Тема 2. Зміст і структура соціальної роботи 12 страница

Виктория проследила направление его взгляда и обнаружила, что на нее открыто и похотливо глазеют четверо мужчин в грязной одежде. Услышав громко высказанное желание, мужчины с ржаво-рыжей бородой, она залилась краской.

Она попыталась сосредоточиться на том, что говорил Тринити, но голос того мужчины звучал все громче.

– Не надо нам было здесь останавливаться, – произнес Тринити, кладя вилку. – Городок такого рода – не место для женщины. Особенно красивой.

– Он просто грубиян, – откликнулась Виктория. – Я уверена, что он не имеет в виду ничего такого.

–Это старатели. Они всегда имеют в виду кое-что такое.

 

Глава 17

 

Мужчина с рыжей бородой встал и направился к их столику. Остальные последовали за ним.

– Не отвечай ни на какие их слова, – произнес Тринити вполголоса. – Что бы ни происходило, продолжай есть, как будто их не видишь.

– Стойте, где стоите, – скомандовал Тринити, когда рыжебородый оказался в шести футах от них. – Это касается и остальных,– добавил он, когда спутники рыжебородого стали окружать их стол. – Я могу отстрелить тебе мочку уха, – предупредил он мужчину неприятного вида, продолжавшего подходить.

Тринити держал револьвер над столом и целился в рыжебородого.

– Мы не хотим неприятностей, – сказал рыжебородый. – Мы всего лишь хотим поболтать с дамочкой. Мы такой давно не видели.

– Моя жена и я предпочитаем, чтобы наш обед не прерывали, – сказал Тринити. – А теперь, если вы вернетесь за свой стол...

– Она тебе не жена, – возразил рыжебородый.

– Почему ты так решил? – спросил Тринити.

Виктории не нужно было поднимать на него глаза, чтобы понять, что поведение Тринити изменилось. Он был готов защищать свою женщину.

– На ней нет обручального кольца. А женщина вроде нее без кольца не венчается.

– И вообще, не связалась бы она с таким типом, как ты, – добавил молодой блондин. – Она заарканила бы кого-нибудь с деньгами. Я видел, как вы смотрели друг на друга, когда входили сюда, – продолжал он. – Ни один мужчина не смотрит так на свою жену.

– Она твоя забава-красотка, – уточнил рыжебородый. – Нам это без разницы. Мы просто тоже хотим немного поразвлечься.

Мерзкий тип сделал шаг к Виктории, и это было его ошибкой. Оглушительный звук выстрела потряс комнату, и он схватился за ухо. Рука его, когда он ее отнял, была в крови.

– Черт подери! – завопил он. – Ты отстрелил мне пол-уха.

– Ты слишком быстро подходил, – небрежно ответил Тринити.

– Ты не можешь так просто отстреливать людям уши, – вмешался блондин. – Здесь цивилизованная страна.

– Тогда вам нечего приказывать мужчине отдать вам свою жену, чтобы вы могли поразвлечься вечерок, – откликнулся Тринити. – А теперь отправляйтесь назад за свой стол, и я постараюсь забыть, как вы оскорбили мою жену. Если же нет... у меня осталось еще одиннадцать пуль.

– Она тебе не жена, – настаивал рыжебородый. – Почему ты не спросишь ее, что бы ей понравилось? У нас много золотого песка.

– Так отошли его своей жене. Уверен, что твоим детям нужны новые башмаки.

Рыжебородый покраснел, безмолвно подтвердив, что выпад Тринити относительно его семейного положения попал в цель. Однако блондина было не так легко заставить замолчать.

– У меня вот жены нет, а песка больше всех. – Он выхватил из кармана тяжелый кисет. – Можешь забрать его весь целиком, если возьмешь меня на часок в свою комнату.

– Дерьмо! Я его убью, – выругался мерзкий тип, промокая ухо грязным платком. – Его и его шлюху. Он отстрелил мне ухо!

Тринити внезапно обернулся и выстрелил себе за спину. Затем он повернулся обратно и снова выстрелил. Мужчина, сидевший у входной двери, обмяк. Револьвер, который он успел выхватить, выскользнул из его руки и с грохотом упал на пол. Мерзкий тип тоже упал на пол, его револьвер так и остался зажатым в пальцах.

– Кто-нибудь еще хочет попытать счастья? Тогда давайте, – объявил Тринити. – С помощью зеркала я вижу всю комнату.

Никто не двинулся и не сказал ни слова.

– Поднимись и уйди как можно быстрее, – вполголоса сказал Тринити Виктории сдержанным голосом. – Пойди в свою комнату и запри дверь. Я приду через минуту.

Виктории не хотелось покидать его, но она знала, что безоружная женщина станет скорее обузой, чем помощью. Никто не помешал ей, когда она быстро встала из-за стола и торопливо вышла из комнаты.

– Я не хочу, чтобы кто-либо последовал за мной, – произнес Тринити, поднимаясь на ноги. – Я сочту это весьма недружелюбным.

– Ты отсюда не уйдешь! – выкрикнул рыжебородый. – После того, как убил Хоби.

– И Бернса тоже! – крикнул кто-то.

– Я вызову шерифа, – заявил блондин.

– Давай, давай, если рассчитываешь добраться до двери живым, – откликнулся Тринити. – Предлагаю тебе позаботиться о своих друзьях. Если только у меня не сбился сегодня прицел, они должны быть еще живы.

– Они последуют за тобой из города, – прошептал мужчина, сидевший у входной двери, Тринити, когда тот проходил мимо. – И они тебя убьют. Они уже делали такое раньше.

Виктория металась по комнате. Секунды, прошедшие с того момента, как она оставила Тринити внизу, превратились в вечность. Никогда в жизни ей не угрожали незнакомые люди. Она всегда находилась под защитой и о настоящей опасности толком не подозревала.

Теперь она прочувствовала ее всерьез.

Звук шагов на лестнице заставил ее судорожно засуетиться. Она схватила стоявшее в углу ружье и направила его на дверь. Затвор щелкнул, когда дверь открылась, и палец ее приготовился спустить курок.

В комнату шагнул Тринити.

– Слава Богу, ты цел! – промолвила она и, рыдая от облегчения, отшвырнула ружье на постель, а затем бросилась в его объятия.

Тринити был готов к любой реакции, кроме этой. Он никогда не обнимал женщину просто так. И хотя он крепко прижал Викторию к себе, он не знал, что сделать, чтобы она перестала плакать.

С тех пор как мать спасла его от медведя, никто не обнимал его, плача от счастья, что он цел. Просто он не был никому дорог... даже своему отцу. И вот эта прекрасная женщина, у ног которой было пол-Аризоны, переживала из-за него так сильно, что готова была ради него спуститься вниз и вступить в бой.

Виктория обхватила его руками и уткнулась лицом ему в грудь.

– Понять не могу, почему я веду себя так глупо. – Она наконец подняла голову и посмотрела ему в глаза, но высвобождаться из объятий не стала. – Я никогда не плачу и не впадаю в истерику. Я привыкла считать себя сильной. Получается, что не такая я и сильная.

– Почему бы тебе не поплакать разок или два, если хочется? – выдавил он из себя. – Никто, кроме меня, этого не увидит. Меня надо пристрелить за то, что я привез тебя сюда. Я должен был догадаться, что произойдет с этими негодяями, едва они тебя увидят.

– У тебя не было выбора. Нам нужно было отвезти Рыжего к врачу.

– Надо было избавиться от мальчишки еще там, на тропе, а не впутывать его в неприятности.

–Он сам навлек их на себя.

– И нечего было мне рисковать твоей жизнью... тут и там.

– Но ты спас мне жизнь, – настаивала Виктория. – Одна я никогда не смогла бы убежать от индейцев. И даже Бак не смог бы их сдержать.

– Мне не понадобилось бы спасать тебя от индейцев и осаждать старателей, если бы я все делал правильно, – вздохнул Тринити. – Я должен был передать тебя кому-то другому. – Он крепче притянул ее к себе. – У тебя есть полное право отказаться ехать со мной дальше.

Виктории это заявление не показалось странным. По правде говоря, оно ей так понравилось, что она обвила руками шею Тринити.

Тихий стук в дверь заставил Викторию ахнуть от страха. Она еще крепче вцепилась в него. У него был большой соблазн не откликнуться на стук. Когда она бросилась в его объятия, здравый смысл куда-то улетучился.

Однако повторный стук вернул его к действительности... и напомнил об опасности. Он бережно расцепил руки Виктории, вытащил револьвер и приоткрыл дверь.

– Я увел лошадей, – прошептал голос.

– Они тебя заметили?

– Нет. Они все еще спорят.

– Отведи их к дому доктора Миллза. И оставь в ивовой рощице у ручья. Мы будем там через пятнадцать минут.

Дверь закрылась, и Виктория услышала удаляющиеся шаги.

– Как можно быстрей собери вещи, – сказал Тринити, едва закрыв дверь. – Мы уезжаем немедленно.

– В такой дождь? Он может перейти в бурю.

– Эти люди собираются меня убить. Если это случится, им никто не помешает сделать с тобой то, что они хотят.

– Но почему?

– Они хотят тебя.

– И это единственная причина? То, что они меня хотят?

– Они, наверное, караулят фасад гостиницы. А через минуту пошлют кого-нибудь в конюшню. Если мы отправимся сейчас же, то, может, проскользнем под прикрытием дождя. По крайней мере дождь смоет наши следы.

Больше Виктория вопросов не задавала.

Десять минут спустя они покинули, гостиницу через черный ход. Держась в тени неказистых строений, они пробрались к дому доктора Миллза.

– Еще не совсем стемнело, – сказал доктор Миллз, когда Тринити поделился с ним своим планом. – Они могут вас увидеть.

– Мы не можем ждать. Если они обнаружат, что мы скрылись, они начнут обыскивать город. И если найдут нас, плохо будет всем.

– О мальчишке не тревожьтесь, – сказал доктор Миллз Виктории.

Виктории казалось, что после гнетущей жары пустыни она с радостью встретит прохладу дождя. Но вскоре она возненавидела льющийся с неба водопад. Такой бывал весной в Техасе.

Тринити снабдил ее дождевиком и шляпой, достаточно большой, чтобы защитить лицо от дождя, но холод и сырость никуда не делись.

– Они следуют за нами, – сказал он, когда через несколько часов они остановились на отдых. – Вопрос в том, как сбить их со следа.

– Мы выехали задолго до них. Они не знают, куда мы едем.

– Здесь только одна дорога, что ведет в Гейблз-Стоп и из него.

– Что ты собираешься делать?

– Зайти к ним в тыл.

– Ты сошел с ума.

Было так темно, что Виктория могла только догадываться об усмешке Тринити.

– Мы используем этот ручей, – сказал Тринити, показывая на мелкий поток, в который превратилась сухая еще утром промоина. – Если мы сможем обойти их и поехать сзади, они никогда не выйдут на наши следы, даже если дождь не смоет их.

– Дождь лил все сильнее и сильнее, ручей все больше наполнялся водой, и она текла все быстрее. Виктория знала, что ливень превращает такие ручьи в смертоносный поток воды, смешанной с грязью. Она не могла не оглядываться постоянно через плечо. Молнии, озарявшие время от времени небо, освещали деревья и валуны, которые могли бы спрятать их от рыжебородого... или убить, если их смоет водный поток.

Через некоторое время, показавшееся ей бесконечно долгим, Тринити дал ей знак придержать коня. Они остановились посреди густой рощи.

– Мы подождем, пока они проедут, – сказал Тринити.

– Долго ждать?

– Не знаю, но сомневаюсь, что больше пары часов.

Если до сих пор Виктория думала, что она несчастна, то эти два часа доказали ей, что она ошибалась. Деревья защищали их от струй дождя, но крупные капли стекали с листьев с необычайной частотой и силой. И здесь было некуда сесть. Ее ноги скоро промокли и замерзли. Разговаривать они не могли. Было важно, чтобы они первыми услышали приближение погони и чтобы их кони стояли тихо, пока погоня не проедет.

Преследователи появились раньше чем через час, но Виктория готова была поклясться, что прошло не меньше шести часов. В этой бесконечной, холодной и мокрой ночи время тянулось невыносимо долго.

Дождь продолжал лить все сильнее. Ручей вышел из берегов и теперь затоплял землю под деревьями. Если так пойдет, они скоро окажутся по колено в воде.

Виктория чихнула.

– Тихо, – прошипел Тринити.

– Я не нарочно, – прошипела в ответ Виктория, – но я промокла насквозь и замерзла. Не удивлюсь, если утром свалюсь с простудой.

Несколько минут спустя она снова чихнула. Лошади беспокойно переступили с ноги на ногу.

Не говоря ни слова, Тринити достал из седельной сумки свою рубашку.

– Вот. Если снова захочешь чихнуть, уткнись в нее лицом.

Ее раздосадовало, что Тринити не проявил к ней сочувствия. Она не сомневалась, что сам он никогда бы не чихнул в такой момент. И не кашлянул... и ему не понадобилось бы облегчиться! Наверное, его тело всегда подчинялось его приказам, и этого же он ждал от других.

Что ж, у нее все работает не так. Она окоченела, промокла и, вероятно, заболеет бронхитом. И она всю ночь провела в седле. Она так устала, что еле держалась на ногах.

Виктория почувствовала, как в носу снова защекотало. Не в силах сдержаться, она погрузила лицо в рубашку Тринити и ощутила, что ее голова будто взорвалась. Нет, второй раз она этого не выдержит. У нее лопнут барабанные перепонки.

– Кто-то приближается, – прошептал Тринити. – Подойди к голове своей лошади. Не позволяй ей издать ни звука.

Виктория положила руку на влажный нос своей кобылы. Ей придется как-то помешать ей заржать.

Время шло, но Виктория никого не видела. «Уж не ошибся ли Тринити?» – подумала она и тут заметила их: неясные тени двигались к ним сквозь серую пелену косого дождя. Сначала она никого не узнала, а потом почувствовала, как напряглось ее тело. Она поняла, что это рыжебородый и его дружки.

Их было всего трое. Они ехали, согнувшись в седлах, низко наклонив головы. Они были хорошо укутаны от непогоды, но Виктория узнала едущего во главе рыжебородого.

Лошади унюхали близость чужих коней и забеспокоились. Вьючная лошадь вдохнула воздух, готовясь заржать, но Тринити ей помешал.

Лошадь Виктории стояла тихо, но сама она почувствовала, что сейчас чихнет. Она прижала к носу тыльную сторону ладони, но это не помогло. Она погрузила лицо в рубашку Тринити, но и от этого было мало толку. Чем ближе подъезжали всадники, тем сильнее становилась ее потребность чихнуть.

Виктория с силой потерла ноздри, заставила себя дышать глубоко и медленно. Она даже подняла лицо к небу и проглотила несколько капель дождевой воды.

Ничего не помогало. Ей необходимо было чихнуть.

– Мы никогда не найдем их под этим дождем, – раздался голос одного из преследователей.

– Мы найдем их, – настаивал рыжебородый. – Из Гейблз-Стоп только одна дорога ведет в Техас. И потом, мы же до сих пор видим следы их коней. Дождь пока их не смыл.

– Скоро смоет. Он льет все сильнее.

– Мы не отступимся, – возразил рыжебородый. – Я убью этого чужака. Никто не может остаться безнаказанным, убив моего брата.

– Мне плевать на Хоби, – сказал блондин. – Я хочу эту женщину. Черт побери! Ты когда-нибудь мечтал о такой? Войти в нее будет как попасть на небо. Я всю ночь буду накачивать ее дополна, пока не иссякну и не свалюсь от усталости.

– Неужели ты не можешь подумать о чем-то, кроме женщин? Это ведь твоего кузена убил этот чужак.

– Он сказал Хоби, чтобы тот не двигался. Но Хоби никогда никого не слушался. И не работал он ни хрена, вечно старался увильнуть от дела. Так что я скажу: туда ему и дорога.

– Ах ты, сукин сын! – взорвался рыжебородый, оборачиваясь к блондину.

– Не хватает еще вам поубивать друг друга из-за Хоби, – промолвил третий. – Ему было бы плевать на это.

– Ты заткнись насчет Хоби. Слышишь? – снова пригрозил рыжебородый блондину.

– Да ладно. Я только и думаю об этой женщине. Думаю, нам надо будет ее придержать у себя. Забрать ее к нам в хижину. Она наверняка умеет стряпать получше Бастера. А после того как она набьет нам желудки обедом, я набью ее кое-чем получше, – Он гадко рассмеялся.

– Можешь ты наконец подумать о чем-нибудь, кроме своего члена?

– А по-моему, мысль хорошая, – произнес третий, видимо, упомянутый блондином Бастер. – Если только мы их найдем.

Виктория так и не чихнула. Их разговор напугал ее до полусмерти.

Они с Тринити не двигались, пока очередная вспышка молнии не показала им, что тропа опустела.

– Мы побудем здесь еще пятнадцать минут, – сказал Тринити.

.– А что потом?

– Последуем за ними. Мне нужно поскорее увести тебя с дождя, пока ты не заболела. У меня тут неподалеку есть друг, а у него ранчо. Мы последуем за ними, пока не придет время свернуть с тропы. Наши следы затеряются среди их следов.

– Но разве они не заметят, где мы свернули?

– Они не догадаются, что мы едем сзади. Когда они проезжали там первый раз, следов не было. Так что если они повернут назад – в чем я сомневаюсь, – то решат, что кто-то еще проехал по этой дороге после них.

Настало утро, серое и дождливое. И еще холоднее ночи. Тропу они вскоре оставили, но было далеко за полдень, когда они наконец увидели одинокую хижину.

 

– Непохоже, чтобы в доме кто-то был, – произнес Тринити. – Дыма нет над трубой.

Настроение у Виктории упало. Она не могла ехать дальше. Только мысль о том, что скоро она высохнет и согреется, поддерживала ее так долго. Она провела в седле без сна большую часть последних трех дней. Теперь ее одолело такое изнеможение, что она обрадовалась бы и пещере.

– Не могу сообразить, куда подевался Бен, – сказал Тринити, когда они укрылись от дождя под широким навесом. – Но он не пожалеет для нас убежища на ночь.

Тринити пришлось снять Викторию с седла. Сама она спешиться не могла.

В маленькой хижине была только одна комната. Виктория мысленно поблагодарила небо за деревянный пол. После нескольких часов дождя земляной превратился бы в грязную лужу. В центре комнаты стояли грубо сколоченный стол и два стула. Маленькая железная печка с дымоходом, выходившим в потолок, стояла у дальней стены. Слева от печки отсутствующий Бен построил на стене полки, где держал под рукой припасы. Справа, в маленьком алькове, образованном открытой дверью кладовки и глубокими полками, стояла односпальная кровать. И хотя она была тщательно застелена, комфортом явно не отличалась.

Но Виктория восприняла ее как подарок небес.

На крючках вдоль стен висели седла, уздечки, шляпы.

– Я разожгу огонь и поставлю воду для кофе, – произнес Тринити, входя в хижину вслед за ней с седельными сумками в руках. – А ты поскорей избавься от мокрой одежды. – Долгие годы практики позволили ему разжечь огонь меньше чем за минуту.

– Давай-давай, снимай одежду, – сказал Тринити, поворачиваясь. Он увидел, что Виктория стоит неподвижно, и вода с нее капает на пол.

– Не могу, когда ты здесь.

– Мне нужно позаботиться о лошадях. К тому времени, когда я их расседлаю, оботру и накормлю... ты должна все успеть.

– Мне неприятно, что тебе приходится выходить наружу, но ведь здесь всего одна комната.

– Не волнуйся, – кивнул Тринити. – Мне все равно пришлось бы заняться лошадьми.

 

Глава 18

 

Едва дверь за Тринити закрылась, Виктория полезла в сумки за сменой одежды. Сначала она стащила с себя сапожки, а потом стала раздеваться. Несмотря на плащ-дождевик, она промокла насквозь и продрогла до костей.

Стоя так близко к маленькому очагу, как только осмелилась, она разделась догола. Дрожа и стуча зубами, она поспешила натянуть сухую одежду. Вещи были влажными и холодными.

Она взяла с постели толстое индейское одеяло и закуталась в него, затем подвинула один из стульев поближе к огню и бессильно опустилась на него. Еще несколько минут тело ее оставалось словно деревянным, все мышцы были напряжены. Однако по мере того как печка согревала хижину, Виктория начала расслабляться.

Она и не представляла, насколько устала. Даже во время бегства из Техаса она не провела столько часов в седле, не испытывала такого изнеможения и ей не приходилось убегать от такого количества опасных преследователей.

Но теперь, кажется, все плохое было позади. Она обсохла, согрелась, и пищи у них хватит на несколько дней. И еще она была в безопасности. Тринити об этом позаботится. Впервые за многие часы она может расслабиться.

Ей становилось жарко. Она отодвинула стул немного назад. Вода закипала. Ей нужно было бы поискать кофе, но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы этим заняться... и чтобы сидеть на стуле. Веки ее отяжелели...

Виктория поднялась и пересела на кровать. Она была не такой удобной, как ее постель дома, но для короткого отдыха сгодится. Она легла и натянула на плечи одеяло.

Она не станет спать, только подремлет десять – пятнадцать минут. А затем встанет и приготовит что-нибудь поесть. Виктория с облегчением расслабилась на постели. Были времена, когда путешествие с Тринити казалось страшным сном, от которого ее разбудит Анита со словами, что никогда она ничего не сделает в жизни, если будет спать и спать. Виктория закрыла глаза и улыбнулась. Анита такая милая. Они с Рамоном вечно ее балуют. И так же поступали ее отец и дядя... и Бак. Все ее баловали, пока не появился Тринити. Только Тринити решил, что она не сломается, что она крепкая, как мужчина; Ей это понравилось, но надо признаться, что ей было приятно, когда ее баловали. Может быть, Тринити не всегда, был таким. Может, когда он будет на своем ранчо, он сможет стать мягче. Возможно, он даже скажет ей что-нибудь приятное и не испортит комплимент тем, что тут же нагрубит.

Интересно, какое у него ранчо? Что откроет оно ей нового, что расскажет о нем, чего она раньше не знала?

– Снаружи становится все хуже и хуже, – сказал Тринити, входя в хижину. Ветер тут же захлопнул за ним дверь. – Я не удивлюсь, если это перейдет в...

Виктория спала как убитая. Даже его шумное появление ее не разбудило. Тринити поспешил к печурке. Вода в кастрюле вся выкипела. Взяв с полки другую, Тринити поспешил наружу, зачерпнул воды из дождевой бочки и вылил ее в кастрюлю, стоявшую на огне. Вода зашипела, подняв облако пара, значит, скоро вода для кофе будет готова.

Он подошел к кровати и хотел сменить одеяло. То, на постели, было тяжелым и грубым, сделанным из конского волоса, но пальцы Виктории крепко в него вцепились. Он пожалел, что у него нет мягкой подушки, – на постели Бена лежала жесткая, туго набитая ватой. Однако Виктория спала крепко, несмотря на грубое одеяло и жесткую подушку.

Ему хотелось устроить ее поудобнее, но, кажется, лучше всего было оставить ее в покое. Не слишком удачно он о ней заботился. Грант Дэвидж наверняка не позволил бы ей с ним ехать, если бы знал, что на нее нападут индейцы, а потом будут преследовать похотливые старатели и после всего ей придется спать в грязной хижине.

Тринити точно не позволил бы женщине, которая была ему дорога, ехать куда-то в таких условиях.

«Поэтому-то ты и чувствуешь себя виноватым». От неожиданного понимания у него перехватило дыхание. «Ты испытываешь к ней нежные чувства. Такие, каких никогда не испытывал ни к одной женщине после Куини. Такие, какие поклялся больше никогда не испытывать».

Он испугался. Подобное с ним было в первые месяцы после женитьбы отца на Куини. Чувство бессилия и безнадежности. Многие годы это чувство преследовало его. Оно заставляло его просыпаться среди ночи в холодном поту.

Влюбиться было все равно что потерять власть над своей жизнью.

К его удивлению, страх рассеялся так же быстро, как нахлынул. С Викторией все будет по-другому. Но все-таки чего он от нее хотел? Он часто думал о том, что испытывает к ней желание, но получалось, что он хочет от отношений с ней чего-то более серьезного и долговременного.

«Не дури. Женщины вроде Виктории рассчитывают только на брак. И они не рассматривают возможность брака с ковбоем, весь доход которого – тридцать долларов в месяц».

Кем он был? Бывшим старателем. Ковбоем... в некотором роде. Он точно не мог назвать себя скотоводом, хотя и владел скотоводческим ранчо. У него не было времени купить коров. Все, что у него было, – это несколько лошадей. Женщины вроде Виктории не выходят замуж за нищих старателей, ставших скотоводами, если у этих женщин в банке лежит большое наследство, один из богатейших людей Техаса является свекром, а дядя владеет самым большим ранчо в Аризоне.

Она может кокетничать с ним, особенно если нуждается в нем, чтобы доказать свою невиновность, но не может она всерьез думать о браке с ним.

Тринити заставил себя рассмотреть сложившуюся ситуацию. Виктория спала и, вероятно, проспит весь день, вечер и ночь. Если он хочет есть, ему нужно самому приготовить обед и съесть его в одиночестве.

Будить ее он не станет.

И он принялся стряпать. Ему так часто приходилось этим заниматься, что теперь он делал это не думая.

Через некоторое время он почувствовал, что все не так, как обычно. У него возникло странное чувство, будто он наслаждается чем-то приятным, но не может сообразить, чем именно. Однако чувство это не проходило. По правде говоря, по мере того как он готовил обед, ел его и убирал потом, оно становилось все сильнее.

К тому моменту как он собрался лечь спать, он только что не мурлыкал от удовлетворения. Почему? Что привело его в такое состояние?

Его взгляд упал на Викторию, и он понял, что дело было в ней.

Странно было находиться в хижине со спящей поблизости женщиной. Словно быть женатым... По крайней мере, подумал он, женатые, вероятно, так себя чувствуют. Он никогда всерьез не рассматривал такую возможность. Он не хотел, чтобы его жизнь оказалась под контролем женщины, которая будет заставлять его делать то, что он не хочет.

Но если так будет не всегда... то, пожалуй, в этом нет ничего плохого. Виктория обладала такой легкостью в обращении, что мужчинам было уютно в ее присутствии. В этой простой хижине, где не было никаких женских мелочей, ощущалась какая-то домашность.

Он откинулся на стуле и уставился в огонь.

Любой мужчина, увидев Викторию, не мог не представить себе, какое блаженство будет оказаться в ее объятиях. Понимала она это или нет, но она была создана для любви. И если ему повезет, он докажет ей это прежде, чем они распрощаются.

Но Тринити задумался и о другом, что раньше никогда не приходило ему в голову. Например, о том, чтобы создать дом. Об этом невозможно было и мечтать, пока он гонялся за преступниками. Он никогда не делал на этом деньги. Наоборот, денежное обеспечение этой работы забрало большую часть добытого им золота. Погоня за преступниками была делом дорогостоящим. Он подолгу не бывал дома, так что не мог построить дом и привести в порядок ранчо или наладить какое-нибудь дело.

Он стал думать о том, чтобы на многие годы осесть на одном месте, чтобы рядом были друзья, чтобы завести семью и быть связанным с некоторыми людьми нерушимыми связями.

Это означало полную перемену образа жизни, образа мыслей, всего, чего он ждал от жизни. Это означало трезво посмотреть в глаза себе самому.

Тринити знал, что не готов это сделать.

Они сидели перед огнем за столом. Тринити состряпал обед и вымыл посуду. Виктория проснулась в сумерках.

Пришла пора ложиться в постель, но никто из них не решался сделать первое движение.

– Дождь кончается, – промолвил Тринити. – Мы сможем уехать рано утром.

– А мы не столкнемся с теми людьми?

– Они уже, должно быть, в ста милях к западу отсюда.

Наступило молчание.

– Сколько времени, по-твоему, займет у нас путь до Бандеры?

– Это зависит от того, в каком режиме ты согласна ехать.

Снова повисла тишина.

– Разве ты не хочешь дождаться своего друга?

– Нет. Он может отсутствовать неделями. Может быть, он отправился продавать свое стадо. У него коровы хорошей породы.

– Как ты собираешься найти Чока Джиллета?

– Пока не знаю. Я надеюсь, что Бен подскажет мне это. Он знает практически каждого ковбоя отсюда до Галвестона.

Молчание.

– Что будет, если ты не сумеешь отыскать Джиллета?

– Я его, непременно отыщу. – Тринити встал и потянулся. – Пора ложиться. Пойду проверю, как там лошади.

Когда Тринити вернулся, Виктория была уже в постели и свет был потушен. Он подбросил в огонь несколько поленьев. Небо прояснилось, но с севера подул холодный ветер. Они находились на высоте примерно трех тысяч футов над уровнем пустыни, так что ночь здесь должна быть холодной.

Тринити расстелил на полу свои спальные принадлежности и разделся. Он намеренно повернулся при этом спиной к Виктории. Она крепко спала, но он не доверял себе. С того дня в горах, когда он ее поцеловал, ему было все труднее и труднее держать руки при себе и не прикасаться к ней.

Тогда он убедил себя, что поцеловать ее можно, так как это часть плана по ее заманиванию, что это нужно, чтобы завоевать ее доверие. С тех пор он старался держаться на расстоянии, частью из-за того, что она после похищения не желала иметь с ним ничего общего, частью потому, что ни он, ни она не знали, как вернуть прежнюю легкость в их отношениях.

Тот факт, что он везет ее назад в Бандеру, также не способствовал добрым отношениям. И не важно было, что она едет с ним добровольно. Он по-прежнему ставил под угрозу ее жизнь. Он втягивал ее в одну опасную ситуацию за другой. Он готов был стрелять в ее дядю. Все это никак не могло послужить основой для рождения доверия и любви.

Но все-таки он хотел, чтобы она ему доверяла. Л вот чего он хотел больше всего – это нравиться ей.

«Не будь глупцом, – твердил он себе. – После того, что ты сделал, ни одна женщина не станет относиться к тебе так, как ты этого хочешь. Даже если ты ее отпустишь. Единственный способ исправить то, что ты натворил, – это доказать ее невиновность».

Но он не хотел ждать так долго. Он был здесь и сейчас. Его тело изнывало от желания прикоснуться к ней, еще раз ощутить упругую нежность ее кожи. Он придвинулся ближе к ее постели.