Констатация факта.

Миф тяготеет к афористич­ности. Буржуазная идеология доверяет этой фигуре свои основные ценности: универсальность, отказ от объяснений, нерушимая иерархия мира. Однако в этом случае следует четко различать язык-объект и метаязык. Народные по­словицы, дошедшие до нас из глубины веков, до сих пор являются составной частью практического освоения

[124]

внешнего мира как объекта. Когда крестьянин произно­сит «сегодня хорошая погода», то его утверждение сохраняет реальную связь с полезностью хорошей пого­ды; это утверждение имплицитно орудийное; слова, не­смотря на их общую, абстрактную форму, являются подготовкой к практическим действиям, они включаются в производственный процесс. Сельский житель не бол­тает о хорошей погоде, а имеет с ней дело, использует ее в своем труде. Таким образом, все наши народные пословицы представляют собой активное слово, которое с течением времени застывает и превращается в рефлек­сивное слово, но рефлексия эта куцая и сводится к обычной констатации фактов, в ней есть какая-то ро­бость, осторожность, она крепко привязана к повседнев­ному опыту. Народные пословицы больше предсказы­вают, чем утверждают, это речь человечества, которое постоянно творит себя, а не просто существует. Буржуаз­ные же афоризмы принадлежат метаязыку, это вторич­ная речь по поводу уже готовых вещей. Его класси­ческая форма — это максима. В ней констатация фактов направлена не на творимый мир, наоборот, она должна скрывать уже сотворенный мир, прятать следы его тво­рения под вневременной маской очевидности; это контр­объяснение, облагороженный эквивалент тавтологии, того безапелляционного потому, которое родители, испы­тывающие нехватку знаний, обрушивают на голову детей. Основа афористичности буржуазного мифа — здравый смысл, то есть такая истина, которая застывает по произволу того, кто ее изрекает.

Я не придерживался никакого порядка в описании риторических фигур; могут существовать и другие их типы; одни фигуры изнашиваются, другие нарождаются. Но как таковые, они могут быть четко разделены на две большие группы, которые мы назовем Знаками Зодиака буржуазного универсума: Сущности и Весы. Буржуазная идеология постоянно преобразует продукты истории в неизменные сущности; подобно тому, как каракатица выбрасывает чернильную жидкость в целях защиты, так и буржуазная идеология все время пытается затушевать непрерывный процесс творения мира, превратить миф в застывший объект вечного обладания, инвентаризовать

[125]

свое имущество, забальзамировать его, впрыснуть в реальный мир некую очистительную эссенцию, чтобы остановить его развитие, не дать ему укрыться в других формах существования. Тогда эти богатства, закреплен­ные и обездвиженные, можно, наконец, подсчитать; бур­жуазная мораль по существу есть операция взвеши­вания: сущности кладутся на чаши весов, неподвижным коромыслом которых и является человек-буржуа. Ведь цель мифов — это обездвижение мира; они должны давать внушительную картину вселенского хозяйствен­ного механизма с раз и навсегда установленной иму­щественной иерархией. Таким образом, мифы настигают человека всегда и повсюду, отсылают его к тому непод­вижному прототипу, который не позволяет ему жить своей жизнью, не дает свободно вздохнуть, словно паразит, засевший внутри организма, и очерчивает дея­тельности человека тесные пределы, где ему дозволено мучиться, не пытаясь хоть как-то изменить мир; буржуаз­ный псевдофизис — это полное запрещение человеку тво­рить себя. Мифы представляют собой постоянное и назойливое домогательство, коварное и непреклонное требование, чтобы все люди узнавали себя в том вечном и тем не менее датированном образе, который был однажды создан, якобы, на все времена. Ибо Природа, в которой заключают людей под предлогом увековече­ния, в действительности представляет собой Обычай. Однако каким бы священным ни казался этот Обычай, люди должны взять его в свои руки и изменить.