Стоматологический факультет, 2 курс 7 страница

Ты ведь ни какая-то низко рожденная от любовницы губернатора. Расскажи им, кто ты такая и гордись этим. На ее лице появляется печаль.

Она умоляюще смотрит на Полковника, тот отходит назад, отводит взгляд и скрещивает руки.

Она смотрит на остальных, затем на меня.

- Я одна из пятиста братьев и сестер, - говорит она, опустив взгляд и склонив голову, -

нас вывели в инкубаторах из семени самого Махариуса.

Вскармливали искусственными стимуляторами, а боевые доктрины закачивали прямо в разумы.

Она умолкает, руки на коленях сжимаются, а плечи трясет от гнева.

- Они думали, что смогут создать совершенного солдата, - не оборачиваясь, произносит Полковник.

- Они взяли семя великого Махариуса без его спроса перед самой его смертью.

Веками они тайно трудились, держа свою цель в стороне от других техножрецов.

И полагаю, у них все получилось.

Из пятидесяти тысяч попыток было создано пять сотен здоровых детей.

С самого неестественного рождения для сражений было воспитано пять рот бойцов.

- Я последняя, - говорит Лори, все еще глядя на покрытый нефтью пол.

Когда она поднимает глаза, в них стоят слезы. Она смотрит на меня и ее гнев возвращается.

- Когда умер Лорон, я осталась совсем одна.

Ты думаешь это ты страдал, полагая, что в Коританоруме выжил только ты?

А что если бы это ты был живым доказательством богохульного эксперимента, проведенного изгоями и еретиками?

- Техножрецы понимали как устроено тело, даже разум, и все методы, с помощью которых можно было всем этим манипулировать, - продолжает Полковник, - но они ничего не знают о душе.

Во всех своих учениях они упускают одну вещь. Веру. Веру в Императора.

- А что стало с остальными? - спрашиваю я. - Я знаю, что твою роту уничтожили во время авианалета, но что случилось с остальными четырмя?

- Все полегли в сражениях, - говорит Лори, - на Ичаре-4, Метуселе, Лазаре Секунда.

Их оставили самих по себе, их избегали другие полки - легкая мишень.

В молчании перевариваем сказанное.

Встает Данмор.

- Что ж, раз уж мы сегодня решили открыться, то я вам кое-что расскажу, - говорит он, - как вы думаете, почему меня назвали Брауни?

- Я думал, что из-за твоего цвета кожи, - говорит Кин-Драгг, но Брауни качает головой.

- Когда я первый раз попал на поле боя, - продолжает он, глядя себе под ноги, - и когда впервые попал под обстрел, я обделался.

В буквальном смысле. Обосрался.

Вот почему меня назвали Брауни.

Мы сидим и ошеломленно молчим, первой начинает ржать Лори.

Ее смех переходит в хрюканье, и тут уже рубит нас всех, кроме Полковника, он стоически хранит молчание.

- Серьезно? - меж вздохов умудряется вставить Лори. - Тебя назвали Брауни, потому что ты наложил себе полные штаны во время первого боя?

Брауни тоже ржет, во тьме белеют его зубы.

- Чертовски верно, я обгадился, - с усмешкой молвит он, - в двадцати метрах передо мной рванул снаряд и меня накрыло кровью и кишками.

И пока я лежал и орал, то наделал в штаны.

Вот после этого я решил для себя обучиться стрелять из самой большой пушки, что у нас была.

Да я даже пытался податься в полк артиллерии, но когда они обнаружили, что я уже пехотинец, то вышвырнули меня обратно.

- Ну, тупица, - бормочу я, облокачиваясь на стенку трубы и закрывая глаза. В данный момент у меня нет желания исповедоваться в чем-либо.

Все еще посмеиваясь, остальные расходятся. Я тоже отваливаю и меня наконец-то одолевает сон.

КАЖЕТСЯ, что прошло совсем ничего, когда меня будят какие-то шаги и царапанье.

Я даже не осознавал, насколько я чертовски устал.

В мозгах до сих пор каша, но я собираю свои вещи и плетусь за Кин-Драггом.

Немного нужно усилий, чтобы пойти, передвигать ноги.

Концентрируюсь на застежках рюкзака Кин-Драгга в паре метров передо мной.

Отчего я чувствую себя так вяло?

Взглянув за плечо Кин-Драггу, я понимаю, что и остальные тоже едва передвигают ноги.

Мы все сильно устали - буквально безмозглые зомби.

Ноги сводит судорогой и при каждом вдохе я чувствую боль в груди.

Раны на моем лице пульсируют и снова открываются. Кровь стекает по щекам и подбородку.

Вижу, как слегка шатается Полковник, и протягивает руку, чтобы не упасть.

Фонарь выпадает и с лязгом успокаивается в нефти, собравшейся на дне.

В этот момент я осознаю, что это не просто усталость.

- Ребризеры! - хриплю я, но меня, кажется, никто не слышит.

Дико потею, лицо горит огнем, а руки сальные от пота.

Прошаркиваю мимо Кин-Драгга и хватаю Полковника.

- Газы! - умудряюсь прохрипеть я, указываю при этом на ремень, где висит ребризер Полковника. - Воздух!

Он тупо кивает, но ничего не делает.

Копошусь с собственной маской, едва чувствую свои неуклюжие пальцы, они словно жирные сосиски.

Умудряюсь натянуть ребризер.

Фильтрованные воздух наполняет мои легкие.

Несколько коротких вдохов прочищают разум настолько, что я выдергиваю маску Полковника и натягиваю ему на лицо.

Он взмахом отгоняет меня и я помогаю Кин-Драггу. Медленно, словно под водой или без гравитации, остальная команда достает свои маски, возятся с ремнями и застежками.

Сбрасываю свой рюкзак и из кармана достаю защитные очки.

Линзы-фильтры поглощают практически весь свет от фонаря, но зато практически сразу проходит резь в глазах. Ко мне шатаясь, подходит Фенн и с отчаяньем показывает на свою маску.

Склонившись вперед, я смотрю на его лицо и вижу небольшую трещину, как раз под носовым фильтром.

Забыв про свой рюкзак, я хватаю его и тащу вперед мимо Полковника.

Надеюсь, что вскоре мы пройдем место скопления газа.

У Фенна начинаются конвульсии.

Его пальцы впиваются в мой рукав, а ноги при ходьбе дергаются от спазма.

Подставляю под его руку плечо и полунесу, полутащу его вперед.

За спинами тухнет свечение фонаря и мы погружаемся во тьму.

Под ногами что-то хрустит и трещит, а пол становится скользким.

Пару раз вес Фенна выбивает меня из равновесия, и мы кучей валимся на пол.

С трудом поднимаю его, рука упирается в какую-то мягкую, пушистую массу.

Что-то корчится в моей хватке, и я отдергиваю руку, задыхаясь от мерзопакостного ощущения.

Поднимаю нас на ноги и тащу дальше изо всех сил, часть меня рада тому, что во тьме ничего не видно.

Понятия не имею, насколько далеко мы ушли, или сколько он еще продержится.

Внезапно для меня труба иногда сгибается, и я едва не проскальзываю по наклонной поверхности, спасает только то, что я знал, что труба меняет направление.

В одном месте ощущаю своим лицом порыв ветра, разворачиваюсь взглянуть, но ничего не видно.

Возможно это просто вспомогательная труба или какая-то вентиляция.

Решаю остановиться, надеясь, что воздух чист.

Хотя тут же снова останавливаю себя, так же осознавая, что как раз оттуда может поступать токсин.

Не могу сказать, насколько далеко мы ушли, может быть на два километра, но Фенн начинает успокаиваться.

Я не вижу его, поэтому осмеливаюсь снять свой ребризер.

Вдыхаю полной грудью, но это обычный застоявшийся воздух. Снимаю маску с охотника за орками, он с усилием глотает.

Кашлем его сворачивает пополам.

Затем он заваливается набок, выпадает из моей хватки, и я в кромешной тьме снова нащупываю его руками.

Падаю рядом с ним. Мы оба тяжело пыхтим, и не способны из-за этого вымолвить и слова.

Сидим в молчании и полной темноте, надеясь, что нас вскоре догонят остальные.

Надеясь, что они не умерли.

* * *

НА САМОМ деле проходит не более получаса, прежде чем мы видим свечение фонаря, хотя по нашим ощущениям прошло никак не меньше половины дня.

Разумеется во мраке кто-то есть, эти существа стремительно разбегаются, касаясь моих ног и царапая подошвы.

Когда свет приближается, я вижу Полковника, а за его спиной остальных.

Он проходит мимо, даже не взглянув на меня. Брауни у моих ног сваливает мой рюкзак и протягивает руку, чтобы я мог подняться.

Лори помогает Фенну. Благодарно кивнув, Фенн встает в ряд.

Забрасываю за спину свою рюкзак и замыкаю цепь, иду за хромающим Кин-Драггом.

 

Улей Херон.

Глава четырнадцатая.

Подулей.

Трубопровод кишит крысами, которые разбегаются из под ног и шныряют от света фонаря во тьму.

Здесь, ниже по трубе, они перед нами просто роятся, шипят и верещат.

Некоторые ростом с человека, их толстые хвосты, словно витки розоватой плоти.

Многие крысы уродливы, сгорбленные спины, выпирающие кости, слишком длинные клыки, а покрыты они струпьями и фурункулами.

Они кусают нас за лодыжки, и в гневе бьют хвостами, когда мы отпинываем их прочь.

Тот тут, то там труба треснута, в тенях они и прячутся, из темноты злобно блестят их глаза.

Кажется, что они изводят Кин-Драгга сильнее, чем остальных. Возможно, они чувствуют, что он ранен и будет легкой добычей.

Даже не сомневаюсь, что если он выйдет из света, то они тут же его облепят.

По этой же причине полагаю, что каждый из нас будет доступным мясом, так как голод крыс сдерживается только страхом перед нами.

Считаю, что мы в кромешной тьме хрустели костями тех бедолаг, которые неблагоразумно рискнули сунуться в газовый карман.

Через несколько часов количество крыс начало уменьшаться и мы услышали шум.

От далеких ударов труба едва ощутимо дрожит.

Крысы здесь намного худее и активнее своих собратьев дальше по трубе.

Чем дальше мы идем, тем отчетливее слышатся удары, они накладываются на шум от другой машинерии, на скрип и скрежет.

Полковник останавливается и ненадолго гасит фонарь.

Когда глаза адаптируются, я вдалеке вижу свет.

По мере приближения, он становится ярче, и я все отчетливее слышу лязг наших ботинок по полому металлу трубы.

И тут я понимаю, что труба вышла на поверхность.

От главного трубопровода отходят меньшие трубы, ведущие влево и вправо, вверх и вниз, к различным частям подулья Херона.

От главной отходят две трубы, примерно в половину размера той, в которой мы стоим, и Полковник уводит нас влево, склонившись из-за суженного пространства.

Вскоре, не более чем в полу километре труба внезапно заканчивается, переходя в широкий, неглубокий резервуар.

Упав на дно, мы оказываемся по колено в густой, маслянистой жиже, которая впитывается в ботинки.

Из открытого люка в крыше струится тусклый свет, по стене резервуара идут железные поручни, изъеденные ржавчиной и сломанные.

Полковник гасит фонарь, убирает его в рюкзак Лори и показывает мне жестом подниматься по лестнице первому.

Высунув голову из люка, я вижу, что мы оказались в высоком зале, наполненном похожими квадратными резервуарами, равномерно уставленные по всему феррокритовому складу.

Повсюду лежит пыль толщиной в сантиметры, тревожимая исключительно огромными вентиляторами за решетками в потолке.

Нигде нет признаков жизни и я вылезаю, держа лазган наготове.

Присаживаюсь на корточки на верху резервуара и подаю сигнал подниматься остальным.

Мы расходимся по залу, берем под стражу две широкие двери в каждом конце, обе закрыты изнутри стальными брусками.

Смотрю на Полковника в ожидании дальнейших инструкций, но он просто качает головой и указывает на дверь рядом со мной.

- Мы внутри улья, - говорит Шеффер почти шепотом, - здесь нам нужно установить наше местоположение и начать поиски фон Страба.

Помните, тут жители подулья, силы Империума, Армия Освобождения фон Страба и орки.

И никто из них особо нем не поможет.

При ближайшей возможности мы должно разжиться подходящей маскировкой и предпочтительно заиметь какого-нибудь гида.

Нас не должны разоблачить.

Он кивает мне, чтобы я сдвинул брус на двери. Тот скрипит и с него на пол в пыль сыпятся ржавые хлопья.

Кин-Драгг хватает дверь руками и открывает ее.

На заржавевших петлях она с громким скрипом открывается, за ней еще один зал, похожий на нас, но наполненный сферическими резервуарами, разорванными изнутри.

Пол липкий от древних хемикалий.

Мерцающие светосферы отбрасывают прыгающие тени на измерительные приборы и контрольные панели, свет отражается от еще одной двери напротив.

Я стремглав несусь вперед, ботинки липнут к клейкому полу, еще сильнее сжимаю лазган.

Остальные бегут следом, расходясь влево и вправо, выбирая путь между заброшенными механизмами.

Стекла в измерителях треснутые, трубы между ними расколоты и потерты, а от большинства резервуаров разрастается какой-то мох.

- Регенераторы воды, - тихо произношу я, вспоминая водоросль-паразита, от которой мне поручили очистить резервуары, когда мне было четыре года.

Следующая дверь открывается менее шумно, ее петли относительно недавно смазывали. Мы мгновенно напрягаемся, осознавая, что кто-бы ни смазывал их, он поблизости, возможно даже живет здесь.

Охебс указывает на пол, и я смотрю туда. На грязном полу отчетливо виднеются отпечатки ботинок.

За моей спиной Брауни шепчет Эразму подготовить боеприпасы тяжелого стаббера, пока сам раскладывает сошку под дулом, готовясь в мгновение упасть на пол и обеспечить нас огнем прикрытия.

Потолок низок, свисают скобы, за решетками и люками торчат витки труб и кабелей.

Мы вроде как на лестничном пролете, спиральная лестница уходит к потолку и вниз.

В окружающих стенах открытые двери, за какими-то темно, какие-то ведут в ярко освещенные помещения.

Где-то внизу мерцает оранжевым открытое пламя.

Когда подходим к лестнице, то замечаем, что перила утыканы маленькими шипами, из грубо приваренных коротких гвоздей.

Фенн дает нам знак остановиться, а сам крадется вперед, проверить ступеньки.

Он перегибается через перила, а затем присаживается.

- Ловушка, - говорит он, пробегаясь пальцами по тонкой проволоке, натянутой через первую ступеньку.

- И что там? - спрашивает Полковник, выходя вперед.

- Болты, металлические тарелки, ложки, - говорит Фенн, - это сигнализация, а не растяжка. Всем внимательно смотреть куда ступаете.

Он идет вперед, за ним Полковник, а мы осторожно спускается по лестнице.

Я заглядываю за перила во тьму нижу, там, где-то в тридцати метрах, у основания лестницы видно характерное свечение открытого огня.

Я уверен в том, что заметил движение, Лори смотрит из-за плеча на меня подтверждая, что мне не причудилось.

Ни говоря ни слова, и стараясь шуметь как можно меньше, мы расходимся, оставляя между друг другом пару метров.

Взглянув вверх, легко разглядеть грубую растяжку и гремящую, дребезжащую систему сигнализации на ступеньках выше.

Внезапно Фенн замирает, и мы мгновенно останавливаемся, оружие поднято для стрельбы, мы готовы ко всему.

Он вручает свой лазган Полковнику и достает нож, держит его за собой, дабы от него не было отсветов от костра ниже.

Полковник отпускает его дальше одного.

Вскоре откуда-то спереди раздается сдавленный стон, и шарканье ботинок по металлу.

Затем слышится тяжелый вздох.

Получив от Фенна какой-то сигнал, который мы не замечаем, Полковник идет вниз, мы за ним. Находим Фенна десятками ступенек ниже, он склонился над телом, вернув себе лазган.

Мужчина настолько худой, что остались только кожа да кости.

Он облачен в рваные бриджи и жилетку, на его руках татуировка с узорами из пересекающихся черных квадратов.

Голова замотана в красно-черный шарф, у подбородка он завязан в причудливый узел.

Изодранные лохмотья сочатся кровью из рваной раны на глотке.

Я смотрю на Фенна и тот с сожалением отвечает взглядом - "или он, или мы". Понимающе киваю.

Теперь мы достаточно близко, чтобы услышать треск костра и бормотания.

До низа еще примерно десяток ступенек, и встав на корточки, сквозь спиральные перила нам видна низкая комната.

Сам костер чуть правее от нас, а вокруг него на одеялах сидят семь или восемь человек.

Румяные отблески костра падают на стены какой-то старой бойни.

С потолка на ремнях свисают крюки, а в двигающем механизме заклинило заржавевшие шестеренки.

В полу кровостоки, они под углом уходят к одной из стен, переходят в сточную канаву и слив, они еще краснее, чем сама комната.

Вдоль стены длинная, покрытая ржавчиной лавка, усыпанная различным мусором, вроде: сломанных ножей, бойками молотов, ржавыми гаечными ключами, досками, мотками проводов и растянутыми пружинами, протекающими батарейками и кусками битого стекла.

В этот момент одна из фигур отворачивается от костра и через плечо смотрит прямо на меня.

Это женщина, у нее длинные спутанные волосы, прилипшие к ее косынке.

Ее рот раскрыт, словно она собирается заговорить, а в поднятой правой руке бутылка.

Ее глаза смотрят в мои, кажется, уже целую бесконечность, и я ничего не могу поделать, кроме как смотреть в ответ.

Ее предложение выпить переходит в предупреждающий крик.

Остальные вокруг костра вскакивают, хватаются за оружие и тоже орут.

Фенн прыгает вниз через ступеньки, за ним Полковник и остальные.

Треск выстрелов эхом мечется по комнате, когда я перепрыгиваю последние несколько ступенек, почти теряя при этом равновесие, мимо меня со свистом проносятся пули.

Когда мы открываем ответный огонь, то лазерные лучи и дульные вспышки оттеняют свет костра.

Пуля прошивает материал моих брюк чуть ниже колена.

Кинувшись влево стреляю от бедра, целясь в женщину, которая присела, зажав пистолет обеими руками.

Первые выстрел уходит слишком высоко, но второй попадает ей в плечо, а третий в низ живота.

Она опрокидывается назад, пистолет выпадает, руками она сжимает внутренности.

Брауни справа от меня, он укрывается за железной лестницей, возится с тяжелым стаббером пока Спуж запихивает ленту в казенник.

Над ухом рявкает болт-пистолет Полковника.

Одного из противников откидывает назад попаданием в грудь.

Его рваное тряпье вспыхивает, и его пронзительный вопль разносится над звуками перестрелки.

Через несколько секунд они все, кроме одного, лежат, мертвые или раненные, в арочные свод бьет последний выпущенный лазерный разряд.

- Он нужен нам живым, - отрезает Полковник, отбивая в сторону пистолетом лазган Фенна.

- Держи его! - ору я и кидаюсь вслед за беглецом.

Ныряя через арку, не обращаю внимания на стонущих раненных, комната переходит в высокий зал, сводчатый из-за опор и столбов.

Древняя, более не работающая машинерия наполняет пространство, над головой торчат ряды верньеров и измерительных приборов, создавая лабиринт.

Из крест-накрест пересекающих потолок ржавых труб капает вода.

Направляюсь к всплеску справа от меня.

Бегу не спеша, пригнувшись и осторожно, готовясь к засаде.

Слева замечаю рябь на луже у основания механизма и иду за своей жертвой.

Примерно в двадцати метрах перед собой замечаю его во мраке.

Он ныряет вправо и исчезает из виду.

Увеличив скорость, я перепрыгиваю лужу, держа лазган обеими руками, и несусь далее по рокритовому проходу.

Залетев за угол, мне приходится увернуться и согнуться, дабы избежать направленного в лицо ножа. Мужчина напал на меня из теней вокруг.

Я инстинктивно падаю и перекатываю влево, используя инерцию бега, чтобы вскочить обратно на ноги, хватаю лазган за дуло и бью им.

Приклад попадает мужчине в руку чуть выше локтя, удар сбивает его с ног и он роняет нож.

Подхожу ближе к своему противнику и бью левым ботинкам по его семейным драгоценностям.

Он практически подлетает.

С мучительным визгом он падает словно мешок с синте-картошкой, держась при этом за свой пах, кашляя и задыхаясь.

Стою над ним, он смотрит на меня снизу вверх, в его глазах мольба.

Он старше меня, я бы дал ему максимум тридцать пять. Лицо худое, а преждевременные морщины покрыты коркой грязи и жира.

Безвольные водянистый глаза.

В них слезы от боли в паху, губы потрескавшиеся и обкусанные, рот открыт в беззвучной агонии.

Как и на остальных, на нем бриджи и жилетка, за которой виднеется худое костлявое тело, усеянное такими же татуировками пересекающихся квадратов, что и у часового.

Его шарф держится на месте скрепленный аляповатыми брошками в виде шестеренок и черепов.

Слышу как остальные бредут по комнате и зову их.

Закинув винтовку за спину, я протягиваю ему руку и ставлю на ноги.

Она пару раз переминается с ноги на ногу, дабы успокоить свое подбитое достоинство.

Он по-прежнему ссутулен.

- Как тебя зовут? - спрашиваю я, в ответ на меня смотрят наполненные ненавистью глаза.

- Дерфлан Кирк, - хрипит он, - Великая Шестеренка, да кто вы такие?

- Твои новые лучшие друзья, - отвечаю я ему, пока остальные собираются вокруг меня, - скажи привет штрафникам "Последнего Шанса".

 

Глава пятнадцатая.

Город-предатель.

ПОДУЛЕЙ освещен тысячами пылающих жаровен.

Они стоят на столбах и свисают на цепях с высоких пласталевых стропил, что возвышаются на маленьким скоплением хибар и лачуг.

Они втиснуты в пространство между рядами гигантских поршней, которых заклинило тысячи лет тому назад.

Мы стоим на вершине широких ступенек, что ведут в обширный зал.

Теперь на нас лохмотья и косынки, снятые с мертвых жителей подулья.

Мы сменили рюкзаки на рваные, обвязанные веревками мешки, а лазганы замотаны грязным тряпьем, чтобы скрыть их хорошее состояние.

Как выяснилось, убитая нами группа оказалось промышляла инструментами, они отыскивали их и восстанавливали все, что можно было продать.

Мы нашли их в своей мастерской.

Они привыкли большую часть времени путешествовать от поселения к поселению.

КИРК стоит впереди отряда, Полковник прямо за ним, готовый схватить его, если тот попытается сбежать.

- Это Огненора, - говорит житель подулья, усмехаясь и показывая при этом свои короткие коричневые зубы, - в Огненоре торговать хорошо. Много незнакомцев торгуют в огненоре.

Он смотрит на меня и вздрагивает. На его лице появляется льстивая, подхалимская улыбочка, после чего он отворачивается.

- Мы обойдем, - говорит Полковник, - нужно избегать любых контактов.

- Нет! - произносит Кирк, скуляще он произносит в нос, что полностью гармонирует с его худой, иссушенной внешностью. - Они уже нас видели. Подумают, почему мы не зашли, если мы тут же уйдем. Все будет хорошо, не волнуйтесь. Торгуем, идем дальше, они все равно не знают куда мы дальше.

Полковник обдумывает сказанное секунду, после чего кивает.

- Пусть будет по-твоему, - говорит он, - но если влипнем, ты умрешь первым, ясно?

- Не волнуйтесь, Дерфлан не подведет, вот увидите, да, - говорит Кирк, практически склонившись, потому что она настолько сильно горбится, на его лице все та же раздражающая ухмылка, - говорить будет Дерфлан, мы продаем, они покупают. Незнакомцы довольны, да?

Полковник снова кивает, и Кирк ведет нас вниз по ступенькам.

Он вытягивает из-за пояса маленький молоточек и затем треугольные металлический лист на цепочке.

Держа за цепь, он начинает стучать молоточком по листу, лязгает при каждом шаге.

Он начинает вскрикивать, у него настолько чудовищный акцент, что я не понимаю слов.

- Не разговаривать, - оглядываясь через плечо на нас, говорит он.

Он критически осматривает нас, явно не удовлетворенный нашей маскировкой.

В его глазах появляется какая-то хитринка, пока он осматривает Лори.

- Ваша речь расскажет, что вы чужие. Я сказал, что вы кузены, братья-хранители Великой Шестеренки.

Вы учитесь торговать инструментами у Дерфлана.

Вы пообещали учиться, но молчать, вот почему не говорите, понятно?

Когда мы подходим из лачуг Огненоры появляются люди.

Большая часть полуобнаженная, на них кожаные фартуки, плотные килты и легкие бриджи, верхняя часть тела без одежды.

Это касается как мужчин, так и женщин, от живота до плеч на них нарисованы язычки оранжевого и красного пламени.

У некоторых на лицах, груди и руках клеймо, у мужчин на на лбах выжжена странная F-образная руна.

С ними несколько маленьких детей, неклейменых. В целом, вокруг нас собирается от тридцати до сорока душ, пока мы идем к центру поселения.

От земли поднимается жар, я полагаю под нами какие-то кузни или печи, в которых раньше и трудились эти огромные поршни, но теперь явно предназначенные для чего-то другого.

Так же очевиден тот факт, что они огнепоклонники, и вся их жизнь крутиться вокруг этого ценного ресурса, вот почему они построили свое поселение поверх печей.

Из группы выходит один, в свете жаровен его лысая голова блестит.

У него смуглая кожа.

На нас смотрят темные глаза.

Он широк и мускулист, по груди танцует рисунок пламени, а бицепс подергивается.

На вид ему не больше тридцати.

- Восхваляйте Имперский огонь, - произносит он, подняв над головой руки.

Эхом раздается бормотание собравшихся.

- Давно к нам не приходили люди Великой Шестеренки.

Я Огнеотец Супурнис, рад приветствовать вас в моем городе.

Он протягивает руку, увитую тугими мускулами, Кирк трясет ее, еще сильнее сутулясь в своей раболепной манере.

- Великая Шестеренка прислала нас, - говорит он, яростно кивая, - да, прислала с дарами. Дарами для торговли.

Наши залы тускнеют и остывают, так что мы принесли дары Великой Шестеренки для торговли за тепло Имперского огня.

Со мной мои кузены, они пришли из дальних залов, путники, которые желают видеть величие Имперского пламени.

Глава огненоры смотрит на нас склонив голову в бок.

- Приветствую вас в Огненоре, далекие путники, - произносит он, - может быть я должен показать вам Имперское пламя после того как вы закончите свои дела?

- Путники желают видеть, - говорит Кирк, - извините моих кузенов, они поклялись молчать вне зала Великой Шестеренки, за исключением достойных слов для Великой Шестеренки.

Они благодарят тебя, я знаю. Торговля! Спустились для торговли, вот для чего мы тут.

Пока мы вытаскиваем из наших мешков воссозданные молотки и гаечные ключи, шестеренки, лопаты и другой мусор, Кирк садится на корточки и расстилает огромную, пропитанную маслом тряпку, которую достал из своего рюкзака.

Забрав наши поделки, он раскладывает их слева направо, тщательно группируя по функциям и степени восстановления.

Мы выкладываем все, от сломанных деревянных дощечек до полностью работающих ручных дрелей.

Жители Огненоры толпой подходят ближе, указывает на различные инструменты и лопочат что-то друг другу.

Берут некоторые предметы и отходят для проверки, пока не удостоверяются в их возможностях.

- Мы увидели дары, - говорит огнеотец Супурнис, глядя на толпу и видя кивки подтверждения, - да начнется торговля.

Неорганизованный аукцион начинается и перерастает в дикую свалку, каждый предлагает цену на разные товары, они машут кулаками в воздухе, орут на других, пихаются и толкаются, чтобы оказаться поближе к объекту их вожделения.

Огнеотец вместе с остальными, выкрикивает цену на свои лоты.

Кирк сидит на корточках, смотрит на напирающие тела, в уме принимает ставки, кивает, качает головой, и умудряется заключать сделки одновременно с двадцатью персонами.

Тот тут, то там достигается согласие, и он берет что-нибудь с тряпки и вручает инструмент.

В ответ он получает горстку невзрачных кусочков бумаги.

Медленно, предмет за предметом, ассортимент пустеет, и когда остается только пара предметов, толпа отходит, довольная своими приобретениями.

Огнеотец Супурнис и несколько его ревнителей остаются, пока Кирк пакует тряпку и забирает не раскупленные предметы.

Он хватается за жирную цепочку в моей руке.

- Торговля окончена, - радостно произносит Кирк, размахивая пачкой купюр над головой.

Он ухмыляется.
- Разве я не говорил, что в Огненоре торговля хороша, а?

- Идемте, - говорит Супурнис, широко разведя руки и подталкивая жестами нас вперед, -вы увидите зрелище, которое стало одним из чудес Херона.

Он ведет нас через причудливые лабиринт поршней и лачуг, его прихвостни позади нас. Мы выходим к огромному блоку в центре поселения.

В нем продолблены арки, а феррокрит разрисован каракулями, изображающими пламя, поверх них какая-то мазня, напоминающая граффити.

Войдя в полый внутри блок, мы оказывается в лифте, металлическая открытая коробка висит на цепях, которые уходят к звездочкам в потолке.

Из шахты валит дым и жар, на моем лице тут выступает испарина.

С низу доносится звук грохочущей машинерии, лязг металла и треск пламени.

Открыв дверь лифта, он приглашает нас внутрь.

Забиваемся в его ограниченное пространство, и Супурнис дергает тормоз.

Звездочки медленно приходят в движение и опускают нас в шахту.

Сам лифт явно не был создан вместе со стоящими тут поршнями.

Потому что на феррокрите стен видны сколы и следы ручной резьбы.

Тут и там в небольших альковах горящие лампы, который с трудом освещают темный пролет.

Мы спускаемся примерно на двадцать, тридцать метров, пока шахта не кончается, переходя в металлические подпорки, которые направляет кабинку лифта.