Введение. Первое упоминание о Судебнике 1497 года имеется в Записках о Московии австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна

Первое упоминание о Судебнике 1497 года имеется в Записках о Московии австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, бывшего послом императора Максимилиана I при дворе Василия III. Опубликованные в 1556 году в Базеле на латинском языке, эти записки раскрывали содержание лишь первых статей Судебника (3—7, 9—16) о порядке решения споров при помощи судебного поединка и наказаниях за разного рода преступления¹.

Рукопись Судебника 1497 года была обнаружена в 1817 году П. М. Строевым и опубликована им совместно с К. Ф. Калайдовичем в 1819 году. Она остается до сих пор единственным известным списком Судебника и хранится в фонде Государственного древлехранилища Центрального государственного архива древних актов в Москве.

В отличие от Судебника 1497 года текст Судебника 1550 года дошел до нас более чем в 40 списках, 10 из которых относятся к XVI в., 4—к XVI—XVII вв., 21 — к XVII в., 2 — к XVII — XVIII вв., а остальные — к XVIII в.².

Первая публикация текста Судебника 1550 года названа с именем В. Н. Татищева. В 1734 году он преподнес рукопись Судебника 1550 года “яко вещь дивную” императрице Анне Ивановне, а снятую копию передал в Академию наук, где она и пролежала более 30 лет. Лишь в 1768 году текст Судебника 1550 года с примечаниями Татищева к большинству из его 100 статей и дополненный указами правительства с 1550 по 1607 гг. (Судебник государя царя великого князя Иоанна Васильевича и некоторые сего государя и ближних его преемников указы, собранные и примечаниями изъясненные покойным статским советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым) был издан Г. Ф. Миллером³. В 1768 году вышло и другое издание этого Судебника, подготовленное переводчиком Академии наук Семеном Башиловым. Оно также было снабжено примечаниями Татищева и включало, кроме текста Судебника, “Книги законные Юстиниана”, “Указы дополнительные к Судебнику” за 1550—1581 гг. и Таможенный Устав 1571 года⁴ (Судебник царя и великого князя Ивана Васильевича, законы из Юстиниановых книг, указы дополнительные к Судебнику и Таможенный устав царя и великого князя Ивана Васильевича).

В 1819 году текст Судебника 1550 года был опубликован П. М. Строевым и К. Ф. Калайдовичем вместе с Судебником 1497 года⁵ (Законы великого князя Ивана Васильевича и Судебник царя Иоанна Васильевича с дополнительными указами, изданные Константином Калайдовичем и Павлом Строевым). Впоследствии тексты Судебников 1497 и 1550 гг. издавались неоднократно (см. Основные издания в библиографии к данному разделу).

В советское время вышло академическое издание Судебников 1497 года (подготовка текста к печати и комментарий Л. В. Черепнина) и 1550 года (подготовка текста к печати Р. Б. Мюллер, комментарий Б. А. Романова)⁶. Исследуя сохранившийся единственный список Судебника 1497 года, Л. В. Черепнин пришел к выводу, что текст его был переписан с подлинника или с другого списка не менее чем тремя сменявшими друг друга писцами. Рукопись Судебника не имеет постатейной нумерации. Ее текст подразделяется с помощью киноварных заголовков на 36 разделов, внутри которых имеются более мелкие подразделения — выполненные также киноварью инициалы. Систематизируя эти подразделения, М. Ф. Владимирский-Буданов при публикации текста Судебника в своей “Христоматии”, изданной в 1873 году, разделил его на 68 статей. Однако, как показал Л. В. Черепнин, эта система деления искусственна. М. Ф. Владимирский-Буданов, не имевший возможности ознакомиться с рукописью Судебника и пользовавшийся исключительно публикацией К. Ф. Калайдовича и П. М. Строева, в которой не всюду учитывалось наличие выполненных киноварью инициалов, не отразил полностью архитектонику памятника. По мнению Л. В. Черепнина, памятник следует разбить на 100 статей⁷. Однако ввиду того, что все научные работы, посвященные Судебнику 1497 года, основаны на нумерации Владимирского-Буданова в академическом издании (ив настоящей публикации) сохранено общепринятое деление. Кроме текста Судебника, в издании дается латинский текст статей Судебника, переведенных Герберштейном, и обратный перевод этого текста на русский язык, сделанный А. И. Малеиным и И. И. Анонимовым⁸.

В основу публикации текста Судебника 1550 года в академическом издании положен список начала 60-х годов XVI в. Варианты других списков в тех случаях, когда они имеют смысловое значение, даны в подстрочных примечаниях⁹.

В 1955—1956 гг. под редакцией Л. В. Черепнина вышли третий и четвертый выпуски “Памятников русского права”, охватывавшие периоды образования и укрепления Русского централизованного государства. В них были опубликованы тексты судебников 1497 и 1550 годов (введения и историко-правовые обзоры к ним подготовлены А. Г. Поляком)¹⁰.

Судебники эти в дореволюционной литературе не стали предметом специального монографического исследования¹¹.

О них, как правило, говорилось в общем плане в трудах по истории России или отдельным отраслям русского права. П.М. Строев и К. Ф. Калайдович связывали появление Судебника 1497 года с падением ордынского владычества, когда “с возвращением свободы и политической самобытности, отечество наше имело надобность в лучшем образовании внутреннего управления”. Однако свойственное дворянско-буржуазной историографии преувеличение организующей роли государственной власти и законодательных памятников, без учета классовых противоречий, выдвигало на первый план деятельность князя-законодателя. “Великий князь Иоанн Васильевич, — пишут далее Строев и Калайдович, — ведал сей недостаток и принял меры оный исправить”. Отмечая, что нормы Судебника 1497 года “характером своим много разнствуют от Ярославовых”, т. е. от Русской Правды, эти авторы не только не показали, чем данные изменения вызваны, но, сравнив Судебники 1497 и 1550 гг., пришли к неверному выводу об отсутствии фактической разницы между ними. Строев и Калайдович расценили князя Ивана III как “законодателя”, а Ивана IV лишь как “исправителя” его законов. Вместе с тем ими отмечается большая полнота и определенная система Судебника 1550 года, имеющего новые, по сравнению с Судебником 1497 года, статьи. Однако эти разночтения они объясняют не причинами централизации государства, а ошибками переписчиков¹².

Много сделал для введения в научный оборот Судебника 1497 года М. Ф. Владимирский-Буданов. Опубликовав его текст с подразделением на статьи, он отметил наличие в Судебнике определенной системы по сравнению с предшествовавшими актами. Предложенное М. Ф. Владимирским-Будановым выделение из состава Судебника четырех частей — постановления о суде центральном, суде местном, материального права и дополнительных статей — было воспринято всеми последующими исследователями. Рассматривая Судебник 1497 года как объединение местных законов в один общий, М. Ф. Владимирский-Буданов впервые предпринимает попытку более детального изучения вопроса о его источниках. Формально-юридическое сравнение, проведенное путем текстологического анализа, приводит к его выводу, что в качестве “не только основного, но почти единственного источника” Судебника выступают уставные грамоты, а нормы обычного права употреблены в незначительной степени. Использована Псковская Судная грамота, несколько видоизмененная по сравнению с вечевым законодательством. Судебник, считает М. Ф. Владимирский-Буданов, значительно беднее по сравнению с Псковской Судной грамотой как по содержанию, так и по искусству редакций. Он находит и неизвестные рассмотренным ранее памятникам статьи, например, запрещение отказывать в правосудии (ст. 2), законы о взяточничестве и лжесвидетельстве (ст. 67) и некоторые другие, автором которых он считает самого Ивана 111. В обширных комментариях М. Ф. Владимирский-Буданов проводит сравнительный анализ Судебников 1497 и 1550 гг., подчеркивая определенную связь между ними развитие вторым Судебником целого ряда норм, установленных в XV в.

Судебнику 1550 года дореволюционная историография уделила несколько большее внимание. Самое раннее его толкование было дано В. Н. Татищевым. В “Разговоре двух приятелей о пользе науки и училищах”, написанном в 1733 году в виде вопросов и ответов, Татищев на вопрос: “До Уложенья печатного (т. е. Уложения 1649 года) были ль в России какие законы?”, отвечает: “Были, и весьма древние” и излагает фактически историю развития русского законодательства. При этом он полагал, что “в Галиче, на Волыни и Полоцке русские законы были и северские и резанские князи собственные письменные законы имели, но токмо от незнания пользы и недостатка прилежности так растеряны, что и памяти не осталось, если где в древних монастырях чего не сыщется ль”¹³. При комментировании Судебника 1550 года Татищев говорит еще более определенно о наличии этих законов как промежуточных источников между Русской Правдой и Судебником 1550 года. В предисловии к Русской Правде (1738г.) он пишет: “...сверх сих были законы по княжениям. Как князь великий Василий Темный ростовским боярам велел судить по их старым законам, так Иоанн Великий по просьбе резанских бояр позволил судить по их законам. Таковых я у...князя Голицына видел собрано книга немалая, и оные где-либо в неизвестном ныне доме хранятся, которое собрать и любопытным открыть не безполезно”¹⁴. Интересно, что, не зная еще о существовании Судебника 1497 года (ибо рукопись его была обнаружена лишь в 1817 году), Татищев вслед за перечислением местных законов называет и законы, изданные Иваном III.

В. Н. Татищевым составлено несколько редакций примечаний к Судебнику 1550 года¹⁵.

В историко-правовом плане Судебник 1550 года исследовал Н. В. Калачов¹⁶, который подчеркивал, что этот документ вошел как “звено, необходимое для уразумения истории русского законодательства”¹⁷. К числу источников Судебника 1550 года Н. В. Калачов относит в качестве основного акта Судебник 1497 года, а также составлявшиеся на его основании уложения, или уставные грамоты, даваемые великими князьями различным областям государства для вершения ими суда (а также грамоты губные, таможенные, жалованные). В них, справедливо отмечает Калачов, “проявилось органическое развитие нашего законодательства”¹⁸. Однако это “органическое развитие” понимается им с чисто внешней, формальной стороны. Потребность в рассмотрении прежних законов связывается не с развитием общественно-экономических отношений и классовой борьбы, а “с развитием жизни гражданской, с уяснением юридических понятий”. В качестве законодателя выступает “мудрое правительство, действовавшее именем Иоанна”. По своему содержанию Судебник 1550 года, согласно Н. В. Калачову, — это “кодекс, определяющий внешнюю формальную сторону права: судопроизводство...”¹⁹. Малочисленность же норм гражданского и уголовного права в Судебнике он объясняет господством еще в этих областях права обычного. Несмотря на такое ограничительное толкование содержания памятника, Н. В. Калачов начинает обзор Судебника с характеристики вопросов государственного права, государственного управления и “государственных состояний”. В области гражданского права он выделяет право вещное, обязательственное, семейное и наследственное. Подчеркивая тесную связь гражданского и уголовного права во времена Судебников, Н. В. Калачов считает необходимым отметить, что “некоторые действия человеческого произвола, особенно опасныя и вредныя для благосостояния общества, уже в глубокой древности были отнесены к сфере преступлений и запрещены под угрозою различных наказаний”²⁰. Основанная на большой источниковедческой базе работа Н. В. Калачова исходит тем не менее также из формально-юридического метода, свойственного дворянско-буржуазной историографии.

 

Судебник царский 1550 г. Такая односторонность и недостаточность 1-го Судебника обнаружилась вскоре после его создания; сын Иоанна III - вел. кн. Василий - дополнил законы отца; судебник Василия Иоанновича не дошел до нас, но сын Василия - Иоанн IV, создавая новый судебник, конечно, имел перед собою законы отца и включил их в свои. Судебник царский издан так же, как и 1-й, царем с участием его братьев и бояр. Говоря о земских соборах, выразили предположение, что большие реформы 50-х гг. XVI в. могли быть вызваны совещаниями с первым земским собором. Хотя в том же 1550 г. Судебник был подготовлен, но на Стоглавом соборе 1551 г. (на котором присутствовали не одни духовные лица, но и "братья в. кн., князи, бояре и воини") царь предложил его на рассмотрение и утверждение: "прочтите и рассудите, - говорил он -...аще достойно сие дело, на св. соборе утвердив, подписати на Судебник и на уставной грамоте". Подлинник Судебника, подписанный членами собора, должен был храниться "в казне" (где хранились тогда вообще государственные акты). Итак, Судебник должен был получить свою силу только с 1551 г. С изданием Уложения царя Алексея Михайловича и этот Судебник, подобно 1-му, был забыт и утрачен; несколько экземпляров его открыл Татищев; сличив их, он собрал дополнительные статьи, присоединил свои примечания (с учебно-практическим направлением) и в таком виде сдал рукопись в Академию наук; но лишь в 1768 г. появился в печати этот памятник в татищевской обработке. С тех пор Судебник издавался несколько раз.

Основным источником для цар. Судебника послужил 1-й Судебник с дополнениями вел. кн. Вас. Иоанновича и новыми узаконениями самого Грозного. Из сравнения обоих Судебников оказывается, однако, что царский не просто заимствует из 1-го, а перерабатывает заимствуемое двояким образом: а) в Судебнике 1-м нередко постановления не имеют второй существенной части (о последствиях нарушения закона), которая и придается им в Судебнике царском; например, Судебник 1-й (ст. 2) запрещает судьям отказывать в правосудии тем лицам, которые им подсудны, но не полагает никакого наказания за такой отказ; Судебник царский (ст. 7) прибавляет: "быта от государя в опале". Судебник 1 -и (ст. 1 запрещает судьям брать взятки и решать дела по пристрастию, но не полагает за то никакого наказания; царский (ст. 3-5) назначает несколько наказаний за разные виды умышленного неправосудия. Вообще 1-й судебник представляет собою закон в виде lex minus perfecta; царский - lex perfecta; б) Судебник царский расчленяет постановления 1-го Судебника, создавая нередко из одной его статьи несколько статей: так, в приведенном сейчас примере умышленное неправосудие может быть совершено по вине боярина (судьи), дьяка или подьячего; оно может быть следствием подкупа судьи, подлога или искажения акта дьяком; все это выделено в царском Судебнике в отдельные статьи. Впрочем, гораздо чаще добавления судебника царского вмещаются внутрь текста той же статьи, не создавая новых (например, ст. 7-15). Значительную часть (1/3) судебника царского составляют новые статьи (всех со статьями разъяснительными - 32), из которых некоторые могли быть составлены при самом издании царского Судебника; но большая часть их должна быть отнесена на счет утраченного Судебника Василия Иоанновича и вообще указов, дополнивших 1-й Судебник от 1497 г. по 1550. Отделить зги две группы новых статей одну от другой довольно трудно; лишь до некоторой степени можно исполнить эту задачу, приписав самому Грозному те статьи, в которых заметно направление к сокращению произвола и к усилению самоуправления низших классов. Можно указать следующие цельные группы новых постановлений: 1) статьи 20-26, 28-30 (о некоторых формах обвинительного процесса и о бесчестье); 2) ст. 64,63, 68-71 и 73 (о наместническом суде); 3) ст. 77-82, 85 (о холопстве, кабале и о праве родового выкупа); 4) ст. 97-98 (о силе действия и порядке составления законов). Иоанну IV можно приписать постановления об уничтожении тарханных грамот (ст. 43), дополнительные постановления об участии старост и целовальников в наместническом суде (ст. 62,68,69,70).

Сила действия закона и отношение его к обычному праву в эпоху Судебников. Из сравнения содержания двух Судебников оказывается, что закон в промежуток времени, разделяющий их, сделал весьма незначительные успехи, выработав мало новых норм, и царский Судебник есть памятник преимущественно процессуального права; почти все право гражданское стояло еще вне сферы определений закона. Несмотря на такую бедность юридического содержания, второй Судебник объявил закон всеобъемлющим и единственным источником права: "вперед всякие дела судити по сему судебнику" (ст. 97); если же возникнут дела о предметах, не предусмотренных Судебником, то они должны решаться не по обычному праву, а должны бытъ предоставлены для разрешения законодательной власти, которая даст по этим поводам новые законы (ст. 98). Едва ли такая идеальная всеобъемлющая сила закона тотчас же осуществилась в практике: многие дела впоследствии могли разрешиться по установившимся обычаям судьями, не восходя к законодателю. В тех же статьях царского Судебника содержатся определения о способах составления закона: инициатива закона (кроме непосредственной инициативы законодательной власти, что само собою разумеется) могла исходить от подчиненных властей, представляющих к разрешению новые вопросы, возникающие на практике. Самое творчество закона принадлежит царю и боярской думе в возможно полном составе ("всех бояр приговору"). Действие закона начинается с момента его издания ("с которого дни уложил"), что, впрочем, на практике должно было сводиться к тому моменту, когда закон стал известным для подданных. О публикации закона Судебники молчат; они предписывают чрезвычайные меры публикации лишь для одного постановления, вошедшего в них, именно о воспрещении брать посулы и лжесвидетельствовать ("велети прокликати по торгам на Москве и во всех городех..."); особые меры публикации (кроме обычной рассылки списков закона в присутственные места) едва ли были нужны для такого закона, который содержал в себе процессуальные нормы и обращен был к судьям и правительствам, а не к населению. Закон не имеет обратного действия: "которые дела преж сего Судебника вершены... быти тем делом всем... как прежде сего вершены..." (ст. 97, ср. ст. 78). Общий закон действует на пространстве всего государства (ср. ст. 99 цар. Суд.) в противоположность прежним местным законам*.