ЧЕЛОВЕК-ЗАГАДКА

Когда Сандро вышел из кабинета директора, ему попалась навстречу нянечка Ариша. Она изо всех сил трясла большим медным колокольчиком. Начинался второй урок. Одна за другой захлопывались двери в классы. Свернув по пустеющему коридору направо, Сандро уперся в единственную раскрытую дверь с надписью «5 „Б“». Рядом у стены стоял мешок с мелом. Сандро заглянул в класс, и ребята его увидели.

Он был худенький, но широкоплечий. Руки глубоко засунуты в карманы брюк. Старенькие туфли одеты на босу ногу. Из-за пояса торчали учебники и тетрадки, некрасиво оттопыривая застегнутый на верхние пуговицы поношенный пиджачок. На бледном смуглом лице мальчика горели огромные черные глаза. Ни на кого не глядя, он спросил с сильным кавказским акцентом:

— Место есть, да?

Ребята засмеялись.

— Есть, кацо лубэзный, на заднэй партэ, прахады, пажалыста! — под общий хохот ребят ответил Ромка.

Новичок яростно сверкнул глазами в его сторону и, пройдя через всю комнату сквозь строй любопытных взглядов, занял место на свободной парте в дальнем углу.

В класс вошла Маргарита Александровна:

— Здравствуйте, ребята!

Застучали крышки парт. Обратив внимание на празднично убранный класс, учительница спросила:

— Кто сегодня дежурный?

К доске с рапортом вышла Нина Шкапа:

— В группе всего тридцать восемь человек. Сегодня на уроках присутствует тридцать девять. К нам пришел новенький.

— Спасибо, Нина.

Ребята сели. Учительница раскрыла журнал:

— А ну-ка, новенький, поднимись!

Не вынимая рук из карманов, новенький встал.

— Твоя фамилия, имя?

— Татешкелиани Сандро.

Учительница записала в журнал.

— Ты грузин?

— Сван.

— Сван?

— Это в Грузии место такой — есть. В горах. Знаешь?

— Знаю! — улыбнулась учительница. — К нам в Сибирь ты попал из Сванетии?

— Зачем из Сванетии? В Омске работали.

— Так ты теперь в Омске живешь?

— Зачем? Где работаю, там и живу! Где живу, там школу хожу! Не понимаешь, да? — сердито ответил новичок.

— Нет, Сандро, не совсем понимаю, — спокойно сказала Маргарита Александровна. — Выходит, ты и работаешь и учишься? Так?

— Так!

— Тебя отец привел в школу?

— Сам пришел. Отец нет. Мать нет. Дядька есть.

— У директора был?

— Был. Нет в кабинете. Сказали: завтра придет. Зачем ждать буду? Прямо сюда пришел. Что, нельзя? Назад к дядьке идти? Уйду!

— Ух, какой горячий! — Глаза Маргариты Александровны смеялись. — Никуда уходить тебе не надо. Завтра вместе пойдем к директору. И учти, пожалуйста, на будущее: учительнице и вообще старшим говорить «ты» нехорошо. Это так же некрасиво, как и руки держать в карманах. Понимаешь? А теперь садись.

Новенький молча опустился за парту. Так и не вынув рук из карманов, он отвернулся в сторону и стал разглядывать стену. Учительница сделала вид, что не обратила на это внимания.

— Смыкунов, к доске!

Класс радостно загудел: «Опять комедия будет!» Обычно Ромка выходил к доске, писал условие задачи и терпеливо ждал подсказки.

— Что же ты не решаешь, Смыкунов? — спрашивала Маргарита Александровна.

— Думаю, — отвечал Ромка.

Подсказки не было. Ромка стирал написанное и заново выводил условие задачи.

— Зачем ты все стер? — удивлялась учительница.

— Неясно написал, — отвечал Ромка. — Сейчас, сейчас… решаю…

Ромка рисовал жирный знак равенства и умоляющими глазами смотрел на ребят…

Разгадав этот маневр, Маргарита Александровна останавливалась у доски, у которой страдал Ромка, и подсказывать было совершенно невозможно. Бедняга рисовал точку. Учительница терпеливо ждала. Мел крошился и осыпался на пол.

— Ну, как дела, Рома? — участливо спрашивала учительница.

— Думаю.

Время шло. Точка росла. Мел таял. Когда он был искрошен окончательно, Ромка вытирал руки тряпкой, глубоко вздыхал и молча садился на место. А в журнале и Ромкином дневнике появлялся новый «неуд»…

На этот раз Ромка быстро поднялся с парты, подошел к доске и, взяв в руки мел, выжидающе поглядел на учительницу.

— Что с тобой? — спросила Маргарита Александровна.

— Пчелы поели…

Учительница вынула из портфеля потрепанную книгу.

— Это старинный учебник математики Малинина и Буренина, по которому учились ещё мои родители. В нем очень интересные задачи и примеры. Давай, Смыкунов, решим с тобой старинную-престаринную задачу!

— Давайте! — с готовностью согласился Ромка. Ребята не верили своим глазам.

— Задача такая. Собака гналась за кроликом, находящимся в ста пятидесяти футах от неё. Она делала прыжок в девять футов каждый раз, когда кролик прыгал на семь футов. Сколько прыжков должна сделать собака, чтобы догнать кролика?

— Семьдесят пять! — тут же ответил со своей парты Сандро.

— Правильно! — удивилась Маргарита Александровна. — Только я не тебя спрашиваю, а Смыкунова.

Новичок смутился.

— Сандро, ты раньше решал эту задачу?

— Зачем раньше? Понятный задачка!

— Молодец. Но запомни ещё одно: если хочешь сказать что-нибудь, подними руку. Ясно?

Сандро усмехнулся:

— Ясно!

— А тебе, Рома, понятно, почему семьдесят пять прыжков?

— А как же! Конечно! Ровно семьдесят пять!

— Сколько в задаче вопросов?

Борька показал Ромке два пальца.

— Всего два вопроса!

— Напиши какие и решай! И вы, ребята, тоже решайте!

Мел застучал по доске. Зашуршали тетради.

— Не пишет мел! — сказал вдруг Ромка.

— То есть как — не пишет?

— Сам не пойму, в чем дело. Не пишет — и все! Попробуйте!

Взяв мел, учительница провела им по доске. Мел действительно не писал.

— Безобразие! — возмутился Ромка. — Совсем невозможно учиться!

— Это я виновата! — сказала Нина и поднялась из-за парты. — Мел сырой, наверное. А я не проверила. Разрешите сходить за новым?

Выбрав из мешка большой кусок мела, Нина вернулась в класс. Новый мел тоже не писал.

Учительница окинула взглядом ребят и неторопливо вышла из класса. Нина бросилась было за ней, но её остановил окрик Власа: «Сядь на место!» Влас вскочил на парту:

— Кто это сделал?

— Ромка Смыкунов зачем-то с утра запирался! — вспомнила Нина. — Скрипел здесь чем-то!

— Твоя работа? — спросил Влас.

— Вы что, ребята? С ума сошли, что ли? Ничего не знаю!

— Почему не пишет мел? В чем дело?

— Дело в свечка! В стеарин дело. В воск дело, — вдруг сказал новенький. — Очень просто. Доску свечкой натрешь — какой мел писать будет? Никакой! Верный дело. Старый фортель!

Ромка Смыкунов злобно посмотрел на Сандро. Влас подошел совсем близко к Ромке и замахнулся.

— Шкапа, сядь на место! — сказала появившаяся на пороге Маргарита Александровна.

Рядом стояла нянечка Ариша с ведром и большим кухонным ножом.

— Рома! Осторожно соскребешь с доски воск и вымоешь её. Мы пока пойдем заниматься в кабинет естествознания. Когда кончишь мыть — скажешь. Мы вернемся и будем решать задачку про собаку и кролика. Ясно?

— Ясно! — вздохнул Ромка.

Когда доска была выскоблена и вымыта, все вернулись в класс.

Ромка получил очередной «неуд» и, проклиная всех собак и кроликов, поплелся на место.

«Настроение бодрое — идем ко дну!» — припомнил ол услышанную от кого-то фразу. Опять «неуд»… Как показаться домой? Утром и так попало за испорченный костюм и ботинки. Римма, молча сунув деньги за вчерашнее угощение и билет, отвернулась и нарочно громко сказала Зое Жук: «Все мальчишки вруны отчаянные!» Хорошо ещё, что вернула деньги за билет и за угощение!

Шел третий урок — география. По классу летали записочки. Старательно прикрывая бумагу ладонью, Римма настрочила записку, сложила её как пакетик для порошков и, немного поколебавшись, подбросила на парту новичка.

Это заметил Ромка, и ему стало жарко.

Ася Смирнова писала Зое Жук: «Что он, безрукий, что ли? Почему ничего не пишет? Почему не вынимает из карманов рук? Римка ему бросила на парту записку, он даже не взглянул. А она отвертела всю шею!»

На большой перемене Ромка зашел в пустой класс и увидел на месте новичка Риммину записку. Сунув её в карман, он поднялся на чердачную лестницу, потом развернул записку и… чуть не съехал со ступенек.

«Одна душа страдает, а другая не знает…» — вот что писала Римма новичку.

Ромка стремглав бросился вниз и наткнулся на Сандро.

— Эй ты, ручки в брючки, Дикобраза не видел? — еле сдерживая ненависть, спросил Ромка.

— Нет, жирный камбала, не видел, — спокойно ответил Сандро, повернулся спиной и вошел в класс.

— Я тебе припомню ещё эту «жирную камбалу»! — еле слышно прошептал Ромка.

Власа Ромка отыскал на школьном крыльце. Там были и Борька с Валькой Кадулиным. Ромка атаковал Власа:

— Почему бы нам заодно с Петькой Бурлаченко не устроить «темную» и новенькому?

— А за что? Он вроде ничего парень-то! — ответил Влас.

— Да, «ничего»! Камбалой обозвал тебя! Я его спрашиваю: «Не видал Власа Шкапа?» А он отвечает: «Буду я следить за камбалой твоей».

— Это тебя, наверное, он камбалой назвал, а не Власа. У тебя глаз-то распух, — усомнился Борька.

Ребята рассмеялись.

— Ну и не верьте! Гордости, Влас, у тебя нет! Я бы на твоем месте дал ему!

— Брось подначивать! — рассердился Влас. — Ты просто на новичка зуб имеешь.

— Я зуб имею? За что? — возмутился Ромка.

— За то, что разгадал твой фортель с доской, за то, что Болонкина подкинула ему записочку. А ты Римку вчера очень удачно проводил домой. Это тоже всем известно, — сказал Борька.

Ромка чуть не задохнулся от злости.

— Оставь новичка в покое! — строго сказал Влас-Ясно?

Но Ромка не унялся. Подговорив нескольких мальчишек, он на последней перемене захлопнул дверь перед самым носом Сандро.

Сандро усмехнулся и прошелся по пустому классу. Из-за двери раздался громкий хохот. Там о чем-то сговаривались.

— Три-четыре! — скомандовал Ромка, и полилась песня:

В Александровском саду

Музыка игрался,

Карапетик — сван Сандро

Туда-сюда шлялся!

— Пустите! Слышите, да? — крикнул с угрозой Сандро.

Пение продолжалось. Ромка Смыкунов нагнулся и увидел в замочную скважину, как Сандро, пробормотав что-то по-грузински, яростно замотал головой и опустился на свою парту.

— Вы знаете, что делает карапет? — сказал Ромка. — Дразнится! Показывает нам язык! Грозится кулаками!

Ромка подал знак, и хор грянул ещё громче. Новичок сорвался с места и отчаянно заколотил каблуками в дверь. Подошел Борька. Поняв, в чем дело, он сказал Ромке:

— Прекрати сейчас же! Слышишь? А то позову Власа. Он тебе покажет!

— Зови, пожалуйста!

Борька ушел. Ромка опять наклонился к скважине. Сандро пропал из поля зрения. На учительский стол упала тряпка.

«На доске пишет что-то», — сообразил Ромка, а ребятам сказал:

— Сван-то, сван что вытворяет! Подошел к двери и плюнул в нашу сторону. И показал кукиш.

Появился Влас. Растолкав ребят и отвесив подзатыльник Ромке, он распахнул дверь.

Сандро стоял посреди класса. Через всю доску плясала неровная надпись: «Все вы — повидлы дешевые!»

Раздался звонок. Сандро с вызовом посмотрел на ребят и медленно пошел к своей парте.

На уроке пения группа вела себя неспокойно. Старичок учитель выбивался из сил, призывая ребят к порядку. Он стучал смычком по скрипке, уговаривал, а ребята шушукались, гудели, перекидывались записочками…

Ромка сидел мрачный и чувствовал себя обиженным. Когда же получил записку от Власа: «Подсядь к Петьке. Готовь его! Скоро звонок», — чуть не подскочил от радости. В голове Ромки мгновенно созрел гениальный план. Пересев на Петькину парту, Ромка спросил его зловещим шепотом:

— Тебе что дороже, жизнь или кошелек?

— Жизнь, — весело ответил ни о чем не подозревавший Петька.

— Это хорошо, что жизнь… Очень хорошо… — зловеще протянул Ромка.

— А что такое? — забеспокоился Петька.

— Тогда поклянись, что никому не расскажешь о том, что сейчас узнаешь, и сделаешь все, что я прикажу.

— Клянусь!

— Тебя собираются убить, — спокойно сказал Ромка. — И только я, я — единственный человек на земле, который может тебя спасти.

— Как — убить? — спросил Петька глухим голосом.

— Сегодня. После уроков.

— За что?

— За взятки.

— За какие взятки?

— Не понимаешь? — не спеша спросил Ромка и нарисовал на бумажке чернильницу. — Что это такое?

— Домик, — легкомысленно ответил Петька.

— Не домик, а чернильный прибор!

— Ну и что? — спросил, холодея, Петька.

— Не притворяйся! Это точно такой же прибор, какой ты преподнес Аркадию Викентьевичу, Жиртрест несчастный!

Петька побледнел и испуганно поглядел на Ромку.

— Ты понимаешь, что, если выдашь меня, нас убьют обоих?

Петька затрясся и закивал.

— Известно все. И про футбол. И про скелет. И про все. Ты погиб! Тебе это ясно?

— Ясно. Что же делать?

— Если я тебя спасу, ты завтра принесешь мне столько денег, сколько стоит штатив для любительского аппарата, или сам штатив купишь. Согласен?

— Согласен. На все согласен… — бормотал Петька.

— Ты видишь, какой я благородный человек? Я не прошу фотоаппарат. Я прошу только штатив. А теперь слушай!

План Ромки был таков. Как только кончится урок, Петька должен остаться в классе и задержать новичка. Ромка отошлет Борьку вывернуть пробки. Это далеко, и Петька с Ромкой всё успеют. Как только в коридоре погаснет свет, Петька должен выйти из класса вместе с Сандро, помочь ожидающему — в условленном месте Ромке натянуть на него мешок из-под мела и втолкнуть Сандро в комнату для мальчиков. Вот и все. После этого Петька может бежать — путь будет свободен. А Ромка скажет, что все перепутал в темноте.

— Я гений? — спросил Ромка.

— Гений, гений… — выдавил из себя дрожащий Петька. — А как я новичка задержу?

— Это уж твоя забота. А сейчас пиши расписку, что должен мне штатив. Пометь задним числом.

Петька написал расписку. Ромка вернулся на свое место и послал Борьке записку:

«Как только вывернешь пробки, возвращайся в класс. Я задержу Петьку».

Барашеньки-крутороженьки

По лесам ходят,

По полям бродят,

В скрипочку играют… —

пел учитель под свою скрипочку.

По коридору прошла нянечка Ариша со звонком.

Ребята разом поднялись с парт и, не дожидаясь разрешения учителя, выбежали из класса. За ними выскочили девочки.

Учитель пения бережно завернул скрипку в кусок засаленной фланельки, осторожно уложил её в футляр и, попрощавшись с Сандро и Петькой, вышел.

— О чем говорить хотел? Зачем ждать велел? — спросил у Петьки Сандро.

От страха у Петьки стучали зубы. Он сказал:

— Так просто. Давай дружить.

— У нас на Востоке не договариваются о дружбе. Понятно, да? Дружба не начинается со слов. Дружба начинается с дел. Может, я человек плохой? Как дружить можно?

Петька глянул в коридор. Свет ещё горел.

— Нет, нет, ты хороший человек… — бормотал Петька.

— Перестань, да? Так говорить не дело! — сказал Сандро и поднялся с парты.

— Куда же ты? — испуганно крикнул Петька. — Куда?

— А тебе какое дело? Ты что? — сказал новичок и направился к дверям.

За ним поплелся и Петька.

— Ну подожди! Подожди немножко. Куда спешить?

— А чего ждать? Домой надо. К дядьке. Понятно, да? Ты чудак, да?

Коридор был пуст. Куски мела валялись на полу у стенки. Мешка, в котором он лежал, не было.

До двери на улицу оставалось ещё две: в раздевалку и в комнату для мальчиков…

Вдруг погас свет. Сандро остановился. За его спиной скрипнула половица, раздался шепот. Сандро не успел повернуться, как сзади на него натянули мешок из-под мела. Чьи-то руки схватили его и втолкнули в комнату для мальчиков…

Вывернув пробки, Борька бросился в класс. К его удивлению, там не оказалось ни Петьки, ни Ромки. Ничего не понимая, Борька побежал в комнату для мальчиков. У дверей стоял Ромка.

— Иди, иди, все в порядке! — шепнул он Борьке. — Один затолкнул!

Борька вошел.

Со всех сторон на Сандро сыпались удары. Он задыхался в мешке. Били по груди, по спине, по всему телу. С шумом вылетели из мешка и разлетелись учебники и тетрадки. Сандро отбивался ногами.

Кто-то взвыл:

— Это нечестно ногами драться!

— А портфелями бить честно, да? А всем одного бить честно, да? — глухо крикнул из мешка Сандро.

Но до ребят доносилось только невнятное бормотание.

— Будешь знать, как фискалить, как подарочки преподносить! — измененным голосом крикнул Лешка Косилов.

«Какие подарки? О чем фискалить?» — словно сквозь туман подумал Сандро.

Кто-то поймал его за ногу. Сандро отлетел в угол, больно ударившись головой о кафель. Падая, он вывернулся из мешка.

Увидев вместо Петьки Бурлаченко Сандро, ребята обомлели. Вид мальчика был страшен. С волос сыпался мел, из угла рта по напудренному подбородку тонкой струйкой шла кровь. Над глазом вспух фиолетовый фонарь.

— Так ты не Петька… — в изумлении промолвил Влас, совершенно растерявшись. — Так ты не Петька… Как же это…

Но что такое? Влас вдруг резко вскрикнул от боли и повалился на спину. Падая, он процедил сквозь зубы:

— Ясно. Прием «курума-каеши»… Боковой гриф для дам…

— Смывайтесь! — приоткрыл дверь Ромка Смыку-нов. — Аркадий Викентьевич идет!

Ребят как ветром сдуло. Борька бросился поднимать Власа. Тот завопил не своим голосом:

— Не трогай! Больно! Борька отпрянул.

— Жалко, мало тебе больно! — сказал Сандро, поднимаясь с пола и тяжело дыша.

— В чем дело? — спросил учитель. — Что за драка? Они тебя били? — повернулся он к Сандро.

— Зачем они били? Я их бил. Борька и Влас переглянулись.

— Неправда. На тебя напали! «Темную» устроили. Ты говори, не бойся. Я их проучу как следует!

— Дай пройти! — И Сандро вышел из комнаты. Допрос Борьки и Власа ничего не дал. Как начали они: «Мы сами по себе, а он сам по себе!» — так и кончили.

— Я этого не оставлю! — пригрозил Аркадий Викентьевич.

Схватив мешок и встряхнув его так, что пыль стала столбом, он скрылся.

— К Коле Плодухину побежал! — сказал Влас.

— Фискалить! — согласился Борька.

— Книжки-то подбери! Отдать надо! Друзья вышли на улицу. Влас опирался на Борькино плечо, морщась при каждом шаге. Борьку и Власа облепили друзья.

— Ну, Ромка, ты за эту подлость ответишь! — зловеще глянул на него Влас.

Ромка состроил жалостливую физиономию:

— Вы что? С ума сошли? Я здесь ни при чем. Это Петька Бурлаченко! Он вместо себя подтолкнул новичка, а сам смылся. Я и не заметил подмены. Я, может, больше вас всех на Петьку зуб имею. У меня есть доказательство. Документ с подписью. — Ромка протянул Петькину расписку Власу. — Видишь, сколько времени мне Жиртрест штатив не отдает. Так вот, подумай сам, хотел я отомстить Петьке или нет. А в темноте и ты мог бы перепутать кого угодно. Борька-то не сразу свет выключил, как договорились, а задержался почему-то…

— Мне нянечка Ариша помешала, — оправдывался Борька. — Рядом крутилась…

— Вот видишь! Ему нянечка Ариша помешала, а я отвечай!

Окно пионерской комнаты приоткрылось. Показался Коля:

— Ребята! Зайдите на минутку.

— Ну, сейчас будет баня! — вздохнул Борька.

— А может, не пойдем? Скажем, что заняты? — предложил Ромка.

— А чего трусить-то? Что сегодня, что завтра! Сема бед — один ответ! — решил за всех Влас.

Вожатый сидел за столом и что-то писал:

— А, явились! Очень хорошо. Я сейчас. Только закона чу письмо.

— Не знает… — шепнул Власу Борька.

— Не-е-ет, знает…

— Вот, вот, ребята, вы поговорите, поговорите пока! — сказал Коля, оторвавшись от письма. — Я сейчас. А ты, Ваткин, слетай в библиотеку и на мое имя попроси однотомник Помяловского.

Борька стремглав убежал.

— Ну, все! — сказал Коля и обратился к Власу: — Слушай, Шкапа, ты что-то вроде хромаешь?

— Споткнулся! — помрачнел Влас.

— Ай-яй-яй! — ужаснулся Коля. — Что же ты такой невнимательный? Так ведь недолго и голову разбить.

— Вот она, книга! — крикнул запыхавшийся Борька, запнулся на пороге и грохнулся на пол.

Тяжелый том отлетел прямо под стол. Все засмеялись, а Борька громче других.

— Что за день сегодня невезучий такой? — заметил вожатый. — Все ноги ломают…

— Зачем вызывали? — не глядя на него, спросил Влас.

— Книжку одну хочу почитать вам вслух. «Очерки бурсы». Может, читал кто?

Руки подняли Павлик и Нина.

— Что можешь сказать про книгу? — обратился Коля к Павлику.

— Интересная книга. Про бурсаков! Как учились ребята в старое время. Как бурсаков учителя били розгами.

— А за что ребят обзывали барсуками? — спросил Борька.

— Не барсуками, а бурсаками, — рассмеялся вожатый — От слова «бурса». Тебе, Ваткин, будет особенно приятно послушать. Книга эта про будущих священников, пономарей, дьячков и других твоих приятелей.

— Борьку будет воспитывать! — зашептал на ухо Власу Валька. — Вот зачем собрал всех. А не из-за «темной».

Влас немного успокоился.

— Ребята, — сказал вожатый, поднимаясь из-за стола, — ни у кого из вас случайно не найдется марочки?

— Нет.

— Ну и память у меня! — воскликнул Коля и подошел к шкафу. — У меня у самого есть!

Он открыл шкаф, долго рылся в нем и отыскал конверт с маркой.

— Я сейчас! Адрес напишу — и всё. Значит, сегодня и уйдет письмецо. Очень важное письмецо.

«Далось ему это письмецо, носится с ним!» — подумал Влас.

Коля снова сел за стол.

— Глядите! — с ужасом показал Борька на раскрытый шкаф.

На нижней полке лежал мешок из-под мела. Ребята перевели взгляд на вожатого. Тот продолжал спокойно возиться с письмом.

— Что это вы на меня так уставились? — оторвался от работы Коля. — Сейчас будем читать! Что это вы такие молчаливые сегодня?

Никто не проронил ни слова.

Коля вырезал ножницами из газеты какую-то статью, вложил её в конверт и заклеил его.

— Ну, вот и все. Начинаем! — сказал Коля и раскрыл книгу. — «…Карася отвели в бурсу». Карась — это прозвище новичка, — пояснил Коля. — Тогда, как и сейчас, любили, ребята, давать прозвища! Новичок «отправился на двор, где и присоединился к кучке бурсачков, игравших в рай и ад, то есть скакавших на одной ноге среди начерченной на земле фигуры, причем носком сапога они выбивали из разных её отделений камешек. „Это очень весело“, — подумал Карась».

— Известная девчоночья игра! — вставил Валька.

— «Но в то же время он услышал насмешливый голос:

— Новичок!

— Городской! — прибавил кто-то.

— Маменькин сынок!

„О ком это?“ — подумал Карась.

Его щипнули».

Ромка Смыкунов и несколько ребят хихикнули.

— Весело. Правда? — обрадовался вожатый. — Дальше пойдет ещё веселее.

И он прочел дальше:

— «Наконец кто-то сшиб Карася с ног… Карасю живот тискали, Карась задыхался, Карась землю ел, Карась плакал… После долгих усилий он вырвался кое-как и ударился бежать в класс. Бурсаки бросились за ним в погоню».

Коля внимательно обвел глазами хохочущих ребят и продолжал:

— «Несчастного Карася щипали, сыпали в голову щелчки, кидали в лицо жеваную бумагу… Рев был до того невыносим, что Карасю представлялось, что ревет кто-то внутри самой головы его и груди. Начинал он шалеть, предметы в глазах путались, линии перекрещивались, цвета сливались в одну массу. Ещё бы минута, и он упал бы в обморок».

Ребята уже не смеялись.

— «Но Карася так жестоко щипнули, что вся кровь бросилась в лицо его, в висках и на шее вздулись жилы…»

«А новичку, пожалуй, было ещё хуже. Портфелями били…» — вспомнил Влас и посмотрел в шкаф. Он заметил, что почти все ребята смотрели туда же.

— «На Карася бросились ученики большого роста…

— На воздусях его!

Карась повис в воздухе.

— Хорошенько его!

Справа свистнули лозы, слева свистнули лозы; кровь брызнула на теле несчастного, и страшным воем огласил он бурсу. С правой стороны опоясалось тело двадцатью пятью ударами лоз, с левой столькими же; пятьдесят полос, кровавых и синих, составили отвратительный орнамент на теле ребенка, и одним только телом он жил в те минуты, испытывая весь ужас истязания, непосильного для десятилетнего организма».

Влас оторвал взгляд от мешка и глянул по сторонам. Борька тер кулаками глаза, Римма Болонкина даже не вытирала слез, Нина закрыла лицо ладонью, Вираж-Фиксаж кусал ногти.

Голос вожатого зазвучал громче:

— «…ни одного слова в оправдание, ни одной мольбы о пощаде…»

«Совсем как новенький», — подумал Борька. Изредка поглядывая на ребят, Коля продолжал:

— «…раздавался только крик живого мяса, в которое впивались красными и темными рубцами острые, яростные лозы…»

Краска бросилась в лицо Власа, и вдруг впервые в жизни почувствовал он, как откуда-то снизу поднимается огромный тяжелый ком и медленно подступает к горлу…

— «Тело страдало, тело кричало, тело плакало… душа Карася умерла на то время».

— Хватит! Не надо больше! — не выдержал Влас.

— Ну что ж, не надо так не надо! — согласился вожатый и закрыл книгу.

Ребята поднялись.

— Нина, опусти письмо, — попросил Коля.

— Пожалуйста…

От самой школы никто не проронил ни слова. Позади всех плелся Ромка Смыкунов. Несколько раз пытался он завязать разговор, но его не поддержал никто.

— Посидим немного, — предложил Влас, когда ребята дошли до горсада.

— Болит, да? — спросил Борька друга.

— Ещё бы! Прием-то «курума-каеши»!

Ребята опустились на скамейку, неподалеку от афишной тумбы. Молчание нарушил Павлик:

— Как только он про Карася начал, я сразу догадался, о чем пойдет речь.

Ребята помолчали. Влас вспомнил:

— А кому он письмо-то хоть писал?

— Не знаю… — ответила Нина.

— Давайте посмотрим, — сказал Борька.

Нина достала из портфеля письмо и, взглянув на адрес, вскрыла конверт.

— Что ты делаешь? — закричал Влас. Нина спокойно ответила:

— Не кричи, пожалуйста! Это письмо нам!

— Как так — нам?

— Очень просто. Звену пионеров имени Крупской.

И Нина, оглядев ошеломленных ребят, стала читать:

— «Если вы ребята внимательные, то это письмо прочтете сегодня же! Нет, так завтра его доставит в школу почтальон. Не знаю, какое на вас впечатление произведет Помяловский, но, глядя на вас сейчас, думаю, что сильное. Но не обо всем сказано у Помяловского. Отвратительно то, что вы, пионеры, били и травили грузинского мальчика. Надежда Константиновна Крупская написала письмо всем пионерам, которые состоят в звеньях её имени. Оно напечатано в „Пионерской правде“. Я вырезал это письмо. Там и о национальной вражде сказано, и ещё о множестве вещей, о которых пионерам забывать нельзя. Прочтите его. Потом вместе обсудим.

Коля».

«Вы же, ребята, не малыши и не слепые, — говорилось в письме. — Вы живете не под колпаком, а жизнь не по рельсам катится кругом. Много в ней ещё плохого: безграмотности, пьянства, угнетения женщины, богатые притесняют бедных, сильные слабых, люди не помогают друг другу, неорганизованны, верят в бога и чертей и т. д. и т. п.»

— Видишь, Борька, кто о тебе заботится? Сама Крупская! — шепнул Валька.

— Не мешай! — отмахнулся Борька.

Надежда Константиновна говорила в письме о том, чтобы ребята смелее вторгались в жизнь, помогали изменить её к лучшему, заступались за слабых ребят, защищали детей-евреев от тех, кто дразнит их «жидами».

Письмо кончалось так:

«Вы — не бары, вы — дети трудового народа, вы — ленинцы, пионеры, и не к лицу вам подражать барчатам. Вы — подростки, а подростки уже много могут сделать, чтобы сообща работать над улучшением жизни.

Ну, прощайте, ребята. К борьбе за дело Ильича будьте готовы!»

Нина оглядела ребят и вложила письмо в конверт.

— С сегодняшнего дня все прозвища отменяются! — неожиданно сказал Влас. — Если кто кого обзовет, со мной будет дело иметь!

— А если по привычке обзовет? — спросил Валя Ка-дулин. — Сразу-то не отвыкнешь…

— Первое время штрафовать можно, — предложил Борька, — а потом поговорить и по-другому!

— Принято единогласно! — сказал Лешка Косилов.

— Ты что это, мерзавец, делаешь? — раздалось из-за афишной тумбы.

Уже знакомый Нине, Римме и Борьке бородатый мужчина трепал за уши худенького мальчугана.

— Как вам не стыдно маленьких обижать? — обратился к бородатому Ромка Смыкунов. — За что вы слабого мучаете?

— Я не мучаю его, а уму-разуму учу! — засмеялся бородатый. — Чтобы клей не жрал!

— Какой клей?

— Обыкновенный, мучной. Его директор цирка послал рекламу клеить, а он, щенок, вон что вытворяет!.. Пошли! — щелкнул в лоб мальчишку бородатый и зашагал прочь.

Мальчишка, подхватив кисть, ведро с клеем и афиши, — за ним.

— Вы его, наверное, голодом морите, вот он и ест клей! — крикнул им вслед Борька, но бородатый даже не обернулся.

— Вот тебе и вмешались в жизнь, — огорчился Павлик.

— Ребята! — позвал друзей Валька. Он уже стоял у афишной тумбы.

Вся тумба была заклеена пестрым плакатом.

— Смотри, Борька, — воскликнула Нина, — это же Дядя Проня!

— Итальянец, а как по-русски разговаривал! — вспомнил Борька.

Ребята без труда узнали на снимках и веселого лилипута, и остальных новых знакомых. Василий Тихонович был сфотографирован рядом с огромной толстухой. Они были облачены в восточные халаты и белые тюрбаны. В руках толстухи блестел кривой меч.

Старик директор, помещенный на отдельной фотографии, был в чалме и во фраке. «Али-Индус! Факир, гипнотизер, доктор черной и белой магии» — было написано под фотографией.

Весело скалили зубы выстроившиеся в один ряд со скрещенными на груди руками четыре «черта».

— Ой, ребята, на снимке-то кто! Глядите! — изумилась Римма.

С фотографии, помещенной в самом низу, ребятам улыбалось лицо новичка. На Сандро красовался цилиндр и накидка. Во рту дымилась длинная сигара. А подпись была такая: «Человек-загадка, человек-феномен, чудо двадцатого века САНДРО ТА-ТЕШ!»

— Вот те на! — свистнул Павлик Асиновский.

— А он не Татешем назвался, а Татешкелиани, — сказал Валька Кадулин.

— Сокращенно будет Татеш. Псевдоним, — разъяснил Павлик. — Как Вирфикс.

— А что такое феномен?

— Исключительный, сверхъестественный человек.

— Что же в нем такого исключительного? — спросила Нина.

— Все! — сказала Римма. — Я сразу почувствовала! Ромка помрачнел. Павлик Асиновский предположил:

— Он гипнотизер, наверное. Помните, как он быстро в уме задачку решил? Подобный номер делал гипнотизер. Ему давали расческу, и он сразу угадывал, сколько в ней зубьев. Потом на доске зрители писали столбиком многозначные цифры, крутили вокруг оси доску, а гипнотизер, пока она крутилась, мгновенно ответ подытоживал. И ещё, конечно, мысли угадывал.

— И ты думаешь, что и новичок мысли угадывает? — спросила Римма.

— Если он феномен-гипнотизер, то, конечно, угадывает!

— Ну да, угадывает! — усомнился Борька. — Если бы угадывал, так в окошко бы выпрыгнул и в «темную» не попал.

— Завтра все узнаем! — сказал Влас. Но Сандро в школу не явился.