Дело, однако, не ограничивалось одной только критикой теории коллектива. Ей были противопоставлены и три другие теории.Первая из них, кратко именуемая теорией государства, принадлежит С. И. Аскназий [372]. Исходя из того, что единым и единственным собственником государственного имущества является самое социалистическое государство и что при установлении гражданских правоотношений с участием госорганов в их основе лежит государственная собственность, С. И. Аскназий пришел к выводу, что за каждым государственным юридическим лицом стоит Советское государство в целом как всенародный организованный коллектив. Индивидуализацию же госоргана следует искать не в стоящем за ним людском коллективе, а в специфике того участка, на котором осуществляется его деятельность. <За каждым данным предприятием, - формулирует свой конечный вывод С. И. Аскназий, - оказывается один и тот же субъект, однако не в единстве всех своих функций, а организующий именно данный участок своей работы, на котором должен быть достигнут определенный хозяйственный эффект... Таким субъектом является государство, взятое, однако, не в единстве всех своих функций, а действующее лишь на определенном участке социалистической системы, т. е. хозяйственно использующее определенное имущество при посредстве определенного коллектива работников> [373]. Вторая теория - теория директора - в наиболее развернутом виде представлена в работах Ю. К. Толстого [374]. Эта теория основывается на том, что единственным субъектом, управомоченным выражать волю госоргана в сфере правоотношений, является его руководитель - директор, воля которого определяется волей государства и в то же время не зависит от воли работников госоргана. Он же, директор, в соответствии с плановыми заданиями государства осуществляет правомочия по владению, пользованию и, в известных пределах, распоряжению выделенным в оперативное управление госоргана имуществом. Следовательно, <за каждым государственным юридическим лицом стоят: 1) само социалистическое государство как единый и единственный собственник предоставленного госоргану имущества; 2) ответственный руководитель госоргана, который получает от государства средства производства и другое имущество и, не становясь, разумеется, его собственником, утверждается как уполномоченный Советского государства по управлению этим имуществом согласно планам, преподанным государством> [375]. Третья теория - теория социальной реальности - в основных своих чертах, хотя и без использования этого наименования, была изложена в 1948 г. Н. Г. Александровым. Усмотрев юридический натурализм в самих попытках обнаружения людского субстрата юридического лица, Н. Г. Александров определял его как <особое отношение между людьми по поводу имущества, отношение, заключающееся в том, что известный имущественный комплекс для обеспечения тех или иных общих интересов передается в управление тем или иным дееспособным лицам (<органам> юридического лица). Последние от имени юридического лица приобретают имущественные правомочия, реализуемые для пополнения данного имущественного комплекса, и принимают имущественные обязанности, выполняемые за счет средств этого комплекса> [376]. Но если Н. Г. Александров говорил о конкретных людях хотя бы в связи с характеристикой органов юридического лица, то на дискуссии 1954 г. С. И. Вильнянский объявил бесплодной какую бы то ни было постановку вопроса о людском субстрате юридических лиц [377], а Д. М. Генкин как на самой этой дискуссии, так и в работе 1955 г. отмечал, что вполне достаточно признания юридического лица такой же социальной реальностью, какой являются другие субъекты права, чтобы отпала необходимость в поисках иного его общественного содержания [378]. Можно без всякого преувеличения сказать, что сторонники теории социальной реальности не столько решали проблему юридического лица, сколько уклонялись от ее разрешения. Что юридическое лицо - социальная реальность, это, конечно, не подлежит никакому сомнению и как нечто само собой разумеющееся признается и авторами других только что рассмотренных теорий: иначе они не обращались бы ни к выявлению людского субстрата, ни к характеристике экономической основы юридического лица. Но социальных реальностей существует огромное множество. Ими являются также само право, правовые нормы, отдельные юридические акты, правоотношения и т. п. Какую бы из перечисленных реальностей мы ни взяли, она получает в науке и более конкретную характеристику, всегда включающую указания на субъектный момент: норма права выражает волю государства, правоотношение устанавливается между конкретными лицами и т. д. Иначе и быть не может, так как общественная природа того или иного явления остается не распознанной и не раскрытой до тех пор, пока не получен ответ на вопрос - отношения между какими людьми, группами людей, классами данное явление выражает. Одно только упоминание об отношениях, на базе которых органы юридического лица пополняют и расходуют его имущество, ответа на этот вопрос не дает. Не обеспечивается теорией социальной реальности и сколько-нибудь ощутимый эффект чисто практического порядка. Ею невозможно воспользоваться при решении проблемы гражданско-правовой ответственности и многих других проблем, для которых учение о юридических лицах обладает прикладной значимостью. действительно, возложение ответственности предполагает определенный волевой акт - акт неправомерно-виновного поведения, находящегося в причинной связи с возникшими отрицательными последствиями. В чем воплощается такое поведение у привлекаемых к ответственности юридических лиц, если они - не более чем социальная реальность? Д. М. Генкин, имея в виду гражданско-правовую ответственность госорганов, пытался обосновать ее ссылкой на ч. 2 ст. 119 ГК РСФСР 1922 г., вводившую ответственность за чужую вину [379]. Но тогда нужно было бы признать, что все работники госоргана, в том числе директор, не включаются в его состав, а противостоят ему как те лица, которым госорган перепоручает выполнение своих обязательств. Поскольку же все функции госоргана выполняют его работники, то сам госорган, если работники не входят в его состав, превращается в какую-то передаточную инстанцию по отношению к <другим лицам> и <центр приурочения ответственности> за действия этих лиц. Полная несовместимость таких построений с действительной сущностью государственных юридических лиц настолько очевидна, что в особом доказывании едва ли нуждается. Нельзя пройти и мимо того факта, что в пределах такой социальной реальности, как юридическое лицо, имеются различные ее разновидности, например государственные и кооперативно-колхозные организации. Важно поэтому выявить не только специфику юридического лица по сравнению с другими социальными реальностями, но и особенности каждой более частной социальной реальности в границах общего понятия юридического лица. Д. М. Генкин учитывает выдвинутое требование, когда обращается к правовому положению кооперативно-колхозных организаций: <Для колхоза, промысловой артели, сельского потребительского общества как юридических лиц характерно наличие коллектива членов, выражающих в правовом отношении волю этих организаций> [380]. Иной подход обнаруживается им применительно к государственным организациям: <Госорган - это не обособленное имущество, а юридическое лицо, являющееся социальной реальностью, наделяемое имуществом для достижения возложенных на юридическое лицо задач> [381]. Но приведенная характеристика вполне распространима и на кооперативно-колхозные организации, признанные юридическими лицами. А если там она нуждается в дополнении указанием на коллектив членов, выражающих волю юридического лица, то должен быть отмечен и существенный признак, специфический именно для государственных юридических лиц. Не приводя такого признака, сторонники теории социальной реальности едва ли могут оспорить бросающуюся в глаза незавершенность их учения, остающегося пока лишь в рамках постановки проблемы, очень далекой от ее разрешения. С этой точки зрения как теория государства, так и теория директора обладают сравнительно с теорией социальной реальности несомненными преимуществами. они совпадают с теорией коллектива в том смысле, что так же, как и последняя, стремятся к выявлению конкретных отношений между людьми, получающих в институте юридического лица свое правовое закрепление. Вместе с теорией коллектива они рассматривают кооперативно-колхозные организации как юридические лица, построенные по модели коллектива, опирающегося на членство. И лишь в характеристике людского субстрата государственных юридических лиц они расходятся не только с теорией коллектива, но и друг с другом, сводя такой субстрат либо к одному лишь всенародному коллективу (государству), либо также к директору как назначенному государством ответственному руководителю госоргана. Это расхождение настолько существенно, что полемика между сторонниками названных теорий не уступает в своей остроте той критике, которой подвергается теория социальной реальности или теория коллектива. Главный недостаток теории государства усматривается в том, что она не раскрывает сущности правовых отношений, устанавливаемых между госорганами, ибо если за каждым госорганом стоит государство и только государство, то правовые отношения между двумя государственными организациями становятся отношениями государства с самим собой. Эта теория зиждется всецело на том, что экономическую основу госоргана как юридического лица образует государственная социалистическая собственность, и упускает из виду осуществляемое госорганом оперативное управление выделенным ему имуществом. Но если субъектом права государственной собственности является государство, то этого отнюдь нельзя сказать о субъекте оперативного управления, которое, таким образом, оказывается бессубъектным в трактовке подобного рода. Что же касается гражданско-правовой ответственности и других конкретных практических проблем, то на почве теории государства они неразрешимы в такой же мере, как и с позиций теории социальной реальности. Главный недостаток теории директора усматривается в том, что она приводит к отождествлению государственного юридического лица с его органом, каковым и является директор. Вследствие этого отношения, которые складываются между госорганом и его директором, независимо от того, считать ли их двусубъектными или выражением связи целого и части, выступают как отношения одного и того же субъекта (целого) с самим собой. Эта теория зиждется на том, что юридически целенаправленные акты в сфере гражданского оборота вправе совершать лишь орган юридического лица. но участие госоргана в гражданском обороте не исчерпывается заключением договора, а требует также его исполнения, которое не может быть обеспечено только действиями директора. Гражданские правоотношения с участием госорганов, кроме того, формируются или преобразуются в связи с совершенными деликтами либо привлечением к ответственности за нарушение договорного или иного обязательства. На вопрос об определении оснований такой ответственности применительно к государственным юридическим лицам сами авторы теории директора вовсе не отвечают. Практически же этот вопрос должен ими решаться по правилам об ответственности за действия директора как за свою вину и за действия других работников - как за чужую вину, если нет оснований для вменения директору вины в ненадлежащем выборе работника или неосуществлении должного надзора за ним. А в таком случае теория директора страдает хотя и в несколько уменьшенном объеме, но по сути дела теми же практическими недостатками, что и теория социальной реальности в том виде, в каком ее развивал Д. М. Генкин. Неудивительно поэтому, что в ходе дальнейшего развития советской цивилистической мысли ни теория государства, ни теория директора не встретили поддержки с чьей-либо стороны. Не приводили для подкрепления этих теорий новых аргументов и сами их авторы. В работах, появившихся начиная с 1956 г., если и фигурирует какая-либо иная концепция, кроме теории коллектива, то лишь концепция социальной реальности. Но она представлена уже в варианте, существенно отличающемся от первоначального, о чем свидетельствует одна из немногочисленных публикаций в ее защиту - работа Б. Б. Черепахина <Волеобразование и волеизъявление юридического лица> [382]. Как и другие сторонники теории социальной реальности, автор не допускает самой постановки вопроса о том, ктó стоит за фигурой юридического лица. Этот вопрос, с его точки зрения, в такой же степени неправомерен, как и по отношению к гражданину, хотя он тоже становится субъектом права в своем качестве социальной реальности, а не психо-физической особи. Тем не менее Б. Б. Черепахин не отрицает роли ни директора, ни коллектива работников в существовании и осуществлении юридической личности госорганов. По его мнению, сделкоспособность государственных юридических лиц приурочивается к их органам, а деликтоспособность - к деятельности всего возглавляемого этими органами коллектива. Такой ход рассуждений позволил автору утверждать, что ответственность государственного юридического лица за действия своих работников, в которых воплощается его деятельность, есть ответственность за свои, а не за чужие действия. Но тем самым он покинул в известной мере и почву теории социальной реальности, примкнув отчасти к теории директора и в еще более значительных масштабах к теории коллектива. Именно последней теории в период второй кодификации советского гражданского законодательства было суждено, наряду с критическими соображениями, встретить самую широкую поддержку в литературе, а затем и определенное законодательное признание. Опровержение некоторых критических аргументов, выдвинутых против теории коллектива, особых затруднений не вызывало. Так обстояло, например, с указанием критиков на то, что если за госорганом стоят два коллектива - коллектив работников и государство в целом, то в рамках последнего и теории А. В. Венедиктова не удалось избежать <отношений с самим собой> в области правовых контактов между самими госорганами. Не следует смешивать отношения между частями целого (между госорганами как органами государства) с отношением целого к самому себе: последнее исключено, а первое вполне возможно, хотя бы целое само предопределяло характер отношений между своими частями. Другие критические аргументы ставили сторонников теории коллектива в весьма затруднительное положение. так обстояло дело, в частности, с указанием на трудовой коллективный договор, который заключается между администрацией предприятия и профсоюзом, объединяющим весь коллектив его работников, т. е. между частью и целым, в которое входит эта часть. Представляется, однако, что субъектом коллективного договора является именно администрация, а не предприятие в целом (как в свое время полагали сами сторонники теории коллектива) и, значит, в нем участвуют два разных коллектива. Правда, один из них по отношению к другому выступает как часть по отношению к целому. Но правовые связи между частью и целым столь же возможны, как и между разными частями единого целого. Третьи критические аргументы обращали внимание на действительно уязвимые места теории коллектива и тем самым содействовали ее дальнейшему совершенствованию. Так именно обстояло дело с выяснением роли коллектива в формировании юридически значимой воли госоргана как юридического лица. Сторонники этой теории показали, однако, что исходящий от юридического лица, как и от любого другого субъекта, волевой акт представляет собой определенный процесс, лишь завершающийся изъявлением юридически значимой воли, но не сводящийся к такому изъявлению. И если обладающее правовой силой в сфере гражданского оборота волеизъявление приурочивается к актам органов государственных юридических лиц, то подготовка таких актов и реализация возникших из них прав и обязанностей предполагают деятельность всего коллектива рабочих и служащих госоргана [383]. Что же касается деликтоспособности, то применительно к ней теперь уже закон в лице Основ гражданского законодательства 1961 г. и республиканских гражданских кодексов 1963 - 1964 гг. прямо признает деятельность рабочих и служащих деятельностью самого юридического лица. Позиции теории коллектива получили легальную поддержку и в ряде других направлений. Нормативные акты, изданные в конце 50-х го-дов и в последующие годы, усилили роль производственного коллектива благодаря образованию постоянно действующих производственных совещаний, введению обязательного обсуждения на них многих хозяйственных вопросов впредь до принятия окончательного решения директором, передаче для совместного осуществления администрацией и фабзавместкомом правомочий, связанных с управлением поощрительными фондами, и др. Свое откристаллизованное воплощение этот законотворческий процесс нашел как в принятом 4 октября 1965 г. Положении о социалистическом государственном производственном предприятии [384], так и вообще в относящемся к тому же времени законодательстве об экономической реформе [385]. Под влиянием этих фактов численность сторонников теории коллектива начинает все более возрастать. К ним присоединяются и некоторые из былых противников этой теории [386], воспроизводимой в качестве единственно правильной как в учебной литературе [387], так и (иногда с некоторыми модификациями) [388] в литературе монографической. В работах последнего времени центральное место занимает уже не вопрос о людском субстрате государственных юридических лиц, а проблемы иного характера, такие, как организация хозрасчета на государственных предприятиях, сочетание гражданской правосубъектности юридического лица с административной правосубъектностью его внутренних подразделений, правовое положение государственных предприятий в отношениях друг с другом и с вышестоящими органами и т. п. [389] В связи с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 2 марта 1973 г. <О некоторых мероприятиях по дальнейшему совершенствованию управления промышленностью> [390] и созданием на его основе промышленных и производственных объединений усиленное внимание привлекает к себе правовое положение как самого объединения, так и отдельных его частей. Что касается производственных объединений, то вопрос об их правовом статусе более или менее ясен. Поскольку входящие в их состав производственные единицы не обладают качествами, обязательными для самостоятельных предприятий, сами объединения становятся укрепленными предприятиями с признанием за ними прав юридического лица. Возникающая здесь своеобразная научно-практическая проблематика обусловлена лишь тем, что, не будучи юридическими лицами, производственные единицы могут все же заключать хозяйственные договоры. Но такие договоры считаются заключенными от имени объединения и под его ответственность. Они знаменуют поэтому не формирование специфической, ранее не встречавшейся правосубъектности производственных единиц, а использование таких методов осуществления правосубъектности объединений, которые доступны обычным предприятиям только в случаях образования филиалов. Сложнее обстоит дело с промышленными объединениями, которые, в отличие от объединений производственных, не упраздняют юридической личности объединившихся предприятий, но предполагают образование наряду с ними особого органа - управления, руководящего работой всего объединения и осуществляющего в процессе такого руководства также отдельные оперативно-хозяйственные функции. Каков правовой статус этого органа и как он соотносится с правовым статусом объединения в целом? Поставленный вопрос не нашел в правовой науке однозначного разрешения. Ю. Г. Басин, например, предлагал считать юридическими лицами и объединение, и входящие в его состав предприятия: объединение - в пределах централизованных фондов и заключения договоров в интересах всей представляемой им хозяйственной системы, а предприятия - в пределах закрепленного за ними имущества и договоров, обслуживающих их собственные хозяйственные потребности. И только в той мере, в какой управление или иной руководящий орган выполняет собственные оперативно-хозяйственные функции, выступая от своего имени, а не от имени объединения, юридическим лицом, по концепции Ю. Г. Басина, становится также сам этот орган [391]. Как единый субъект права объединение расценивается и авторами, включающими в сферу его оперативного управления помимо централизованных фондов, также имущество, закрепленное за объединенными предприятиями [392]. Но, не говоря уже о том, что <двойное> оперативное управление одним и тем же имуществом не согласуется с юридической самостоятельностью объединенных предприятий, его оборотной стороной неизбежно явилось бы <раздельное> оперативное управление, столь не неприемлемое, как неприемлема в условиях социалистического хозяйствования <разделенная> собственность. Выдвигалась и другая конструкция, приурочивающая права юридического лица только к руководящему органу, но не к самому объединению [393]. Именно эта конструкция получила поддержку в Общем положении о всесоюзном и республиканском промышленных объединениях [394], п. 5 которого признает юридическим лицом не объединение, а только его управление. Непосредственной теоретической реакцией на это законодательное правило явилось утверждение, что отныне не только о юридической личности, но и вообще о какой бы то ни было правосубъектности объединения не может быть речи [395]. Тем не менее тут же отмечалось, что <хозяйственная система, не являясь субъектом права, имеет важное правовое значение. Ей устанавливаются плановые задания, выделяются ассигнования из государственного бюджета, фонды на материально-техническое снабжение, кредитные лимиты> [396]. Еще более показателен тот факт, что в самом Положении промышленное объединение рассматривается как единый производственно-технический комплекс (п. 1), а самостоятельные балансы управления и предприятий предложено включать в водный баланс объединения (п. 29). Тем самым административная (административно-хозяйственная, административно-плановая) правосубъектность промышленных объединений уж во всяком случае не может быть поставлена под какое-либо сомнение. Такая правосубъектность молчаливо предполагается в публикациях, ограничивающихся указанием лишь на то, что промышленное объединение не является юридическим лицом [397]. Вместе с тем она без всяких колебаний констатируется теми, кто подчеркивает, что <проблема правосубъектности не исчерпывается вопросом о юридическом лице> и что <субъектами юридических отношений, опосредствующих плановое управление, могут быть организации..., не являющиеся юридическими лицами> [398]. Очевидно также, что отсутствие в Положении прямого указания на юридическую личность промышленного объединения отнюдь не закрывает пути к ее доктринальному обоснованию. Истории советской цивилистической мысли известны случаи предвосхищения прямого законодательного признания прав юридической личности благодаря анализу конкретных субъективных прав, предоставленных по закону организациям определенных видов. Если предпосылки для подобного анализа содержатся в законодательстве о промышленных объединениях, то и извлечение соответствующего общего вывода не представляло бы собой ничего неожиданного. Необходимо в то же время отметить, что на дискуссию о правовом положении объединений и еще в большей степени на общую дискуссию о юридическом лице наложили в последние годы отпечаток некоторые тенденции, наметившиеся в развиваемом рядом авторов учении о хозяйственном праве. Наиболее характерная их устремленность обращена к ликвидации грани между юридическими лицами и иными организационно-правовыми образованиями, к критической оценке либо даже к прямому отрицанию самого понятия юридического лица. Чтобы уяснить сущность таких тенденций, нужно вспомнить об одной из важнейших особенностей понятийного аппарата любой, в том числе юридической науки, состоящей во взаимном согласовании отдельных элементов этого аппарата, которое опирается на субординационное или координационное их взаимодействие. Координационные связи устанавливаются между такими научными понятиями, которые, не перекрещиваясь друг с другом в логическом объеме, выступают как однородные по характеру отражаемых в них объектов, а потому могут быть объединены на базе более широких обобщений. При этом равновеликость логических объемов сопоставляемых понятий обусловливает их прямую, а разновеликость - косвенную координацию. Поскольку, например, понятия административного проступка и уголовного преступления как общеотраслевые равновелики по объему, а как однопорядковые объединены в категории правонарушения, они находятся в отношениях прямой координации. Напротив, понятия административного проступка и преступления против личности состоят в отношениях косвенной координации, ибо их объемы разновелики, и они могут стать соизмеримыми лишь после того, как общеотраслевой категории административного проступка внутриотраслевое понятие преступления против личности будет противопоставлено через отраслевую же категорию уголовного преступления. Субординационные связи также предполагают однородность понятий по характеру отражаемых ими объектов. Но они либо перекрещиваются в объемах, и тогда возникает логическая субординация, либо, оставаясь вне объемного взаимопересечения, выполняют служебную роль одно по отношению к другому, и тогда возникает субординация функциональная. Наиболее привычна благодаря своей повседневной обиходности логическая субординация, сообщающая о себе всякий раз, когда сопоставляются видовые и родовые понятия, например, правовой и социальной нормы или гражданского и вообще социалистического правоотношения. Сравним, однако, такие явления, как правосубъектность и представительство. Представительство не составляет вида правосубъектности и не восходит к ней как к своему ближайшему или более отдаленному роду. Но в определенных обстоятельствах правосубъектность реализуется через представительство, а представительство при всех условиях обслуживает реализацию правосубъектности. Поэтому и его понятие опирается на правосубъектность как на свою исходную категорию, хотя в смысле логического объема не уступает этой категории ни в малейшей степени. Но строится ли субординационная связь как логическая или функциональная, она, подобно связи координационной, тоже бывает прямой и косвенной. Все зависит от того, примыкают ли взаимосвязанные понятия друг к другу непосредственно или разделены определенными промежуточными звеньями. Нет никаких сомнений в том, что с общей категорией социальной нормы понятие юридической нормы состоит в прямой, а понятие отраслевой нормы - в косвенной логической связи. С не меньшим основанием можно утверждать, что к категории правосубъектности от понятия представительства ведет прямая, а от понятия полномочия представителя - косвенная функциональная связь. При выработке научных понятий важно не только соблюсти требования, предъявляемые к их образованию, но и безошибочно определить место, отводимое вновь созданному понятию в общем понятийном аппарате данной науки или системы наук. Неправильно образованное понятие не работает. Но оно не работает само по себе, не вызывая аритмии в функционировании всего научно-понятийного аппарата. Когда же допускаются погрешности в установлении координационных или субординационных связей между двумя или несколькими понятиями, это сказывается как на понимании каждого из них в отдельности, так и на соединенном использовании целой их совокупности. Такие именно погрешности и наблюдаются в предложении А. Б. Годеса, одного из сторонников теории хозяйственного права, присоединить к субординационному логическому ряду <субъект права - юридическое лицо> еще одну логическую рубрику - внутрихозяйственное юридическое лицо как субъект права с ограниченной правоспособностью. При этом, как разъясняет автор, если юридическое лицо - хозрасчетное предприятие в целом, то внутрихозяйственным юридическим лицом является цех, участок или аналогичное другое внутреннее звено предприятия [399]. Известно, однако, что юридическое лицо - субъект гражданского права. Этого не отрицают как сам А. Б. Годес, так и его единомышленники по концепции хозяйственного права [400]. Как таковое юридическое лицо способно быть носителем субъективных гражданских прав и обязанностей. А раз внутрихозяйственное - это тоже юридическое лицо, но лишь с ограниченной правоспособностью, оно должно соотноситься с <полным> юридическим лицом как вид с родом и, таким образом, состоять с ним в отношениях логической субординации. Тем самым проливается свет и на тайный смысл приписываемого внутренним звеньям предприятия свойства ограниченной правоспособности. Такое свойство означает не что иное, как способность обладать хотя и не всеми, но уж во всяком случае отдельными правомочиями и обязанностями из числа доступных предприятию как юридическому лицу в общепринятом его понимании. И как только это становится очевидным, так сразу же выясняется беспочвенность самого новообразованного понятия: внутрихозяйственных юридических лиц не бывает уже потому, что ни одно гражданское право и ни одна гражданская обязанность никогда не принадлежали и не могли принадлежать не хозрасчетному целому, а внутрихозяйственной части - не единому предприятию, а отдельному его подразделению. Но если рассматриваемая концепция не выдерживает критики с точки зрения логической, то, быть может, она оправдана в плане функциональной субординации, или если не субординации, то по крайней мере координации соответствующих понятий? Поскольку внутренним звеньям закрыт доступ к внешним отношениям, в которых реализуется юридическая личность предприятия, функциональная субординация понятия <полного> и <внутрихозяйственного> юридического лица мыслима не в большей степени, чем логическая. Что же касается координационной связи, то, не говоря уже о ее несовместимости с реальным соотношением таких образований, как цех и предприятие, она не согласуется с самой идеей противопоставления лицу, действующему <вовне> с полнообъемной правоспособностью, субъекта, функционирующего лишь <внутри> и только с ограниченной правоспособностью. Остается поэтому предположить, что, выдвинув научное понятие на словах, А. Б. Годес фактически не пошел дальше образования нового термина, призванного, несмотря на свое <цивилистическое> звучание, обозначить далеко не <<цивильные> явления. Но едва ли возможно раздвинуть рамки использования сложившейся терминологии путем переноса из привычной в парадоксальную для нее ситуацию. По этой причине <внутрихозяйственное юридическое лицо> - термин не более перспективный, чем <обязательство по внутрихозяйственным поставкам>, как именует тот же автор завершающееся созданием готового продукта перемещение из цеха в цех сырья, материалов, полуфабрикатов и других материальных ресурсов [401]. Наряду со стремлением продолжить логический ряд <субъект права - юридическое лицо> по нисходящей линии делаются шаги к тому, чтобы в рамках хозяйственного права исключать из этого ряда категорию юридического лица и в то же время удлинить его при помощи понятия <компетенция> в восходящем направлении. Так, В. В. Лаптев полагает, что, поскольку юридическое лицо - носитель гражданских прав и обязанностей, хозяйстве Примечания: [343] См. подробнее: Венедиктов А. В. Организация государственной промышленности в СССР. Т. I. Л., 1957, с. 417 и сл. [344] Колоножников Г. М. Понятие и юридическая природа кооперативных товари-ществ. - Известия Донского ун-та, 1921, кн. 1. с. 99. [345] Терехов А. Советское кооперативное право. Харьков, 1924, с. 15. [346] Туган-Барановский М. И. Экономическая природа кооперативов и их классификация. - Курсы кооперации, т. I. М., 1906, с. 10. [347] См., например: Терехов А. Советское кооперативное право, с. 16. [348] Поволоцкий Л. И. Основные начала кооперативного права СССР. Л., 1927, с. 133. [349] Стучка П. И. Курс советского гражданского права. Т. II, с. 133. [350] Стучка П. И. Курс советского гражданского права. Т. II, с. 110. [351] См., например: Карасс А. В. Советское промышленное право.М., 1925, с. 98. [352] См., например: Шретер В. Н. Проект общесоюзного закона о трестах. - Советское право, 1926, № 4, с. 108 - 121. Еще более прямолинейно аналогичные взгляды выражал Н. А. Арефьев (в кн.: Вопросы промышленного права. М., 1925, с. 115 - 116), заяв-лявший, что государственные хозяйства вынуждены строиться на таких же индивидуали-стических началах, какие господствуют на Западе, а потому трест <есть сколок акционер-ного общества>, в отношении которого права общего собрания акционеров осуществляет ВСНХ. [353] См., например: Мартынов Б. С. Государственные тресты. М., 1924, с. 7. [354] Стучка П. И. Курс советского гражданского права. Т. II, с. 77. [355] Ландкоф С. Н. Субъекты права (лица), с. 55. [356] См.: Флейшиц Е. А. Торгово-промышленное предприятие. Л., 1924, с. 20 - 25, 79. [357] Стучка П. И. Курс советского гражданского права. Т. II, с. 80. [358] Венедиктов А. В. Правовая природа государственных предприятий. Л., 1928, с. 68 - 88. [359] См.: Курс советского хозяйственного права. Под ред. Л. Гинцбурга и Е. Пашуканиса. Т. II, с. 251. [360] См. там же. [361] См. там же, с. 257 - 368. [362] См.: Советское государство и право, 1940, № 5 - 6, с. 24 - 51; Государствен-ные юридические лица в СССР. - Советское государство и право, 1940, № 10, с. 62 - 87. [363] См.: Гражданское право. Ч. I. М., 1938, с. 208. [364] См.: Генкин Д. М. Юридические лица в советском гражданском праве. - Проблемы социалистического права, 1939, № 1, с. 99. [365] См.: Советское государство и право, 1954, № 8, с. 177. [366] Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность, с. 591. [367] См. также положительные отклики на эту теорию в рецензиях, посвященных книге А. В. Венедиктова <Государственная социалистическая собственность> и при-надлежащих перу В. М. Догадова (Вестн. Ленингр. ун-та, 1949, № 4, с. 161 - 162), и З. И. Шкундина (Новый мир, 1949, № 5, с. 302 - 309). [368] См., например: Матвеев Г. К. Вина в советском гражданском праве. Киев, 1955, с. 201 - 236. [369] См., например: Венедиктов А. В. О государственных юридических лицах в СССР, - Вестн. Ленингр. ун-та, 1955, № 3, с. 83 - 107. [370] Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность, с, 68. [371] См.: Советское государство и право, 1954, № 8, с. 113. [372] См.: Аскназий С. И. Об основаниях правовых отношений между государствен-ными социалистическими организациями. - Учен. зап. Ленингр. юрид. ин-та. Вып. IV. Л., 1947, с. 5 - 47. [373] Аскназий С. И. Об основаниях правовых отношений между государственными социалистическими организациями, с. 33. [374] Автор изложил ее сперва в автореф. канд. дис. 1953 г., затем в книге <Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР>. Л., 1955, с. 60 - 92. См. также выступление М. В. Гордона на дискуссии о государственных юридических лицах в 1954 г. - Советское государство и право, 1954, № 8, с. 118. [375] Толстой Ю. К. Содержание и гражданско-правовая защита права собственности в СССР. Л., 1955, с. 88. [376] Александров Н. Г. Трудовое правоотношение. М., 1948, с. 202. Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 633. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы! Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар... Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения... Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности... Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...
ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ИЗНОС ДЕТАЛЕЙ, И МЕТОДЫ СНИЖЕНИИ СКОРОСТИ ИЗНАШИВАНИЯ Кроме названных причин разрушений и износов, знание которых можно использовать в системе технического обслуживания и ремонта машин для повышения их долговечности, немаловажное значение имеют знания о причинах разрушения деталей в результате старения...
Характерные черты немецкой классической философии 1. Особое понимание роли философии в истории человечества, в развитии мировой культуры. Классические немецкие философы полагали, что философия призвана быть критической совестью культуры, «душой» культуры.
2. Исследовались не только человеческая...
|
