности и переплеты, что прикончили бы уже даже заслуженных ветеранов других полков. У меня был мой Последний Шанс и я его профукал. И теперь мне с этим жить.

Включился свет, демонстрация того, что по корабельным часам уже утро. Явно, что тут все искусственное, и я клянусь, что Полковник все больше и больше продляет "день", чтобы мы тренировались усерднее. Я сам делал так, когда он мне доверил тренировать предыдущий отряд. Ничем особо хорошим это не кончилось, но я все равно остался лейтенантом Кейджем, хотя звание теперь скорее почетное как никогда.

Остальные начинают просыпаться. Отсек наполняется стонами, зевками, почесываниями и попукиваниями. Начинается еще один день.

НАШ ДЕНЬ начинается с соревнования по спуску со склона за завтрак, и обязательной потасовки между Кейном и Глаберандом за место поближе к обогревателю.

На выходе я пересчитываю приборы, включая ложки, чтобы никто не утащил что-либо, что можно использовать как оружие. Итак достаточно хреново, что мы выдаем им пушки для тренировок. Кто знает, что они сотворят, если им дать разгуливать с вилками.

После того как завершаем упражнение по осторожному преодолению препятствий в уборной, мы возвращаемся в кубрик, посмотреть, кто и что спер прошлой ночью.

Топаз умудрилась протащить с собой половину полевого рациона, - на который никто не выразил желание позариться, поскольку нам их еще не полагалось иметь, - пару запасных подошв для ботинок, две колоды игральный карт и маленький моток ниток.

После года, все корпеют над своими скудными сокровищами - разными брошками, цепочками или кольцами - нося их с собой или храня под подушкой. Во время проверки Горан и Венксин сцепились, и Горан выиграл, потому что он огромный грубый мужлан. Я отослал Венксина в медотсек, чтоб увидеть, не пришьют ли ему ухо к спине, так явно хуже не будет.

После этого, странных споров, драк или словесных перепалок, я слышу как взводу отдают приказ спуститься в маленькие складские помещения и подготовиться к тренировке.

Два комиссарских надзирателя, даже еще грубее и злее чем охрана Флота, стерегут дверь в оружейную. Они взирают на нас своими затемненными визорами шлемов, дробовики прижаты к панцирной броне на груди.

Любой бы подумал, что мы те самые уголовники, которые могут попытаться угнать корабль. Но никому эта идея больше не приходит в голову, после того как эти двое ее же снесли Валкену примерно шесть месяцев тому назад. Машу им. Никакой ответной реакции.

За потрепанной стойкой сидит Эразм. Его очки отрываются от складских книг. Он взирает на нас, а над его левым плечом парит писчий сервочереп. Он не самый жирный человек, которого я встречал, но в нем есть определенная мягкость, словно масло, оставленное на столе и начавшее оплывать.

Его маленькие суетливые ручонки треплют кончик книги. Замечаю что его ногти покрыты слоем жира, а подушечки измазаны красными чернилами. Когда я подхожу, он улыбается мне.

- Лейтенант Кейдж, как поживаете? - говорит он своим тонким, заикающимся голосом, - Ч-ч-чтоу вас будет сегодня? Ближний бой? Ножи и штыки? Или огневая подготовка? А может быть тяжелое вооружение? У меня еще припасены для вас гранатометы системы Фазиса, но вам они не интересны?

Эразм, или писчий оружейной Муниторума Спуж (*), если официально, каждое предложение превращает в вопросительное. Не понимаю нахрена, и вообще, знает ли он об этом, но он просто не может не задавать вопрос.
(*) табу. Презерватив. Гандон.

- Гранаты и взрывчатка, но только учебные, - говорю я ему и его улыбка превращается в кислую мину.

- Учебные? - спрашивает он. - Никаких настоящих зарядов? Да как вы научите своих бойцов, если они все время используют только муляжи и учебные? Да, я помню прискорбный инцидент с Морганом на прошлой неделе, но вы думаете, что остальные перестанут быть столь неаккуратными, если будут использовать учебные?

"Прискорбный инцидент", о котором он говорит - преждевременный взрыв бракованной гранаты, которую подсунул нам Эразм. Стефан Морган, первоклассный солдат, насколько я могу судить, за исключением его склонности повсюду выискивать алкоголь и бухать прямо на посту, был разорван на такое множество маленьких кусочков, что понадобилось аж четыре сервитора, чтобы убрать бардак. Ну а я получил еще один шрам на своей искалеченной морде в качестве напоминания о его кровавой кончине.

Об этом "инциденте" осталось всего лишь еще одна небольшая пометка в книге. Я сам-то не очень умею читать, но зная Департаменто Муниторум, там возможно написано что-то такое: "Граната, осколочная, тип 32, брак, образец для осмотра больше недоступен".

- Учебные заряды и гранаты, - снова говорю я. Он смотрит на меня и кивает, после чего шепчет что-то сервочерепу-писчему.

Он парит над его плечом, полированная кость мерцает в желтом свете склада, а затем из его гудящих внутренностей вылезают капающие чернилами перья.

Бродят слухи, что этот череп на самом деле принадлежал отцу Спужа, который умер служа Департаменто, а Эразм унаследовал его место.

Ну и теперь череп, конечно же, был оборудован авто-пером. По бормотаниям Эразма он нацарапал что-то в книге, оставив при этом чернильные пятна.

Посреди этого действа из наполненных машинерией глаз черепа истекали завитки дыма. Когда он закончил, Эразм нежно его погладил. Тот вернулся на свое место - парить над плечом писчего оружейной.

- Пожалуйста, подожди пока ваши боеприпасы не подготовят, не возражаете? - произнес Спуж.

Один из надзирателей открыл дверь оружейной, и я увидел там шатающегося меж стоек сервитора на шести скелетообразных искуственных ногах. Его руки были заменены погрузочным подъемником.

Царапая и лязгая, он пробирался вдоль стеллажей, подбирая при этом ящики и канистры. Он сгрузил их на спину другого сервитора, который согнулся в три погибели под ношей. Вместо ног, его гусеницы скрежетали по ячеистому полу. Его увядшие руки были привязаны к провисшим грудям, а в саму грудную клетку входили трубопроводы жизнеобеспечения.

Монотонное шипение искусственных легких эхом отдавалось от стен. С его тонких губ свисала ниточка слюны.

Пока он катился к двери, его пустые глаза смотрели прямо сквозь нас. Сервитор остановился прямо передо мной.

- Выгружайте, - передал я отделению, стараясь не думать о той, кем она была до изменений, или о ее преступлении против Бога-Машины, за которое она заслужила такой гнев техножрецов.

Загрузившись, мы идем вдоль корабля, проходим влажные, наполненные трубами коридоры над двигателями, ведущие к тренировочной палубе. Когда-то она служила загрузочным ангаром, но так как это самое просторное место в тесном корабле, то ее превратили в кое-что более полезное.

Семьдесят пять метров на двадцать пять, этого вполне достаточно для стрельбища или тренировочной площади.

Мы выдрали большую часть кранов и другой машинерии, дабы освободить место, и выбросили все еще до прыжка в варп.

С помощью техножрецов мы сохранили пару лебедок для переноса тяжестей. Сегодня они нам пригодятся.

- Готовьте танк, - говорю я, и отделение разбегается выполнять команду.

За год в варпе с ежедневными тренировками, они, должно быть, проделывали это уже не меньше пятидесяти раз. И все же солдат несчастлив, если на него никто не орет. Поэтому с нами три любезных сержанта Блур, Кандлерик и Фиакир, они отчитывают бойцов за то, что они слишком медленно или лениво скачут к дальнему концу зала.

"Танк" был изобретен Полковником. Произведенный из сваренных вместе грузовых ящиков и кусков старой машинерии, он представляет собой массивную, квадратную копию настоящего танка. Завершают образ башенки и пушка, выполненная из старой трубы для кабелей.

Мы перенесли рельсы, которые прежде уходили в один из боковых залов, так что теперь они тянутся на три четверти тренировочного ангара.

Так что танк теперь катился на загрузочных лебедках, и за двадцать метров, на самом деле, мог набрать неплохую скорость.

У нас так же есть деревянный макет аэроплана, в тридцати метрах над подвешенный на портале, так что мы можем использовать его для симуляции атаки на бреющем полете.

Воздух в зале наполнился потом и засаленным запахом работающего взвода, поднимающего танк на рельсы и подтаскивающего его лебедкой.

В данный момент на корабле сломана половина воздушных фильтров, так что воздух настолько спертый, что им сложно дышать. Шеффер, как обычно, счел это частью тренировок.
- Полезно для войн на высоте, - сказал он.

Мне на это плевать, на самом деле я даже почти приветствую такое положение дел. Потому что оно напоминает мне атмосферу фабрик улья моей родной Олимпии. Я вырос вдыхая масло и вонь пота.

Когда танк готов, взвод снова становится по стойке смирно. Пока я иду вдоль шеренги, они в той или иной степени держат руки по швам.

- Первое отделение будет руководить танком, - приказываю я, подходя к ним, - второе, подрывает его, организовывает противотанковый эскарп.

Два названный отделения бегут к позициям, в то время как третье отходит к стене наблюдать за приготовлениями.

На сетчатом поле мы нарисовали различную поверхность: красным - трехсторонний перекресток в городской застройке, зеленым - опушку леса, а желтым - узкий проход в горной гряде. Отлично подходящие места для пехоты, чтобы устроить засаду на танк.

Сержант Кандлерик стоит около лебедки, ждет моей команды, в это время сержант Блур инструктирует свое отделение для отвлекающего маневра, выстраивает их на схеме скал и в небольших расселинах стен "долины".

Мне нравится Блур, мужик с бочкообразной грудью и густыми усами, очень привержен традициям. Хотя я доставил ему достаточно проблем, так как по его сержантскому опыту в Имперской Гвардии, офицеры смотрели только на то, чтобы все выглядело прилично. В его полку, 38-ом Легкой Кордорианской Пехоты, они привык, что офицеры ему просто кивают и ожидают, что он сам разберется со всем.

Вот тогда-то он и зашел слишком далеко, слишком предвосхищая приказ капитана, он возглавил атаку на лагерь предателей. Все бы ничего, если бы капитан несколькими минутами ранее не отдал приказ артиллерии, так что половина взвода Блура полегла от снарядов собственных артиллеристов.

Блура зашвырнули в тюрьму. Тогда он получил шрам от шрапнели через весь подбородок. Несмотря на это, он до сих пор придерживается закостенелого уважения перед офицерами. А я просто не вписываюсь в его картину мира. Я порочный, злобный и хитрый, и я не приукрашиваю. В штрафниках "Последнего Шанса" я уже пять лет.

По его разумению, я отличный боевой сержант, а моя фуражка лейтенанта приводит его в замешательство.

Отдаю команду, и лебедка с хрустом и хриплым стоном оживает, толкая танк вперед. Кандлерик переключает передачу, и танк все быстрее грохочет вперед к засаде.

Блур кивает своему подрывнику, тот выкатывается перед танком с прижатым к груди муляжом взрывчатки. Он ждет пока танк пройдет над ним. Под танком щелкает магнитный захват мины, и я начинаю пятисекундный отсчет.

- Взрыв! - ору я, и Кандлерик стопорит лебедку, тем самым останавливая танк. Менее чем через секунду из своих укрытий выскакивает штурмовой отряд и запрыгивает на застывший танк.

Они настежь раскрывают макеты люков и закидывают внутрь учебные гранаты, после чего отпрыгивают от танка.

- Зубы Императора, и как это все назвать?! - ору я на отделения, пока марширую к ним через зал. Переступаю цепь лебедки и подхожу к Блуру:
- Строй их, сержант!

Блур криками выстраивает их в шеренгу, и вот все десять стоят и смотрят прямо перед собой, избегая при этом моего взгляда. Слышу смешки двух других отделений позади себя.