Глава 24. Две ночи прошло. День уж в разгаре, а все нет Гардинии возле дома Самохи

Две ночи прошло. День уж в разгаре, а все нет Гардинии возле дома Самохи. Заволновался колдун не на шутку; хоть и козыри все на его руках, а все ж таки не по себе. Беспокойно. Ждал он, что Гардиния в ту же ночь к нему явится, чтоб мужа спасти. Выходит, муж при смерти, а Гардиния все гонор, да гордость свою показывает! Может, и нет никакой любви у нее к мужу то? Хм! И это ему на руку. Все ему только на руку. Запуталась в его силках Гардиния, нет ей ходу назад. Не вырваться ей из его цепких рук. Ох, нет сил ждать! Как хочется Гардинию склоненной пред собою видеть, да в объятиях держать. Как кожа ее нежна, зубки белы, а губки розовы! Где же она?

Ходил по дому колдун кругами, да на крыльцо все выглядывал. Чуть шорох какой за дверями, - тут же бросался к дверям. Вот уж на дороге Гардиния мерещиться ему стала. Входит с улыбкой, кланяется ему в ноги. Мотнул головой Самоха, стряхивая с глаз миражи. Недобро усмехнулся. Что ж он, юнец, так по девке сохнуть? Не пес он цепной - хозяин! И в своих руках чужие судьбы держит.

Запер двери Самоха на засов, взял в руки посох и двинулся в путь. Сам он Гардинию разыщет, раз она к нему не торопится. Обошел колдун дальними усадами село, где выросла Гардиния, - не желал он случайных встреч и удивленных взглядов. Если виделся кто на пути, - в оврагах да за деревьями прятался. Вот уж лес перед ним, где жила стая воронов. Где Михас вырос. Где старый дуб ему домом стал. «Здесь то и воронье гнездо. Здесь то и воронята», - думал про себя Самоха. На лице его застыла ехидная ухмылка. «Ох, Гардинюшка, зря ты гонор свой показываешь, зря. Скручу я тебя в бараний рог, не впервой. Мужа не жалеешь – твоя воля. Но от детей малых отказываться не станешь. На брюхе за ними поползешь. Слезами кровавыми заревешь, заголосишь, и про гонор и про стыд забудешь. Ни воронья стая, ни человечья тебя не спасет. В угоду мне все делать станешь, про волюшку, про все позабыв…».

Впереди показался высокий дуб, отчий дом Михаса. Услышав шаги, с дуба вспорхнула кукушка. Самоха подошел ближе и поднял глаза к высокой кроне. Вон как высоко гнездо воронье! Не достать. Ну, ничего… Уж он то сумеет…

 

Вдруг позади него послышался шорох, ветви будто сами раздвинулись, - и явилась перед ним дева такой красоты, что обомлел Самоха. Отступил назад. Задрожал. Нарядилась Гардиния на свадьбу в сияющее серебром платье, прекрасный лоб ее венцом украшен, стройный стан от красоты и молодости на весь лес звенит. Гардиния поклонилась колдуну до земли, с лаской на него взглянула.

- Что ж ты Самоха встал? За руку меня бери! Иль не люба я тебе стала? К тебе сама я было собралась, да ты опередил меня. Вижу, ждал с нетерпением встречи нашей…

- Ждал, царица моя! - в беспамятстве вымолвил Самоха.

Гардиния сама его за руку взяла, чуть живого повела за собой, приговаривая:

- Речи я говорить тебе буду сладкие, слуху твоему радостные. Век нам с тобой вместе жить, раз в жены ты меня решил выбрать. Покорна буду я, будто горлица ручная. Твоей стану. Целовать, да обнимать тебя буду, - не знаешь ты еще, как горячи мои уста, как сахарны, как горячо и гибко тело мое…

Как только коснулся Самоха руки прекрасной, в тот же миг и забыл обо всем. Потерял голову Самоха. Лес перед его глазами закружился, засиял. Вот о чем мечталось ему в самых смелых снах! Вот о чем грезилось! В волшебную сказку погрузился Самоха, в негу, обнимая красавицу за талию, глядя в глаза ее бездонные. А Гардиния смотрела, да только улыбалась. Далеко увела от дуба она колдуна, вывела его на поляну. Затем разожгла по кругу огонь.

- А теперь хоровод водить будем, да песни петь…

Только с губ Гардинии потекла вовсе не песня, - стала торопиться она, читать быстрым шепотом заговор. Видит вдруг Самоха, что стоит он в круге магическом. И Гардиния рядом с ним. И закончен уж обряд ею. Вздрогнул Самоха, очнулся, - вся жизнь в миг перед глазами пролетела.

- Ах, ты змея подколодная! – вскричал он, с лютой ненавистью взглянув на нее. – Ну, подожди! И мужа твоего и детей твоих выпью досуха! Капля за капелькой высосу! Ох, и глупа ж ты, красна девица, ох, до чего ж глупа! Решила меня, колдуна опытного провести? На тот свет отправить? Иль забыла ты, что нет во мне крови ворона? На крови вороньей обряд совершиться должен!

Гардиния лишь усмехнулась, глазами в Самоху выстрелила, будто острыми стрелами.

- А чью кровь пил ты, проклятый, все три дня?

Вдруг зашипело все вокруг, затрещало, из – под земли едкий дым повалил, будто с пожарища.

- Не Воробе быть Навью, а тебе! – во весь голос крикнула Гардиния, и выскочила из круга. Следом хотел было выскочить Самоха, да не вышло. Ноги его в землю вросли. Вот уж по колено он в земле. По пояс стоит, руками машет.

- Провались ты пропадом! – наклонилась над Самохой Гардиния и обеими руками втолкнула в круг. Исчез колдун. Скрылся под землей. И дым исчез.

Взглянула Гардиния в последний раз на то место, где ушел под землю Самоха. Затем обернулась птицей и быстрей ветра полетела в сторону леса. Туда, где ждал ее Михас и дети. Туда, где приходила в себя после долгих странствий Вороба. Вот уж не птица в облаках - черная точка, но и та через миг исчезла…

***

Молодая листва перешептывалась, наблюдая за необычной гостьей. Лицо ее моложавое, а волосы совсем седые. Кто она? И сколько ей лет? Сто? Двести? Дубы величественно кивали кронами, и вновь рассказывали новым побегам, что женщина эта ходит здесь очень давно. Силой обладает она могущественной. Все тайны земли и неба ей ведомы. Лесная владычица это и лес этот – ей дом родной. Еще их деды рассказывали, что живет в густой чаще ведьма. Помазана она языческими богами на долгую жизнь. Сохранять все живое - вот ее удел. Помогать людям. А еще деды рассказывали, что однажды довелось ей помочь ворону, что влюбился в девушку… Много лет с тех пор прошло, много чего ведьма повидала, много кого похоронила. И все живет в одиночестве, ходит по лесу, собирая снадобья…

Вороба прищурилась, глядя на солнце, вдыхая терпкий дубовый дух. Еще только полдень. Она успеет добрести до конца леса и вернуться. Вот и первая ягода – земляника! Ворожея бросила ягоду в рот и тихонько запела:

«Красная девица по бору ходила, болесть говорила, травы собирала, корни вырывала, месяц скрала, солнце съела. Чур, ее колдунью, чур, ее ведунью!».