ПЯТНИЦА, 14 ЯНВАРЯ

 

Санк-Марс разбудил напарника после полуночи. Он позвонил ему и сказал, что скоро к нему приедет. Проехав полпути по дороге к дому и прослушав пленку в первый раз, он поставил на приборную доску у ветрового стекла проблесковый маячок, развернулся на опасном перекрестке, притопил педаль газа и поехал обратно в город к Мэтерзу.

Мужчины сидели перед магнитофоном в гостиной, рядом на столике стоял чай с булочками. Обстановка комнаты состояла из новых вещей, купленных на распродажах, и старой мебели, доставшейся от родителей или приобретенной на толкучке. В качестве книжных полок Мэтерз использовал кирпичи и доски, но его стереосистема была первоклассной. Телевизор стоял на каком-то ящике, но модель была не из дешевых. Санк-Марс подозревал, что диван и стулья составляли вклад Донны Мэтерз в семейную обстановку – супруги, видимо, как-то решили шикануть.

– Что это вы сегодня заработались до ночи? – спросил Мэтерз.

– Позвонил Лапьер и попросил о встрече.

Дома у Билла Санк-Марс немного расслабился и успокоился. В домашней обстановке, в джинсах, его напарник выглядел непривычно, не так, как на работе. Сначала Санк-Марс хотел устроиться в кресле, но потом решил, что удобнее будет сесть прямо на полу рядом с хозяином.

Мэтерз вставил кассету в магнитофон.

Учитывая плохое качество записи, голоса были слышны достаточно хорошо и на удивление четко. Полицейские сразу узнали хрипловатый баритон Каплонского. Второй голос был им незнаком, он явно принадлежал иностранцу – акцент был заметен во многих, хотя и не во всех словах говорившего. Сначала Санк-Марсу показалось, что голос принадлежал русскому капитану, но до конца он не был в этом уверен.

В начале записи были слышны чьи-то шаги. Неподалеку от микрофона кто-то тяжело дышал, а дальше сквозь шум помех можно было расслышать еще какой-то слабый шум. Санк-Марс пришел к выводу, что разговор происходил вечером или в выходные, когда служащих в помещении не было. Первое различимое слово принадлежало иностранцу. Он произнес: «Артинян».

– Да, именно так, сэр, – сказал Каплонский, – Акоп Артинян. – Он находился близко от микрофона. В его голосе явственно слышалось волнение. – Извините за эту промашку.

– Нет. Это хорошо. Знание проблемы лучше, чем незнание. Мы должны найти способ, который будет хорошим, – ответил ему незнакомец.

– Этот голос принадлежит русскому? – спросил Санк-Марс, поставив запись на паузу.

– Наверняка, – подтвердил его предположение Мэтерз. – Помните, когда вы с пристрастием допрашивали капитана Якушева, где-то на середине разговора вы ему намекнули на изменение его акцента?

– Ну и что?

– Когда этот малый в первый раз произнес имя Артиняна, акцента у него практически не было. Он сказал это так, как сказал бы англичанин.

– Кто может сознательно имитировать акцент на чужом языке?

– Человек, которого трудно будет заставить давать показания, если запись будет единственной уликой против него.

Санк-Марс снова нажал на кнопку «воспроизведение». Каплонский согласился с говорившим, хотя было ясно, что он не понимает, что имел в виду незнакомец.

– Ты слышишь? – высказал предположение Санк-Марс. – Каплонский во всем с ним соглашается, независимо от того, что тот говорит. Он ни в чем ему не перечит. Этот малый пользуется у него авторитетом. Каплонский его до смерти боится.

– Мы должны выяснить одну вещь – парень, он говорил с кем?

– Да, – снова поддакнул Каплонский.

Они услышали, что незнакомец предложил привести Акопа на корабль.

– Мы поговорим с ним наедине. Там он скажет нам, что должен сказать.

Каплонский поднял вопрос о режиме безопасности в доках.

– Это одна проблема. Мы имеем еще одну, да? Ты говоришь, может быть, парень подозрителен?

– Он казался мне озабоченным.

– Я думаю про это.

Дальше они обсуждали достаточно сложный и запутанный план действий. Парню надо будет сказать, что он должен перевезти наркотики. Ему будет указано место и время встречи с Каплонским и другими людьми, которых укажет человек, говоривший с русским акцентом. Оттуда они поедут на корабль. Все должно будет выглядеть обычно, буднично. А когда парень окажется на корабле, для него все изменится: его оденут в костюм Санта-Клауса и отведут в каюту, где к его гениталиям прикрепят провода под напряжением. И там, в этой темной каюте, он выдаст имя того, кому он сливал информацию.

– Это не трудно.

– Да, – согласился Каплонский. Его голос прозвучал подавленно.

Парень будет убит.

– Мы ликвидируем Артиняна, – сказал мужчина. – Это не трудно. Мы сделаем это скоро.

Потом мертвого парня снесут с корабля и запихнут в багажник.

– Вы слышали? У него изменился акцент, – заметил Мэтерз.

– Охранник на выезде из доков, – заметил Каплонский, – может проверить багажник. Они, твари, это часто делают. Когда я выезжаю отсюда, они меня через раз заставляют открывать багажник.

У него не хватало смелости возражать против изложенного плана, и вместо этого он говорил о препятствиях на пути его выполнения, пытаясь изменить положение вещей. Но сам того не желая, он только помог в проведении этой операции. Незнакомец сказал ему, что труп парня в одежде Санта-Клауса усадят на заднее сиденье.

– Его ликвидируют без крови.

– То есть, без ножей и пистолетов, – Санк-Марс пояснил фразу незнакомца. – Значит, его должны были задушить. Обрати внимание, что ни о каком мясном крюке речь у них не шла.

– В канун Рождества Санта-Клаус ни у кого не должен был вызвать никаких подозрений, – заметил Мэтерз.

– В машине нужна большая сумка с пустыми коробками внутри. В машине мы спрячем парня позади большой сумки. Она будет нужна тебе потом.

– Мне? – спросил Каплонский.

Тело Артиняна нужно будет отвезти к нему в квартиру. За какое-то время до его убийства ему надо будет сказать, что встреча, связанная с наркотиками, пройдет именно там. Но ему скажут, что она состоится значительно позже того времени, когда туда привезут его труп.

– Я не понимаю, как вы сможете его поднять по лестнице, чтобы никто этого не видел, – сказал Каплонский, вновь пытаясь логичными доводами предотвратить преступление.

– Правильно. Ты не понимаешь.

– Он ничего не сказал о том, что позже они очистят помещение, – заметил Санк-Марс.

– Ты, Каплонский, пойдешь внутрь. Ты тоже оденешься в Санта-Клауса. Пойдешь в комнату, где этот мертвяк, в его место, где он живет. Мы возьмем у него ключи. Ты уйдешь через задний ход. Может быть, тебя будет допрашивать полиция, ты им ничего не скажешь. Докажешь мне себя таким путем. Если надо, мы тебе дадим хорошего адвоката. Не переживай, господин Каплонский, мой хороший друг, полиция на тебя ничего не имеет, ничего.

– Да, ничего, кроме того что мертвый Санта-Клаус работал на человека, который от него ушел – через черный вход – в таком же новогоднем костюме и без подарков, – съязвил Санк-Марс. – Как бы ты мне, интересно, это объяснил?

– Они специально хотели засветить Каплонского?

– Они никак не рассчитывали, что мы заявимся туда только вдвоем. Они думали, что я буду соблюдать все формальности. Они решили подставить Каплонского на месте преступления – убийства его собственного сотрудника, и им удалось его убедить туда пойти. Но я тебе больше скажу – на самом деле им было наплевать, пойдет туда Каплонский или нет.

– Зачем я должен туда идти? Я этого не понимаю. Я, конечно, это сделаю, поймите меня правильно, но я так обычно не работаю. Почему я должен там оказаться? Можно просто позвонить в полицию.

– Хороший вопрос, – заметил Мэтерз.

– Послушай ответ, – сказал ему Санк-Марс, – он еще лучше.

– В твоем доме был шпион. Ты дал ему работу, ты сделал его другом, так? Ты дал ему информацию, личность. Шпионить за тобой значит следить за работой твоих братьев. Ты дал ему связь. Ты ответственный, господин Каплонский. Теперь сегодня ты показал его мне. Это хорошо, но сделано много вреда. Друг, ты делай, что мы тебя просим. Мы хотим знать твою преданность. Нам это хочется знать. Ты предан нам, господин Каплонский?

– Да, я вам предан.

Санк-Марс чуть не прыснул со смеха.

– Ты, кретин, – бросил он в сторону магнитофона. – Ты даже представить себе не можешь, во что тебя втягивают.

– Ты идешь в квартиру, где убитый парень. Мы хотим, чтобы его контакт шел за тобой, чтобы он сказал ему, чтоб он пришел. Так мы точно знаем, что его контакт действует. Так его контакт откроет себя. Они ждут Санта-Клауса. Мы даем им живого Санта-Клауса, живьем, вне дома. Внутри – мертвый Санта-Клаус. Они узнают, почему он мертвый. Мы говорим им, мы нашли вашего шпиона. Мы так поступаем со шпионами. Это спектакль, господин Каплонский. Так они видят суд и расправу.

– Послушай внимательно, Билл. Только теперь до Каплонского что-то начинает доходить.

– Я не знаю, как это бывает там, откуда вы приехали. Здесь полицейские другие. Тут у нас они угроз не любят.

– Это его выдает.

Раздался сильный удар, как будто кто-то стукнул по столу кулаком или книгой.

– Они научатся! Если не боятся моих угроз, будут бояться моих действий!

– Да, сэр, – вякнул Каплонский, быстро поджав хвост.

– Он раньше никогда в жизни никого не называл «сэр», – усмехнулся Санк-Марс. – Это же надо, он называет этого убийцу «сэр»!

Та часть записи, которую им передал Андре Лапьер, подошла к концу. Билл Мэтерз и Эмиль Санк-Марс, ссутулившись, сидели на полу в полутемной комнате поздно за полночь и размышляли над тем, что только что услышали.

– Это вам передал Лапьер? – поинтересовался Мэтерз. – Мне кажется, здесь нет ничего удивительного. Я и раньше думал, что такому полицейскому ничего не стоит обойти закон.

– Мне здесь многое неясно. Паренька убили, причем те, кто это сделал, хотели сдать нам Каплонского. Вот так мне пока видится эта ситуация. Но проблема в том, что в ту ночь мы Каплонского не взяли, потому что не было нашего человека у черного хода.

– А когда мы его взяли, у него уже был адвокат мафии.

Санк-Марс был вынужден с этим согласиться.

– Дело в том, что мы не арестовывали его за убийство. И меня беспокоит вопрос: решили ли они сдать нам Каплонского теперь? Нашли ли они способ это сделать?

Мэтерз нервно сцепил руки.

– Вы считаете, что, если Лапьер к этому причастен, мафия или «Ангелы ада» сдают нам Каплонского. Они собирались это сделать в ночь убийства Артиняна, но мы расстроили их планы. Поэтому они хотят это сделать теперь.

– Может быть… Только что-то, Билл, в такой версии не вяжется. Где здесь концы с концами не сходятся?

Какое-то время Мэтерз размышлял над ответом.

– Мы не знаем того, что известно Каплонскому, – личности человека, который с ним разговаривает на этой записи. А мне эта информация была бы очень интересна. Если мафия или «Ангелы ада» сдают нам Каплонского, они сдают единственного известного нам человека, который знает, кто это такой, как он выглядит, может быть, ему известно и его имя. Зачем они это делают?

Санк-Марсу надо было нормально сесть – у него затекло тело. Он встал, потянулся, пересел на диван и откинулся на спинку.

– Я не раз задавал себе тот же вопрос. У меня в голове крутится одна мысль – зачем им рисковать, сдавая нам Каплонского, если он так много о них знает? И каждый раз мне на ум приходит один и тот же ответ. Если они сдают нам Каплонского за совершенное преступление, а их адвокат все время крутится около него, чтобы быть уверенным, что с ним все в порядке и он держит язык за зубами, значит, они уверены, что в любой момент смогут Каплонского у нас забрать.

Мэтерз аж присвистнул, поняв ход мысли напарника.

– Как же им удастся его у нас отнять?

Широким жестом Эмиль Санк-Марс свел руки вместе, поднял их вверх и развел в стороны.

– Взорвут, – спокойно сказал он. – Нам уже будет казаться, что убийца у нас в руках. И тут мы его потеряем, потому что его подорвут. Технически это дело может оставаться открытым, но мы-то знаем, что это – глухарь. Причем без всяких каламбуров.

– Убили человека. Дали нам подозреваемого. Потом убили подозреваемого. Вполне логично, ничего не скажешь. Но ведь байкеры, как правило, не любят разыгрывать такие сложные комбинации, или я не прав?

– Здесь дело совсем другого рода. Убитый парень был информатором. Его убийство в чем-то сродни убийству полицейского. Им ведь казалось, что он работает на полицию, они считали, что у нас к нему особый интерес, – вот они и заметают следы. Кроме того, они видят в этом средство решения собственных проблем – Каплонский слишком много о них знает. Так что у них не одна, а сразу несколько причин прикрыть себе задницу, избавившись от Каплонского. Может быть, они рассчитывают, что, если его не будет, мы оставим их в покое. Другая мысль, о которой не надо забывать, состоит в том, что этот сценарий написан не местными. Возможно, этот план разработал тот малый, чей голос мы только что слышали. Способ, которым убили парня, ясно говорит о том, что здесь мы столкнулись с другим типом мышления, такое может придумать только хорошо подготовленный человек. Сдается мне, что я знаю, как его зовут. В прошлом сентябре «Ангелы» устроили очередное представление. Не исключено, что они хотели тогда пустить пыль в глаза кому-то, в ком были заинтересованы. «Росомахи» дали имя тому человеку, которому это представление предназначалось, – Царь. Голову даю на отсечение, что это наш малый.

Билл Мэтерз встал на колени, чтобы перемотать пленку.

– Вы думаете, парень выдал своего связника?

Впервые за время визита к напарнику Санк-Марс улыбнулся.

– Он был сообразительным пареньком, Билл. Его трудно было на мякине провести. Разве что ему это кто-то подсказал. Когда его пытали, чтобы выяснить имя связника, он назвал им меня.

– Вот, значит, почему они повесили на него эту записку – «Веселого Рождества, М5»?

– Их прямо от гордости распирало. Акоп выдал им правдоподобное имя, возможно, при правдоподобных обстоятельствах. Оно прозвучало для них достаточно убедительно. У меня есть тайные связи, все об этом знают. Они, должно быть, в штаны наложили от радости, услышав мое имя. Акоп прекратил этим пытки, спас себя от невыразимых страданий. Жаль, что мы не были с ним знакомы. Он был храбрым парнем. Я ни секунды не сомневаюсь, что он не сдал им своего настоящего связника.

Билл Мэтерз остановил перемотку, нажал на воспроизведение, послушал немного, перемотал чуть назад, убавил звук и стал слушать дальше.

– Значит, вы уверены, что Лапьер с ними связан?

– Я этого не исключаю. Билл, когда ты помог Джиму Коутесу скрыться, ты ведь хорошо тогда с ним поработал, правда? Лапьер его разыскивает, но пока не смог найти.

– Эмиль, – прервал его Мэтерз, взволнованно склонившись к динамикам, – послушайте вот здесь.

Он пропустил часть записи, потом увеличил громкость до такой степени, что его жена высунулась из приоткрывшейся кухонной двери, прижимая палец к губам, обеспокоенная тем, что может проснуться ребенок. Мэтерз стал рыться в поисках двойного набора наушников. Когда Санк-Марс напялил одну пару на голову, Мэтерз не смог сдержать улыбки – его начальник выглядел как пришелец-инопланетянин. Он снова поставил тот же отрывок записи.

Они сняли наушники.

– Это помехи. А может быть, кто-то рядом подметал пол.

– И мне так показалось.

– Джим Коутес?

– Возможно.

– Вряд ли Лапьер это усек, он не такой хороший сыщик.

Мэтерз недолго помолчал.

– Он же дал вам не всю запись. Из нее он мог понять, что Коутес там был, что он видел незнакомца. Или – если Лапьер в этом замешан – ему могли сказать, что Коутес обо всем знает.

Санк-Марс встал и потянулся, разминая кости.

– Лапьер меня беспокоит. Я знаю, что не всегда хорошо разбираюсь в людях.

– Тогда делайте выводы только исходя из доказательств. Опирайтесь только на факты.

– В любом случае, здесь мне не все понятно. Он может держаться за эту запись, чтобы себя защитить. Он может хранить ее в секрете, чтобы потом провести громкий арест в расчете на повышение по службе. Может быть, он решил сдать нам Каплонского, потому что, в принципе, именно так ему и следовало бы поступить. Его может интересовать Джим Коутес, потому что именно Коутес видел убийцу. Все эти варианты вполне вероятны.

– Но вы в них не верите?

Санк-Марс взглянул на Мэтерза.

– Еще не решил. Он может хранить пленку в тайне, потому что там содержится информация, которую можно инкриминировать его приятелям. Но тогда непонятно, зачем он вообще сделал эту запись. Не исключено, что он дал мне эту кассету именно сейчас, потому что «Ангелы» используют его, чтобы выдать нам Каплонского. Если он продажный полицейский, то сам может охотиться на Джима Коутеса, чтобы убрать того, кто слишком много знает. А если он паршивый полицейский и думает только о том, чтобы самому выдвинуться, Коутес нужен ему для того, чтобы вытянуть из него информацию и использовать ее для раскрытия дела в собственных интересах.

Билл Мэтерз вытянулся на полу и оперся на локоть.

– Есть два обстоятельства, свидетельствующие в пользу Андре. Он сделал эту запись. Мне кажется, что, если бы он был одним из них, он бы этого делать не стал. К тому же на пленке записан голос убийцы. Он слегка изменен, но если бы не эта пленка, мы бы вообще не знали, как он звучит.

– Может быть, есть еще какая-то причина, о которой мы не знаем, заставившая его сделать эту запись, – высказал предположение Санк-Марс. – Лапьер прослушивал Каплонского по той же причине, по которой за ним следили «Ангелы».

– Чтобы держать его на поводке, – добавил Мэтерз.

– Точно. Царь, если он убийца, мог отсюда давно исчезнуть, мог вернуться в Россию. И вообще, они могли бы нам черт знает какую ерунду подсунуть, чтобы повести по ложному следу.

– Итак, что же мы имеем?

Обернувшись, Мэтерз нажал на кнопку и перемотал кассету до конца. Санк-Марс мерил небольшую комнату шагами, аккуратно переступая через разбросанные детские игрушки.

– Что касается Лапьера, мы подождем и продолжим за ним наблюдение. Что касается Джима Коутеса, мы его найдем и как следует с ним потолкуем. А что касается Вальтера Каплонского, мы его арестуем.

– Прямо сейчас?

– Что-то мне подсказывает, что чем скорее мы это сделаем, тем будет лучше. Я бы за его жизнь сейчас и гроша ломаного не дал. Теперь я жалею, что так ничего из него и не вытряс.

– Почему?

– Если его уберут, я не узнаю, случилось ли это потому, что Дегир решил, что мы слишком долго беседовали в машине, и настучал об этом Андре, или потому, что Андре сам сдал его бандитам. А может статься, они решат его прикончить просто из-за того, что я его уже чуть не взял. Хорошо бы их на шаг опережать.

Билл Мэтерз вынул кассету из магнитофона, передал ее напарнику и помог ему надеть куртку. Младший детектив рассчитывал, что шеф подождет его внизу, пока он перекинется парой слов с женой.

– Будем надеяться, что бандиты думают по-другому. Если нам дали эту запись, чтоб у нас возникли другие соображения, значит, против нас играют уж очень смекалистые ребята.

Санк-Марс покачал головой.

– Не нравится мне это дело. Даже подумать страшно, чем оно может кончиться и что нас ждет, если мы его все-таки раскрутим.

Мэтерз попытался беззлобно подшутить над начальником:

– И это говорит детектив, который не верит в заговоры? Эмиль, вы что, готовы сменить лошадей?

Санк-Марс так на него посмотрел, что Мэтерз даже слегка опешил.

– Ты, напарник, – хороший детектив. Странно, что я до сих пор этого не понимал.

– Я-то сам об этом догадывался, – признался Мэтерз.

– Да что ты?

Мэтерз глубоко вздохнул – эта тема ему действовала на нервы.

– Я думаю, вы прежде всего охотитесь именно на заговорщиков, точнее говоря, на организованную преступность. И хотя на людях, публично, вы говорите другое, так это только одна видимость.

Санк-Марс устало посмотрел на подчиненного, и в его взгляде явно чувствовалось уважение.

– Да, Билл, отчасти ты прав. На самом деле, я просто в ужас прихожу при мысли о связях, которые в наши дни перерастают в преступные союзы.

Мэтерзу показалось, что начальник высказал ему те сокровенные мысли, к которым раньше никогда его не допускал.

 

Уже после полуночи на улице, которую чаще называют Мэйн, Джулия Мардик один за другим обошла четыре бара, явно кого-то разыскивая. Официально эта улица называется бульвар Святого Лаврентия (у французов это – Сен-Лоран, у англичан – Сент-Лоуренс), она делит весь город на две части – восточную и западную. В оба конца все дома на перпендикулярных ей улицах начинаются с дома номер один, расходясь по возрастающей. Поэтому в адресах этих улиц обязательно указывается их направление – восток или запад. В восточной части Монреаля живут преимущественно французы, в западной – в основном англичане, а сам Мэйн заселен представителями самых разных этнических общин. Исторически сложилось так, что Мэйн стал в городе центром преступности, считающейся лишь с собственными законами. Именно здесь плодились мелкие жулики, здесь же, организовываясь в банды, они собирались с силами перед тем, как распространить свое влияние на другие территории. Мэйн привлекает проституток и бродяг, наркоманов и артистов, воров и нищих, честолюбивых неудачников всех мастей, за которыми тянутся толпы охочих до самых разных тусовок бездельников. По ночам его бары и закусочные живут в ритме бурной жизни молодого поколения.

Войдя в четвертый бар, Джулия сразу же заметила Норриса. Перед тем как подойти к его столику, она прошлась по залу и заглянула в туалет, чтобы убедиться, что она не встретит здесь знакомых. Несмотря на час ночи, в баре было полно народа. Монреаль – город ночной жизни, а Мэйн по ночам – его самая оживленная улица.

– Привет, Проныра, как дела?

– Так хорошо, что пора крутить обратку.

– Все как в старые добрые времена.

– Старые добрые времена, Селвин? Старые добрые времена безвозвратно прошли десять дней назад. От них остались одни воспоминания. Десять дней назад наступили новые времена.

Он взял со стола бутылку вина и наполнил ее бокал.

– Десять дней для меня как вечность.

– Вот и расскажи мне о ней.

Селвин Норрис рассмеялся.

– У меня есть мысль получше. Давай-ка ты мне о ней расскажешь.

Она провела правой рукой по волосам.

– Еще одна деловая встреча? Даже расслабиться нет времени? Ты, Селвин, меня сюда обманом заманил.

– Дай мне передохнуть, Джулия. Разве это не лучше, чем электронная почта?

– Ну, давай, Селвин, брось мне еще одну кость! Скажи мне, чтоб я потявкала, села, легла и хорошенечко попросила.

Он рассмеялся.

– Давай, поговорим. Что тебя так волнует, Джулия?

Может быть, он и был подонком, но дураком его назвать было никак нельзя. Мир действительно изменился. Улыбнувшись, она сдалась.

– Нет, начинай ты. Как там, Селвин, дела идут в мире? Все ли президенты еще спрашивают у тебя совета?

– Только один. – Она не могла понять его странной улыбки.

– Как тебя… – она осеклась, пытаясь задать ему простой вопрос в такой форме, чтобы ему было легче на него ответить. Он всегда сопротивлялся любой ее попытке приоткрыть окружавшую его завесу таинственности. Иногда он делал это мягко, иногда с безапелляционной категоричностью. – Чем ты занимаешься, Селвин? Кроме того, чем ты занимаешься. Я хочу сказать, чем ты открыто занимаешься. Если вдруг кто-то войдет к тебе в квартиру и скажет: «Мы – представители правительства, на какие средства вы живете?» Как бы ты ответил на такой вопрос?

– Я бы вообще не стал с таким человеком разговаривать.

– А если бы он настаивал?

– Я бы попросил его связаться с моим адвокатом.

– А если серьезно?

– Серьезно? Я бы просто захлопнул дверь перед носом этого чудака.

– Ну, ладно, ты же понимаешь, о чем я хочу тебя спросить. Что ты всем говоришь, если тебя спрашивают, чем ты занимаешься?

– Это зависит от того, кто меня спрашивает. Ты, кстати, не хочешь что-нибудь перекусить?

Подошла официантка и приняла заказ. Джулия, пробежав глазами меню, выбрала салат «уалдорф», а Норрис попросил принести крок-месье[15].

– Ты мне так и не ответил, Селвин, – сказала она ему, когда официантка отошла.

– Разные люди получают разные ответы. Конечно, иногда это вызывает осложнения. Официально я работаю на Отдел связей с общественностью Генерального консульства в Монреале.

– Генерального консульства? Какой страны?

– Молодец, Проныра! Никогда никому не позволяй увиливать от прямого ответа. Не слезай с противника, пока он не сдастся.

– Не юли, Селвин. Отвечай на вопрос.

– Соединенных Штатов Америки.

– Ага…

Селвину Норрису так понравился учиненный ему допрос, что он рассмеялся. Он получал истинное наслаждение от общения с этой привлекательной и неглупой молодой женщиной.

– Что ты хотела этим сказать?

– Чем?

– Этим твоим «ага».

– Не скажу.

– Почему?

– Сейчас, господин Норрис, инквизитор – я, а вы – инквизируемый.

– Я такого слова никогда не слышал. Знаешь что? Давай, мы с тобой ради спортивного интереса поспорим, что к концу ночи я получу о тебе больше информации, чем ты вытянешь сведений обо мне, даже если вопросы будешь задавать ты.

– Идет! Ты из меня вообще ничего не вытянешь! Ничегошеньки!

Она его явно поддразнивала. Джулия уже не была такой настороженной, ее охватило радостное возбуждение от вкусной еды, от того, что они вместе сидели в этом людном баре.

– Итак, Селвин Норрис, вы занимаетесь связями с общественностью. Что это за связи такие? Мне в это не очень верится, мне кажется, что это только прикрытие для тайных операций. Сдается мне, господин хороший, что ты мне туфту впариваешь. Чем ты на самом деле занимаешься, прикрываясь связями с общественностью?

От смеха у него на глазах выступили слезы, и Джулии это очень понравилось. Казалось, его восхищает любое ее высказывание.

– Джулия, ты правильно формулируешь вопрос. Как только завершим наше нынешнее предприятие и ты закончишь университет, надо будет серьезно подумать о лучших перспективах твоей карьеры.

– Какой карьеры?

– А какая тебе больше нравится?

– Селвин, не вешай мне лапшу на уши. Отвечай на вопрос и кончай переводить разговор на другие темы. Ты кому, думаешь, морочишь здесь голову – неопытному любителю?

– Твое здоровье! – сказал Норрис, поднимая бокал. Он отпил глоточек, взглянул на Джулию, потом пристально оглядел зал и сказал ей: – Туда сейчас не смотри, тебя засекли. Не смотри в ту сторону.

Ей понадобилась собрать всю свою силу воли, чтобы не повернуть голову.

– Кто там нарисовался? Ангел ада? Или это шуточки у тебя такие? Это у тебя, дружок, со мной не пройдет.

– Он подходит. Держи себя в руках, Джулия. Мы с этим как-нибудь разберемся.

– Эй, привет, – произнес голос, который она сначала не узнала. Джулия неторопливо подняла глаза и увидела газетного репортера Окиндера Бойла. – Неужели это Хитер? Хитер Бантри?

– Ой, господин Бойл. Привет!

– Привет. – Он напряженно помахал ей рукой, не сводя глаз с нее и ее спутника. – Вот, вышел, можно сказать, подышать воздухом и увидел вас. Мне показалось, я вас узнал, хотя тогда я так сильно болел, что не был уверен. И – вот вам, пожалуйста! Надо же, какой сюрприз. А то я все не мог понять, почему вы мне не позвонили, как обещали. Как у папы вашего дела?

– У папы? Отлично, спасибо. Мы вытащили его из туннеля.

– Неужели?

– Теперь ему гораздо лучше.

Селвин Норрис смотрел на Бойла с улыбкой, но представляться ему не торопился. Если его ученица сама справится с создавшейся ситуацией, она предоставит ему возможность сгладить возникшую неловкость.

– Рад это слышать. Может быть, я снова вернусь к теме моего репортажа. Он вызвал у читателей большой интерес. Знаете что, дайте мне номер вашего телефона, а я посмотрю, что мы в этом плане сможем сделать.

Джулия Мардик прекрасно понимала, что Норрис за ней внимательно наблюдает, – он впервые видел ее в деле.

– Конечно. Это было бы здорово. Ой! – Она хлопнула себя по лбу. – Снова запамятовала свой новый номер! Сама-то я себе никогда не звоню.

Она взглянула на Селвина Норриса. В этот момент он мог сказать, что не знает номер ее телефона, выдумать что угодно или дать журналисту правильный номер. Она передала ему ход. Девушка очень неглупо поступила, возложив ответственность на более опытного партнера, тем самым вызвав его неподдельное восхищение.

– У вас есть чем записать? – спросил Норрис.

– Конечно. – Журналист вынул небольшой блокнот, карандаш и застыл в ожидании. Не меняя позы, Норрис взглянул на Джулию и взял ее за руку, причем сделал он это нежно, как будто по праву. Он дал Бойлу ее номер, причем Джулия отметила, что номер был правильный.

– Хорошо, спасибо. Хитер, мне очень приятно было с вами встретиться. Я непременно вам позвоню.

– Обязательно. Спасибо, что написали о папе. Материал получился замечательный.

– И вам спасибо. До скорого.

Он скрылся в толпе.

– Интересно, – задумчиво проговорил Норрис.

– И как я выступила?

– Потрясающе. Нет ничего удивительного в том, что операция проходит успешно. Я всегда знал, что ты у нас самая умная. Джулия, ты заходила в другие бары перед тем, как пришла сюда?

– Да, я для отвода глаз мест в пять заглядывала. Все сделала в лучшем виде.

– В одном из этих баров он тебя и срисовал. А потом сел тебе на хвост. Такие места, как это, он не может себе позволить.

– Но здесь не очень дорого, он мог здесь сидеть и до моего прихода.

– Бойл живет очень скромно. Ты сама видела его комнату.

– Что мне делать, когда он позвонит? Зачем ты ему дал мой настоящий номер?

Принесли еду, и Джулия вдруг поняла, что проголодалась как волк. Последний раз она ела в семь, с тех пор прошло уже шесть часов. Поздний ужин вполне укладывался в традиции Монреаля.

– Он сюда наведался неспроста. – Норрис вновь впал в задумчивость. – Он сюда за тобой пришел, потому что ему был нужен номер твоего телефона. Эта мысль пришла ему не спонтанно, когда он тебя выслеживал. Что ему нужно? Ты? Свидание? Новый репортаж? Что-то еще? Если он и дальше собирается совать свой нос в дела Карла Бантри, нам бы лучше его контролировать.

– Все это верно, Норрис, но я все-таки хочу знать, чем ты занимаешься в этом отделе по общественным связям.

Норрис рассмеялся.

– Да ничего особенного, я работаю там политическим аналитиком. Сюда меня направили выяснить вероятность отделения Квебека от Канады и те последствия, которые могли бы в этом случае затронуть Соединенные Штаты.

– Ну что ж, – произнесла она совсем тихо, – вполне убедительно. Тогда скажи мне, если ты действительно этим занимаешься: то, что мы с тобой делаем вместе, это для тебя просто такое развлечение? Или то, что мы делаем, – для тебя главное, а политический анализ ты используешь как прикрытие?

Норрис покачал головой.

– Может быть, существует еще и третья вероятность?

– Разве? Какая?

Норрис наклонился к ней над столом.

– Слушай, Джулия, я должен тебе кое-что сказать. Пожалуйста, хорошенько запомни одно имя – Эмиль Санк-Марс.

– Эмиль Санк-Марс, – вслух повторила она.

– Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс.

Джулия снова повторила это имя.

– Если кто-нибудь станет на тебя давить или по какой-то другой причине будет выяснять имя твоего связника и у тебя не будет никакого выбора, назови им это имя.

– Почему именно его имя?

– Он знаменитый сыщик. Они тебе поверят. Он будет в безопасности, потому что этот полицейский – важная шишка. Человеку такого уровня «Ангелы» не решатся причинить вред. «Росомахи» уже спустили на них собак, когда они взорвали того несчастного паренька. Только представь себе, что будет, если они убьют полицейского. Стоит им переступить черту, и их с потрохами сожрут. Тебе надо будет только назвать это имя – сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, и ты увидишь, как от тебя любой бандит отвяжется и оставит тебя в покое. Против него они не пойдут.

– Как и против тебя, – добавила Джулия Мардик.

– Если ты назовешь его имя, к тебе тут же станут по-другому относиться. А если назовешь мое, тебе это ничего не даст.

– Иначе говоря, ты не хочешь, чтобы я стала мученицей.

– Не хочу, – согласился Селвин Норрис, поднимая ставки в их совместной работе, потому что раньше он никогда так явственно не воспринимал возможную опасность. – Мученики нам ни к чему.

«Можно ли тебе верить, Селвин? – думала Джулия, накалывая на вилку салат. – Кто тебя сейчас больше заботит – я или ты сам? Могу ли я тебе верить?»

– Знаешь, мне сейчас в голову пришла одна мысль, – сообщил ей Норрис.

– Давай, выкладывай.

– Раньше мне не хотелось тебе это предлагать. Я никак не хотел влиять на твои решения. Очень важно, чтобы ты всегда их принимала добровольно.

– Ну, давай, не тяни, – сказала она по-французски. Как и многие монреальцы, она имела обыкновение переходить с одного языка на другой, чтобы усилить их значение. – В чем дело?

– Твоя квартира стоит на прослушке, может быть, тебя утомляет все время быть начеку?

Джулия рассмеялась в присущей ей немного экстравагантной манере.

– Да, это создает проблемы при мастурбации! Но я этим уродам такой спектакль никогда не продемонстрирую. Неужели ты намекаешь, что мои хорошие манеры могут вызвать у кого-нибудь подозрения? Я ни за что не буду заниматься онанизмом перед их прослушивающими устройствами. Так что, если мне станет совсем невмоготу, я включу воду.

– Хватит, Джулия, перестань, я не могу говорить о таких вещах с легкостью твоего поколения.

– Ты снова уклоняешься от темы!

– Я только хотел тебя спросить, как бы ты отнеслась к тому, чтобы поехать сегодня ночевать ко мне?

Она сжала в пальцах кусочек грецкого ореха.

– Ну да, и спать там на диване?

– Я не это имел в виду.

Джулия положила орех в рот.

– Ты хочешь сказать?… Но… Ты это серьезно? Ты же знаешь о моих проблемах со «скачкой с препятствиями» и все такое… Ты что, в самом деле этого хочешь?

– Хочу. Очень хочу. Забудь обо всех препятствиях. Есть масса других способов, которыми два человека могут доставить друг другу радость.

– Тогда ты меня им научишь, – легкомысленно выпалила она.

На какое-то время они замерли, пристально глядя друг на друга.

– Хочешь доесть салат? – спросил Норрис. – И допить вино?

– А разве я должна? Мы что, прямо сейчас не можем уехать?

 

Когда детективы добрались до дома Каплонского, там уже было полно полицейских и пожарных машин и несколько машин «скорой помощи», причем все они мигали разноцветными проблесковыми маячками, свет которых отражался от стен домов и оконных стекол. Въезд на улицу, где жил Каплонский, перекрывал полицейский кордон, и, чтобы туда проехать, Мэтерз предъявил свой жетон. Но подъехать к самому дому они так и не смогли, так как узкая улочка была забита автомобилями. Санк-Марсу пришлось остановить машину и остаток пути пройти пешком.

Они увидели именно то, что ожидали.

От взрыва с «линкольна» сорвало крышу, покореженные крышки капота и багажника задрались вверх, дверь у водительского сиденья была сорвана с петель и валялась рядом. Обуглившиеся останки машины были обильно политы водой и уже покрылись толстой коростой льда. Подойдя поближе, Санк-Марс обратил внимание, что рулевая колонка в машине отсутствовала – ее либо тоже сорвало взрывом, либо пришлось отпилить, чтобы достать останки водителя. Единственный вопрос относительно жертв состоял в их количестве.

– Да, пленных они не берут, – вот и все, что сказал по этому поводу Санк-Марс.

Мэтерз какое-то время обдумывал высказывание начальника.

– Эмиль, они послали вам сообщение, подвесив его на шею Акопа. Вас это не беспокоит? – Он сцепил пальцы в теплых перчатках, дыхание его клубилось белым паром. – Я знаю, быть полицейским непросто, но иногда по ночам, глядя на спящую дочурку, мне хочется знать, увижу ли я, какая она станет, когда вырастет. А эти парни, как вы сказали, эти подонки готовы пойти на все.

Санк-Марс внимат