Существенно, далее, определить юридическую природу права оперативного управления как носящего отраслевой или межотраслевой (комплексный) характер.

А. В. Венедиктов видел в этом праве соединение административно-правовых и гражданско-правовых элементов с тем, что первые выражаются в исходящих от руководства госоргана и обращенных к внутренним подразделениям актах <по спуску плановых заданий и лимитов заработной платы>, а вторые предполагают <разнообразные гражданско-право-вые сделки (договоры купли-продажи и поставки, подряда, поклажи, займа и т. д.)> [480]. Но подобный взгляд вступает в непримиримое противоречие с защищаемыми им же гораздо более существенными положениями. В его работах право оперативного управления приурочивается исключительно к органам непосредственного хозяйствования, которые по самому своему существу к совершению каких-либо властных актов неспособны. Такая способность имеется лишь у администрации и реализуется в отношениях с внутренними подразделениями госорганов. Однако право оперативного управления принадлежит госоргану как юридическому лицу, которое персонифицируется А. В. Венедиктовым не в администрации, а в возглавляемом ею едином организованном коллективе. Когда же администрация отдает какие-либо распоряжения внутри госоргана, она действует не от его, а от собственного имени и, значит, в соответствии с теорией коллектива как носителя права оперативного управления, никаких актов, опирающихся на это право, не совершает. Акты такого рода осуществимы либо благодаря деятельности всего коллектива по производственно-хозяйственному использованию закрепленного за ним имущества, либо посредством действий администрации в сфере не основанных на соподчиненности отношений с третьими лицами. Но так как те и другие целиком обнимаются гражданско-правовыми нормами, то есть, по-видимому, достаточные основания при оценке юридической природы оперативного управления полностью относить его к области гражданского права.

С середины 60-х годов именно этот подход начинает с последовательной настойчивостью пробивать дорогу в советской цивилистической теории, постоянно привлекая к себе все большее число сторонников. Уже в упоминавшейся статье Д. М. Генкина говорилось, что право оперативного управления в основном является гражданско-правовым институтом. С. М. Корнеев в работе 1964 г. практически изложил весь комплекс аргументов, приведших его в 1971 г. к выводу, что <само субъективное право оперативного управления является гражданским правом>, но что им <содержание правоотношения оперативного управления... не исчерпывается>, ибо последнее <имеет комплексный характер>, поскольку <оно возникает и существует на основе юридических фактов и норм как гражданского, так и административного права> [481]. Признание в приведенных высказываниях гражданско-правовой сущности рассматриваемого права с некоторыми колебаниями сменяется в работах Ю. Х. Калмыкова безоговорочно цивилистической его характеристикой. В книге, опубликованной в 1969 г., он писал: <оперативное управление - это институт гражданского права>; <когда правовая категория имеет определяющее значение в какой-либо одной отрасли права, ее нужно рассматривать прежде всего в рамках этой отрасли>; <оперативное же управление - свойство, принадлежащее лишь юридическому лицу> и, следовательно, уже потому не может не обладать гражданско-правовой природой, что <категория юридического лица является гражданско-правовой категорией (хотя она имеет значение и для других отраслей права)> [482]. Но чтобы и после столь категорических суждений не оставалось почвы для возврата к идее комплексности оперативного управления, специального истолкования требуют хотя бы важнейшие из укрепляющих ее жизнеустойчивость обстоятельств.

Во-первых, отдельные имущественные комплексы передаются государством в управлении своих органов посредством административных актов, а не гражданско-правовых действий. Однако, подобно тому, как всякий вообще юридический факт, порождая субъективное право, не предрешает вопроса о его отраслевой принадлежности, образование права оперативного управления на основе властного предписания также не способно само по себе сообщить ему, наряду с гражданско-правовыми, какие-либо административно-правовые элементы.

Во-вторых, будучи субъективным правом в отношениях со всеми третьими лицами, оперативное управление выступает перед государством как обязанность его носителя использовать полученное имущество по назначению, строго сообразуясь с целями своей деятельности и подлежащими реализации плановыми заданиями. Но право, обращенное к одному субъекту, не меняет своей юридической сущности вследствие того, что оно предстает и как обязанность, выполняемая для другого лица. Например, находящееся в чужом незаконном владении имущество госоргана истребуется им как во исполнении предписания государственной дисциплины, так и в порядке осуществления конкретных имущественных правомочий. Тем не менее виндикационный иск, хотя бы и подстегиваемый административной обязанностью его предъявления, не перестает быть гражданско-правовым в такой же мере, в какой сохраняется цивилистическая сущность права оперативного управления, хотя бы и конструируемого как обязанность перед государством.

В-третьих, обладание имуществом на праве оперативного управления обязывает к многочисленным конкретным действиям (по внесению платы за фонды, налоговым отчислениям и т. п.), не укладывающимся в рамки отношений с государством как таковым и не соединимым с оперативным управлением как субъективным гражданским правом. Но и этот факт недостаточен для разработки комплексной конструкции. Никто, например, не стал бы утверждать, что, раз дома граждан подлежат обязательному страхованию, они становятся объектом комплексного субъективного права, обладающего собственническими и обязательственными элементами. А в таком случае и право оперативного управления, вызывая к жизни налоговые и иные правоотношения, не может трактоваться как включающее их в свой состав с преобразованием из отраслевого в комплексное субъективное право.

В четвертых, даже не отказывая оперативному управлению в гражданско-правовой квалификации, нельзя отрицать его практической значимости для других отраслей права, например, для права административного при определении границ дозволенного вмешательства вышестоящих органов в имущественную сферу нижестоящих. Но здесь уже сказывается специфика гражданско-правовых явлений, в одних случаях находящихся со смежными иноотраслевыми явлениями в разных плоскостях, а в других соотносящихся с ними как большее с меньшим или, точнее, поглощающее с поглощаемым. Так, юридическое лицо может не быть органом власти, как и орган власти далеко не всегда является юридическим лицом. Но субъектом административного права в смысле возможного адресата властных предписаний организация, наделенная правами юридического лица, становится чисто автоматически, без какого бы то ни было специального признания. Такой же автоматизм характерен для многоотраслевого использования права оперативного управления. И в том объеме, в каком он действует, это право, оставаясь гражданским, обретает практический смысл также в других правовых отраслях.

В-пятых, такое входящее в содержание оперативного управления правомочие, как право пользования, предполагает в первую очередь производственно-хозяйственное использование госорганом своего имущества. А это осуществляется посредством труда его работников на основе трудовых правоотношений с ними, кажущихся тем самым и вовсе неотторжимыми от оперативного управления. На самом же деле в границах трудовых правоотношений работник не входит в состав юридического лица, а противостоит ему как самостоятельный субъект права, и опосредствуют они приложение труда, но не оперативное управление имуществом. Собственно оперативное управление реализуется тем, кому оно принадлежит, - самим юридическим лицом и только им одним. Механизм его деятельности, подчиненный этим целям, должен быть объяснен в соответствии со сложившимися воззрениями на сущность юридической личности государственных организаций. Если она воплощена в директоре или администрации, то оперативное управление исчерпывается передачей имущества работнику. После такой передачи совершаемые действия включаются уже в рамки трудовых правоотношений, и, значит, реальное пользование имуществом оказывается для носителя права оперативного управления практически недоступным. В этом один из коренных недостатков теории директора (администрации). При олицетворении гражданской правосубъективности госоргана в возглавляемом администрацией коллективе каждый работник выступает одновременно в двух качествах: и как участник трудовых правоотношений, и как частичка самого правосубъективного коллектива. Именно благодаря такому двуединству неизбежная отторжимость пользования от оперативного управления сменяется принципиальной неотделимостью одного от другого, сопровождаемой к тому же настолько четким размежеванием с трудовыми правоотношениями, что одноотраслевая (гражданско-правовая) характеристика права оперативного управления не только не опорочивается, а наоборот, с еще большей силой утверждается в своей научной и практической справедливости. В этом одно из решающих достоинств теории коллектива.

Но, помимо спора о том, является ли оперативное управление многоотраслевым или чисто гражданским субъективным правом (юридическим институтом), начиная со второй половины 60-х годов, возникает новая дискуссия, обусловленная учением о хозяйственном праве как самостоятельной отрасли права, регулирующей хозяйственную деятельность социалистических организаций в области складывающихся с их участием взаимоотношений. Сторонники этого учения обращаются к рассматриваемому институту в ряде работ [483]. Основное содержание защищаемых ими взглядов сводится к следующему. Оперативное управление имуществом, хотя и включает в свой состав правомочия владения, пользования и распоряжения, не равнозначно сумме указанных правомочий в гражданско-правовой их трактовке. В форму оперативного управления облекается имущественная обособленность любых звеньев экономики - не только участвующих в товарообороте предприятий, объединений и иных организаций, но также внутрихозяйственных подразделений, вступающих лишь в отношения друг с другом, и органов хозяйственного руководства в отношении денежных резервов и иных фондов, аккумулированных у них как у центров хозяйственных систем [484]. <Предпосылкой права оперативного управления в таком понимании выступает не правоспособность юридического лица, а закрепление в той или иной форме за соответствующим звеном определенного комплекса имущества и наличие у этого звена хозяйственной правосубъектности, достаточной для управления имуществом и осуществления правомочий владений, пользования и распоряжения им в пределах компетенции данного звена и в присущей ему (его деятельности) форме> [485].

Дело, однако, в том, что действующее право определяет оперативное управление лишь в ст. 21 Основ гражданского законодательства, а потому не мыслит ни его содержания без каких-либо гражданско-правовых элементов, ни его носителя без какой бы то ни было гражданской правосубъектности. Следовательно, легальная база для выдвижения изложенной концепции отсутствует. Несовместимость ее с действующим законом обусловливается также многими другими факторами. В легальном своем виде право оперативного управления воспринимается как способ осуществления права собственности в противовес внутрихозяйственному оперативному управлению, которое могло бы производиться только от оперативного же управления, не лишенного внешнехозяйственной направленности [486]. Далее, оно закрепляется законом как такое субъективное право, которое в соответствии с плановыми заданиями государства используется госорганом для обеспечения своей собственной деятельности, в отличие от распорядительных возможностей органов хозяйственного руководства, устремленных не к использованию денежных резервов и иных централизованных фондов для себя, а всецело к их распределению между подчиненными хозяйственными звеньями, т. е. к созданию оперативного управления, но не к обладанию им. Наконец, по закону госорган выступает в качестве носителя права оперативного управления в имущественных отношениях и с организациями и с гражданами, тогда как признание обязательной предпосылкой этого права не гражданской, а хозяйственной правосубъектности ограничит его действие одними только отношениями между социалистическими организациями в точном соответствии с самим понятием хозяйственного права, разработанным его сторонниками.