ВТОРНИК, 18 ЯНВАРЯ

 

Широко зевнув, сержант-детектив Эмиль Санк-Марс потянулся в вертящемся кресле, развел руки в стороны, расправил плечи и потер усталые глаза. Он уже сильно вымотался, но ему еще надо было побыть в участке перед долгой дорогой домой. В то утро он приехал на работу без малого в семь утра, а теперь было уже за полночь. Поэтому он позволил себе то, что делал очень редко, – положил голову на согнутую в локте руку и закрыл глаза. Господи, как хорошо хоть немного покемарить!

По его представлениям, они успешно продвигались в нескольких направлениях. У него был номер телефона мнимой Хитер Бантри, по которому без труда определили ее адрес. Девушки не было дома весь день, и это его немного тревожило. Он надеялся, что ее не спугнул поставленный у ее дома полицейский. Санк-Марс решил не появляться у нее в квартире, пока не выяснит, где она и что с ней. Квартира Акопа Артиняна прослушивалась, и он отнюдь не исключал, что и в ее жилье могут стоять жучки. Поэтому вторжение к ней домой полицейских могло существенно осложнить ее и без того непростое положение.

Билл Мэтерз получил номерной знак «Q45», но компьютерная база данных выдала очень странный результат. Номер оказался фальшивым, а в распечатке были указаны несуществующие имя и адрес. Теперь версия о руке ЦРУ звучала не так фантастично, как раньше. Учитывая утечку информации из системы безопасности управления, Санк-Марс посчитал невозможным дать дорожной полиции ориентировку на эту машину. Он опасался, что его источник узнает об этом раньше, чем она дойдет до полицейских. Ему совсем не хотелось, чтобы его осведомитель глубже залез в нору. Санк-Марс решил, что будет лучше поговорить с несколькими полицейскими, которым он доверял, чтобы они попытались найти эту машину.

Плохо было то, что он всыпал Мэтерзу по первое число. Бедный парень светился от счастья, докладывая ему, что достал номер машины, да и сам Санк-Марс был этим очень доволен. Пробить этот номер было делом полицейской рутины, но тут-то Мэтерз и прокололся. Он стал пробивать номер по обычным каналам и, что еще хуже, упомянул его на полицейской частоте. Он просто не знал, что обычные каналы небезопасны. В результате блестящая возможность могла быть упущена.

И тем не менее, опустив голову на согнутый локоть в пустой комнате полицейского участка, детектив думал о том, что они уже близки к разгадке тайны, окружавшей его источник.

Что же касается остального, здесь им предстоит еще проделать немалый путь. Об этом русском, о котором говорил Джим Коутес, – так называемом Царе, они практически ничего не знали, он мог сейчас находиться в любом уголке планеты. Андре Лапьер рвал и метал, потому что был отстранен от работы. Жиль Бобьен переживал, что сфера его деятельности была существенно ограничена, и все внимание уделял ужесточению формальностей и проверок в управлении. Женщины, работавшие в секретариате, постоянно ощущали на себе пристальное внимание Трамбле, продолжавшего проводить свое расследование. Сети были расставлены повсюду, но крупная рыба пока обходила их стороной.

Вместе с тем теперь его свободу никто не ограничивал. А это уже само по себе было немало.

Ожидание казалось детективу бесконечным. Ему позвонил Макс Гиттеридж. Мол, перестрелка в баре оторвала его от забот, связанных с ночным клубом, а ему надо было навестить клиента, которого упрятали за решетку. Адвокат хотел переговорить с Санк-Марсом по поводу этой пальбы, но разговор об этом, по мнению детектива, не имел никакого смысла. Поэтому Санк-Марс решил, что Гиттеридж просто придумал предлог для встречи и беседы на другую тему, не предназначенную для чужих ушей. Но почему он так поступил? Ему уже до чертиков надоело ждать адвоката.

Можно было бы выпить еще кофе, но сегодня он его и так перебрал. Нервы у него были на пределе, он совершенно вымотался за день, а ему еще предстоял долгий путь домой. Хорошо, что хоть дорога будет пустая. Ему бы надо в термос кофе налить, если в машине пить захочется. Даже если он переборщит с кофеином, в таком состоянии дома он заснет как убитый.

Санк-Марс уже подошел к кофеварке, когда вспомнил, что остатки кофе он допил перед последней поездкой. Он насыпал свежий кофе, включил кофеварку, вернулся к себе в кабинку и тут услышал шаги подходившего мужчины. Ни малейшей симпатии к Максу Гиттериджу он не испытывал. По закону обвиняемый имеет право на консультацию и квалифицированную защиту, но при этом никто от него не требовал трепетного отношения к защитникам. Он знал, что некоторые выступающие в суде адвокаты не чисты на руку, но лишь немногие были замазаны по уши. Фактически они являлись сообщниками своих клиентов, и это возмущало Санк-Марса до глубины души, тем более что сами они оказывались под следствием в редчайших случаях. С другой стороны, некоторые адвокаты, защищавшие в Монреале преступников, стали осознавать, что продолжительность жизни их коллег резко сокращается. Один погиб при взрыве автомобиля, другого застрелили в его собственном кабинете, третий просто бесследно исчез. В итоге выходило, что, несмотря на некоторые исключения, по большому счету, каждый получал по заслугам.

Он узнал Гиттериджа по металлическому стуку набоек на его каблуках. Санк-Марс встал, чтобы встретить гостя. Он смотрел на Гиттериджа, пока тот шел по проходам между кабинок, не зная, что полицейский за ним наблюдает. Адвокат все время озирался по сторонам, как будто хотел убедиться, что он в безопасности. Санк-Марс заметил, что выглядел он не как человек, стремящийся что-то выяснить, скорее его больше волновало, чтобы никто за ним не следил.

– Здравствуйте, Макс, – жестко сказал Санк-Марс, и невысокий адвокат даже подпрыгнул от неожиданности.

– Добрый вечер, Эмиль, – ответил Макс Гиттеридж. Он был явно не в духе и чем-то напуган. – Могу поспорить, вам нравится набрасываться на старух, когда они спокойно прогуливаются по улице.

Он остановился у входа в кабинку полицейского, у тонкой перегородки, отделявшей ее от другой такой же кабинки. Большинство полицейских, работавших в ночную смену, утюжили улицы в патрульных машинах. Где-то вдалеке кто-то тыкал клавиши печатной машинки.

– Господин Гиттеридж, примите мои соболезнования.

– В связи с чем?

– С тем, что вы потеряли клиента.

Гиттеридж почесал подбородок.

– Каплонский. Это просто позор.

– Было бы лучше, если б я его арестовал.

– Задним числом, Эмиль, все умны.

Санк-Марс примирительно улыбнулся.

– Должен сказать, я его предупреждал.

– Правда?

– Я говорил ему, что такое может случиться. Чем я могу быть вам полезен, адвокат?

Гиттеридж прошел в кабинку и положил портфель вместе с пальто на стул. Потом подошел к окну, ослабил галстук и глубоко засунул руки в карманы. Верхний свет большой комнаты играл на его спине.

– Арестован мой клиент. За стрельбу в баре.

– Убийство? – в недоумении спросил Санк-Марс. – Тогда какое отношение это имеет ко мне?

– Один из убитых так накачался, что даже не понял, что его застрелили. Жизнь другого висит на волоске. Мне, Эмиль, это расследование очень не по душе. Я бы хотел, чтобы вы выслушали моего подзащитного и сделали собственные выводы. – Гиттеридж взглянул на полицейского. Он смотрел на него так пристально, что Санк-Марс был вынужден не отводить взгляд. – У вас, детектив, репутация честного полицейского. В данном случае это может быть очень кстати. Давайте, пройдем вместе наверх, где у вас камеры предварительного заключения.

Санк-Марс стал анализировать ситуацию. Это дело не имело к нему никакого отношения. Гиттериджу было в высшей степени наплевать на его репутацию честного полицейского. Единственное, что пришло ему в голову, – адвокат хотел с ним поговорить, но не здесь.

Гиттеридж взял свои вещи и вышел из кабинки, Санк-Марс последовал за ним. Они шли по широким коридорам с высокими потолками и стенами, выкрашенными в два казенных цвета – бежевый и такой, который его жена называла цветом детской неожиданности. Оба мужчины хранили молчание. По лестнице они поднялись на два этажа, туда, где находились камеры предварительного заключения. Когда они уже почти добрались до нужного этажа, Гиттеридж показал на туалет. Потом открыл туда дверь, пропуская полицейского. В туалете – пустом и гулком в это ночное время – и состоялся их разговор.

Полы и стены, выложенные плиткой, недавно протирали, в воздухе стоял запах моющих средств с легким духом мочи. Верхние лампы были без абажуров, поэтому свет казался слишком ярким. Гиттеридж зашел в кабинку, повесил на крючок портфель, поверх него – пальто. Потом вышел, засунул руки в карманы, в этом освещении он казался бледнее обычного. Адвокат подошел к матовому стеклу окна, открыл его и, высунувшись, глотнул свежего воздуха. В помещении не было отдельного термостата, поэтому зимой здесь всегда было так жарко, что окно закрывали не до конца даже в суровые холода.

– Проклятая погода, – пробурчал он.

– Такая же, должно быть, как в Москве, – согласился Санк-Марс, не преминув намекнуть на известные обстоятельства.

Гиттеридж расправил плечи, продолжая стоять к Санк-Марсу спиной.

– Скорее как в Сибири, – произнес он.

Он подошел к раковине, включил воду и какое-то время наблюдал, как она течет, потом наклонился и ополоснул лицо. Не закрыв кран, он вытерся бумажной салфеткой, оторванной от рулона.

– Можете закрыть воду, – сказал ему Санк-Марс.

– Кто знает, может быть, пусть лучше течет, – опасливо ответил Гиттеридж.

– Мне нравится ход ваших мыслей, но здесь вы вполне можете закрыть кран.

Гиттеридж так и сделал. Он продолжал стоять, опираясь о вентиль, чуть склонившись вперед и наклонив голову набок.

– То, что я сказал в вашем кабинете, правда, – адвокат говорил тихо, как будто теперь его настораживало эхо в гулком пустом помещении. – Вы – честный полицейский, и при определенных обстоятельствах это может быть полезно.

– Интересно, при каких же? – Санк-Марс оперся на раковину.

Гиттеридж распрямился.

– Ну, например, такому полицейскому иногда есть о чем рассказать, не опасаясь, что рассказ быстро дойдет до источника. Может быть, я располагаю определенной информацией, которой хотел бы поделиться, если бы был уверен, что дальше она никуда не пойдет, что никакой другой полицейский о ней не будет знать. Ни один.

– В этом я с вами, пожалуй, согласен, – ответил Санк-Марс. – Есть такие вещи, которые не стоит повторять.

– Она вам уже сказала? – спросил адвокат.

Санк-Марс имел достаточный опыт и в допросах, и в переговорах, чтобы не клюнуть на заброшенный крючок.

– Кто и о чем должен был мне что-то сказать? – ответил он вопросом на вопрос не моргнув глазом.

Гиттеридж чуть заметно усмехнулся.

Если адвокат собирался о чем-то ему рассказать, Санк-Марс был готов его выслушать, однако он никак не мог понять его мотивацию. У него сложилось впечатление, что главным побудительным мотивом Гиттериджа, толкнувшим его на такой шаг, был страх.

– Не знаю, удалось ли ей с вами связаться. Может быть, ей не представилась такая возможность. Если она уже с вами говорила, она могла упомянуть мое имя. Так вот, Эмиль, я сюда пришел, чтобы сказать вам, что не имею к этому ни малейшего отношения. Впервые я узнал об этом тогда же, когда и она, и сам пришел к вам рассказать об этом, чтобы вы знали о моей непричастности к этому делу.

Санк-Марс выдержал паузу, потом сказал:

– Давайте в интересах дела предположим, что, когда вы упоминаете о «ней», я не знаю, о ком идет речь. Можем мы начать с этого?

– Конечно. Но я объясню вам, откуда я об этом узнал, чтобы сразу все встало на свои места. У нее подкачала легенда. – Если Гиттеридж и хотел определить реакцию Санк-Марса на это признание, то ее вообще не последовало. Он подождал и добавил: – Злокачественное смещение.

– Что, простите?

– Это термин, которым определяется ее проблема с ногами. А ваша проблема в том, что я не поленился навести о ней справки. Нанял для этого сыскаря, даже нашел материал про нее в университетском ежегоднике. Там и снимок ее был, но вы же знаете – лицо можно изменить. И прическу, и цвет волос, и общий вид не трудно переделать. Все дело в том, что Хитер Бантри – настоящая Хитер Бантри, бегает на короткие дистанции. И у настоящей девушки никогда не было злокачественного смещения.

Итак, личность молодой женщины была установлена. Санк-Марс понял, что ее жизнь в опасности.

– Зачем вы мне обо всем этом рассказываете, адвокат? Какой вам от этого прок? Или вы просто не в курсе, к кому следует обращаться по этому вопросу?

Гиттеридж провел пальцами по подбородку, потом стал теребить ослабленный узел галстука, пару раз он как будто пытался сглотнуть. Присущую ему елейную самоуверенность как ветром сдуло, и оказалось, что он гораздо лучше выражает свои мысли, когда сам напуган, а не тогда, когда хочет кого-то запугать.

– Вы хорошо знаете, Эмиль, что порой мне приходится работать с жестокими парнями. Это ни для кого не секрет – такая уж у меня работа. Но с недавних пор мне стало казаться, что в мире что-то изменилось. В былые времена существовала какая-то культура отношений, какое-то понимание, человеку давали жить, все понимали разницу между работой и личной жизнью. А сейчас вроде как новый порядок устанавливается, ко всему возникает другой подход, и некоторым из нас очень непросто к этому приспособиться.

Высказывания адвоката были слишком неопределенны и расплывчаты, чтобы Санк-Марс мог прийти к конкретным выводам. Что это за новая культура такая? Или это он в такой форме пытается высказать свое отношение к русским?

Гиттеридж тяжело вздохнул и сказал:

– Я имею в виду Акопа Артиняна.

– Да? – Санк-Марс безотчетно затаил дыхание.

– Они выяснили, что он был одним из ваших. Вот почему они сначала попытались обвести вас вокруг пальца, направив вас по следу ложного Санта-Клауса, а потом повесили на шею мальчика эту записку. Они хотели вас предупредить.

– Об этом не трудно было догадаться.

– Артиняну удалось кое во что влезть, хоть ничего серьезного он не знал, но и этого оказалось более чем достаточно. Вы знаете, что с ним случилось. Еще вы знаете, что произошло с человеком, который помимо своей воли оказал ему в этом помощь.

Прозрачный намек на Каплонского.

– И что из этого?

– Не надо, Эмиль, со мной в игры играть.

– Господин Гиттеридж, мы с вами оба играем в одну и ту же игру. Только этим сегодня с вами и занимаемся.

Адвокат отвел взгляд, склонил голову и снова занялся узлом галстука. Он выглядел как человек, решивший изменить свою жизнь.

– Эта девочка… Она провела внедрение очень профессионально. Теперь я выяснил, что она никогда не была спринтером, никогда не могла быть спринтером, потому что у нее деформированы кости ног, и это называется злокачественным смещением. Она использовала для внедрения меня. Это я помог ей проникнуть в организацию. Если я ее прямо теперь сдам, сегодня меня похлопают по спине, а завтра со стен будут мои ошметки соскребать. Вот так теперь дела делаются, так при новом мировом порядке занимаются бизнесом.

Санк-Марс ненадолго задумался. Новость была хорошей, просто замечательной. К «Ангелам ада» через их собственного адвоката был внедрен крот, и теперь адвокат до смерти напуган.

– Так что вы хотели мне сказать? – настаивал Санк-Марс.

Гиттеридж отошел на пару шагов, теперь он теребил пуговицу рубашки под узлом галстука. Возможно, он никогда раньше не переступал эту черту, и теперь, единожды это сделав, он понял, что в будущем все у него будет не так как раньше. Он отошел на шаг назад и сказал наконец главное:

– Планируется еще один взрыв.

– Кого же собираются разнести? – шепотом спросил Санк-Марс.

– Полицейского. Это все, о чем я слышал. Не думаю, что ваша кротиха знает больше, но можете ее спросить.

Они смотрели друг на друга, трубы радиатора булькали и тихонечко дребезжали, ветер с присвистом задувал в щель оконной рамы.

– Меня? – спокойно спросил Санк-Марс.

Адвокат пожал плечами.

– Вам ничего не обломится, если вы скажете, что взорвать хотят меня.

– Правильно, Эмиль. Если бы я стал строить догадки – а я иногда этим занимаюсь, – я бы сказал, что они собираются взорвать вас. Мы оба знаем почему. «Росомахи» уже получили хороший стимул для работы, им выделен большой бюджет. Если уберут вас, они вовсю разойдутся с благословения общественности, получат полную свободу рук и им удвоят бюджет, причем на долгие годы. Но я не могу с определенностью утверждать, будете ли это вы, другой честный полицейский или полицейский, работающий на них. Они лучше знают, как обстряпать это дело. Может быть, их выбор будет произвольным – я не знаю, мне это неведомо. Но в этой истории есть кое-что еще.

– Что именно?

– Внедренная девушка слышала этот разговор. Они будут за ней внимательно следить. Это может быть только проверка – стучит она или нет. Если только, Эмиль, они узнают, что предпринимаются какие-то меры или по управлению поползут какие-то слухи, – а об этом они узнают очень быстро, – от вашей девушки мокрого места не останется. Защищая себя, защищая любого, кто, по вашему мнению, может стать их целью, вы подвергнете ее смертельной опасности.

– Они в любом случае доведут дело до конца, проверка это или не проверка?

– Я в этом совершенно уверен. Это другой менталитет, Эмиль. И я не могу точно сказать, станете жертвой вы или кто-то другой.

– Когда они собираются это сделать?

– Обычно они не откладывают дела в долгий ящик.

– Где это может случиться?

– Это определится по ходу дела.

– Скорее всего, это будет бомба?

– Они любят шум.

– Что еще вы можете мне сообщить?

– Ничего. Ваша девушка, Эмиль, считает меня их подручным, но я к этому делу непричастен. Я только присутствовал при некоторых разговорах, которые слышала и она. Вот я и пришел прямо к вам рассказать, что я знаю. Они никогда не дают нам всей информации, раскрывают только небольшую часть общей картины. По новой системе все, кто на них работает, обязательно должны быть в чем-то замазаны.

– Все?

– Все без исключения. Я рассказал вам, Эмиль, все что знаю. Если только что-нибудь из этого просочится, им станет ясно, что в утечке виновата либо она, либо я. Если стукнула она, меня тоже прикончат, потому что я ее к ним привел. Если я, с ней тоже разделаются по вполне очевидным причинам. Ваша кротиха отдает себе отчет в этих последствиях? Я так не думаю. Не наломайте дров с этим делом, Эмиль.

Если бы Гиттеридж узнал, какую оказал Санк-Марсу услугу, он бы, наверное, сожрал собственную печенку. Перед тем как прийти в управление, ему следовало бы хорошенько подумать. Санк-Марсу приходилось действовать осмотрительно.

– Я ничего не знаю ни о какой девушке.

Адвокат ничего не ответил.

– Ваша озабоченность этим делом, господин Гиттеридж, получила должную оценку. Если дойдет до дела, я предприму все необходимые меры, чтобы освободить вас от какой бы то ни было ответственности в этом вопросе. Но теперь вы должны сделать еще кое-что.

– Что?

– Сдайте мне русского.

Выгнув бровь, Гиттеридж покачал головой.

– Хотите услышать кое-что, что вас действительно удивит? Я сделал бы это, если бы мог. Почему? Потому что именно он путает все карты, именно он хочет сломать существующий порядок вещей. В старые добрые времена все знали, что адвокат – это адвокат, никто никогда не требовал от него быть соучастником, он всегда был выше любых свар. Так раньше работала система. А теперь есть только один интерес, которому все должны подчиняться, и этот интерес – не мой.

– Сообщите мне хоть что-нибудь, – настаивал Санк-Марс.

– Что я могу вам сказать? Зовут его Сергей. Ему нравится называть себя Царь, потому что он узнал, что так его окрестили «Росомахи». Он высокий, широкоплечий малый, темноволосый, на шее у него шрам – вот здесь, – он проходит от уха до подбородка.

– Все это мне известно, – сказал ему Санк-Марс.

В ответ Гиттеридж пристально посмотрел ему в глаза.

– Сколько концов у него на звезде?

Не понимая, о чем идет речь, Санк-Марс тоже взглянул собеседнику в глаза.

– Сколько?

– Вы еще к этому не готовы, Эмиль. Повторяю вам, не гоните коней. Ладно, так и быть, я скажу вам. Ответ – восемь. Ищите восьмиконечную звезду.

– Вы, видимо, говорите о его татуировке, – сказал Санк-Марс.

По глазам Гиттериджа он понял, что тот был поражен его осведомленностью. Он про себя поблагодарил Господа за Джима Коутеса.

Гиттеридж зашел в кабинку и снял с крючка портфель и пальто. Когда он вышел, Санк-Марс, ссутулившись, стоял у двери.

– Вы, Эмиль, идите туда, а я пойду в другую сторону.

– Так мы и сделаем, господин адвокат.

– Желаю вам удачи.

– Спасибо. Она мне может понадобиться.

Санк-Марс какое-то время оставался на месте, давая Гиттериджу время выйти из здания, потом пошел к себе в кабинку. Часы на стене показывали десять минут второго. Он надел куртку и подкинул на ладони ключи. Завести машину будет целой проблемой. В эти дни угроз и бомб ему бы лучше ехать домой на полицейской машине. Но сначала надо было наполнить термос.

В подземном гараже сержант-детектив Эмиль Санк-Марс подошел к своему синему «торесу» и вставил ключ в дверной замок. Ради этой молодой женщины он не должен менять намеченные планы. Ему надо действовать последовательно. В голове сам собой возник вопрос, будет ли с ним в ближайшее время связываться Наездник. Мужчина мог выяснить, что план убийства полицейского на самом деле был только проверкой, а потому лучше всего было бы вообще не давать этой информации хода. Кто-то может и умереть ради успеха всей операции. Разве этот подонок так раньше уже не поступал? Разве не приносил он в жертву своих? Что для него мог значить какой-то полицейский?

Будет ему звонить Наездник или нет? Даже если он узнает, что жертвой должен стать Санк-Марс, станет ли он рисковать, выдавая эти сведения? «Спасибо тебе, Господи, что ты послал мне Гиттериджа!» – прошептал детектив, вставляя ключ в замок зажигания. Ему самому не верилось, что он произнес эти слова.