Статистические данные 8 страницаОсновной мотивационной идеей бинарно-взрывчатой модели развития государственности является идея догоняюще-опережающего развития, т.е. ценой неимоверного напряжения не только догнать наи-более развитые страны мира, но и обогнать их, и тем самым построить рай. А.Тойнби, анализируя подобные тенденции бинарного развития, отмечал: «Коммунистическое автократическое правительство смогло смести царизм вследствие поражения России в 1914–1918 годах от западной технологии, и в период с 1928 по 1941 год коммунистический режим попытался сделать для России то, что удалось Петру 230 лет назад. Во второй раз, в современной фазе своей истории, России пришлось по воле самовластного правителя устремиться ускоренным маршем вдогонку за западной технологией, которая в очередной раз ушла вперед: сталинский тиранический путь технической вестернизации осуществлялся, как это было и в петровские времена, через тяжкие испытания и принуждение. Коммунистическая техническая революция в России предопределила победу над германскими захватчиками во Второй мировой войне так же, как петровская техническая революция обеспечила победу над шведскими агрессорами в 1709 г. и над фран-цузскими – в 1812 г.» [133]. В конечном итоге, идеи свободы, равенства и братства, трансплан-тированные на российскую почву, дали противоположные «всходы», и на знаменитый вопрос Владимира Соловьева, обращенный к России: «Каким же хочешь быть Востоком – Востоком Ксеркса иль Христа?», – история дала ошеломляюще-гротескный ответ: «Ленинско-сталинская Россия явилась Востоком некоего Ксерксо-маркса (или Марксоксеркса)». Разбираясь с этим генетическим недоразумением и с тем, кто или что поставило его на ноги, полезно было бы проследить за процессом, назовем его так, сюрреализации некоторых идей западнического и славянофильского толка, порою сплетенных столь причудливым образом, что только наш злой и насмешливый век мог до этого додуматься [85, 134]. В истории Руси последних веков самым фантасмагорическим образом сочетались элементы, фрагменты, как Запада, так и Востока. Восток – это абсолютная власть государства, или самовластье, в том числе и над человеком. По отношению к государству, его власти, собственности он абсолютно бесправен. Линия Востока в истории России закономерно завершилась, осуществив нечто дотоле невиданное в истории человечества – эволюцию назад, в глубь веков – от феодализма через античность к полному Древнему Востоку в обличье сталинизма. Восточный менталитет базируется на особых взаимоотношениях правящей элиты и подданных. Наиболее рельефно это проявлялось, естественно, в странах Востока. Так, в Иране Парфянскую аристократию сменила персидская монархия – «союз трона и алтаря». Чем же он оли-цетворялся? Раз в году персидский шах давал пир всем сословиям Ирана и произносил при этом традиционную речь: «Вы – самый счастливый народ в мире. Конечно, вельможи страны живут хуже меня, но лучше, чем дехкане, а те – лучше, чем городские ремесленники, но эти – лучше, чем крестьяне, живущие лучше, чем рабы; но рабам лучше, чем преступ-никам в тюрьмах, которым лучше, чем осужденным на смерть, а тем, кого повесят, лучше, чем тем, кого посадят на кол». После речи он выпивал чашу вина и удалялся, а «счастливые» персы пировали и расходились, радуясь, что живы и не попали «на кол». Это «восточное счастье» было «замешано» на крови, безграничном насилии и произволе высших над «нижележащими» по ступени иерар-хии [86, с. 226]. Исходя из этого «восточного счастья», восточная ментальность породила бинарно-взрывчатую схему развития: апокалипсическая идея перехода к добру через зло, как уже было сказано, регулярно повторяется в разнообразных мистических учениях, утверждающих конечную победу земного рая. Но ту же идею мы встречаем и в революционных учениях. Например, лозунг эсеров: «Через поражение – к победе». Каждый натиск переживается революционерами как эсхатологическое наступление зла перед обязательной конечной победой. Отсюда мифология «пос-леднего и решительного» сражения. С этим же связана поэзия гибели и искупительной жертвы. Ужасы октябрьской революции, последовавшей затем гражданской войны в России проистекали из бинарности системы. «Разве свирепы казаки, захватившие Богучар и десятерых красноармейцев закопавшие в землю со словами: «Вот вам земля и воля, как вы хотели»? Разве свирепы измученные питерские мастеровые, какой год убивающие сперва немцев, потом гайдамаков, а потом, ради великой идеи, врагов революции?.. Свиреп год, свиреп час над Россией. Вулканической лавой течет, затопляя, погребая огнем...», – отмечал известный российский писатель Юрий Трифонов [227]. «Октябрьский эксперимент» привлек к себе взоры всего мира. После Первой мировой войны, которая унесла 10 миллионов жизней, человечество ужаснулось: как же так – люди нещадно истребляют друг друга. Начались пацифистские движения. Передовая европейская интел-лигенция рассматривала Советский Союз как оплот идеи всемирного братства. Вот почему и Ромен Роллан, и Анри Барбюс, и Бернард Шоу, и Лион Фейхтвангер повернулись лицом к Советам. Им казалось, что здесь создается новый мир. И не потому, что внутреннее устройство страны им очень нравилось. Нет. Но они полагали, что здесь начинает осу-ществляться идея всемирного братства, и будут, наконец, прекращены кровопролитные войны. Светлые умы, самые совестливые из них, всегда искали такое устройство человеческого общежития, при котором «народы, распри позабыв, в великую семью соединятся». Однако в рамках бинарной системы развития эти ожидания во многом так и не были реализованы. Особенно значимые деформации в рамках бинарной системы развития государственности происходили в деле формирования и развития советской правящей элиты. Известный российский ученый, профессор А. Акинфьев в своей книге «Гены. Человек. Общество» проанализировал процесс ста-новления и развития элиты советского общества. Выводы его весьма интересны. Носители ума, и хотя бы зачатков совести, повсюду были первыми кандидатами на социальную и физическую «выбраковку». Поощрялись же такие качества, как конформизм, нерассуждающая исполни-тельность, преданность начальству. Планка интеллекта, не говоря уже о нравственных качествах (таковых попросту не имелось), которую установил «вождь всех народов», была, прямо скажем, невысока. Историки отмечают, что в первом послеленинском Политбюро Сталин был одним из двух его членов, производивших явное впечат-ление неинтеллигентных людей. Соответственно, и окружение вождя не имело права подниматься над этой планкой. Более того – при-ближаться к ней. На страже этого стоял карательный аппарат. Так, в период своей активной деятельности, нарком Ежов утверждал, что страна состоит из двух половин: из тех, кто сидит, и тех, кто находится под следствием [107, 113]. И так – на всех уровнях, вплоть до самых низших. Этим способом формировалась антиэлита. Причем принципы ее формирования сохранились и после Сталина, хотя массовые расстрелы прекратились. «Принадлежность многих руководящих деятелей КПСС к антиэлите отчетливо можно проследить на примере Политбюро, избранного на последнем брежневском съезде в 1981 году, или на примере хотя бы того же ГКЧП, – пишет профессор А. Акифьев. – Резкое понижение интеллектуального уровня высшего руководства компартии стало одной из важнейших причин стремительного ее ухода с политической арены». Конечно, это был не единственный фактор краха советской империи. Форсированное развитие означало сведение «на нет» товарно-денежных отношений. В этой системе решающим условием станови-лась неукоснительная дисциплина: подчинение команде и ее выпол-нение. Потеря инициативы для нее тяжела, но переносима. Потеря дисциплины в рамках этой системы означает катастрофу. А необхо-димость поддержания железной дисциплины толкает к установлению авторитарных методов управления страной. Форсированная индуст-риализация предполагает также резкое снижение уровня жизни. Здесь многое можно сделать с помощью убеждения, многое, но не все. Уместно перефразировать известный афоризм Линкольна и сказать: можно убедить жить в чрезвычайных условиях некоторое время все население, можно убедить некоторую часть населения жить всю жизнь в таких условиях, но нельзя только убеждением добиться того, чтобы в тяжелых условиях все население огромной страны жило всю жизнь. Такой экономический выбор ведет к выбору политическому. Демократический централизм оказался потеснен централизмом авторитарным, недемократическим. Переходные периоды характерны тем, что происходят изменения основ социально-политического, экономического бытия общества. При этом переход от «фазы к фазе» несет в себе опасность для этноса. Как змея беззащитна, пока она меняет кожу, так этнос бессилен, пока он меняет душу, т.е. стереотип поведения и общественный императив, идею своего бытия. Таким образом, мы сейчас меняем душу, т.е. вырабатываем новые стереотипы поведения, определяем и формируем главную идею (общественный императив) своего бытия. Данные периоды бытия стран и народов, образно названные периодом «смены кожи и души», – это своеобразные болевые точки этносов, воздействие на которые вызывают последствия, сказывавшиеся столетиями. В переходные периоды изменения происходят не только на уровне этноса, но и на личностно-индивидуальном. Когда формируется новая государственность, императив поведения звучит так: «будь тем, кем ты должен быть», потому что без жесткого соподчинения новая система развалится при столкновении либо с внешним врагом, либо с сопле-менниками, обычно предпочитающими старый порядок. Как только большая часть задач решена, долг начинает тяготить людей и на место прежнего принципа выступает новый: «Будь самим собой!»... Тогда появляется поколение, ломающее оковы императива долга, так же, как перед этим были разорваны путы «права рождения». На место силы долга приходит право силы, ограниченное только необходимостью учитывать, что сосед также силен и не менее агрес-сивен. Пассивное большинство, вдоволь настрадавшись от често-любивых устремлений своих сограждан, формулирует новый императив: «Мы устали от великих перемен и потрясений», и дружно отказывает в поддержке всем, желающим быть героями. И это естественно после крови и насилия, захлестнувших общество, оно готово на любую регламентацию, лишь бы бесповоротно уйти от насилия. Миновавшая эпоха так скомпрометировала насилие, что подавляющее большинство предпочитает любую регламентацию, позволяющую надеяться на защиту от произвола сильных [113]. Затем наступает благоприятный период для накопления матери-альной культуры, упорядочения быта, стирания локальных этногра-фических особенностей, унаследованных от прошлых эпох. Это время, когда начинает процветать трудолюбивый обыватель, – «золотая посредственность» Августа. Тип обывателя (мещанина) встречается на всех стадиях развития этносов, при этом «здоровый» обывательский инстинкт следует за мятежной, переходной эпохой развития с неиз-бежностью константы, порождая тем самым упорядоченное, циви-лизованное развитие стран и народов. Так на уровне упрощенной схемы можно представить стандартный виток развития тех или иных стран и народов, преломляемый через призму национальных особенностей – их ментальность, культуру, религию. Данная схема витка развития позволяет разработать наиболее эффективную переходную модель от бинарно-взрывчатых сообществ к тернарно-эволюционным, т.е. либерально-демократическим [112–119]. Необходимо отметить, что Западная Европа не всегда развивалась на эволюционной (тернарной) основе. Были периоды, измеряемые столетиями, когда бинарность (взрывчатость) возобладала, и, как следствие этого, рекой лилась кровь, погибали в пламени войн евро-пейские города, исчезали с лика Европы государства, народы. Однако в ходе поступательного эволюционного развития западно-европейского региона «войны гугенотов с легистами» заменились голосованием в парламенте, а дуэли стали безопасными, ибо пре-кращались при первой же ране. В Европе установились законность и порядок, поддерживаемые обычаем, а не силой. Благодаря достигнутой на этом этапе упорядоченности, стали возможными колониальный за-хват всей Америки, Австралии, Индии, Африки, за исключением Абиссинии, экономическое подчинение Китая, Турции и Персии. Крайне развилась техническая цивилизация, основанная на достижениях науки, а искусство и гуманитарные науки считались необходимой роскошью, на которую было не жаль небольших денег [106]. Основополагающие причины столь значимых успехов, достигну-тых Западной Европой в период развития на тернарной основе, заклю-чаются в том, что принцип эволюционного развития – основополагающий закон бытия не только человеческих сообществ, но и Вселенной. Именно поэтому попытки пришпорить «клячу-историю», с чьей бы они стороны ни предпринимались, коммунистов или капиталистов, могут привести к одному – неисчислимым жертвам. При этом перевод одной системы развития государственности (бинарной) в противоположную (тернарную) – сложный и долговре-менный акт. Известный французский писатель и государственный деятель, очевидец событий Великой Французской революции Франсуа Рене де Шатобриан отмечал по этому поводу: «В обществе, которое распадается и складывается заново, столкновение прошлого с будущим, смешение прежних и новых нравов создает зыбкую картину, которая не дает скучать ни минуты... Нарушение законов, забвение обязанностей, обычаев и приличий, даже опасности делают эту сумятицу еще увле-кательнее». Как бы развивая обобщения Франсуа Рене де Шатобриана о закономерностях переходного периода от одной эпохи к другой, Т. Кар-лейль отмечал, что «худшие времена для дурного режима наступают тогда, когда он хочет исправиться». История убедительно свиде-тельствует, что взрывно-насильственные акты всегда менее эффективны эволюционно-поступательных. Так, насильственное утверждение социализма, или, вернее, его насаждение, привело к его вырождению. А естественное развитие западного общества эволюционным путем привело к глубочайшему, но органичному изменению его природы. И оно вдруг предстало куда более пригодным для человеческого существования, более гармоничным, свободным, чем общество, притязающее на воплощение лозунга: «Все во имя человека» [115]. При этом необходимо отметить, что современный капитализм очень многое почерпнул из социализма и, имея соответствующую материальную базу, реализовал то, что декларировалось как осново-полагающее начало нового общественного строя. Эволюционно-поступательное развитие капиталистического общества, в интерпретации известного врача-офтальмолога, пред-принимателя и политического деятеля России Святослава Федорова, выглядит следующим образом: «Наемный рабочий – это замаски-рованный раб. Разница в том, что если раб круглосуточно принадлежит хозяину, то наемный – часть суток. Было время, когда хозяин владел работником по 14 часов, потом – по десять. Рабочий класс добился восьмичасового рабочего дня. Сейчас французские наемные работники борются за 6-часовой рабочий день. Но все равно это рабство. Свободный человек может работать и по 12 часов, если ему это выгодно. Наемный работник мало чем отличается от проститутки, женщина предлагает сексуальные услуги, а он – физические или интеллекту-альные. Он не распоряжается тем, что производит. Нарушается главное правило демократии – владеть тем, что ты создал. Получают не за то, что они вместе что-то сделали, а что хозяин или государство кинут как подачку» [87]. Только при «народном капитализме» (его можно назвать народным социализмом) человек превращается из наемника в хозяина. Система «народного капитализма» прекрасно работает в Соединенных Штатах. Мощная капиталистическая страна вовремя поняла, что наемный работник имеет абсолютно четкую установку: получать максимально при минимальной затрате сил. Потому он имитирует труд, и необходима армия надсмотрщиков, чтобы заставлять его двигаться. В диктаторской системе от 20 до 27 процентов кадров занимаются контролем и надзиранием, они следят, чтобы рабочий не сидел в курилке, не пил водку, а находился на рабочем месте. Для наемного работника все основано на страхе потерять работу или потерять часть оплаты своего труда. Хозяин заставляет людей работать. В экономике идет необъявленная гражданская война между управляющими и управля-емыми. В 1974 году в США решили положить конец этому порядку, был принят закон о наделении работников акциями. Они также получили пра-во участвовать в управлении предприятием. Вообще 12 миллионов человек в США являются не наемниками, а хозяевами [87]. Основа процветания любого общества – справедливость, она должна быть заложена в экономическую систему. Если этой спра-ведливости нет или ее мало, то предприятие обязательно станет банкротом, или производительность труда будет низкая. Человек – существо, которое нуждается в мотивации труда. Труд – это тяжелая вещь, он должен быть выгоден человеку. Если работник видит, что благодаря усердию и ответственности его лично и его товарищей он получает и более высокий уровень жизни, тогда у него совсем иное отношение к труду. Он будет думать о новых технологиях, рассчитывать, как эффективно построить рабочий день, будет стремиться повысить свой образовательный уровень [87, c. 5]. Каковы же наиболее эффективные и безболезненные пути перевода бинарных систем государственности независимых держав, образо-вавшихся на постсоветском пространстве, на тернарную основу, соот-ветствующую либерально-демократическим сообществам? Главное условие этого – изменение ментальности (т.е. системы жизненных ориентиров и координат) как на индивидуальном, так и на классово-сословном уровне общества. Совершить подобное неким взрывным волевым актом царя или генсека, героя или вождя невозможно. Попытки достичь подобное со стороны как Ленина–Сталина, так и их антиподов Горбачева–Ельцина привели к идентичным результатам при столь различных декларациях намерений и устремлений. Не лежит ли решение данной проблемы в механическом заимст-вовании важнейших компонентов либерально-демократических сообществ, т.е. конституций, государственных институтов и их насаж-дение на почве нашей государственности? Культурологи называют это явление «законом трансплантации». Непреложным является то, что перенос с одной культурной почвы на другую некоего явления всегда дает результат, обратный ожида-емому. С этим Россия сталкивалась уже не раз на пути своей евро-пеизации: распространение крайних форм вольтерьянства, превраще-ние просветительства из интеллектуального явления, ограниченного рамками одной эпохи и одного сословия, во всеобъемлющую псевдо-религию приводит к диктату, репрессиям и лагерям [106]. Опасность и неправомочность подобного заимствования и механического перенесения отмечает ряд крупных западных ученых, подчеркивая при этом, что некий институт, вырванный из привычной социальной среды и силой перенесенный в другой мир, вдруг обретает смертоносную силу, разорвав привычные связи, т.е. «что одного лечит, то другого калечит». За последние полтора века западный политический институт национальных государств, прорвав границы своей прародины – Западной Европы, проложил путь, усеянный шипами гонений, резни и лишений, в Восточную Европу, Юго-Восточную Азию и Индию, для которых он был экзотической структурой, сознательно импортированной с Запада. Таким образом, каждое исторически сложившееся культурное пространство есть органичное целое, где все составные взаимо-зависимы, так что при отделении одной из частей сама эта часть и оставшееся нарушенное целое ведут себя иначе, нежели в исконном состоянии. Разорванное пространство тяготеет к воссоединению в том чуждом окружении, куда проторил путь один из его компонентов, и в конечном итоге приходится по частям принять все остальные элементы вторг-шейся культуры, чуждого образа жизни со всей присущей ему атри-бутикой [271]. Отдельные государственные деятели в странах, испытавших конкуренцию Запада, осознавали, что общество, «обожженное» радиа-цией более мощной, незнакомой культуры, должно либо полностью принять этот новый образ жизни, либо погибнуть (Петр I, Селим III, Махмуд II). Однако история свидетельствует, что путь этот очень болезненный, рецидивы прошлого образа жизни возрождаются в той или иной ипостасях. Действительно, не просто отречься от собственного наследия. Когда пытаются отбросить прошлое, оно исподволь возвра-щается в чуть завуалированной форме, в другой ипостаси. По мнению А. Тойнби, почти тысячу лет русские принадлежали не к западной, а к «византийской» цивилизации. Чтобы обезопаситься от завоевания и насильственной ассимиляции со стороны Запада, они постоянно заставляли себя овладевать достижениями западной технологии. Однако, в силу «закона трансплантации», заимствование в сфере технологии с неизбежностью порождает заимствование в сфере идеологии. (Закон «Розы и чертополоха».) [227] Наиболее характерный пример – заимствование идей марксизма – западных умопостроений, давших на российской почве чудовищно-кровавые, но в то же время и величественные всходы: ценой неимо-верных жертв Русь поднялась до положения сверхдержавы, контро-лировавшей на паритетных началах с США двухполюсный мир. Наглядное подтверждение этого: в приемной Сталина неделями, месяцами ожидали аудиенции многие лидеры значимых государств мира. Диктатор умел поставить себя, чувствуя за своей спиной огром-ную военную, экономическую мощь, политические возможности, самую разветвленную в мире сеть спецслужб. Даже Чан Кай Ши опускался до подобострастия. Сталин диктовал свою волю Мао. Глава испанского правительства Хуан Негрин свои письма к Сталину подписывал: «Ваш преданный слуга и друг» [113]. Последние, доселе секретные архивные материалы, рассекре-ченные в последнее время, рисуют невероятную остроту борьбы марксистского мира с миром западным. Красная Армия намеревалась захватить Францию в 1944 году, и если бы это произошло, французский народ с «энтузиазмом» встретил бы советских солдат, так, по крайней мере, утверждал тогдашний генеральный секретарь ФКП Морис Торез [88, с. 3]. Исходя из этой перспективы, французские коммунисты сразу после окончания второй мировой войны создали, с ведома Москвы, тайные склады оружия. Эти новые сенсационные факты сообщил известный французский историк Стефан Куртуа, директор журнала «Коммунист». В его номере опубликована стенограмма встречи Сталина и Тореза, состоявшейся 13 ноября 1947 года с участием Молотова и Суслова. Этот документ, который сегодня широко комментируется парижской прессой, ученый обнаружил, работая в российских архивах [88]. В начале встречи товарищ Торез, которого во Франции называли «сыном народа», отрапортовал «отцу всех народов» о том, что он приехал в Москву с единственной целью – получить инструкции и советы товарища Сталина по некоторым вопросам, представляющим большой интерес для французской компартии. Иосиф Виссарионович ответил: «Если бы Черчилль задержал на год открытие второго фронта на севере Франции, Красная армия дошла бы до Франции». «Товарищ Сталин, – уточняет переводчик Ерофеев, – говорит, что мы даже думали о том, чтобы дойти до Парижа». «Англо-американцы, – подхватывает генеральный секретарь ФКП, – высадились во Франции не для уничтожения Германии, а для закрепления своих позиций в Западной Европе» [88]. Стенограмма далее гласит: «Торез говорит, что он может под-твердить товарищу Сталину, что французский народ с энтузиазмом приветствовал бы Красную армию. Сталин отметил, что в таком случае картина была бы совершенно другой. Торез говорит, что тогда бы генерала де Голля не существовало. Сталин замечает, что де Голль, видимо, уехал бы из страны. Торез заявил, что все французские коммунисты гордятся тем, что его принял товарищ Сталин и, рас-чувствовавшись, признался главному большевику мира: «Я хотя и француз, но в душе советский гражданин». Справедливо заметив, что «мы все коммунисты, и этим все сказано», генералиссимус поин-тересовался тем, как обстоят дела у французских товарищей в плане вооружения». Генеральный секретарь ФКП, который тогда занимал пост заместителя председателя Совета министров Франции, заявил следующее: «Центральный комитет ФКП дал полномочия двум товарищам специально заниматься этим вопросом. Они ведут работу среди бывших макизаров-партизан, создают организации военного характера. ФКП удалось замаскировать несколько складов орудия и боеприпасов». Это известие пришлось по душе Иосифу Виссарио-новичу, который дал несколько классических советов товарищу Торезу: «Надо иметь оружие и организацию, чтобы не оказаться безоруж-ным перед лицом врага. На коммунистов могут напасть, и тогда следу-ет дать отпор... У нас есть оружие, которое мы можем вам поставить» [88, c. 3]. Характерно, что ни при Иване Грозном, ни при Петре I, ни при Екатерине II Россия не была столь могучей державой, не пользовалась таким влиянием, как при Иосифе Виссарионовиче. Однако, ни при од-ном правителе доселе, Россия не платила столь жестокой цены за свое могущество, как при Сталине. По свидетельству Д.А. Волкогонова, только с 1929 г. до своей кончины в 1953 г. под его «гениальным руководством» было репрессировано 21,5 миллиона советских людей. Никто не развязывал столь долгой и страшной войны против собственного народа во имя величия абстрактной идеи и во имя величия самого уничтожае-мого народа. При всем этом, если выражаться в геополитической терми-нологии, это был момент наивысшего взлета Русской империи [113]. Сталинизм близок к нам по времени, раны его еще болят. Но «ста-линщина» – всего лишь одна из многочисленных неудачных попыток трансплантации либерально-демократических идей Запада на сла-вянской почве. Одна же из первых попыток заимствования, обернувшаяся «звериным оскалом» так называемых «демократов» из худородных плебеев в сторону дворянско-боярского инакомыслия и непокорства в лице «черной сотни», одетой в иноческие одежды с метлой и собачей мордой у пояса, была организована Иваном Грозным, самым русским и богобоязненным царем. Первые опричники-народники выводили крамолу с хунвейбиновским усердием и одержимостью [271]. Демок-ратию, по разнарядке сверху, вводили поочередно Петр I, Екатерина II, Александр II, Ленин, Сталин, Хрущев, Горбачев [99]. Итог этого – «имеем то, что имеем!», ибо попытки бинарными средствами ввести демокра-тию заранее обречены на провал. В настоящее время славянский мир переживает очередной период тектонических социально-политических и экономических потрясений, сопоставимых лишь с периодом октябрьской революции 1917 года. Почему же правящая элита СССР пошла на революцию сверху, названную перестройкой? Наряду с рядом объективных и субъектив-ных факторов, последний советский период, получивший название «застоя», был периодом вырождения элиты. Это выражалось в крайне медленной ротации кадров, старении номенклатуры, выхолащивании из ее рядов политических лидеров. Период «позднего Брежнева» харак-теризовался тем, что слабеющая элита пыталась удержать власть, из последних сил утаивая от масс свои жалкие секреты. И дело было не в экономическом кризисе – власть может быть сильной и при худшем состоянии народного хозяйства (вспомним «военный коммунизм»). Дело было в том, что общество устало от всего, что сейчас мы ностальгически называем стабильностью. Общество хотело перемен – лучше безо-бразие, чем однообразие. Декларирование правящей элитой СССР одних принципов при доминировании прямо противоположных, отсутствие адекватных решений насущнейших общественных проблем привело к преобладанию в обществе настроений, которые можно выразить строками гениального Микеланджело: «Молчи, прошу, не смей меня будить, О, в этот век преступный и постыдный Не жить, не чувствовать – удел завидный... Отрадно спать, отрадней камнем быть». Каждую ночь на планете под открытым небом ночуют 100 миллио-нов детей. Менее чем на доллар в день, живут 1200 миллионов человек. Доходы же 200 наиболее богатых людей Земли равны 1000 миллиардам долларов, что превышает доход 100 государств мира. (Данные ООН) Исчезла ли бинарность вместе с гибелью империи? Отнюдь нет – византийщина в СНГ в апогее, гремят «розовые» и «оранжевые» революции, «майданы». «Судный день» наступает зачастую каждую неделю – «добро» и «зло» бьются-сражаются, но нет ни идей, ни морали, ни чести! Одна «суета-сует» и бесконечный «дерибан»!
На Руси – увы, Злые две напасти: На низу – власть тьмы, А вверху – тьма власти В. А. Гиляровский Скажи: на Земле Какой ты след оставишь? След, чтобы вытерли паркет И посмотрели косо вслед. Или незримый прочный след, В чужой душе на много лет? А. Мартынов Каждый человек стоит ровно столько, во сколько он сам себя оценивает. Ф. Рабле То делается нашим, что выстрадано, выработано; что даром свалилось, тому мы цены не знаем. А.И. Герцен Глава XIII Идеи и реалии «земного рая» – социализма: становление, величие, гибель (Как построили и уничтожили планетарный град-Китеж?) Великие идеи – это оружие и, в то же время, орудие созидания. Обозревая итоги бурного, драматичного, фееричного ХХ столетия, внесшего столько потрясений в мировую историю, необходимо отметить, что социализм действительно создал собственную цивилизацию, во всех основных характеристиках отличающуюся от своих предшественниц. Ведь само по себе слово «цивилизация» не имеет оценочного характера и лишь характеризует определенный этап развития общества, его духовной и материальной культуры. Мы говорим об античной циви-лизации, исламской, христианской (или иудео-христианской) циви-лизации... В том же контексте имеет смысл говорить и о цивилизации социалистической. Социализм преобразил самые основы жизни сотен миллионов, миллиардов людей, и эта цифра не покажется преувеличением, если вспомнить, что через социализм прошло несколько поколений, а в числе стран, включенных в его орбиту, был Китай. Социализм затронул все стороны их жизни, и это очевидное обстоятельство нашло свое отражение в его характеристике.
|
