Глава третья и опять ПРАЗДНИК

 

 

В стенах следственного управления Северо-Западного административного округа Москвы царило оживление. Впрочем, оно царило не только там, но и во всех линейных отделениях милиции, и во всех РУВД, и в УВД, и в МВД, и на Петровке — везде, где обитали люди в милицейской форме: 10 ноября, День милиции, всенародный праздник! В этот день даже порядочный бандит сидит дома за рюмкой водки, смотрит кремлевский концерт, сентиментально вздыхая в сторону обычно ненавистной милиции.

Вечерело. Дамы в погонах крошили в миски салаты, водружали их на сдвинутые письменные столы, где томились открытые бутылки со спиртным и банки с огурцами, грибами и прочими домашними заготовками. Мужчины курили на лестнице в ожидании начала праздника.

— Дежурная группа, на выезд! — злорадно прокричал громкоговоритель. — Следователь Подрядчиков, выезд на труп!

Мужчина лет сорока с пшеничной шевелюрой чертыхнулся, бросая недокуренную сигарету в урну.

— М-да, Витек, не свезло тебе! Трупак в такой день!

— А может, наоборот, свезло? Может, я как раз к

тому моменту вернусь, когда девчонки на стол танцевать полезут. Вы будете уже бухие и беспомощные, а я трезвый и прекрасный, как арабский принц! И стриптиз будет посвящен именно мне, — отозвался Подрядчиков, спускаясь по ступеням.

— Это вряд ли, — задумчиво проронил через селектор голос внутренней связи.

Следственно-оперативная бригада прибыла на Таврическую улицу через пятнадцать минут после вызова. Добротный кирпичный дом был заселен не обычными жильцами. Здесь обитали люди, имеющие или имевшие отношение к науке, искусству, власти. В одной из квартир, например, проживает (вернее, проживал) депутат Государственной думы. Ныне покойный. Именно на этот труп и приехала дежурная группа.

Подрядчиков в сопровождении опера, криминалиста и судебного медика вошел в квартиру, ощущая явственный трупный запах.

Невысокий, худощавый мужчина лежал на светлом ковре, возле кресла. Ковер, впрочем, оставался светлым лишь по краям. Все пространство вокруг тела мужчины было словно пропитано темной краской. Неровные очертания обширного пятна напоминали какой-то материк. Австралию, что ли? Да, пожалуй, Австралию, меланхолично подумал Подрядчиков. В комнате царил почти образцовый порядок. Низкий столик со стеклянной столешницей пуст. Лишь массивная пепельница и окурок. Здесь курили. На пороге комнаты — два дорогих кожаных чемодана. На кухне молча сидела женщина лет сорока. Пахло лекарствами.

- Ну-с, начнем, — вздохнул Подрядчиков. — Павел Петрович, прошу...

Судебный медик осторожно, стараясь не наступать на ковер, приблизился к телу, глянул в зрачки, тронул запястье, пожав плечами, посмотрел на Подрядчикова — дескать, более мертвым нельзя и быть.

— Понятно, — отозвался следователь. — Где у нас криминалист? Работайте, товарищ Гусев. А ты, Петрович, пройдись по соседям.

Оперуполномоченный кивнул и вышел. Гусев расчехлил фотоаппарат, послышалось легкое щелканье, сопровождаемое вспышками света. Подрядчиков тем временем прошел на кухню.

— Гражданка Новгородская? — обратился он к даме.

Дама кивнула.

— Мы можем поговорить?

— Не знаю, — едва промолвила дама.

— Я понимаю ваше горе, но чем скорее мы составим картину происшествия, тем будет лучше, — ласково промолвил Подрядчиков.

«Кому лучше? Что лучше? Криминальный труп. Да еще и депутат. Придется докладывать в РУВД. И провести до этого все следственные действия, а то по шапке дадут. Ясно, что на танцы я не успею», — тоскливо думал он при этом.

— Хорошо, я вас слушаю, — вздохнула женщина и прижила к глазам платок.

Застолье в РУВД Северо-Западного округа набирало обороты. Отзвучали тосты за Шараповых и Жегловых, за Знаменских и Анискиных, за то, что «вор должен сидеть в тюрьме», а «оборотней в погонах мы гневно осуждаем и каленым железом выжжем это зло из наших рядов»; уже были спеты «Наша служба и опасна, и трудна», а также частушки на злобу дня, сочиненные бойкими девчатами из технического отдела. Начальник РУВД уже сбацал цыганочку с молодым следователем Галиной Трюфелевой, первой красавицей данного королевства, и открыл таким образом бал. И наконец, начальство уже собралось отъезжать на кремлевский концерт. У подъезда томилось в ожидании два служебных «мерседеса». Генерал Седых оставлял за старшего майора Васильева, которому давались в данный момент последние ценные указания. Васильев, стараясь выглядеть трезвее, чем есть, усердно кивал, то и дело восклицая: «Есть, т-рищщ генерал!!» и преданно заглядывая в глаза старшему по званию.

— Ладно, я знаю, что ты у нас мужик серьезный, усердный, хоть и... гм-м... — не закончил генерал, глянул на «Командирские» часы и провозгласил громовым голосом: — По коням!

Начальство отъехало, и веселье тут же приняло безудержный характер. На столе возникло множество нераспечатанных еще бутылок, полетели пробки из шампанского, ледяная водка полилась в рюмки.

Майор Васильев, оставшийся за старшего, взял на себя роль тамады:

— А то вот еще: жена говорит мужу: «Вань, а Вань, скажи что-нибудь страстное...» А он ей: «Страсть как выпить хочется!» Так давайте же выпьем за страсть между мужчиной и женщиной в погонах!

Народ переглянулся, хмыкнул и выпил.

— А то вот еще, — не унимался Васильев, — есть такая народная примета: если во время секса посвистеть, то ничего не будет! Давайте выпьем за безопасный секс!

— В погонах, — добавил кто-то.

Выпили. Васильев постоянно запивал водку шампанским и значительно поглядывал на следователя Галину Трюфелеву.

— А то вот еще, — не давая народу опомниться, набирал обороты Васильев. — У одного француза спрашивают: «Вам что больше нравится: вино или женщины?» А он в ответ: «Зависит от года выпуска». Ха-ха! Предлагаю тост за дам-с! Мужчины пьют стоя, офицеры до дна!

Мужчины поднялись. Васильев потянулся рюмкой к бокалу следователя Трюфелевой.

Трюфелева улыбалась майору и цедила сквозь зубы соседке:

— Полный кретин! С ним нужно что-то делать...

— Товарищи! — воскликнула соседка Трюфелевой, полненькая рыжеволосая барышня. — А давайте споем нашу застольную! Я начинаю, вы подпеваете!

И, не дожидаясь разрешения старшего по группе, рыжеволосая затянула звонким голоском:

— А кто родился в январе, вставай, вставай, вставай и чашу полную вина до капли выпивай...

Несколько человек поднялись под шумные возгласы коллег, рюмки и бокалы стремительно наполнились.

— Гей, гей, гей, гей, вставай, вставай, вставай и чашу полную вина до капли выпивай, — грянул хор, тщательно следя за тем, чтобы все родившиеся в январе товарищи выпили содержимое емкостей именно до последней капли.

— А кто родился в феврале... — тут же вступила рыжеволосая певунья.

— Гей, гей, гей, гей, — слышался на улице молодецкий посвист.

Прохожие шарахались от здания РУВД. Некоторые крестились.

...На кухне также царил порядок. Подрядчиков бросил взгляд на встроенную в дорогую кухонную мебель мойку — обычно где-нибудь рядом находятся предметы, бывшие в употреблении недавно, — чашки, вилки, ножи. Действительно, в керамическом стакане стояли несколько ножей и вилок. На кухонном полотенце, лежащем возле мойки, — опрокинутая чашка. Одна.

В процессе допроса выяснилось, что гражданка Новгородская Вера Павловна с сыном пятнадцати лет только что вернулась из путешествия. Осенние каникулы Кости было решено провести в Египте. Это очень познавательно — пирамиды и все такое... Вот Георгий их и отправил.

— Георгий...

— Георгий Максимилианович. Муж — член Государственной думы. Вернее, был, — вздохнула вдова. — Мы перезванивались почти каждый день, но позавчера, восьмого ноября, телефоны не отвечали — ни квартирный, ни мобильный Георгия. Я заволновалась, так как нас нужно было встретить. Но телефоны не отвечали и вчера, девятого. Я позвонила его водителю, но и у него мобильный не отвечал. В общем, нам с Костей пришлось брать такси. И, слава богу, что я завезла сына к своим родителям. Как чувствовала, что что-то стряслось!

Подрядчиков добросовестно записывал.

— Что-нибудь в квартире похищено?

— Как будто ничего. У нас в прихожей ваза стоит. Хрусталь. Там обычно лежат деньги на хозяйственные расходы. Она пуста. Но, может быть, Георгий, когда один остался, и не хранил там деньги, не знаю...

— Михалыч, можно тебя? — крикнул из комнаты судебный медик.

— Минуточку, — Подрядчиков прошел туда.

Павел Петрович уже трудился над трупом.

— Три пулевых, одно в мошонку. Большая крово- потеря, сам видишь, — сообщил вполголоса судебный медик. — Смерть наступила три-четыре дня тому назад.

— То есть седьмого или раньше... — прикинул Подрядчиков.

За его спиной возникла Вера Павловна.

— Боже мой, Филонов!

— Что — Филонов? — не понял следователь.

Вдова отодвинула его как предмет мебели, ворвалась в комнату, оглядывая стены.

— Картины! Я только сейчас увидела! Они украли картины!

— Какие картины?

— Два полотна. Филонов. И Малевич.

— Копии? — полуутвердительно спросил Подрядчиков.

— Подлинники! — вскричала вдова.

— «Квадрат»? Подлинник? Он же один. Он же в музее. В этом, как его?..

— Пейзаж раннего Малевича! Да и «Квадратов» было несколько! И вообще... О чем вы? У нас что, диспут?

— Действительно, — опомнился Подрядчиков. — Где у вас телефон?

Нужно срочно звонить в РУВД. Пусть начальство едет, на фиг, на фиг. Мало того что «члена» убили, так еще и подлинники сперли...

Вдова протянула трубку «панасоника». Подрядчиков набрал номер, внутренне подобравшись. Сейчас понаедут начальнички, все кому не лень. Начнут крайнего искать... Не так осмотрели, не то нашли, не о том спрашивали... Сквозь шипение раздавались далекие длинные гудки.

— Что там шипит у вас? — раздраженно прошептал Подрядчиков в сторону вдовы.

— Трубка такая, — злобно откликнулась та.

На том конце провода отозвался явно нетрезвый голос, представившись дежурным по РУВД, майором Васильевым. Подрядчиков начал докладывать обстановку.