Тема 2. Зміст і структура соціальної роботи 14 страница

– С удовольствием приму вашу помощь, – ответила Виктория, довольная тем, что все друзья Тринити относятся к нему уважительно и не обращают внимания на его репутацию.

Тринити послал своего коня между Викторией и Уордом.

– Никто никуда не пойдет, пока ты не ответишь на мой вопрос.

– Мне, пожалуй, лучше ему ответить, мэм, а то он продержит нас здесь, пока кто-нибудь не свалится от солнечного удара. Ему-то что, а у меня, если долго стою на солнце, кружится голова.

– Наверное, у меня кружилась голова, когда я решил, что ты можешь быть управляющим, – кивнул Тринити. – Ты такой же, как Бен. Ваша парочка заговорит кого хочешь. Так что делают здесь эти коровы?

– Он сказал, что привел сюда коров, потому что нечего тебе было сажать их ему на шею. Слишком много заботы держать их в стороне от оврагов, находить для них воду, прогонять скотокрадов и кугуаров.

– Тогда он должен был их продать.

– Сказал, что с этим тоже много хлопот.

– Поэтому он перегнал их на расстояние нескольких сот миль через одну из худших пустынь в стране.

– Бену пустыни нипочем. Сказал, что ему они очень даже нравятся, если нет дождя.

У Тринити был такой вид, будто он готов свернуть шею своему управляющему.

– Я отдам ему половину денег, когда продам этих коров.

– Он так и думал, что ты это скажешь. Велел передать тебе, что открыл в банке счет на твое имя.

– Я отдам ему наличными.

– Сказал, что закопает их у тебя под крыльцом.

Тринити расхохотался:

– Получается, что я все-таки завел себе стадо. Теперь мне нужно раздобыть денег, чтобы привести в порядок постройки.

– Не возражаешь, если, пока ты будешь их искать, я заберу маленькую леди с солнцепека?

Тринити спрыгнул с коня и протянул руку Виктории, помогая ей спешиться.

– У этой маленькой леди есть имя. Она Виктория Дэвидж. Убийца, за которой я отправился, чтобы вернуть ее в Бандеру на виселицу. – И добавил, видя растерянность в глазах Уорда: – Я сделал ошибку. Она невиновна.

– Но ты все равно привез ее сюда?

– Она настояла. – Тринити рассмеялся, глядя на недоверчивое лицо Уорда. – Мисс Дэвидж решила, что пришла пора покончить со злосчастной неразберихой раз и навсегда. Она побудет здесь, пока я отыщу человека, который может доказать, что она не убивала своего мужа. Бен уже отправился на его поиски.

– Куда он поехал?

– В Увальде. Я должен встретиться с ним там через три дня. Он разыскивает Чока Джиллета. Слышал о таком?

– Нет.

– Как поживает Дьябло?

– Вредный, как всегда, – покачал головой Уорд. – Сам посмотри.

Тринити повел Викторию в сарай к стойлу у дальней стенки. Прохладный полумрак был очень приятен.

– Почему ты держишь коней в сарае? Отец никогда так не поступал.

– Мы держим внутри только Дьябло. Он жеребец и нападает на всех лошадей мужского пола, будь то жеребец или мерин.

От громкого посвиста у Виктории заложило уши. Великолепный вороной жеребец в дальнем стойле недовольно стучал копытом.

– Он дикий?

– Нет, просто сердитый. Я выиграй его у игрока, который сам выиграл его у какого-то конезаводчика с Востока. Он чуть не забил его до смерти, пока я его не забрал. Он позволяет мне положить на него седло, но буквально безумеет, если кто-нибудь пытается на него сесть.

– Что ты будешь с ним делать?

– Приручу его. Надеюсь.

– А если не сможешь?

– Пущу на племя. Я заработаю состояние, продавая жеребят от него. Не подходи слишком близко. Он кусается.

– Ты ведь не укусишь меня? Правда? – промурлыкала Виктория, обращаясь к жеребцу. – У меня был такой же, как ты. Только он любил, чтобы я на нем скакала. Я ездила на нем каждый день.

Тринити стоял напряженно, готовый оттащить Викторию от Дьябло. Однако, к большому его удивлению, голос Виктории, казалось, успокоил жеребца. Она даже протянула к нему руку сквозь решетку. Дьябло попятился, но не попытался на нее напасть!

– Кажется, у тебя есть особый подход к лошадям, – промолвил Тринити. – Он ведь не подпускает к себе никого, кроме меня.

– Он не злой, – проговорила Виктория, отступая от стойла. – С ним просто очень плохо обращались. Если будешь приручать его медленно, он научится тебе доверять.

– Я это и делаю, – кивнул Тринити, выходя с ней из сарая. – Но он отнесся к тебе лучше, чем к кому бы то ни было. Возможно, ты сумеешь мне помочь. Это займет твое время, пока меня не будет.

Они не обсуждали его отъезд, и Виктория вдруг поняла, что они вообще ничего не обсуждали. За исключением смертного приговора, нависшего над ее головой, они разговаривали лишь о вещах совсем малозначительных.

Это следовало изменить. Пока он был всего-навсего бродячим ковбоем, пока он был всего лишь охотником за вознаграждением, который вез ее обратно в Бандеру, то, что он делал, было для нее не важно. Но все изменилось за время их долгого путешествия.

Она знала, что любит его. Она знала, что хочет провести с ним остаток жизни. Но она не знала, каковы его чувства к ней. Она не знала, что он думает насчет женитьбы. После той ночи откровенностей он никогда не упоминал о Куини. Она не знала, сможет ли он когда-нибудь забыть Куини.

Если бы она знала, как справиться с призраком Куини!..

Она думала, что даже если та умерла, это не решит проблему. Тринити переживал, что ему не удалось наказать ее за преступление. Так что если она умерла, получалось, что она избежала его мести. Чувство вины перед отцом заставило его выбрать профессию, которую он ненавидел.

Виктория поклялась, что поможет ему покончить с этим.

Дом настолько не изменился, что Виктории показалось, будто она шагнула в прошлое.

– Это же наша мебель! – воскликнула она, входя в северную гостиную, известную как «дамская гостиная». Ее гостиная. – Я помню, как сидела здесь каждое воскресенье, поджидая папочку, чтобы идти в церковь. Банк продал дом со всей обстановкой, за исключением нескольких вещей, которые я забрала в «Тамблинг-Ти».

– Далтоны продали его точно так же, лишь бы избавиться от обузы.

– Твоему отцу тоже с ним не повезло. Зачем ты его купил?

Тринити на минуту задумался.

– Наверное, потому, что это было единственное место из нашего прошлого, которое отец мог назвать своим собственным. Наш дом на Тринити был смыт весенним паводком, так что в Колорадо не осталось места, которое я мог бы назвать родным домом.

Виктория подошла к одному из окон. Оно смотрело на север, в сторону Сан-Антонио.

– А что ты собираешься делать со мной, пока будешь искать Чока?

– Я рассудил, что тебе будет спокойнее, если ты останешься здесь, в привычном месте. И конечно, я не хочу, чтобы судья Блейзер или шериф узнали, что мы вернулись. Пока я не найду Джиллета.

– Можно мне осмотреть весь дом? – попросила она.

– Разумеется. Мне нужно еще кое-что проверить, но думаю, ты в любом случае захочешь пройтись по нему одна.

Он был прав. У нее было чувство, что это больше ее дом, чем его. Ей не понадобится много времени, чтобы заново освоиться в нем, несмотря то, что привычные вещи больше ей не принадлежали.

Она чувствовала себя юной девушкой, вернувшейся домой после долгого путешествия.

Общая гостиная, столовая, кабинет ее отца и кухня выглядели в точности как прежде.

Только дорожка на лестнице поистрепалась больше, чем ей помнилось. Может, ей показалось, но и перила выглядели тоньше. А вот что явно не было плодом ее воображения, так это что окна отчаянно нуждались в хорошей мойке. Удивительно, что свет вообще проходил сквозь них.

Комната отца выглядела точно такой же, как была. Разве что ее дополнили некоторые вещи Тринити. Дома он был столь же аккуратен, как на тропе. Все имело свое предписанное место и именно там и находилось. Поскольку она сомневалась, что Уорд занимался чем-либо, кроме сбруи, она решила, что порядок наводил Тринити.

Судя по всему, он ничего не оставлял на волю случая. И наверное, ничего в жизни не терял. Неудивительно, что он сумел скопить денег на приобретение этого ранчо.

Она заглянула в другие спальни. Занавески там поменяли. Одеяла, покрывала и простыни были новыми, но мебель осталась прежняя.

Она вошла в свою прежнюю комнату. Это было роскошью для шестнадцатилетней девочки – иметь собственную гостиную, но в доме было так много комнат, что отец настоял на этом. Она провела здесь много счастливых часов, планируя свое будущее, свою свадьбу, мечтая о цветущих годах в качестве жены, матери, возлюбленной.

Там было пусто, как пусты оказались эти ее мечты. Вся мебель отсюда переехала с ней в «Тамблинг-Ти». Судья хотел, чтобы она была окружена привычными вещами. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы с радостью ждала своего брака.

А теперь он хотел ее смерти.

Виктория закрыла дверь. Она будет спать в одной из комнат для гостей.

Тринити принес в дом седельные сумки с ее вещами.

– Куда тебе их положить?

– Кто-нибудь пользуется спальней над северной гостиной?

– Нет.

– Тогда я займу ее.

– Эта пустая спальня была твоей?

– Да.

– Что случилось с меблировкой?

– Я забрала ее с собой, когда вышла замуж.

– Боюсь, что здесь маловато вещей. Я здесь давно не был...

– Оно и к лучшему. Человек должен пожить в доме, прежде чем начинать его обставлять. Нужно время, чтобы понять характер дома.

– Я полагал, что дом принимает характер своего владельца.

– С большинством домов так и бывает. Но не с этим.

– Этот дом принес погибель многим людям.

– Я думаю, что те, кто здесь пострадал, уже несли в себе семена гибели. Если человек не хочет гибели, он не погибнет.

– Почему ты так говоришь?

– Из-за тебя. Тринити растерялся.

– У кого было больше причин потерпеть поражение, чем у тебя? Ты хотел поквитаться. Просто не знал как. Ты даже попытался отдать стадо первоклассного скота и не смог этого сделать. И с этим ранчо ты все устроишь, точно так же как приручил этого жеребца.

Тринити не знал, что сказать. Никогда и никто не выказывал такой веры в него. Большей частью люди говорили, что он везунчик, если до сих пор остается в живых. А как же иначе он вернул восемнадцать приговоренных мужчин в руки правосудия и не был убит? О его везении твердили и тогда, когда он находил золото, хотя его находки были весьма скромными. Его золота едва хватило на покупку ранчо.

Но за все эти годы Виктория была первым человеком, не приписавшим его успех случайности.

– Ты изменишь мнение, когда заглянешь на кухню. Там нет почти ничего съестного, а до города не близко.

– Но у нас остались кое-какие припасы.

– Их неприлично подать на стол.

– Может, и так, но я лучше съем на ужин бобы с беконом, чем останусь голодной.

– Полагаю, мы найдем что-нибудь получше, если ты сумеешь разжечь эту печку.

– Неужели большая синяя печка все еще здесь? – спросила Виктория, вспоминая, сколько раз помогала готовить их испанской кухарке.

– Самое большое чудище, которое я когда-либо видел.

– Отнеси все на кухню. Пока Уорд расскажет тебе все, что случилось в твое отсутствие, я приготовлю поесть. А потом я хочу ванну. Могу я попросить кого-нибудь поставить на печку котел и наносить в него воды? Он нагреется, пока я буду стряпать. Там наверху была большая медная лохань. Ты не знаешь, что с ней случилось?

– Нет, но я выясню.

У Виктории об этой кухне были самые счастливые воспоминания. Наиболее привлекательной ее чертой были четыре огромных окна, выходивших в большой мир. Даже зимой они давали ей ощущение, что она часть необъятных открытых пространств.

К тому времени как Виктория растопила печку и начала жарить бекон, Тринити вернулся с огромной лоханью, занявшей большую часть плиты. Используя насос около задней двери, он стал носить ведро за ведром, пока лохань не наполнилась водой до краев.

– Уорд нашел твою купальную ванну. Кто-то приспособил ее как поилку для скота. Сейчас он ее отмывает.

– Надеюсь, он поест вместе с нами?

– Его здесь не будет. Я послал его в город. Раз ты здесь остаешься, нам нужны припасы. Поездка займет у него два дня.

Ужин прошел в напряженном молчании. Напряжение возросло, когда Тринити стал помогать ей мыть посуду. А потом, когда они уселись в гостиной, дожидаясь времени отхода ко сну, оно стало просто невыносимым.

Он сидел напротив нее на неудобном диване с высокой спинкой, принадлежавшем еще семье ее матери. Было видно, что ему неуютно среди полированного дерева, бархатной обивки и свечей. Даже одежда его казалась здесь не к месту.

Виктория полностью сосредоточилась на нем. Нервы ее были натянуты как струны.

– Если я хочу встретиться с Беном, мне нужно отправляться в Увальде, как только вернется Уорд, – объяснил Тринити.

– А когда ты вернешься?

Почему он так рвался уехать от нее? Весь день он провел с Уордом и не вошел в дом, пока ужин не оказался на столе. Теперь он торопился уехать в Увальде.

– Надеюсь, что через пару дней. Все зависит от того, сколько времени у меня уйдет на поиски Джиллета. Тебе не нужно бояться, что шериф тебя найдет. Уорд сумеет позаботиться о тебе так же хорошо, как я. Если ты не будешь выезжать в город, никто не догадается, что ты здесь. А если что-нибудь все-таки случится, отправляйся к шерифу и заставь его посадить тебя в тюрьму. Там ты будешь в безопасности, пока я не вернусь.

– Я не тревожусь насчет этого. – Она хотела спросить его, почему ему так трудно находиться рядом с ней. Она несколько раз пыталась сделать это во время ужина. Еще раз, когда они мыли посуду. Она хотела попытаться и сейчас, но слова не шли у нее с языка.

– Если он жив, я притащу его сюда. Обещаю.

Ее даже не тревожила мысль о Чоке. Она уже некоторое время не боялась и виселицы. Ее мысли были заняты делом более серьезным. Ее приводила в ужас мысль о том, что едва рассеется угроза ее жизни, Тринити исчезнет и она больше его никогда не увидит.

В глубине души она знала, что больше никого не полюбит. Если он ее покинет, она всегда будет одна.

Сознание того, что скоро она будет свободна и сможет ходить и ездить, куда захочет, должно было бы сделать ее счастливой. Она должна бы быть переполнена планами и мечтами о будущем. А она боялась того дня, когда угроза, нависшая над ней, минует. Тогда у Тринити не будет повода оставаться с ней, защищать ее, думать о ней все время.

Она должна понять, что держит Тринити на расстоянии от нее. Она должна сделать все возможное, все, что в ее силах, чтобы это изменить.

– Я знаю, что ты вернешь сюда Чока.

– Даже если я не смогу это сделать, твой дядя наверняка отыщет достаточно улик, чтобы просить губернатора назначить новый суд.

– Знаю. Впервые за пять лет я ничего не боюсь.

«Не боюсь повешения. Но если он уйдет, мне незачем будет жить».

– Что ты будешь делать потом? Вернешься в Аризону?

– Что ты имеешь в виду? – Этот вопрос застал ее врасплох.

– Ну, когда будешь свободна. У тебя же здесь нет никаких родственников. Я полагал, что ты вернешься в Аризону, чтобы жить со своим дядей.

– Вряд ли мне там будет уютно... в присутствии Бака.

– Можно еще поехать в Алабаму. Там у тебя будет больше шансов найти мужа. Здесь ты наверняка не сможешь оставаться.

Виктория быстро подняла на него глаза. Он что, пытается ей намекнуть, что хочет поскорее выпроводить ее из своего дома? Он нервничал так же, как и она. Неужели она такая ужасная, что он не может провести один несчастный вечер с ней наедине? Неужели мужчина может чувствовать сильное физическое влечение к ней и одновременно отвращение?

– Почему же нет?

– Я имею в виду не этот дом, а то, что ты не сможешь жить в Бандере, оставаясь незамужней женщиной. Правда, ты сможешь жить у судьи Блейзера... Ты все-таки его невестка.

– Он никогда не пустит меня в свой дом, если только ты не найдешь настоящего убийцу Джеба. Кроме того, я не хочу туда возвращаться. Там все будет слишком напоминать мне об ошибке, которую я совершила.

– Ты не можешь остаться здесь без защиты и покровительства. Всегда найдется поблизости кто-нибудь вроде рыжебородого.

– Я найму людей, чтобы меня охраняли.

– Я забыл, что ты богатая, – промолвил Тринити, поморщившись.

Он избегал смотреть ей в глаза, ерзал на своем сиденье. Она явно раздражала его. Ей следовало позволить ему уйти, но она не могла сделать это. Она должна была попытаться еще раз.

Он встал.

– Мне пора отправляться спать. До Увальде путь долгий.

Больше она выдержать не смогла.

– Что со мной не так?

 

Глава 21

 

– Что с тобой не так? – недоуменно повторил он. – Я не понимаю.

– С той ночи в хижине Бена ты стараешься держаться как можно дальше от меня. Теперь ты не можешь дождаться, когда уедешь в Увальде. Я знаю, что ты меня хочешь. Вижу это по твоим глазам.

Тринити молча уставился на нее.

– Точно так же было с Джебом. Он тоже считал меня красивой, но ни разу не прикоснулся ко мне. – Она не смогла сдержать слез, которые ручьем потекли по ее щекам.

– Ты хочешь сказать... – Тринити не нашел слов, чтобы закончить фразу.

– Мой муж ни разу не занимался со мной любовью, – закончила Виктория за него. Слезы ее текли неудержимо. – В точности как ты. Я спрашиваю: что со мной не так?

В мгновение ока Тринити пересек расстояние между ними. Он стащил Викторию со стула и заключил в объятия.

– Все с тобой так. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал. Джеб, должно быть, был сумасшедшим.

– Бак тоже не прикасался ко мне. И ты чуть не спотыкаешься, стараясь держаться как можно дальше от меня.

– Да я только что не сидел на своих руках, лишь бы не протянуть их к тебе. Я готов съесть тебя.

– Нет. Ты как мог долго держал между нами Бена. А сегодня делал то же самое с Уордом. Теперь ты хочешь уйти спать, а завтра уезжаешь в Увальде. Почему ты постоянно убегаешь от меня?

– Убегаю? – Тринити был потрясен тем, как она объясняла его поведение. – Да я с трудом удерживался, чтобы не послать Бена к черту и не заниматься с тобой любовью каждый час.

– Так почему ты этого не сделал?

– Потому что я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что это сводит меня с ума, но не думаю, что ты когда-нибудь простишь меня за то, что я с тобой сделал. Простишь своего тюремщика.

– И это все? – поинтересовалась Виктория, боясь, что не выдержит переполнявшей ее радости.

– Что значит – это все? – растерянно переспросил Тринити.

– Я не думаю о тебе как о своем тюремщике, – убедительно проговорила Виктория, улыбаясь сквозь слезы. – Ты всегда был моим защитником. Даже в самом начале я чувствовала себя скорее твоим призом, а не пленницей.

– Так ты не ненавидишь меня за то, что я сотворил?

Виктория покачала головой.

– Почему?

– Потому что я тебя люблю. А женщина простит человеку, которого любит, почти все на свете.

– Ты меня любишь? – Тринити выглядел ошеломленным.

– Да. Не знаю, как это случилось. Наверное, это началось с первого момента, как я тебя увидела. Не думаю, что прощу Бена зато, что он так не вовремя вернулся той ночью.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Я хочу это сказать тебе уже несколько дней. Я просто боялась произнести это вслух. Я люблю тебя, Тринити Смит. Я знаю, зачем ты явился в «Горную долину», и мне это все равно. Я не могу жалеть о том, что ты приехал за мной, потому что иначе я не полюбила бы тебя.

– Но ты ведь не захочешь выйти за меня замуж.

– Почему бы нет?

– У меня нет ничего, кроме захудалого ранчо и жуткой репутации.

– Я вышла бы за тебя, даже если бы у тебя не было ничего, кроме хижины, как у Бена. Я вышла бы за тебя, если бы у тебя и этого не было.

– Но ты состоятельная женщина.

– В настоящее время я беднее тебя. Так что я выйду за человека богаче себя.

– Ты, правда, так думаешь? – почти жалобно произнес Тринити.

– Да. Но у меня есть один вопрос.

Она почувствовала, что Тринити напрягся.

– Можешь ты позабыть Куини хотя бы на время, чтобы я смогла тебе доказать, что не все женщины похожи на нее?

Казалось, возбуждение, охватившее его, немного поугасло.

– Полагаю, что совсем забыть ее я не смогу. Но меня тревожит не Куини. А то, что я делал. А ты сможешь любить человека, у которого в прошлом призрак?

– Хоть целая стая призраков, если только я стану единственной женщиной в твоем будущем.

Казалось, он не мог до конца ей поверить.

– А что скажет твой дядя?

– Всю жизнь другие принимали за меня важные решения – где я буду жить, с кем видеться, за кого выйду замуж. Большая часть их оказалась ошибкой. Отныне я буду все решать сама, И первое мое решение, что я тебя люблю и хочу быть твоей женой. Ты на мне женишься?

Она не могла поверить, что произнесла эти слова. Женщины такое не говорят. Мужчины этого от них не ждут. Более того, им это не нравится.

Но счастливая улыбка Тринити тут же развеяла ее сомнения.

– Да, – промолвил он, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. – Как только найду Чока Джиллета.

– Ты уверен?

– Я никогда и ни в чем не был уверен больше.

– Тогда докажи это.

Тринити только поглядел на нее.

– Ты сказал, что любишь меня и что со мной все в порядке. Что много дней стараешься держать руки подальше от меня... Докажи это.

На мгновение казалось, что он откажется, и сердце Виктории заныло. Но он подхватил ее на руки и почти бегом бросился к лестнице наверх.

– Смотри под ноги, а то упадешь, – предупредила она смеясь, когда он споткнулся о ковровую дорожку.

Прежде чем положить ее на кровать, он помедлил. Когда он сел рядом с ней, сердце Виктории забилось чаще. Он заключил ее в объятия и прильнул щекой к ее волосам.

– Я много недель мечтал о тебе, – промолвил он. – Из-за тебя я стал таким рассеянным, что не мог толком сосредоточиться на главном: доставить тебя сюда целой и невредимой.

– Когда ты понял, что любишь меня? – спросила Виктория.

– Той ночью в хижине Бена.

– Почему ты ничего не сказал?

– Я вез тебя на виселицу, выманив из дядиного дома. Я стрелял в человека, который тебя спас. Чего я мог ждать от тебя в ответ?

– Ты мог сказать мне, что чувствуешь.

– Мог, если бы Бен не вернулся домой. Не думаю, что смог бы остановиться после того, как ты ответила на мой поцелуй.

– Ты собирался мне что-нибудь сказать на следующий день?

– Нет. Ты держалась так, будто ничего не случилось. Я рассудил, что ты была слишком сонной, чтобы понять, что происходит. Или стыдилась, если поняла.

Виктория взяла его лицо в ладони и притянула к себе, пока они не оказались носом к носу.

– Я помню каждую секунду той ночи. И переживаю ее снова и снова. Я молилась, чтобы это был не последний раз.

– Я постоянно хотел и буду хотеть заниматься с тобой любовью, – прошептал Тринити.

Он нежно поцеловал ее, но ответный поцелуй Виктории был твердым и настойчивым, Она не хотела нежного ухаживания. Ей хотелось, чтобы Тринити убедил ее, что любит и хочет с отчаянием, равным ее собственному. Ласково ухаживать за ней он будет завтра. Сегодня она хотела, чтобы ее смела с ног и закружила, затопила волна страсти.

Виктория обвила руками шею Тринити и притянула его к себе. Она не хотела его отпускать. Она хотела ощутить давление его губ на своих губах, почувствовать, как ее груди вдавились в грудь Тринити, коснуться всей кожей его кожи, его тела, сплетенного с ее телом. После стольких лет догадок и размышлений о том, что же такое любовь, она хотела знать, что он ее хочет. Ей хотелось, чтобы он так убедил ее в своем желании, чтобы ей больше никогда не пришлось в этом сомневаться.

Она откинулась на постель, увлекая Тринити за собой. Он пытался поцеловать ее носик, пройтись легкими поцелуями по векам, шаловливо покусать ушки. Она хотела, чтобы он ласкал ее грудь. Даже сейчас ее жгла память о его губах, втягивающих ее соски. И она прижалась к нему, стремясь удовлетворить свою страстную потребность в нем.

– Люби меня, – прошептала она. – Теперь.

Тринити не нужно было просить дважды. В какие-то секунды он расстегнул и стянул с нее халат. Еще меньше времени ушло на рубашку. Вскоре Виктория лежала под его взглядом совершенно обнаженная.

И тут она ощутила прикосновение его языка к своему болевшему от желания соску, его губы согрели ее грудь своим теплом, и тело ее откликнулось, взорвалось от неведомых ощущений. Руки ее впились в кровать, тело выгнулось дугой ему навстречу. Он начал массировать кончиками пальцев вторую грудь... и Виктория бессильно откинулась, притянув к себе его голову.

Она извивалась под его ласками, судорожно ловя ртом воздух и томно постанывая.

Он гладил ее груди легкими, скользящими движениями языка, а пальцы его в это время отыскали женственный бугорок между ее бедер.

Виктория никогда не испытывала такого накала чувств. Когда Тринити дотронулся до ее влажного жара, она вскрикнула и вжалась в его руку. Она хотела его проникновения в себя... глубоко-глубоко. Она уже не понимала, что он делает, жила только ощущениями, которые он в ней вызывал.

Второй раз она вскрикнула, когда он убрал руку, и хотя он продолжал ласкать ее груди, больше всего ей хотелось его прикосновения между бедер. Именно там бушевал огонь, лишавший ее самообладания.

Когда он надвинулся на нее, Виктория ощутила, как он раскрывает, расширяет ее и как.растягивается она внутри под его вторжением. Он вошел в нее, потом остановился, и хотя она понуждала его продолжать, он словно зависал над ней. Тогда Виктория, не колеблясь, рванулась ему навстречу. Укол боли ошеломил ее, но боль эта тут же рассеялась, по мере того как Тринити погружался в ее манящее тепло.

Виктория сладостно застонала и подалась к нему в стремлении ощутить его глубже в себе, еще глубже, пока он не достиг самого средоточия ее желания. Когда он выходил из нее, ей становилось пусто, словно он ее покинул, когда он снова вонзался в нее, она испытывала экстаз. Продолжая свои выпады, он покрывал ее грудь, губы, шею, плечи жгучими поцелуями.

Непонятные сильные ощущения нарастали в ней волнами, каждое следующее мощнее предыдущего. Она льнула к нему, отвечала выпадом на выпад, задыхающимися вдохами на его задыхающиеся вдохи. В тот момент, когда она подумала, что больше не выдержит, Тринити напрягся и ритм его движений стал неровным. Последняя волна жара накрыла ее и взорвалась в ней его взрывом.

Тринити глубоко вздохнул и дал бешеному биению сердца успокоиться. Ему хотелось дать себе хорошего пинка. Он не собирался пожирать Викторию, как беглый огонь прерий. Он многих женщин использовал просто для утоления животной потребности. С ней он хотел быть другим. Как может она поверить, что он ее любит, если он не мог заняться с ней любовью неторопливо и вдумчиво? Недели, когда он задыхался от бешеного желания, довели его до края. Так что как только барьеры были сняты, страсть понесла его бурным потоком.

– Это всегда так бывает? – спросила Виктория.

– Не знаю, – отозвался он. – Я никогда не бывал с той, которой хотел угодить. Я всегда думал только о себе.

– Значит, ты сейчас обо мне не думал?

– Думал, но не так, как мне хотелось бы. Я так долго страдал по тебе, что не мог себя сдерживать. Прости меня.

– Ты хочешь сказать, что все может быть лучше?

– Да.

Виктория на миг замолкла.

– Не уверена, что смогу это вынести.

– Я знаю, тебе было больно, но в следующий раз боли не будет.

– Я не это имела в виду. Я имела в виду, что не выдержу, если это будет лучше. Я думала, что умру от блаженства.

Тринити поцеловал ее.

– Для меня тоже это было лучше, чем раньше.

– Лучше, чем со всеми другими женщинами?

– Ты помнишь ночь, когда я массировал тебе мышцы? – спросил Тринити.

Виктория кивнула.

– Я тогда обнаружил, что быть около тебя, касаться тебя, что-то для тебя делать для меня лучше всего, что я испытывал до сих пор.

Виктории хотелось плакать от счастья.

– Тебе не понять, каково это – пять лет гадать, почему твой муж так и не коснулся тебя. Почему Бак настаивал, что любит меня, но так и не попытался меня поцеловать. Почему ты хотел меня, но с облегчением позволил Бену путешествовать с нами. Я так боялась, что со мной что-то неладно.

А Тринити вдруг страшно испугался.

– А ты не использовала меня лишь для того, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке?

Виктория посмотрела на него недоуменно, а потом понимающе, рассмеялась.

– Если ты хочешь сказать, что теперь, когда я знаю, что со мной все в порядке, я тебя брошу, то мой ответ, безусловно, отрицательный. Я намерена заставить тебя жениться на мне и защищать от всех рыжебородых этого мира до конца жизни.

Тринити посерьезнел.

– Ты хоть понимаешь, что у меня больше врагов, чем у тебя? Семьи некоторых людей, которых я помог арестовать, будут рады моей смерти.

– Тогда мне придется защищать тебя, – улыбнулась Виктория. – Но сначала ты должен пообещать, что будешь меня любить.

– Я буду любить тебя до конца моей жизни. Никогда не думал, что смогу любить кого-нибудь так, как тебя.

Глаза Виктории наполнились слезами.

– Думаю, что мне тебя просить не о чем. Просто люби меня так сильно, как только сможешь, и больше мне ничего не надо.

И во время этого долгого поиска он обнаружил, что, несмотря на весь свой любовный опыт, до сих пор ничего не знал о любви.