САТИСФАКЦИЯЗарядив пистолет – разрядил обстановку
Военнослужащие разделяются на 2 категории: у кого табельное оружие при себе и у кого оно заперто в оружейной комнате. Со звёздами во рту и пистолетом в кобуре разговаривать легче. - Ты приляжешь, тебя закапывать начнут, а возле меня почётный караул выстроят. Я рассмеялся ему прямо в лицо, как Мальчиш Кибальчиш главному Буржуину: - Могу ускорить. А то, что-то Кремлёвская стена подзапустела. Штабс-капитан, этот еблан с трудно пробиваемой завесой легкодоступности, набитый доверху безыдейностью и опустошённый завалами. В нём нет ни красок, ни грязи, ни вопросов, ни ответов, ни утончённого долбоебизма. У него есть только портупея с привязанным пистолетом. Свин, передёрнув обойму, думал что, зарядив пистолет, разрядит обстановку. Я держал хвост пистолетом, Свин в ответ выставил пистолет на меня. В ответ я выставил ему ультиматум: - Капитан, отъебись или переебу. Закончилось компромиссом – он не отъебался и я переебал. Держа пистолет в упор, он схватил меня за руку, пытаясь вытащить на плац. С кисти соскочили и разбились часы, которые мне подарила сестра в день призыва в армию. Часы были знаковым предметом. Предметом роскоши, если хотите. В школе перед дракой обязательно снимали часы, дабы не повредить, а тут какой-то шнапс-капитан разбил подарочные часы от любимой сестрёнки. Свин нарушил часовой пояс, порвав пояс от часов. Я автоматически перехватываю его руку. Падая, Свин нажимает курок, но пуля проходит мимо. Я рванулся, как пёс прапорщика Дрокова такса Наобум в нору после долгого квартирного заточения. Прыгаю сверху (в дзюдо это называется «иппон», а в греко – римской борьбе «вылезай за ковёр»), и от всего сердца бью бесчувствен-ным кулаком в нена-вистный шнапак. Мне хотелось стереть его с лица земли – правда, из всей земли один сапог, а лица на нём и вовсе нет Меня оттащили деды, как бультерьера со свинячим рылом от свинячьего рыла. Боровой отползал жертвой, рано оторвавшейся от хищника.
А суд идёт, а суд идёт И всё вокруг чего-то ждёт
Меня заперли в штабе, как и год назад, в уже знакомом кабинете, который заменял КПЗ. Я пребывал в инертном безрассудстве и меланхоличном исступлении. Боровой испортил мне первый день службы и последний. Теперь моя судьба повисла на часах, на чём-то настроении, на недопитом стакане коньяка и невыспавшемся утре. За окном зарядили дожди и пистолеты… По репродуктору не унимался Иосиф Кобзон. Я улёгся на пол, по-прежнему пребывая в меланхоличном безрассудстве и инертном исступлении. Я видел сны, в снах видел Настю, в Насте видел искренность и клатч. Проводя до дома, в темноте ещё была видна её белая сумочка. Искренности уже видно не было. – Настя! – чуть слышно крикнул я, но белое пятно исчезло. Во дворе по-доброму заскулила собака… Утром луч солнца шарил по комнате, как луч прожектора с тюремной вышки.
… Пока суд да дело, моё «дело» передали в суд. Вернее, в военный трибунал. Приехал следователь даже не из Ромен, а из самого (!!!) областного града Сумы. Он всё повторял: «от тюрьмы и от Сумы не зарекайся». У дознавателя было продолжительное имя Эммануил с музыкально-свалившейся фамилией Бах. Пухлый колобок непонятного возраста. И рост у него был непонятный. Как у семиклассницы после летних каникул. К тому же Бах был изумительно похож на Борового, у меня даже закралось сомнение в их родственных сношениях. Или просто, сношениях. Бах был такой же еблабан с легко пробиваемой завесой труднодоступности, набитый доверху завалами и опустошённый безыдейностью. В нём не было ни разноцветности, ни серости, ни закатов, ни рассветов, ни изощрённого мудельманства. У Баха были одни вопросы. В них прослеживалось поддельное глубокомыслие и сотрясающее воздух суетливая тщетность. Я, в свою очередь, изобразил сосредоточенность и готовность. - Ну-с, молодой человек, давайте без церемоний. Я буду задавать вопросы, вы отвечать. Это сэкономит время, - приехавший Понтий Пилат, как и все палачи, был подозрителен, и мою добродетель разглядывал в лупу. Казалось, он и там ничего не видел. В его взгляде таилась порочность армии и мучительный груз ответственности за солдатские проступки. На допросе он оказывал хитроумную заковыристость и возбуждённое бесстрастие, которое походило на ротозейство утописта. - Расслабься, будь самим собой. Будто у меня само собой быть не самим собой. - Зайду слева – я человек слова. У вас есть дача? – Да… - Я не про дачу ложных показаний. - Я тоже, - разговор сразу стал приобретать вид запутавшейся паутины, и у меня с самого начала начинало свербеть в левом ухе от дребезжания мухи.
На этом отвлечёмся и познакомимся поближе с нашим «музыкальным» героем. Эммануил Эммануилович Бах. Ещё один еврей в мундире. В семье Бахов так повелось, что свою короткую фамилию они пытались удлинить за счёт имени. По мужской линии остановились на продолговатом имени Эммануил. Для всех. Чтобы не заморачиваться. Но наш Эммануил Бах был вовсе не Эммануил, и даже не Бах. Подкидыш с детского дома, усыновлённый бездетной еврейской семьёй. Моня рос послушным ребёнком, пока в его судьбе не произошло эпохальное событие, переменившее всю его жизнь. В субботний день еврейская семья посетила рынок, где на базарной площади к мальчику подошла цыганка. Она не просила позолотить ручку, и лишь глядя в глаза ребёнка, сказала, пуская сигаретный дым изо рта. - Казённый дом вижу. И сзади и впереди. Вором будешь. Уважаемым человеком станешь. Родители со временем настолько уверовали в предсказание, что на шалости сына перестали обращать внимания, а когда в их семье появился родной ребёнок, то на Моню махнули рукой. Счастливые мать с отцом переключились на младшего Иллариона, а чтобы не натворил Моня, они лишь разводили руками: «А что вы хотели, уголовник. Что с него взять». Но получилось наоборот. Бах сам стал сажать. 7 раз отмерь – один обрежь.
(заповедь иудея) Эммануил Бах не стал уголовником. И даже наоборот: он стал сажать сам. Будучи исключённым из театрального училища, он окончил юридическую академию при ген.штабе. Бах рьяно начал свою деятельность на поприще юриспруденции и, особенно был силён тем, что шестерил перед сильными. Так он и дослужился до майора военной прокуратуры по Сумской области. Когда Баху исполнилось 33 года, он сделал обрезание: безобразная смесь иудейства и христианства. 7 раз отмерь, один обрежь - именно по такому принципу Бах вёл все свои дознания. Его допросы напоминали театр: от мурашкообразовательного триллера до дешёвого водевиля. Он, то облачался в вежливость и с изысканностью манер дворянина 18 века, обращался ко мне по имени отчеству, то, как сталинский каратель вскакивал и, сотрясая кулаками правосудия, вопил: «Расстреляю, падла, без суда и следствия»… Недаром его кумирами были Министр внутренних дел Российской империи Вячеслава Константиновича Плеве, и Прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский.
|
