Пища Богов 19 страница

Исследователи также обнаружили, что женщины значительно чаще делятся своими страхами и чаще говорят о своих недомоганиях, чем мужчины (Cunningham, 1981). Как выразилась Кейт Миллет (Kate Millet, 1975) «женщины экспрессивны, а мужчины репрессивны». Между тем современные мужчины, в особенности сторонники равноправия полов, похоже, со все возрастающим желанием обнаруживают свои истинные чувства и испытывают удовлетворение, которое характерно для отношений обоюдного доверия и самораскрытия. А именно в этом, заявляют Артур Арон и Элейн Арон (Arthur Aron & Elaine Aron, 1994), и заключается сущность любви: две половинки соединяются, раскрываются друг перед другом и начинают воспринимать себя как единое целое. Обе половинки, сохраняя свою индивидуальность, участвуют в совместной деятельности, получают удовольствие от сходства и взаимно поддерживают друг друга.

Завершение отношений

Часто любовь умирает. Что предсказывает распад семьи?

В 1971 году один человек написал своей невесте любовную записку, засунул в бутылку и бросил в Тихий океан между Сиэтлом и Гавайями. Десять лет спустя любитель утренних пробежек обнаружил её на пляже острова Гуам:

«Даже если к тому времени, как письмо дойдет до тебя, я стану седым и старым, наша любовь все равно будет такой же юной, как сегодня. Возможно, эта записка найдет тебя через неделю, возможно – через многие годы… Если же она никогда не дойдет до тебя, она все равно будет написана у меня в сердце, и я сделаю все, чтобы доказать свою любовь к тебе. Твой муж Боб».

Женщину, которой была адресована эта записка, разыскали по телефону. Начали читать записку. Женщина разразилась смехом. Чем дольше она слушала, тем труднее, чувствовалось, давался ей смех. «Мы разведены», – наконец произнесла она и бросила трубку.

Действительно, так происходит достаточно часто. Сравнивая неудовлетворительность своих отношений с той заботой и обожанием, которые, как им кажется, они могут найти в каком-то другом месте, люди разводятся все чаще и чаще – к концу века количество разводов почти вдвое превысило уровень 1960 года. Чуть больше половины американских браков и примерно 10 % канадских в наши дни заканчиваются разводом. «Живем все дольше, а любим все короче», – саркастически бросил Ос Гинесс (Os Guiness, 1993, p. 309).

Социолог Норвел Гленн (Norval Glenn, 1991) проанализировал результаты опросов тысяч» американцев с 1972 по 1988 год, проследив судьбы браков, заключенных в начале 70-х годов. К концу 80-х только треть счастливых новобрачных избежали развода и по-прежнему заявляли, что «они очень счастливы». Учитывая некоторую переоценку собственного супружеского благополучия (ведь все-таки легче сказать постороннему человеку, что вам повезло со своим избранником, чем наоборот), Гленн пришел к заключению, что «реальное количество счастливых браков… видимо, не превышает 25 %». Основываясь на национальном опросе 1988 года, организация Гэллапа приходит к такому же нерадостному заключению: две трети взрослых в возрасте от 35 до 54 лет развелись, живут порознь или близки к этому (Colasanto & Shriver, 1989). Если так будет продолжаться и впредь, «наша нация вскоре дойдет до того, что основным опытом взрослых станет нестабильность супружеских отношений».

Английский королевский дом хорошо знаком со всеми перипетиями современной семейной жизни. Сказочные браки принцессы Маргарет, принцессы Анны и принца Чарльза рухнули. Счастливые улыбки сменились угрюмыми взглядами. Сара Фергюсон вскоре после того, как она в 1986 году вышла замуж за британского принца Эндрю, с восторгом говорила: «Он такой умный, такой обаятельный, такой красивый. Я обожаю его!» Эндрю вторил ей: «Она самое лучшее, что есть в моей жизни». Шесть лет спустя Эндрю понял, что все её друзья – «обыватели», а Сара высмеивала поведение мужа, называя его «ужасно неуклюжим» (Time, 1992).

Кто разводится?

Количество разводов широко варьируется от страны к стране. Ежегодно разводится от 0,01 % общего числа населения в Боливии, на Филиппинах и в Испании до 4,7 % в самой склонной к разводам стране в мире – в Соединенных Штатах. Чтобы прогнозировать уровень разводов в том или ином обществе, надо представить себе его шкалу ценностей (Triandis, 1994). В индивидуалистических культурах (где любовь – прежде всего чувство и где люди задают себе вопрос: «Что подсказывает мое сердце?») разводы – более частое явление, чем в коллективистских культурах (где любовь – это прежде всего социальные обязательства и где люди задают себе вопрос: «Что скажут другие?»). Индивидуалисты женятся «на то время, пока мы оба будем любить», коллективисты – чаще на всю жизнь. Индивидуалисты ожидают в браке больше страсти и исполнения своих личных желаний, чем коллективисты (Dion & Dion, 1993). «Старайтесь сохранить романтические отношения» – этот лозунг признали важным для хорошего брака 78 % опрашиваемых американок и только 29 % японок (American Enterprise, 1992).

Развод также зависит от того, кто вступает в брак (Fergusson & others, 1984; Myers, 1995b; Tzeng, 1992). Брак обычно сохраняется, если вступившие в него:

– стали супругами в возрасте не моложе 20 лет;

– оба выросли в прочной семье с двумя родителями;

– встречались в течение длительного периода времени до женитьбы;

– хорошо обеспечены, имеют хорошую работу и стабильный доход;

– имеют примерно одинаковый уровень образования;

– живут в маленьком городке или на ферме;

– не имели сожителя и не беременели до брака;

– верующие;

– одного возраста и вероисповедания.

Ни одного из этих условий самого по себе не достаточно для стабильного брака. Но если ни одно из этих условий не соблюдается, можно с уверенностью утверждать, что брак распадется. Если же в браке соблюдены все эти условия, то вероятность, что супруги проживут вместе до самой смерти, велика. Англичане, возможно, были правы, когда утверждали ещё несколько столетий тому назад, что глупо считать временное опьянение страстной любовью достаточным основанием для принятия решения о заключении брака. В супруги нужно выбирать человека, к которому испытываешь прочное чувство дружбы, с которым у тебя много общего: окружение, интересы, привычки и ценности и т.д. (Stone, 1977).

Разрыв связи

После разрыва связи человек, как правило, постоянно думает о потерянном партнере, вновь и вновь проигрывая в памяти все, что с ним связано, затем впадает в глубокую тоску. Лишь спустя какое-то время начинается эмоциональное отстранение и возвращение к нормальной жизни (Hazan & Shaver, 1994). Даже люди, которые давным-давно перестали чувствовать друг к другу привязанность, после расставания зачастую с удивлением для самих себя обнаруживают, что испытывают желание оказаться рядом с бывшим партнером. Сильные и длительные привязанности редко разрываются в одночасье. Разъединение – это процесс, а не сиюминутное событие.

Любовные пары переживают разрыв тем болезненней, чем сильнее и продолжительней их связь и чем меньше возможных альтернатив (Simpson, 1987). Рой Баумайстер и Сара Уотман (Roy Baumeister & Sara Wotman, 1992), к своему удивлению, обнаружили, что в течение многих месяцев или даже лет люди с большей болью вспоминают то, как они отвергли чью-то любовь, а не то, как сами были отвергнуты. Душевные страдания возникают из-за чувства вины, что они причинили другому человеку боль, разбили его сердце. Супружеским парам разрыв несет дополнительные потери: шокированные родители и друзья, ограничение родительских прав, ощущение вины в нарушении клятвы. Тем не менее миллионы пар готовы принести эту жертву, лишь бы положить конец болезненной, ничем не вознаграждаемой связи, продолжение которой, по их мнению, сопряжено с ещё большими издержками. К числу таких издержек – согласно опросу 328 супружеских пар – можно отнести десятикратное усиление симптомов депрессии, возникающих в ситуации, когда для брака характерен скорее разлад, чем удовлетворение (O'Leary & others, 1994).

Когда взаимоотношения рушатся, развод не единственный выход. Кэрил Расбулт и её коллеги (Caryl Rusbult & others, 1986, 1987) исследовали три способа, к которым прибегают люди, стараясь избежать разрыва отношений. Некоторые люди проявляют терпение – пассивное, но оптимистическое ожидание улучшения ситуации. Проблемы настолько серьёзны, что о них больно говорить, а риск разрыва настолько велик, что такой терпеливый супруг упорно продолжает цепляться за эти отношения, надеясь на возвращение прекрасного прошлого. Другие (особенно мужчины) будут равнодушно наблюдать за тем, как ухудшаются взаимоотношения. Когда болезненная неудовлетворенность игнорируется, эмоциональный разрыв неизбежен. Партнеры разговаривают друг с другом все реже и реже и начинают задумываться о жизни врозь. Ну а кто-то будет открыто выражать тревогу и начнет предпринимать решительные шаги для того, чтобы улучшить отношения.

Исследование за исследованием свидетельствуют, что несчастливые супруги проявляют несговорчивость, авторитарность, склонны критиковать и подавлять друг друга. Счастливые пары гораздо чаще соглашаются друг с другом, одобряют действия друг друга, в таких семьях чаще звучит смех (Noller & Fitzpatrick, 1990). Джон Готтман (John Gottman, 1994), проанализировавший взаимоотношения двух тысяч семейных пар, заметил, что не следует думать, будто в счастливой семье не бывает ссор. Просто супруги в таких семьях, как правило, стремятся уладить возникающие противоречия мирным путем, а критические замечания уравновесить любовью. При удачном браке положительные взаимодействия (улыбки, прикосновения, комплименты, смех) преобладают над негативными (сарказмами, неодобрениями, укорами) в соотношении не меньше чем 5:1.

Счастливые пары учатся, иногда с помощью психологического тренинга, воздерживаться от резких слов и «подливания масла в огонь», учатся честно спорить, излагая свои чувства в не оскорбительной для оппонента манере, деперсонализируя конфликт с помощью реплик типа: «Я знаю, что это не твоя вина» (Markman & others, 1988; Notarius & Markman, 1993; Yovetich & Rusbuld, 1994). Улучшатся ли неблагополучные взаимоотношения, если партнеры согласятся поступать так, как это делают счастливые пары? Реже упрекать и критиковать, чаще одобрять и соглашаться, временами воздерживаться от выражения своего недовольства? Коль скоро установки следуют за поведением, то, может быть, и чувства следуют за действиями?

Этим вопросом заинтересовались Джоан Келлерман, Джеймс Льюис и Джеймс Лэрд (Joan Kellerman, James Lewis & James Lard). Они знали, что страстно любящие друг друга партнеры часто обмениваются продолжительными взглядами (Rubin, 1973). А не будут ли подобные взгляды пробуждать чувства у тех, кто не связан любовными отношениями? Чтобы это выяснить, они попросили незнакомых друг с другом мужчин и женщин в течение двух минут внимательно смотреть либо на руки, либо в глаза друг другу. Когда участники эксперимента были опрошены порознь, те, кто смотрели друг другу в глаза, сообщили о возникновении симпатии к партнеру. Сымитированная любовь возымела свое действие.

Исследователь Роберт Стернберг (Robert Sternberg, 1988) уверен, что если не прекращать открыто выражать свою любовь в словах и поступках, то и в продолжительном супружестве можно сохранить яркие чувства первоначальной романтической любви:

«Слова «жили долго и счастливо» отнюдь не миф. Чтобы это стало реальностью, нужно научиться находить радость в различных формах взаимных чувств. Пары, которые надеются, что их страсть продлится вечно, а близкие отношения будут неизменными, ждет разочарование. Мы должны постоянно и осознанно перестраивать и обновлять наши любовные взаимоотношения. Взаимоотношения похожи на здания, которые со временем начинают рушиться, если их не поддерживать и не подправлять. Мы не можем надеяться на то, что взаимоотношения сами о себе позаботятся, как не можем ожидать этого от архитектурного сооружения. Наоборот, это мы должны нести ответственность за качество построенных нами взаимоотношений и заботиться об их долговечности.

При наличии всех необходимых психологических составляющих супружеского счастья: добрых отношений, социальной и сексуальной близости, умения в равной степени отдавать и получать можно поспорить с французской пословицей: «С любовью исчезает время, а со временем исчезает любовь». Требуется усилие, чтобы воспрепятствовать угасанию любви. Требуется усилие, чтобы выкроить время на обсуждение событий дня. Требуется усилие, чтобы преодолеть раздоры и перебранки, а вместо этого дать друг другу возможность спокойно высказать все свои обиды, тревоги и мечты. Требуется время, чтобы превратить взаимоотношения в «бесклассовую утопию социального равенства» (Sarnoff & Samoff, 1989), когда оба партнера не ведут учета взаимных одолжений, а вместе принимают решения и наслаждаются жизнью.»

Понятия для запоминания

Взаимность самораскрытия (Disclosure reciprocity) – тенденция к обоюдной откровенности при доверительном разговоре.

Двухфакторная теория эмоций (Two-factor theory of emotion) – возбуждение + ярлык = эмоция (Эмоциональные переживания есть продукт психологического возбуждения и того, какой когнитивный ярлык мы присваиваем этому возбуждению.)

Любовь-дружба (Companionate love) – чувство, которое мы испытываем к человеку, жизнь которого тесно переплетена с нашей собственной.

Самоконтроль (Self-monitoring) – наблюдение за самим собой в различных социальных ситуациях и старание вести себя так, чтобы произвести желаемое впечатление.

Самораскрытие (Self-disclosure) – раскрытие сокровенных переживаний и мыслей перед другим человеком.

Справедливое распределение (Equity) – условия, при которых «доход» каждого участника взаимоотношений пропорционален его «вкладу». Обратите внимание на то, что справедливость в данном случае отнюдь не означает постоянно равного «дохода».

Страстная любовь (Passionate love) – состояние сильного влечения к союзу с другим человеком. Страстные любовники растворяются друг в друге, испытывают восторг, добившись любви своего партнера, и становятся безутешными, когда её теряют.

Глава 27. Когда мы помогаем другим?

Возвращаясь домой в три часа утра 13 марта 1964 года, у самого входа в многоквартирный дом, расположенный в нью-йоркском районе Квинз, хозяйка бара Китти Дженовезе подверглась нападению вооруженного ножом насильника. Пронзительные, полные ужаса крики с мольбой о помощи: «О Боже, он ударил меня ножом! Ради Бога, помогите мне! Помогите!» – разбудили 38 её соседей. Многие из них подошли к окнам и наблюдали за тем, как в течение 35 минут Китти пыталась вырваться из рук преступника. И до тех пор, пока нападавший не скрылся, никто из соседей так и не удосужился вызвать полицию. Вскоре после приезда полицейских женщина умерла.

Элеанор Брадли отправилась в магазин за покупками, случайно упала и сломала ногу. В полубессознательном состоянии, страдая от боли, она умоляла оказать помощь. В течение 40 минут мимо шли потоки покупателей. В конце концов один таксист все же помог ей добраться до врача (Darley & Latane, 1968).

Сильнее всего в этих примерах шокирует не то, что несколько человек не оказали пострадавшему помощи, а то, что безучастными оказались практически 100 % свидетелей происходящего. Но почему? Неужели и вы, и я в аналогичной ситуации поступили бы также? Или мы бы стали героями, как Эверетт Сандерсон? Уже слыша шум и видя огни приближающегося поезда нью-йоркской подземки, Эверетт Сандерсон спрыгнул на рельсы, чтобы спасти четырехлетнюю Мишель де Джезус, упавшую с платформы. За считанные секунды до подхода поезда Сандерсон забросил девочку в толпу, стоявшую наверху. Поезд уже был на станции, когда сам он попытался вспрыгнуть на платформу. Первая попытка оказалась неудачной. И только в самый последний момент стоявшим на платформе удалось вытащить Сандерсона (Young, 1977).

Или вспомним Дорогу праведников на холме в Иерусалиме, вдоль которой высажено 800 деревьев. Под каждым деревом лежит плита с именем европейского христианина, спасшего жизнь одного или нескольких евреев во время нацистского холокоста. Эти «праведные иноверцы» знали, что в случае обнаружения беглецов они, согласно нацистским законам, подвергаются не меньшей опасности, чем те, кого укрывают. И все-таки многие шли на такой риск (Hellman, 1980; Wiesel, 1985).

Менее драматических актов утешения, заботы и помощи предостаточно: не требуя ничего взамен, люди показывают дорогу, вносят денежные пожертвования, сдают кровь, тратят свое время. Почему и когда люди совершают альтруистические поступки? И что следует сделать, чтобы уменьшить безразличие? Таковы основные вопросы, которые рассматриваются в этой главе.

Альтруизм – это эгоизм наоборот. Альтруист оказывает помощь даже тогда, когда ничего не предлагается взамен да и ожидать ничего не приходится. Классической иллюстрацией этого является притча Иисуса о добром самаритянине:

«…некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел, и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился, и, подошедши перевязал ему раны, возливая масло и вино; и посадив его на своего осла, привез его в гостинницу, и позаботился о нем. А на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостинницы и сказал ему: «позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (Евангелие от Луки, 10:30-35).

Самаритянин проявляет чистый альтруизм. Исполненный чувства сострадания, он отдает совершенно незнакомому ему человеку свое время, силы и деньги, не ожидая ни вознаграждения, ни благодарности.

Почему мы помогаем другим?

Чем мотивирован альтруизм? Одно из объяснений альтруизма дает теория социального обмена,в которой говорится о том, что мы помогаем после того, как проведем анализ «издержки – вознаграждение». Цель взаимовыгодного обмена – свести расходы к минимуму, а вознаграждение – к максимуму. Когда проходит кампания по сдаче крови, мы прикидываем, что перевесит: потери (неудобство и дискомфорт) или выгода (социальное одобрение и благородные чувства). Если выгода перевешивает, мы помогаем.

Вы можете неодобрительно возразить: теория социального обмена приписывает альтруизму сплошь эгоистические мотивы. По ней получается, что оказание помощи на самом деле акт далеко не альтруистский; мы просто его так называем, если выгода не слишком бросается в глаза. Зная, что люди помогают только для того, чтобы облегчить свою вину или получить социальное одобрение, едва ли мы посчитаем, что они совершают нечто героическое.

Иногда люди с детства проявляют способность к эмпатии. Они испытывают страдания, когда видят, что рядом страдает другой, и облегчение, когда видят, что эти страдания заканчиваются. Любящие родители горюют и радуются вместе с детьми. Способность к эмпатии совершенно отсутствует у тех, кто склонен к жестокости (Miller & Eisenberg, 1988). Хотя действительно помощь иногда оказывается с целью получить вознаграждение или облегчить вину, эксперименты показывают, что чаще имеет место просто желание сделать добро другому человеку и получить удовлетворение только от этого (Batson, 1991). При проведении экспериментов люди чаще оказывали помощь тогда, когда верили, что она действительно дойдет до адресата; при этом людям вовсе не обязательно было знать, кому конкретно они помогают.

Социальные нормы также побуждают оказывать помощь. Они предписывают, как нам следует себя вести в том или ином случае. Мы также помним о нормах социальной ответственности – о том, что мы должны помогать тем, кто действительно нуждается в этом, не требуя ничего взамен. Поднимая книгу, которую обронил человек на костылях, мы ничего не получаем взамен.

Когда люди помогают?

Социальных психологов всегда интересовало и волновало, почему люди не вмешиваются, став свидетелями таких событий, как изнасилование и убийство Китти Дженовезе. Поэтому они провели множество экспериментов, чтобы выяснить, при каких условиях люди оказывают помощь в чрезвычайных обстоятельствах. Совсем недавно исследователи расширили рамки вопроса и захотели выяснить: кто с большей вероятностью окажет помощь в обыденной ситуации – например, предложит деньги, сдаст кровь или пожертвует своим временем (Myers, 1993)? Было установлено, что чаще помогает тот:

– кто чувствует за собой вину; таким образом он получает возможность облегчить вину или восстановить хорошее представление о самом себе;

– у кого хорошее настроение;

– кто глубоко религиозен (подтверждается активной благотворительной и добровольческой деятельностью религиозных общин).

Обстоятельства, при которых оказывается помощь, также стали объектом изучения социальной психологии. Оказание помощи учащается в следующих обстоятельствах:

– Мы только что наблюдали модель альтруистского поведения.

– Мы не спешим.

– Появляется жертва, которая нуждается и заслуживает помощи.

– Жертва похожа на нас.

– Мы живем в небольшом городе или сельской местности.

– Есть очевидцы происходящего.

Число очевидцев

Пассивность присутствующих при чрезвычайных обстоятельствах заставила разнообразных комментаторов скорбеть о человеческой «отчужденности», «апатии», «безразличии» и «неосознанных садистских импульсах». При этом, относя невмешательство к характерной манере «этих зевак», мы, скорее всего, будем убеждены в том, что если бы оказались в такой ситуации сами, то обязательно помогли бы. Но неужели все очевидцы реальных трагических случаев были такими бесчеловечными?

Социальные психологи Бибб Латане и Джон Дарли (Bibb Latane & John Darley, 1970) сомневаются в этом. Они инсценировали случаи, имевшие место в реальной жизни, и выяснили, что сам факт присутствия других людей в значительной степени снижает вероятность вмешательства. К 1980 году было проведено около пятидесяти экспериментов, в которых сравнивалось, при каких условиях чаще оказывается помощь: когда человек думает, что, кроме него, нет очевидцев происходящего, или когда он знает, что он не один. Примерно в 90 % экспериментов, в которые были вовлечены около 6000 человек, очевидцы происходящего были более склонны к оказанию помощи, когда считали, что находятся в одиночестве (Latane & Nida, 1981).

Когда вокруг много людей, пострадавшему действительно с меньшей вероятностью окажут помощь. Латане и Джеймс Даббз (Latane & James Dabbs, 1975), а также 145 их помощников 1497 раз проехались в лифте, «случайно» роняя там монеты или карандаши. Когда в лифте был только один человек, им оказывали помощь в 40 % случаев; когда шесть, лишь в 20 %. Почему? Латане и Дарли предполагают, что по мере увеличения числа присутствующих каждый очевидец менее склонен замечать происшедшее, считать это проблемой или чрезвычайным обстоятельством, брать на себя ответственность и оказывать помощь (рис. 27-1).

[Да, Интепретируется как критическое положение, Да, Брать на себя ответственность, Да, Попытка помочь, Инцидент привлек внимание, Нет, Помощь не оказана, Нет, Помощь не оказана, Нет, Помощь не оказана]

Рис. 27-1. Дерево принятия решений, сконструированное Латане и Дарли. Только один путь ведет к оказанию помощи. На каждом этапе принятия решения присутствие других может побудить человека выбрать ветвь, ведущую к отказу от оказания помощи.

Необходимость обратить внимание

Двадцать минут спустя после того, как Элеанор Брадли упала и сломала ногу на переполненном людьми городском тротуаре, вы подходите к этому месту. Вы уткнулись взглядом в спины впереди идущих (ведь это проявление невоспитанности – смотреть на проходящих мимо), вы заняты мыслями о своих заботах. Так, может быть, вы скорее заметите пострадавшую женщину, когда улица будет безлюдна?

Чтобы ответить на этот вопрос, Латане и Дарли (1968) попросили группу студентов Колумбийского университета заполнить опросник Некоторые испытуемые при этом работали в одиночестве, к другим в комнату подсаживали двух незнакомцев. В то время как студенты отвечали на вопросы (экспериментаторы наблюдали из-за зеркальной стены), через вентиляционное отверстие в стене комнаты начинали впускать дым. Испытуемые, остававшиеся одни, часто с любопытством оглядывались по сторонам и замечали дым практически сразу же, примерно в течение пяти секунд. Те же, кто находился в одной комнате вместе с незнакомцами, продолжали работать, и проходило почти 20 секунд, прежде чем они замечали дым.

Интерпретация

Заметив что-то непривычное, мы сразу же должны дать этому событию интерпретацию. Представьте себя в комнате, наполненной дымом. Вы встревожены, но не хотите ставить себя в неловкое положение и суетиться. Вы оглядываетесь на других. Они выглядят спокойными, безразличными. Считая, что все, видимо, в порядке, вы пожимаете плечами и возвращаетесь к работе. Затем другой из присутствующих замечает дым и, видя ваше явное спокойствие, реагирует подобным же образом. Это ещё один пример информационного влияния. Каждый человек судит о реальности по поведению других.

То же произошло и в описываемом эксперименте (Latane & Darley, 1968). Когда те, кто работал в одиночестве, замечали дым, они обычно в течение какого-то мгновения колебались, затем вставали, подходили к вентиляционному отверстию, принюхивались, разгоняли рукой дым, вновь проявляли колебание, а затем отправлялись сообщить о происходящем. Яркий контраст такому поведению являли группы из трех человек, не двигавшихся с места. Из 24 человек в восьми группах только один человек сообщил о дыме через четыре минуты после его появления (рис. 27-2). К концу шестиминутного эксперимента дым был настолько густым, что почти ничего не было видно. Участники эксперимента протирали глаза и кашляли. Тем не менее только в трех из восьми групп нашлось хотя бы по одному испытуемому, который сообщил о возникшей проблеме.

[Количество сообщивших о дыме, Работавшие в одиночку, Группа из 3-х человек, Время от начала задымления, минуты]

Рис. 27-2. Эксперимент с комнатой, заполненной дымом. Дым, проникавший в комнату, где проводился эксперимент, быстрее заметили те, кто работал в одиночестве, а не в группе из трех человек.

В равной степени интересным было и то, что пассивность людей отразилась на их интерпретации происходящего. Что стало причиной дыма? «Поломка в системе кондиционирования воздуха», «химические лаборатории в здании», «трубы отопления» и т. д. Они предложили множество объяснений, но ни один не сказал: «пожар». Эта экспериментальная дилемма схожа с теми, с которыми сталкивается каждый из нас. Дикие вопли за окном – что это? Просто дурачество или же отчаянные крики человека, подвергшегося нападению? А мальчишеские потасовки? Что это? Дружеская буза или жестокая драка? А человек, тяжело опустившийся в дверях? Он что – уснул или же серьёзно болен? Наверняка именно этот вопрос вставал перед теми, кто проходил мимо Сидни Брукинс (Goleman, 1993). Брукинс, получившая сотрясение мозга, умерла после того, как в течение двух дней пролежала у входа в один из многоквартирных домов Миннеаполиса.

Принятие на себя ответственности

Неправильная интерпретация – не единственная причина возникновения эффекта очевидца – отсутствия действий со стороны очевидцев, столкнувшихся с неоднозначной неожиданностью. Те, кто видел и слышал, как Китти Дженовезе умоляла помочь ей, правильно интерпретировали случившееся, но свет и силуэты людей в соседних окнах подсказали им, что и другие видят то же самое. Это охладило желание предпринимать какие-то активные действия.

Некоторые из нас оказывались свидетелями совершающегося убийства. Но все мы медлили и не спешили на помощь, когда рядом присутствовали другие. Проезжая мимо автолюбителя, оказавшегося в затруднительном положении, мы скорее окажем помощь тому, кого увидим на сельской дороге, а не на шоссе. Чтобы понять причину бездействия очевидцев в явно критической ситуации, Дарли и Латане (1968) воспроизвели драму Дженовезе. Они оповестили студентов Нью-Йоркского университета, что при обсуждении проблем университетской жизни они могут пользоваться внутренней радиосвязью и поэтому им не обязательно собираться в общем зале. Они обещали студентам, что никто ничего не узнает и за ними не будут подглядывать. Студенты стали по очереди рассказывать о своих проблемах. Неожиданно в их разговор вмешался человек (это был экспериментатор), который, с трудом выговаривая слова, стал умолять оказать ему помощь, поскольку у него случился сердечный приступ и ему очень плохо.

Из тех, кто считал, что, кроме них, никто этого не слышит, 85 % покинули свои помещения и бросились звать на помощь. Из тех же, кто считал, что просьбы слышали ещё четыре человека, только 31 % отправились помогать. Были ли апатичны и безразличны те, кто никак не отреагировал на происшедшее? Когда экспериментатор пришел сообщить об окончании эксперимента, он не смог найти ответа на этот вопрос. Большинство участников сразу же выразили обеспокоенность. У многих дрожали руки и вспотели ладони. Они были уверены, что произошло что-то чрезвычайное, но не знали, что делать.

После экспериментов в комнате с дымом Латане и Дарли попросили участников ответить на вопрос: повлияло ли на их действия присутствие других людей? Мы знаем, что часто это оказывает очень сильное влияние. И тем не менее почти все испытуемые начисто это отрицали. Каков был их типичный ответ? «Я знал о присутствии других, но, даже если бы их не было, я поступил бы точно так же». Такой ответ подтверждает известное правило: зачастую мы не знаем, почему делаем то, что делаем. Эксперименты, подобные описанным выше, разоблачают наши заблуждения. Исследования поведения очевидцев, остающихся в стороне при реальных чрезвычайных обстоятельствах, вряд ли выявили бы эффект очевидца.