Глава пятая. Преступление
Ему не сразу удалось заснуть. Вопервых, мешало, что поезд стоит. Если это станция, то почему на перроне так тихо? В вагоне же, напротив, было довольно шумно. Пуаро слышал, как в соседнем купе возится Рэтчетт: звякнула затычка, в умывальник полилась вода; послышался плеск и снова звякнула затычка. По коридору зашаркали шаги – кто-то шел в шлепанцах. Пуаро лежал без сна, глядя в потолок. Почему на станции так тихо? В горле у него пересохло. Как нарочно, он забыл попросить, чтобы ему принесли минеральной воды. Пуаро снова посмотрел на часы. Четверть второго. Надо позвонить проводнику и попросить минеральной воды. Он потянулся было к кнопке, но его рука на полпути замерла: в окружающей тишине громко зазвенел звонок. Какой смысл: проводник не может одновременно пойти на два вызова. Дзинь-дзинь-дзинь… – надрывался звонок. Интересно, куда девался проводник? Звонивший явно нервничал. Дзинь… Пассажир уже не снимал пальца со звонка. Наконец появился проводник – его шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Он постучал в дверь неподалеку от купе Пуаро. Послышались голоса: разубеждающий, извиняющийся проводника и настойчивый и упорный какой-то женщины. Ну конечно же миссис Хаббард! Пуаро улыбнулся. Спор – если это был спор – продолжался довольно долго. Говорила в основном миссис Хаббард, проводнику лишь изредка удавалось вставить слово. В конце концов все уладилось. Пуаро явственно расслышал: «Bonne nan, мадам», – и шум захлопнувшейся двери. Он нажал кнопку звонка. Проводник незамедлительно явился. Он совсем запарился – вид у него был встревоженный. – DC l'eau minerale, s'il vous plait. – Bien, мсье. Вероятно, заметив усмешку в глазах Пуаро, проводник решил излить душу: – La dame americaine… – Что? Проводник утер пот со лба: – Вы не представляете, чего я от нее натерпелся! Заладила, что в ее купе скрывается мужчина, и хоть кол на голове теши. Вы только подумайте, мсье, в таком крохотном купе! – он обвел купе рукой. – Да где ж ему там спрятаться? Спорю с ней, доказываю, что это невозможно, все без толку. Говорит, она проснулась и увидела у себя в купе мужчину. Да как же, спрашиваю, тогда он мог выйти из купе, да еще дверь за собой задвинуть на засов? И слушать ничего не желает. Как будто у нас и без нее не хватает забот. Заносы… – Заносы? – Ну да. Разве вы не заметили? Поезд давно стоит. Мы въехали в полосу заносов. Бог знает сколько мы еще здесь простоим. Я помню, однажды мы так простояли целую неделю. – Где мы находимся? – Между Виньковцами и Бродом. – La, la! – сказал Пуаро раздраженно. Проводник ушел и вернулся с минеральной водой. – Спокойной ночи, мсье. Пуаро выпил воды и твердо решил уснуть. Он уже почти заснул, когда его снова разбудили. На этот раз, как ему показалось, снаружи о дверь стукнулось что-то тяжелое. Пуаро подскочил к двери, выглянул в коридор. Никого. Направо по коридору удалялась женщина в красном кимоно, налево сидел проводник на своей скамеечке и вел какие-то подсчеты на больших листах бумаги. Стояла мертвая тишина. «У меня определенно нервы не в порядке», – решил Пуаро и снова улегся в постель. На этот раз он уснул и проспал до утра. Когда он проснулся, поезд все еще стоял. Пуаро поднял штору и посмотрел в окно. Огромные сугробы подступали к самому поезду. Он взглянул на часы – было начало десятого. Без четверти десять аккуратный, свежий и, как всегда, расфранченный Пуаро прошел в вагон-ресторан – тут царило уныние. Барьеры, разделявшие пассажиров, были окончательно сметены. Общее несчастье объединило их. Громче всех причитала миссис Хаббард: – Моя дочь меня уверяла, что это самая спокойная дорога. Говорит, сядешь в вагон и выйдешь лишь в Париже. А теперь оказывается, что мы можем Бог знает сколько здесь проторчать. А у меня пароход отправляется послезавтра. Интересно, как я на него попаду? Я даже не могу попросить, чтобы аннулировали мой билет. Просто ум за разум заходит, когда подумаешь об этом. Итальянец сказал, что у него самого неотложные дела в Милане. Огромный американец сказал: «Да, паршивое дело, мэм», – и выразил надежду, что поезд еще наверстает упущенное время. – А моя сестра? Ее дети меня встречают, – сказала шведка и заплакала. – Я не могу их предупреждать. Что они будут думать? Будут говорить, с тетей было плохо. – Сколько мы здесь пробудем? – спросила Мэри Дебенхэм. – Кто-нибудь может мне ответить? Голос ее звучал нетерпеливо, однако Пуаро заметил, что в нем не слышалось той лихорадочной тревоги, как тогда, когда задерживался экспресс «Тавры». Миссис Хаббард снова затараторила: – В этом поезде никто ничего не знает. И никто ничего не пытается сделать. А чего еще ждать от этих бездельников-иностранцев? У нас хоть старались бы чтонибудь предпринять. Арбэтнот обратился к Пуаро и заговорил, старательно выговаривая французские слова на английский манер: – Vous etes un directeur de la ligne, je crois, monsieur. Vous pouvez nous dire…[1] Пуаро, улыбнувшись, поправил его. – Нет, нет, – сказал он по-английски, – вы ошибаетесь. Вы спутали меня с моим другом, мсье Буком. – Простите. – Пожалуйста. Ваша ошибка вполне понятна. Я занимаю купе, где прежде ехал он. Мсье Бука в ресторане не было. Пуаро огляделся, выясняя, кто еще отсутствует. Отсутствовали княгиня Драгомирова и венгерская пара, а также Рэтчетт, его лакей и немка-горничная. Шведка вытирала слезы. – Я глупая, – говорила она. – Такая нехорошая плакать. Что бы ни случилось, все к лучше. Однако далеко не все разделяли эти подлинно христианские чувства. – Все это, конечно, очень мило, – горячился Маккуин, – но неизвестно, сколько еще нам придется здесь проторчать! – И где мы, что это за страна, может кто-нибудь мне сказать? – чуть не плача вопрошала миссис Хаббард. Когда ей объяснили, что они в Югославии, она сказала: – Чего еще ожидать от этих балканских государств? – Вы единственный терпеливый пассажир, мадемуазель, – обратился Пуаро к Мэри Дебенхэм. Она пожала плечами: – А что еще остается делать? – Да вы философ, мадемуазель! – Для этого нужна отрешенность. А я слишком эгоистична. Просто я научилась не расходовать чувства попусту. Казалось, она говорит скорее сама с собой, чем с Пуаро. На него она и не глядела. Взгляд ее был устремлен за окно на огромные сугробы. – У вас сильный характер, мадемуазель, – вкрадчиво сказал Пуаро. – Я думаю, из всех присутствующих вы обладаете самым сильным характером. – Что вы! Я знаю человека, куда более сильного духом, чем я. – И это… Она вдруг опомнилась: до нее дошло, что она разговаривает с совершенно незнакомым человеком, к тому же иностранцем, с которым до этого утра не обменялась и десятком фраз. И засмеялась вежливо, но холодно: – К примеру, хотя бы та старая дама. Вы, наверное, ее заметили. Очень уродливая старуха, но что-то в ней есть притягательное. Стоит ей о чем-нибудь попросить – и весь поезд бросается выполнять ее желание. – Но точно так же бросаются выполнять желания моего друга мсье Бука, – сказал Пуаро, – правда, не потому, что он умеет властвовать, а потому, что он директор этой линии. Мэри Дебенхэм улыбнулась. Близился полдень. Несколько человек, и Пуаро в их числе, оказались в ресторане. При такой ситуации хотелось скоротать время в компании. Пуаро услышал немало нового о дочери миссис Хаббард и о привычках ныне покойного мистера Хаббарда, начиная с того момента, когда, встав поутру, этот почтенный джентльмен ел кашу, и кончая тем, когда он ложился спать, надев носки работы миссис Хаббард. Пуаро слушал довольно сбивчивый рассказ шведки о задачах миссионеров, когда в вагон вошел проводник и остановился у его столика: – Разрешите обратиться, мсье. – Слушаю вас. – Мсье Бук просит засвидетельствовать свое почтение и спросить, не будете ли вы столь любезны на несколько минут зайти к нему. Пуаро встал, принес свои извинения шведке и вышел вслед за проводником. Это был не их, а другой проводник – высокий, крупный блондин. Миновав вагон Пуаро, они пошли в соседний вагон. Постучавшись в купе, проводник пропустил Пуаро вперед. Они оказались не в купе мсье Бука, а в купе второго класса, выбранном, по-видимому, из-за его большого размера. Однако, несмотря на это, оно было битком набито. В самом углу восседал на маленькой скамеечке мсье Бук. В другом углу, возле окна, созерцал сугробы коренастый брюнет. В проходе, мешая пройти Пуаро, стояли рослый мужчина в синей форме (начальник поезда) и проводник спального вагона «Стамбул – Кале». – Мой дорогой друг, наконец-то! – воскликнул мсье Бук. – Входите, вы нам очень нужны. Человек у окна подвинулся. Протиснувшись, Пуаро сел напротив своего друга. На лице мсье Бука было написано смятение. Несомненно, произошло нечто чрезвычайное. – Что случилось? – спросил Пуаро. – И вы еще спрашиваете! Сначала заносы и вынужденная остановка. А теперь еще и это!.. Голос мсье Бука прервался, а у проводника спального вагона вырвался сдавленный вздох. – Что и это? – А то, что в одном из купе лежит мертвый пассажир – его закололи. В спокойном голосе мсье Бука сквозило отчаяние. – Пассажир? Какой пассажир? – Американец. Его звали… – он заглянул в лежащие перед ним списки, – Рэтчетт… я не ошибаюсь… Рэтчетт? – Да, мсье, – сглотнул слюну проводник. Пуаро взглянул на проводника – тот был белее мела. – Разрешите проводнику сесть, – сказал Пуаро, – иначе он упадет в обморок. Начальник поезда подвинулся; проводник тяжело опустился на сиденье и закрыл лицо руками. – Бр-р! – сказал Пуаро. – Это не шутки! – Какие тут шутки! Убийство уже само по себе бедствие первой величины. А к тому же, учтите еще, что и обстоятельства его весьма необычны. Мы застряли и можем простоять здесь несколько часов кряду. Да что там часов-дней! И еще одно обстоятельство: почти все страны направляют представителей местной полиции на поезда, проходящие по их территории, а в Югославии этого не делают. Вы понимаете, как все осложняется? – Еще бы, – сказал Пуаро. – И это не все. Доктор Константин, – извините, я забыл вас представить, – доктор Константин, мсье Пуаро. Коротышка брюнет и Пуаро обменялись поклонами. – Доктор Константин считает, что смерть произошла около часу ночи. – В подобных случаях трудно сказать точно, но, помоему, можно со всей определенностью утверждать, что смерть произошла между полуночью и двумя часами. – Когда мистера Рэтчетта в последний раз видели живым? – спросил Пуаро. – Известно, что без двадцати час он был жив и разговаривал с проводником, – сказал мсье Бук. – Это верно, – сказал Пуаро, – я сам слышал этот разговор. И это последнее, что известно о Рэтчетте? – Да. Пуаро повернулся к доктору, и тот продолжал: – Окно в купе мистера Рэтчетта было распахнуто настежь, очевидно, для того, чтобы у нас создалось впечатление, будто преступник ускользнул через него. Но мне кажется, что окно открыли для отвода глаз. Если бы преступник удрал через окно, на снегу остались бы следы, а их нет. – Когда обнаружили труп? – спросил Пуаро. – Мишель! Проводник подскочил. С его бледного лица не сходило испуганное выражение. – Подробно расскажите этому господину, что произошло, – приказал мсье Бук. – Лакей этого мистера Рэтчетта постучал сегодня утром к нему в дверь, – сбивчиво начал проводник. – Несколько раз. Ответа не было. А тут час назад из ресторана приходит официант узнать, будет ли мсье завтракать. Понимаете, было уже одиннадцать часов. Я открываю дверь к нему своим ключом. Но дверь не открывается. Оказывается, она заперта еще и на цепочку. Никто не откликается. И оттуда тянет холодом. Окно распахнуто настежь, в него заносит снег. Я подумал, что пассажира хватил удар. Привел начальника поезда. Мы разорвали цепочку и вошли в купе. Он был уже… Ah, c'etait terrible… И он снова закрыл лицо руками. – Значит, дверь была заперта изнутри и на ключ, и на цепочку, – задумчиво сказал Пуаро. – А это не самоубийство? Грек язвительно усмехнулся. – Вы когда-нибудь видели, чтобы самоубийца нанес себе не меньше дюжины ножевых ран? – спросил он. У Пуаро глаза полезли на лоб. – Какое чудовищное зверство! – вырвалось у него. – Это женщина, – впервые подал голос начальник поезда, – верьте моему слову, это женщина. На такое способна только женщина. Доктор Константин в раздумье наморщил лоб. – Это могла сделать только очень сильная женщина, – сказал он. – Я не хотел бы прибегать к техническим терминам – они только запутывают дело, но один-два удара, прорезав мышцы, прошли через кость, а для этого, смею вас уверить, нужна большая сила. – Значит, преступление совершил не профессионал? – спросил Пуаро. – Никак нет, – подтвердил доктор Константин. – Удары, судя по всему, наносились как попало и наугад. Некоторые из них – легкие порезы, не причинившие особого вреда. Впечатление такое, будто преступник, закрыв глаза, в дикой ярости наносил один удар за другим вслепую. – C'est line femme, – сказал начальник поезда. – Они все такие. Злость придает им силы, – и он так многозначительно закивал головой, что все заподозрили, будто он делится личным опытом. – Я мог бы, вероятно, кое-что добавить к тем сведениям, которые вы собрали, – сказал Пуаро. – Мистер Рэтчетт вчера разговаривал со мной. Насколько я понял, он подозревал, что его жизни угрожает опасность. – Значит, его кокнули – так, кажется, говорят американцы? – спросил мсье Бук. – В таком случае убила не женщина, а гангстер или опять же бандит. Начальника поезда уязвило, что его версию отвергли. – Если даже убийца и гангстер, – сказал Пуаро, – должен сказать, что профессионалом его никак не назовешь. В голосе Пуаро звучало неодобрение специалиста. – В этом вагоне едет один американец, – сказал мсье Бук: он продолжал гнуть свою линию, – рослый мужчина, весьма вульгарный и до ужаса безвкусно одетый. Он жует резинку и, видно, понятия не имеет, как вести себя в приличном обществе. Вы знаете, кого я имею в виду? Проводник – мсье Бук обращался к нему – кивнул: – Да, мсье. Но это не мог быть он. Если бы он вошел в купе или вышел из него, я бы обязательно это увидел. – Как знать… Как знать… Но мы еще вернемся к этому. Главное теперь решить, что делать дальше, – и он поглядел на Пуаро. Пуаро, в свою очередь, поглядел на мсье Бука. – Ну, пожалуйста, друг мой, – сказал мсье Бук, – вы же понимаете, о чем я буду вас просить. Я знаю, вы всесильны. Возьмите расследование на себя. Нет, нет, Бога ради, не отказывайтесь. Видите ли, для нас – я говорю о Международной компании спальных вагонов – это очень важно. Насколько бы все упростилось, если бы к тому времени, когда наконец появится югославская полиция, у нас было бы готовое решение! В ином случае нам грозят задержки, проволочки, словом, тысячи всяких неудобств. И кто знает? – а может быть, и серьезные неприятности для невинных людей. Но если вы разгадаете тайну, ничего этого не будет! Мы говорим: «Произошло убийство – вот преступник!» – А если мне не удастся разгадать тайну? – Друг мой, – зажурчал мсье Бук. – Я знаю вашу репутацию, знаю ваши методы. Это дело просто создано для вас. Для того чтобы изучить прошлое этих людей, проверить, не лгут ли они, нужно потратить массу времени и энергии. А сколько раз я слышал от вас: «Для того, чтобы разрешить тайну, мне необходимо лишь усесться поудобнее и хорошенько подумать». Прошу вас, так и поступите. Опросите пассажиров, осмотрите тело, разберитесь в уликах и тогда… Словом, я в вас верю! Я убежден, что это не пустое хвастовство с вашей стороны. Так, пожалуйста, усаживайтесь поудобнее, думайте, шевелите, как вы часто говорили, извилинами, и вы узнаете все, – и он с любовью посмотрел на своего друга. – Ваша вера трогает меня, – сказал Пуаро взволнованно. – Вы сказали, что дело это нетрудное. Я и сам прошлой ночью… Не стоит пока об этом упоминать. По правде говоря, меня дело заинтересовало. Всего полчаса назад я подумал, что нам придется изрядно поскучать в этих сугробах. И вдруг откуда ни возьмись готовая загадка. – Значит, вы принимаете мое предложение? – нетерпеливо спросил мсье Бук. – C'est entendu. Я берусь за это дело. – Отлично. Мы все к вашим услугам. – Для начала мне понадобится план вагона «Стамбул – Кале», где будет указано, кто из пассажиров занимал какое купе, и еще я хочу взглянуть на паспорта и билеты пассажиров. – Мишель вам все принесет. Проводник вышел из вагона. – Кто еще едет в нашем поезде? – спросил Пуаро. – В этом вагоне едем только мы с доктором Константином. В бухарестском – один хромой старик. Проводник его давно знает. Есть и обычные вагоны, но их не стоит брать в расчет, потому что их заперли сразу после ужина. Впереди вагона «Стамбул – Кале» идет только вагон-ресторан. – В таком случае, – сказал Пуаро, – нам, видно, придется искать убийцу в вагоне «Стамбул – Кале». – Он обратился к доктору: – Вы на это намекали, не так ли? Грек кивнул: – В половице первого пополуночи начался снегопад, и поезд стал. С тех пор никто не мог его покинуть. – А раз так, – заключил мсье Бук, – убийца все еще в поезде. Он среди нас!
|