КНИГА ФРАКТАЛОВ

КНИГА ФРАКТАЛОВ

 

В наше время люди уделяют все больше внимания связи между литературой и безумием. В конечном счёте, и безумие, и литература по отношению к обыденной речи занимают маргинальное положение и ищут тайну литературного творчества в прообразе, который являет собою безумие.

Мишель Фуко

 

Из чего состоит эта картина и что она изображает? Ну, в каком-то смысле она ничего не изображает — в том смысле, что она ничего не позволяет увидеть... Что они видят? Об этом мы ничего не знаем... Мане ограничивает зрелище таким образом, что, в каком-то смысле, видна только сама картина, взгляды обращены к невидимому, так что сюжетом картины, в сущности, остается невидимое: она изображает лишь невидимое и направленностью взглядов различных персонажей указывает на одно лишь невидимое. Поверхность же тем самым становится местом, которое, напротив, обеспечивает невидимость того, на что смотрят персонажи.

Мишель Фуко о Мане

 

«Существует только феномен складывания, позволяющий нам вступать в случайный контакт с одной из сторон вечности, тоскливо-однообразный узор которой, как бумажное кружево, вырезают, должно быть, какие-то фокусники".

Жан Кокто

 

Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна.

Раны моего тела плодят слепых младенцев, которые становятся криками и гипсовыми статуями увечий, видениями шрамов.

сон тарантула, чёрный паук сидит на клавесине, и вальс плывёт над мёртвым городом, похожим на склеп, где разлучают невинные души.

ужас накрепко прибит к ладоням моим мне тяжело двигаться.

Детские крики становятся скорпионами, которые как крысы пожирают собственные лица.

я хочу научиться разговаривать со своими ранами каждое новое увечье как поцелуи божества.

Моё тело плюётся криками. Каждый из нас может задушить себя наедине

 

инцестообнажённые нимфы разъятые оскоплёнными фантазмами-саван капитала-метастазы матисса на теле сезанна-эквивалент прибавочной стоимости-тело в рассрочку-машины репрессий-я-экзистирует на уровне рта-моего-твоего-тела-развоплощены-растянуты вдоль бытия-складки –отсроченное сеппуку бога-тихое междометие суицида-Мицуко надела корсет на спальню-и снова повесилась-моё тело-как-труп модистки-между дождём и кошмарами швейной машинки-в повседневности-клоаке арлекина-любовь прокажённого людвига-ум как клещ-застыл на ветке-в ожидании невидимой жертвы-вдовы меняют свои простреленные лица каждый---сутаны теней принимают формы распятий-арто кусает губы и режет скальпелем-расчленяя ментальное тело Христа--я зацементировал твой рот-заасфальтировал кровать-свадьбы манекенов-я снова занавешиваю тело Вероники-нас поглощает Красное- моя кровь говорит со мной из зеркала-mirror blood-слёзы её волос как воск обжигали мои колени-астральный психоз вывернутых конечностей последних поколений-тело Вероники стало для меня телом Вечного Возвращения-чтобы обезличить сексуальность надо надеть на неё намордник суицида-тело Вероники скрыто завесами красных портьер-разъято репрессиями материнского фантазма-генитальная трещина-травести симулякры-смех просачивается сквозь воск её кожи-кровь опадает как листья-засывая и сворачиваясь на ветру как молоко -пустое время, словно убегающая лошадь несётся вперёд. Это ключ ко всем нашим ранам, которые кровоточат уже целую вечность-мы появляемся и исчезаем в одной и той же божественной перспективе-Агония уступает место трансцендентности и музыке-Из раскрытых окон грусть одиноких влюблённых калек, вздрагивающих от холодных теней. От нашего детства веет сомнительным запахом семени. Оплодотворение закончится…и мир, отравленный беззаконием, это всё, что осталось от наших снов, грусть дремлющих стражей Плача отделяется от своих насущных ран, всё растворяется в незыблемости разбитых сердец и распятий. Бесконечная грусть и безумие всё сосчитано и проплачено-Мы утопаем в лунном свете, у дверей тайной обители, и снова тела на мокром песке, скажи, откуда приходят эти видения, кто преследует меня, во вселенной, лишённой образов, я вижу только отражения этих гротескных восковых фигур в мёртвой воде- невидимость Арлекина высвечивает Тень - но не меня -другого-как-присутсвия-не-меня-но-ведь-я-был-здесь-когда-не-было-комнаты-моего-я-не-может-быть-моё-я-поменялось местами с комнатой-или чистым отстуствием-протяжённостью крика-тело капитала завёрнуто в саван модистки-борода маркса-означающее-слепые дети разбегаются наигравшись в зрячество мы бы то же могли пока тела были здесь-и только тогда я понял что лобковые кости были ручной работы а её лицо было выгравировано на гениталиях Герцога-Людвиг впал в кому но его астральное тело со стонами носилось по комнате за призраком замученной жены и падчерицы и карлика сына-зашитого в складку моего ума-матадоры насилуют короля-свекровь палача-смычком-скальпелем утирает слёзы-с тела капитала-меня-твоё Я-поглощается письмом меня-Отто вытирает слёзы-экскременты-смычок палача-чеширский кот слепой Джоконды-оскопления коня-сотри гениталии с пятки моего ума- астральное обрезание меня-своего-смерть модистки-мясник распятый на наковальне-хлопки палача-экскременты крика-визги пуль-солдаты-летят-эхо ловит твои губы-тела-банкноты-твари-сидящие в церкви проснулись-Мицуко надела корсет на спальню

 

избалованный рот всхлипывал вместе с зарёй смеялись распятия увитые плющём и хмелем

мечутся духи медленно тянутся к чёрным кружевам руки си минор утешение обратной стороной искушения искрещения исхуления издавления

 

Мисс Продажность: вне христа нет спасения нет искушения нет искупления нет нет спасения нет искушения нет покаяния нет спасения искрещения воплощения боговидения нет спасения нет искпления нет искушения

 

сжигая дотла ангельские останки густая слизь из тела карлиц как рвота мёртвого поэта орошает землю

Как мало влюбленных в пейзажи безумного рассудка!..

Молчанье твое - не туман:
Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою...

Столь нежная ночь приготовила небо как ложе...только для нас пилигримов хаоса
Окончился дождь и улыбкою воздух облек...мы вытаскиваем изысканные трупы из сетей своего сознания из могил своего вдохновения из сокровищниц своего безумия
Столь мысли о мыслях твоих на улыбку багряного ангела похожи

вступаю в улыбку низвергнутых ангелов руки уже коченеют заране и визжат как пила

 

Утро воскресло! если боль - до могилы Укрыть от рук посторонних

Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Апостолы пьют мою менструальную кровь из хрустальных кубков. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела

И почему крылатым быть - лететь сквозь пустоту лиц и химеры В круговороте смерти и земли

вытаскивая мёртвых кроликов из воды танцуя на битом стекле снов нагие Джоконды с глазами полными слёз обнимают калек которые культями возносят молитвы солярному богу всё так же как в полуразрушенном здании синтаксиса им Антонена Арто

 

Два разорванных лика в витраже, о, если б возникнуть посмели в здании Последнего Суда

ты одеваешься в обломки мёртвых теней неблагозвучно роя могилы для звёзд и хороня слова склепе чужого скальпа

порою наши сны встречаются как взгляды и пьяные карлицы устраивают стриптиз срывая друг с друга корсеты на берегу Сены

Херувимы прячут свою наготу в кровавых туннелях

ещё накануне нас пожирало солнце а теперь мы греем кости и наша кровь густеет на ветру

 

Аллен Гинзберг: Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна.

Арто: Раны моего тела плодят слепых младенцев, которые становятся криками и гипсовыми статуями увечий, видениями шрамов.
Мицуко: Это сон тарантула, чёрный паук сидит на клавесине, и вальс плывёт над мёртвым городом, похожим на склеп, где разлучают невинные души.

Арто: ужас накрепко прибит к ладоням моим мне тяжело двигаться.

Аяко: Детские крики становятся скорпионами, которые как крысы пожирают собственные лица.
Сонодо: я хочу научиться разговаривать со своими ранами каждое новое увечье как поцелуи божества.

Арто: Моё тело плюётся криками. Каждый из нас может задушить себя наедине
Раны Христа ширятся. Мы с удивлением смотрим на мир из пустых глазниц повешенных кукол. От нас не останется ничего, кроме высохшей спермы, смешанной с. Приступы тошноты оттягивают оргазм. Кровь стекает изо рта по телу. Сотни целомудренных теней на маскараде снов, голос жадной толпы. Новые видения. Молчание, дрожащее на языке экзистенциального пламени. Мальчики-самоубийцы со смуглой золотистой кожей. Сможем ли мы поменять свои поддельные сердца и лица?

 

глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий

пусть карлицы нагие на страшный суд идут и шлюхи раздвинув колени напрасно кого-то ждут я сам из тех рабыней что головы сложили за тех кого сгноили и заживо зарыли
Тень Донатьена в песках шестого мира я вырву этот скальп из кукольных их рук

мерцают наши имена в предместьях третьего Рима

только смерть не торгует своим телом

как будто ум бросается в бегство

лабиринты супрематических менструаций

заповедь акциониста не щадить тела втыкать резать бить опустошать холст собственного жертвоприношения маслом кровью кроличьими тушками кровью морских свинок трапеза перед гильтиной перевёрнутые виселицы хороший знак

слепые дети разбегаются наигравшись в зрячество мы бы то же могли пока тела были здесь кремируй своё потомство или Герман Нич устроит скотобойню и Эрот пронзит тебя свиньи мы свиньи такие плечи у натурщицы с перерезанным горлом перерезанным телом великолепие её наготы и окровавленных грудей

Марсель Дюшан: игра в куклы с детоубийцей лик Марии Магдалены бесцеремонно проступает сквозь образ Джоконды и сквозь хрустальные тела слепых девственниц апокалипсиса сквозит осень.

Тристан Тцара: Ядовитые сумерки как объятья танцовщиц шедры на суицидальные ласки.

Курт Швиттерс: мы опускаемся в публичный дом страстей господних на этот раз наши тела и слова облачены в саваны здравого смысла; сатиры и нимфы дымятся словно сигареты, проститутки ревут как дети требующие молока - эй, сюда стервы, - ваш сутенёр вернулся - Антихрист теперь носит розовое платье.

Дали Подари мне глаза твои глаза твои андалузской бритвой обласканные
произвол смерти или умирающих лилий

Хюльзенбек: и эхо поцелуев как тень гоняется за нами стремится нас поймать ухватить за хвост ума за протезы ног но мы уходим в голубые дали наречий и знаков препинаний а кто-то ставит на наших могилах свечи и кто этот кто-то мы не узнаем
Гуго Балль: ты даришь мне вместо поцелуев двери вместо ласки больничные халаты а я терплю я от тоски немею я перемешиваю наш прах с семенем и кровь застывает на губах ты даришь вместо объятий фонари чтобы вернуться к такой любви мне нужно поменяться с тобой разумом или именами чтобы не слышать больше тех лживых признаний

Курт Швиттерс: вот мы легли уснули а ноги убежали они гоняются за новыми протезами в будуаре о Анна Блюме признайся что карлицы нам не нужны лучше поджарь бекон пока гости ещё не ушли

Тристан Тцара: опять я раздеваю карлицу и снимаю протезы с ног уж лучше бы я был в другом будуаре у Донны Анны у её стройных ног. рокот прибоя и вот капля семени моего на подушке - наступило дадаистское утро.

Андре Бретон: во сне я видел как карлица превратилась в рояль её позвоночник стал струнами её ноги педалями рёбра клавишами я играю на нём и это звучит то ли как исповедь то ли как признание

Арто: мы взываем к насилию священным именем Мальдорора на губах. О, Изидор! Покровитель лучистых высот, веди наши каравеллы на Север, где хрустальный свет меркурия развеет молчанье чёрных небес и разбудит дождливую скорбь наших сумеречных сердец.
Рене Кревель: а мальчик с голубыми волосами превратился в фонтан огненной воды он стал моим Меркурием моим тайным агентом храмом мудрости пудрой проекции философским камнем его голубоглазвые губы целую я и как тени роз ложатся они на предзакатный снег так же и серебро его слёз растопит этот прошлогодний снег

Бретон: после смеха - смертельный бой с эхом и истина струящаяся изо рта или из кармана мальчика с голубоглазым сознанием бросить курить н найдя спичек бросить пить не найдя стакана броситься в окно не найдя двери броситься под поезд не найдя денег на билет бросить истину не найдя ответов на вопросы сказать до свидания забыв слова приветствия это не трубка а миндаль это не губка а свирель это не мальчик а гермафродит где искать солнце когда полночь и пустыня вокруг

Тристан Тцара: уже близится час феникса душа взлетает в небеса чиста и блещет она как тайный огонь философов мудростью полна и желания отступают и реки текут вспять я отринул вскую надежду на спасение и божественнную благодать ладони вечности открыты и поцелуи голубоглазых губ ведут меня к воротам где Орфей слагает гимны где Вергилий танцует астральное танго где под созвездием Данте карнавал в стадии andante

Гуго Баль: души царапают как шипы роз в хрупком мерцании обнажённых грёз

Арто: мы бродили в кошмарных лабиринтах замёрзших трюмах сознания слепые клоуны распятые между безумием и алкогольными парами разбитыми лицами и вспотевшими лбами оказавшись на месте
здесь даже наши отражения пахнут гиацинтами и розами
страданием по тайным ласкам

Менструальная фея: так твой Бог это вирус или злокачественная опухоль?
Арто: Он катафалк везущий труп мира

Леди Градива: мне снится астральное танго в свободном полёте я в окровавленных бинтах сомнамбулических видений я вижу как мы с Эженом парим по узким улочкам Марракеша, как мы целовались у невидимых водопадов прижимаясь своими влажными прозрачными телами к изнеженным струнам хрустальных струй

Арто: Это Царапины Ничто, садизм механического целомудрия, Дух, нисходящий по сточной канаве, покрытые ранами сны на палубе страха.

Тристан Цара: заикайтесь про себя

Сара Кейн/Джексон Поллок: Неужели нам не вырваться из утопии этого круговорота предрассудков, длинных фраз, междометий и суицидальных расстройств, противоречащих всему, что имеет значение в творческой жизни.

Джон Бэлэнс? может это всё свет, бьющий в самое сердце тьмы?
Курт Швиттерс: злые птицы со стеклянными глазами пролетают сквозь меня протискиваясь между рёбер они фантастически безобразны; утопленники просыпаются и галдят и так проходит каждый вечер.

Арто: Рай Данте, кровь Ада, струящаяся в венах наших сновидений. Внутренности распятий оседают лунным прахом на телах астральных гермафродитов, наша совесть блуждает в коридорах, которые принимают форму сновидений

Тристан Тцара: совы соблазна становятся зеркальными двойниками рельеф скатологических диалогов синтаксический пустоты под скальпелем вынесенного наружу откровений дар жертвы заново обретается через искупительные возможности речевых парадигм трупная боль и швы на запястьях супрематических куртизанок

Бретон: это не просто стеклянный дом боли это рана откровения сердца жидких лебедей стремительно уносит теченьем к берегам игрушечного хаоса кто плачет в коридорах сна свет ночи разрывает грудь кровь песков входит в плоть близоруких девственниц как палач великодушия и похоть преждевременной грусти патология снисхождения сострадания к слёзам звёзд свет чёрных молний бьёт по глазам скитальцев и прижимаясь к обнажённым розам холокоста мы тонем в безжизненной пустыне небес и слышны вопли венецианских зеркал и голод фабричных шлюх затмевающий горизонты и пенисы свастики и белые рояли и ослиные туши и электрический ток и пот похорон и семя катафалков и зыбь острых стрел и членов и пуантилизм духа суицида и орнаментальной тоски и розовощёкой грусти экскрементов бумажные тигры обнажают свои игрушечные клыки и бегут к последнему водопою

убийца выходит на сцену на нём синие перчатки он вбивает гвозди в туши мёртвых ночей и варварская роскошь потрошения привлекает танцоров. члены распяты на канделябрах на зеркалах начертаны тайные письмена и каждую полночь чьи-то костлявые невидимые руки выворачивают наизнанку наши обожённые лунным светом лица

лица и скальпы снов на алтаре молчания которое рушит наши тела и хрустят как бумага лица и наши тени срываются в слепоту

Кэндзи: Материнские ласки проникают глубоко под кожу они прорастают во мне и множатся как падшие звёзды или бриллианты Люцифера.
Мицуко-баронесса инцеста: вонзай нож правосудия в запястья мои! Смочи своей слюной мои губы! И вены ран моих откроются тогда навстречу тебе как прекрасные храмы.
Барон Корво: апокалипсические розы пробиваются сквозь вены воспоминаний жидкое небо в коровьих глазах нам не уснуть в этом мраке надежде некуда деться забвенье зверей мосты палачей сексуальное бешенство хрустальных черепов брезгливость инфернальных орхидей сплетни суставов члены зажаты между тисками губ лязг скандального рассвета потоки крови сражение солнца с лунным черепом плетью по безжизненным глазницам поцелуи горячих ран перебинтованные лица раздавленные чужими небесами палачи сновидений вгрызаются в мокрую землю сердце утра бременеющее радугами млечными звёздами кучи отбросов сгнивают на задворках уличных чистилищ необозримы гробы миров бесконечные обозы проклятий страдание за закрытыми дверями парфюм последнего суда реанимированный ужас повседневности агония далёких окраин слипшиеся пряди невесты под каблуками любовь вспоровшая небесное брюхо лезвием субстанционального позора недержание вседозволенности девственность могил покидает свежие раны влажных мыслей каждый новый выстрел залог движения к концу вечность балансирует над пустотой постельных песков бледнеют плечи дорог пастухи рассвета сбрасывают кожу и крылатые мальчики со смуглыми телами сходят со звёзд выходят живыми заново рождаясь в астральном тумане небесная бритва вскрывает лазурь монохромных вен стигматы в трёхмерном пространстве холста положи навоз на свои гениталии полей молоком и брызни кровью прислушайся к гибельному телесному эху ловушке сверхъестественных сновидений когда совы соблазна становятся зеркальными двойниками рельеф скатологических диалогов синтаксический пустоты под скальпелем вынесенного наружу откровений дар жертвы заново обретается через искупительные возможности речевых парадигм трупная боль и швы на запястьях твоя эрекция опустошает мир и расшатывает его ветхий скелет человек есть развоплощённая онтологическая единица охваченная пламенем автодеструкции стоны придорожного суда отель скатология все стены кровоточат дерьмом маменькиных сынков продающих свои услуги за гроши уничтожая невидимых зрителей прах памяти рассеет твой дьявол олюциферивая кровь твою превращая пепел в похоть

принцесса инцеста охваченная желаниями: Смочи губы мои водой луны которая не смачивает рук укажи мне путь к невидимой звезде и белоснежной земле солнечной зимы эта земля героев сожженная светом тайного солнца

апокалипсический пророк: мы проливаем семя своё над бездной рассвета в руке револьвер и в глазах голубых ненасытность дрожащих губ мы молимся снам вдыхая пепельный воздух кружев он слизывает осень с моих ладоней наши губы шепчут сны и вторгаются в зеркала и члены беспощадных мальчиков стрройных как кипарисы и их гиацинтовые поцелуи и падение зеркал в молчаливую бездну слезоточивого света и молнии как улыбки кромсающие тела юных девственниц

скоро выпадет первый снег а ты не можешь забыть цвет его глаз//

Jesus walks on water с высоко поднятой головой по пропитанным гноем небесным пейзажам

пророчица: Мы будем говорит со смертью на её языке.

Роскошный закат кровавой осени. Крики раненых аистов подрывают печальную красоту искалеченной ночи. Холодные мостовые расшатанных нервов. Мучительные тайны тусклых зрачков. Домашний арест всего живого. Публичный трепет смертных. Мглистый воздух одиночества способен изменить жизнь. Сводящие с ума импровизации. Чудовищные видения затвердевших членов. Сакральная тайна вертикальных порезов. Торжественный шепот тлена. Обесценившееся преступление. Скрипучие крылья реальности. Опустошённый развратом рассудок. Священная диалектика мести. Одиозный эротизм непроницаемых небес. Опухоль мира. Добровольная расправа над фантазиями.. Когда ты поедаешь битое стекло с моих ладоней. Ты утрачиваешь мужественность, предаваясь инцестуальным ласкам с сестрой, созерцая распад идеального мира. Свет пожирает свет, тьма поглощает тьму. Снег тает буквально на глазах. Мне хочется медленного убийства с элементами высокохудожественного насилия. Таящие луны и уставшие голоса. Хронические заболевания древних. Сумасшедшие бьют зеркала и в судорогах падают на мокрую землю. Я погружаю руки в сердца умерших содомитов. Стигматы нерождённых душ на чаше времени. Сны, как и иллюзии, упираются конечностями в вечность. Свежая кровь равноденствия. Полнолуние. Вопросительный знак бога. Этот миг насилия заключает в себе все мыслимые тайны и противоречия.. Поспешные шаги целомудренной судьбы. Казнь отменена. Палач публично изнасилован и почти съеден заживо. По вине жертвы пустота заполняет собой провалы памяти... et сetera…

Мне кажется, что вся любовь мира заключена в открытых ранах Христа, в своём сне я попала в картину Дали и на кресте была в образе истекающей кровью Христессы, мои груди были проколоты длинными ржавыми гвоздями, от заражения крови у меня началась лихорадка, я высекаю последние искры милосердия из сердца молчания. Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Апостолы пьют мою кровь из хрустальных кубков. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела.

я выдавливаю свой мозг как зубную пасту и начинаю чистить им зубы

каждая капля моей крови священна в ней отражается мой мир - ад открытых ран и сверкающих всеми цветами увечий.

расстрел Голгофы ментальными молитвами

лица отмеченные стигматой печали и губы отрезанные от улыбки

и лопаются отражения и в лабиринтах пепелищ лоботомии беременных сумерек

это глаза рук

сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы

хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент

блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти

саморазрушающиеся лабиринты мраморных сновидений хаотичные репетиции одноруких оргазмов улыбки одной ладони сексуальные фантомы путешествуют по трупным резервуарам кинохроник крики висельников которые оставили свои оргазмы дома генитальные фантомы и мёртвые розы на газонах пустые бокалы разлившееся вино мы сменили адреса имена и сбросили кожу на старые рояли
Поль ставший Верленом попытался обнять девушку, сходя с ума

её горло схватило его за шею обеими руками и её золотистые волосы задушили его.

его спальня преследовала его. он как будто бы попал в лабиринт.

служанка будит часы как обычно в восемь утра и приносит Асклепию в жертву петуха
спальня преследует петуха служанки которую душат стрелки часов которые она не разбудила во время

волосы распадаются как руки которые приносят в жертву петуха

горло преследует руки и часы которые каждое утро душат служанку

удушье лабиринт спальня и петух выскакивающий из горла служанки

петух насилующий горло служанки и стрелки часов всегда бьющие полночь

удушье как лабиринт где служанку каждое утро душат стрелки часов

я целую глаза твои андалузской бритвой обласканные

Сартр вошёл в мои сны. тень Фуко мается на дне колодца. Вечность держала нас на своих ладонях, пока мы вскрывали своими небесными бритвами вены бессонницы.

маятник Делёза. сновидения обуславливают мгновения экстатических озарений. в будуарах ритуальных помрачений.

приручение Вечности. корсеты дождей. сезоны страданий. милосердие в паутине сострадания. мягкое тело Будды. пластилиновая фантасмагория Нирваны. Барокко примордиального Ужаса. Диснейленд Великого Ничто. Неаполь Тщеты. Лас Вегас астрального стриптиза. Невада гротескных сумерек. Мичиган танцующих утопленников. Чикаго чернеет от загара. Тени Луизианы несутся вперёд. Новый Орлеан в лунном свете. Сан-Франциско скрыт завесой портьер. На стенах трепещут поцелуи одноногих танцоров, безумие просчитано. Чаевые не предусмотрены. вседозволенность прилагается.

Готов ли ты вызвать жизнь на дуэль?

Ранняя дадаистская весна
Марсель Дюшан: эрегированная улыбка Джоконды провоцирует снегопад распятий оседающий на скальпах оскоплённых кастратов/лица безжалостных карлиц взорваны в клочья менструальным детством Алисы/хрустальные поцелуи осени дышат сквозь молчаливый абсент не отредактированной депрессии

Бретон: А где та старуха что облокотилась на Париж я ей завидую трёхногие гермафродиты заговорили: gogo soledasdo mogo hahahaha vow vow vow uuuhhh sssssrrraatttt ttrrrrratt heerrrr bbbbliad shto za hern vaggggginnnnna

Рон Атей: моя кровь брызжет в небесную высь, сбрасывая одежду в морские волны, багряные мальчики резали пустоту, Инквизиция мирозданья сбрасывает нас в свою темницу, воздвигнутой светом и тьмой, Карусель Рока в пределах Рая и привкус пепла во рту
навсегда.

Арто: отрежь от горла кусок промочи в кислоте и попробуй сыграть на трубе придерживайся тени арлекина не заглядывай в старый комод чешуйчатые ласки вредны кожа зеркало на сцене отравленные бокалы и борцы со смертью и клаустрофобией
нечленораздельность
не-человеко-дельность-
никуда-не-делось
то-что-осталось
то-ли от-человека-арлекина
то-ли от арлекина-человека
одни перебинтованные веки то-ли-арлекина
то-ли-человека
Кэндзи: Моя кожа улыбается открытыми ранами я стал отражением снов своей матери я загипнотизирован поцелуями невидимого скальпеля материнских кошмаров моё тело рушится в вечность.

слепой барон де Гиньоль: Для меня каждое слово есть тело крика. Воплощение загустевшего страдания. Суггестивный садизм мысли.

мальчик хамелеон кто его видел хоть раз не забудет никогда он срывает себя лицо каждое полнолуние никто не видел что скрывается за кожаной маской голубоглазого спасителя месть отражения другие инстинкты как он грациозен в ультрафиолете в дневном свете его достоинства не видны с наступлением рассвета он прячет своё лицо под чёрной вуалью только в сумерках он может позволить тебе прикоснуться его лица дитя лунных грёз и сомнамбулических полночных откровений ты готов пойти со мной сказал он внезапно отразившись в зеркале его тело увитое плющом речные лилии в его волосах искрящиеся отражения измождённых звёзд таинственный мальчик-хамелеон мальчик восклицание мальчик цитата здесь и сейчас в этой фосфоресцирующей тьме имена имеют не больше смысла как и междометия я буду звать его Аурелио мы плывём по узким венецианским каналам и пытаемся расшифровать стоны умирающих роз я до сих пор не могу подавить в себе любовь к этому нежному образу созданному моим воображением он был вожделенным объектом, состоящим из туманных поверхностей сколько ночей я мог не спать зачарованный тем как отблески огня играют на золотых прядях его волос войти или выйти гораздо проще чем остаться в призрачно-хрупкой цитадели сновидения вечные пленники кислотных ночей мальчики играющие на флейтах в небесных рощах жестокие мальчики похоронившие своих матерей среди руин борделей убивающие раненых ****ей кирпичами и кусками ржавого металла, пробивающие бреши в стенах Содома своими отчаянными взглядами, брошенные младенцы с кровью стервятников на губах, для мальчиков-оборотней секс это ностальгия по человеческому обличью, они становятся людьми чтобы в жертвенном акте соития искупить свои негативные жизненные травмы, мальчики ложатся в серебряные гробы и улыбки застывают на их исчезающих лицах, мальчики становятся гипсовыми ангелами неотъемлемыми украшениями самыми интимными декорациями моего одинокого сада предметом моих анатомических исследований, мы движемся вперёд, пятясь, свиная кровь закипает как бульон, привкус эстетического банкротства, члены твердеют в считанные секунды, мальчики опускают глаза окуная губы в воск их поцелуи как татуировки навсегда останутся на моей коже

Кроули: я хочу верить только зверям и звёздам пусть материнский плач обернётся ранами сына разорванные уста умирающих воинов фонтаны полные кровью лебедей дикие вопли ломаются юноши как ветви осенних лесов монахини тонут в водопадах и всем управляет тихий межзвёздный инцест когда я падаю на колени с вершины преступления чтобы обернувшись блудницей сойти по ступеням во мрак гиацинтовых гильотин и мальчик с хрустальной улыбкой затянет костлявыми руками петлю. и разбитое зеркало навсегда поглотит нас в своём алькове сладостных мучений. наши лица будут висеть на сценах чтобы созерцать гнев божий во всем его мятущемся помрачении.

Леди Ленин: Не вторит эхо метастаз сумрачным горам, татуированным печалью осени. Склеп небесной Алисы столь вместителен: огромная зала, кишащая аллилуями и юношами, которые сочетаются браком под звуки сакрального Do What Thou Wilt/трубы и флейты карают смертью всех для кого слово Грех - ограничение, небесные ивы превращаются в водопады сновидений, влагалище Алисы - Мадонна Всех Печалей, её восковая скорбь стекает по узким плечам улиц Севильи как воск с плетей статуй застывших во льду палачей.

 

Рон Атей: Кто не бежит от боли, сможет подчинить себе её. Представь как будет пылать его юное тело на фоне рейхстагских сумерек. ОКУРКИ ЛУНЫ ТУШИШЬ О ЗАПЯСТЬЯ СНОВ ШЁПОТ БОЛИ ЗАГЛУШАЕТ МАГИЮ ПРИЗНАНИЙ КАК ПАРФЮМ ИЗВРАЩЕНИЙ ИЗ ПРОШЛОГО СЕРЕБРО ВЕЧНОСТИ ТАЕТ КАК СНЕГ БЕССОННИЦА ГОЛОСОВ И ТИХИЕ ПЛЕЧИ РАЗЛУЧАЮЩИЕ НАС МАТАДОРЫ ПО ГОРЛО УВЯЗЛИ В ПЕСКАХ

Арто: с каких пор мы стали рвотой олимпийских богов? Мы наполняем пустые бокалы нашими смертями. Над барной стойкой кружатся окровавленные снежинки. После очередной бомбёжки от крыши ничего не осталось. Смерть введёт меня в свои больничные палаты чистилища, где одинокий горбун танцует танго с резиновой куклой с вывихнутыми конечностями. Наше спасение свершилось. Мы посланы к чёрту. Мы родились несчастными божествами. Будда был в нас, но на закате он покинул наши тела

Леди Градива: В складках Делёза партитуры Арто его гностические вопли распятые непрерывной чередой преступления и раскаяния

Рон Атей: Сегодня на ужин жареные рёбра Рембо под соусом Верлена и карлицы отворяют двери невидимого борделя на несуществующем шоссе. блуждать в гротах фаллического великодушия катафалки плоти застывают поцелуи разбиваются о лезвия берегов крошатся о мрамор многовековой плоти. Не загрязнит ли эта провокация суровую кровь наших небес?

ведут беседы обрезанные губы Джоконды в птичьих клетках ликуют и скрипят зубами прутья

бытиё - складка ума - пьянящий хаос сингулярностей убаюкивающий симулякры вечности

Бог всего лишь фасад за границами людского мира белокурые бестии с кровавым педикюром в снегах Килиманджаро

-Что ты думаешь о судьбе души?

-Её будущее - стать припадком - протезом обнажённой вечности.

Дон Жуан - старый инвалид водитель катафалка капитан давно погибшего корабля

приторговывает фекалиями самоубийц в своей аптеке под видом лекарства от депрессии

Бессмертие давно вышло из моды

Мадам, ваше лицо вам явно ни к чему, одолжите мне его напрокат на недельку - я схожу с милым в театр

 

чемоданы выносит на берег ушные раковины стали прибежищем моллюсков чего ради голая пианистка мастурбирует среди ужей раздавленная параличом дождём и небом заваленная виноградом и обломками принцесса надевает фату или лучше рвёт её на части кого именно рвёт фату пианистку или невесту и вообще почему буквы скользят по побережью Принц Одиночества выходит из воды опять мокрым стряхивает ящериц с плаща переодевается танцует вальс и падает на голую пианистку она громко хлопает в ладоши и начинается балаган

обнажённые виолончелистки они стоят на берегу и машут зонтами голым пианисткам которые вытаскивают устриц из интимных мест и кладут на тарелки официантам прибрежное кафе таверна где прячется голод непостижимость снежные зайцы чьи трупы охотники собирают по оврагам и всё это теперь залито молоком луны по чёрным клавишам стекает как менструальность созвездий черепа сновидений рассыпаны по небу

 

забинтованные молитвы выступают на горизонтах распятий невидимое оружие Содома губы впиваются в воск ножей фаллические бритвы режут шёлк небес ввинчивая поцелуи в холодные тела инфицированные бездны куда сваливают туши и трупы мясников

я читаю послания в ранах гермафродита пока его кровь заливает моё лицо

я репетирую танец с одноногой и немой Дженни

обещания данные самому себе кажется ослепительным учащённое сердцебиение и сияние чёрной короны вседозволенности

ночь снмает кожу с новорождённых и кидает под ноги слепых танцовщиц бриллианты они танцуют фанданго и Мадрид пробуждается от хруста костей

удовольствие опасно в таких чудовищных дозах и блестят плевки на запястьях и снова давит грусть и заставляет то ли застрелиться то ли пуститься в пляс

труп модистки на острие танцующего перуанского ножа

отражения цементных циферблатов

караваны в ловушках оазисов

тень Арлекмна воскресает у моих пяток

Кармело Бене: сомнамбулическая печаль распятий водопады дрессированных сновидений славят Бога мрамора и девственного пепла

Арто: венерический хохот вселенской зимы пленяет слепых арлекинов которые идут на поводу карлиц чьи тела покрыты татуировками межзвёздного холокоста

Войнарович: Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском. Francis забирался в меня как в постель его крылья удерживали мою тень привязанной к обманчивой неуловимой ночи равноденствия его крылья распростёрты надо мной как нимб и он ложится на наше ложе укутываясь в меня как в простыни моей кожи.

Рон Атей: не осталось явной разницы между миром снаружи и миром внутри/твоя и моя боль и поцелуи в которых полыхают наши кукольные дома и наши фригидные страсти мы всё ещё держимся за руки но между нашими телами пропасть и не сомкнутся губы наши и не встретятя взгляды. Мы низведенны до состояния зародыша, и, растворившись в собственной сперме, сами можем превратиться в своего ребенка.

Леди Градива: мёртвая герцогиня в пустоте тишина мраморных лабиринтов в парадигме вербальных экспериментов смерти сменяют друг друга как времена года

Д. Джармен: этот усыпляющий экстаз невидимых потоков пламенных видений... я сгорал от любви и невыразимости того что переживание превалировало над созерцанием... техники молитвенных судорог и наши поцелуи превращали в прах представления о будущем и воспоминания сыпались как песок сквозь пальцы нирванического откровения реальности вечное сияние настоящего...

Кроули: Зеркала беременны фатальными образами опальных богинь, близоруких мальчиков-в-багряном, отчаянных содомитов и слепых рабов утешителей с острыми фаллическими видениями

Леди Ленин: Моя эрекция готова затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты. Слёзы Эроса рассыпаны как бриллианты они сверкают тревожным инфернальным блеском.

скелет лица как паутина рвётся как лист бумаги

хирурги достают пепельницы из сердец незаконнорождённых девственниц

праздник кишкоподаяния проститутки вытаскивают из животов зеркала из грудей жемчуга из шей бриллианты они дарят прохожим внутренности в день зимнего кишкоподаяния

слепая натурщица прикова