Право первой ночи

Тхе спускался по пологой лестнице, ведущей во внутреннюю купальню его покоев: большие невысокие ступеньки уходили прямо в проем пола, где плескалась темная, загадочная вода. Билл впал в какое-то странное оцепенение. Как во сне он перебирал баночки с маслами и составами – не потому, что не доверял Касыму выбрать нужные, а просто оттого, что надо было чем-то занять себя. Он сознательно старался остановить поток сумасшедших мыслей и чувств, пытаясь побороть наступающую панику.

Раздевшись, Билл ступил в теплую, обволакивающую воду и, спустившись по ступенькам до конца, погрузился в нее с головой. Вынырнув, он сел на уступ в бассейне и, пока Касым намыливал его волосы, жадно вдыхал бодрящий аромат апельсинового мыла, распространившийся при этом по купальне, приятно щекочущий ноздри, дарящий радость и легкость. Билл с наслаждением ловил это призрачное настроение, так необходимое его утомленной множеством эмоций и чувств, которые занимали Тхе последние два дня, душе.

Касым, убирая тяжелые мокрые волосы, обернул голову юноши полотенцем, подоткнув его наподобие персидского тюрбана. Билл тут же взобрался на бортик и протянул руку за довольно вонючим и неприятным на вид составом, призванным избавить его от волос на теле, которых и так не было по причине частого применения этой самой дряни.

В обители воспитанники всегда смеялись, что, вымазавшись этим составом, выглядят как пупырчатые лягушки, а пахнут еще хуже. Грустная улыбка коснулась губ Тхе от этих воспоминаний. Билл вспоминал, как ароматной горной весной они бегали за водой к торопливо бегущему с вершины ручью, который к лету превращался в шумную и быструю реку, брызгались и смеялись, пытаясь спихнуть друг друга в ледяную воду; как под режущим глаза солнцем лета они лазили на приземистые и корявые яблони, чтобы сорвать кислые до оскомины яблоки, надкусить и, скривившись, бросить в соседа. Но больше всего Билл любил сияющую золотом осень, ее душистое шуршание, отмечающее ленивые шаги шаркающих ног, ее прекрасные, насыщенные цветом краски и утренние туманы, окутывающие снежные вершины гор.

Но все закончилось слишком быстро: после посвящения в Тхе воспитанникам не позволялось ни играть, ни беззаботно бегать, ни общаться между собой. Наставники строго следили, не давая даже возможности нарушить данную при посвящении клятву. Детское веселье и радости юности отходили на второй план перед будущим предназначением.

Билл тяжело вздохнул и стал смывать начинающий засыхать состав жирным, жидким мылом, которое сильно вспенивалось и вкусно пахло маслом иланг-иланг. После него кожа, довольная таким количеством внимания и заботы, становилась нежно-бархатной, томно отзываясь на каждое прикосновение.

Укутавшись с ног до головы в мягкое длинное полотенце, Тхе кивнул Касыму, безмолвно показывая, что дальше справится сам. Слуга направился в верхнюю спальню, чтобы завершить приготовления, а Билл продолжал стоять и крутить в руках небольшую баночку.

Воспитанников учили готовить разные составы из масел и трав, призванные облегчать боль, ускорять заживление и усиливать наслаждение. Содержимое этой баночки было приготовлено самим Биллом и имело немного зеленоватый оттенок из-за большого количества вытяжки крапивы: это масло должно было облегчить проникновение и движения Господина в теле Тхе.

Билл присел и начал аккуратно готовить свое тело, щедро смазывая и сильно растягивая. Движения собственных пальцев, поглаживающих и разминающих проход, всегда доставляли большое удовольствие Биллу, но не сегодня – его руки тряслись, чувства были в смятении, а голову наполняли хаотичные образы всевозможных пыток и издевательств, хорошо описанных наставниками.

Справившись с подготовкой, Тхе поднялся к себе, чтобы нанести тонкие стрелки сурьмой у глаз, высушить волосы и одеться. У Билла не было еще тонкого шелкового халата, о котором он так мечтал, но он решил, что как только ему выпадет случай пройтись по рынку, обязательно купит себе несколько. А пока он завернулся в кусок искристо-зеленого шелка, перекинув его концы через плечи наподобие тоги.

Закончив все приготовления, Тхе направился в большую спальню. Здесь было все для удобства Господина: огромный топчан, маленькие и большие пуфики, в изобилии заваленные разноцветными подушками, столик для приготовления кальяна и чая и даже небольшой умывальник в форме морской раковины в углу. Еще раз проверив, все ли на своих местах, Билл отпустил Касыма, оставшись один на один со своими кошмарами.

Том уже давно пожалел, что так опрометчиво рано направился в свои покои – изнывая от безделья и нетерпения, он ходил туда-сюда, не зная, чем себя занять, и его праздный взгляд все время притягивала дверь, через которую можно было пройти на террасу, ведущую к покоям Билла.

Молодой хозяин слышал множество легенд про Тхе. Рассказывали, что они прекрасные любовники, исполняющие любое, даже самое сумасшедшее, желание Господина, и Том отчаянно желал убедиться в этом. Поэтому как только солнце стало клониться к закату, он, накинув на плечи лишь шелковый халат, торопливо направился в покои Тхе.

Нетерпение, сжигавшее все изнутри, уступило место бешеной страсти, когда, поднявшись по резной лестнице в центральную спальню, Том увидел Билла, сидящего на подушках в ожидании. При взгляде на тонкую фигуру, завернутую в переливающийся шелк, по которому рассыпались длинные, блестящие волосы, дыхание Тома, и так сбившееся от быстрой ходьбы и подъема по лестнице, стало еще тяжелее, а сердце застучало, со страшной силой отдаваясь в голове. Билл медленно поднялся, приветствуя Господина, который в два шага пересек разделяющее их расстояние.

Тому казалось, что это какое-то наваждение, сказочный сон, вдруг ставший действительностью, и он как-то несмело, словно боясь, что Билл растворится вместе с горящим малиновым закатом, опустил руки на его плечи и, не встретив сопротивления, с силой сжал хрупкое тело, убеждаясь в его теплоте и реальности. Руки Тома заскользили по телу юноши, ощупывая, изучая, одна рука остановилась на затылке Билла, перебирая гладкие, густые пряди волос. Притянув Тхе ближе к себе, Том исполнил свою давешнюю мечту и вдохнул сладкий апельсиновый аромат за ушком юноши. Второй рукой ему, наконец, удалось задрать скользкий шелк и смять упругую маленькую ягодницу.

От сводящего с ума запаха, от бархатной нежности и мягкости под ладонями у Тома закружилась голова. И он, поддавшись страсти, впившись прямо у основания шеи в плечо Тхе, грубо трогая губами белую, мягкую кожу, опрокинул Тхе на топчан. Навалившись сверху, Том почувствовал, что тело под ним бьет мелкая дрожь – и явно не дрожь желания. В некотором замешательстве молодой Господин поднял голову, чтобы взглянуть в лицо Тхе, и встретился с его глазами, полными ужаса.

Вглядевшись в испуганное лицо напротив, Том испытал огромнейшее разочарование, ледяной волной затопившее все внутри. Он вдруг со всей очевидностью понял, как глупо было ожидать от невинного, насмерть перепуганного ребенка каких-то изысков в постели. Том уткнулся в так полюбившийся ему изгиб плеча и глубоко вздохнул, расслабляясь и пытаясь справиться со своим возбуждением. Как бы там ни было, он не хотел, чтобы Билл боялся и с ужасом ожидал каждого его визита. Том не собирался причинить ему боль и вселить в юношу отвращение к тому, что будет происходить между ними. В будущем Том собирался не просто наслаждаться его шикарным телом, но и делить с Биллом свою страсть.

Не ясно, почему в этот момент Том вспомнил Андре – белокурого и голубоглазого, такого юного и бесконечно любимого, совсем не похожего на темноволосого и темноглазого Тхе, но так же сильно напуганного предстоящей близостью. Нежность этих воспоминаний накрыла Тома с головой.

- Не бойся, - ласково прошептал он, убирая волосы от щеки Тхе и одновременно лаская пальцами тонкую кожу. – Не надо бояться ни меня, ни того, что произойдет между нами. Ты не можешь ничего изменить, просто прими это.

Том повернулся, укладывая Билла на бок, и, подперев голову рукой, спросил, хитро улыбаясь:

- Ты умеешь целоваться?

- Нет, - еле выдавил Тхе. Впрочем, Том знал это и без него. Тяжело вздохнув про себя, он окончательно смирился с тем, что сегодня вместо исполнения всех его желаний придется возиться с девственником.

- Хочешь, научу?

Билл, удивленный сменой настроения у Господина, лишь несмело кивнул, подставляя полуоткрытые губы. Том улыбнулся такой готовности и прильнул к горячему, сладкому рту, ласково обводя языком и иногда неглубоко проникая внутрь.

- Теперь твоя очередь, - прошептал Том прямо в губы Тхе и тут же почувствовал, как влажные теплые губы прижались к его губам, а юркий язычок неумело принялся исследовать все, что ему было доступно. Том тут же ответил на поцелуй, встретившись своим языком с языком Тхе, от чего тот отпрянул, вопросительно и робко глядя на Тома.

- Не бойся, делай как приятно, - прошептал Том, опять накрывая губы Тхе.

Билл быстро учился, повторяя ласкающие движения за своим Господином, и так увлекся, что сам не заметил, как положил руки на плечи Тому, перебирая пальчиками скользкую ткань халата, не притягивая и не отталкивая. У Тома все внутри свело в один большой пульсирующий узел желания от этих прикосновений и поцелуев. Ему оставалось только удивляться, куда делась вся робость и нерешительность Тхе – сейчас в его объятиях лежал чувственный и безумно желанный соблазнитель.

Не разрывая слияния губ, мужчина провел рукой вверх по сгибу ноги и погладил гладкую округлость ягодицы, скользнув пальцами в теплую, влажную ложбинку. Билл тут же напрягся, но не отстранился.

- Можно мне посмотреть на тебя? - оторвавшись от манящих, припухших от ласк губ прошептал Том, садясь, снимая с себя халат и пытаясь распутать обмотанный вокруг Тхе шелк. Билл трясущимися руками помогал своему Господину, то и дело бросая заинтересованные взгляды на его обнаженное тело.

Освободив Билла от ткани, Том, затаив дыхание, посмотрел на стройные ноги, аккуратные яички и член, впалый живот с овалом пупка и немного выпирающими ребрами, темные кружки сосков и татуировку, красиво обвивающую весь левый бок потрясающего тела, лежащего перед ним на подушках. Пальцы сами собой легонько заскользили по изгибам темной вязи, гладя, иногда сжимая. Билл не противился и не делал попыток закрыться, хотя ему очень этого хотелось, и только тяжело дышал, в волнении облизывая губы.

Удобно устроившись между ногами Билла, Том наклонился к губам Тхе, вовлекая его в глубокий долгий поцелуй и судорожно шаря рукой в поисках подходящей подушки.

Том не хотел еще раз напугать Билла, но был не в силах больше терпеть, смесь нежности и страсти тесно сплелись в нем, породив безумную жажду обладания, желание оказаться внутри этого тела.

- Ты позволишь мне, Господин? - тихо спросил Тхе, дотянувшись до чего-то у изголовья. Том, утонувший в сладковатом душном мареве предвкушения, не понял, о чем просит Билл, но кивнул, готовый сейчас позволить ему все что угодно – и тут же охнул от неожиданности, ощутив мокрую ладошку, нежно наносящую что-то скользкое на его готовый взорваться уже орган. Аккуратно отведя руку Тхе, Том поднял его ноги, сгибая их в коленях и прижимая к груди откинувшегося на спину Билла.

Билл перестал дышать на несколько секунд, когда горячая влажная плоть проникла в него. В первое мгновение вспышка боли, прокатившейся по всему телу, заставила его сжаться. Но привыкнув к странному, распирающему ощущению, вспомнив наконец, чему учили его наставники, Тхе глубоко вздохнул, стараясь расслабиться, и, положив руки на плечи Господина, немного выгнулся, подаваясь вперед и облегчая проникновение.

Тому показалось, что его ударило приливной волной, теплой, но пенящейся и оглушающей. Глухо застонав, обалдев от ощущения горячей, упруго обхватившей его плоти, Том вошел до конца, теряя голову от одного вида тонкого тела, легко подавшегося навстречу. Когда до Тома дошло, что он двигается не один, и худое тело под ним отвечает на каждое его движение, ему хватило лишь нескольких лихорадочно быстрых глубоких толчков, чтобы с громким протяжным стоном излиться глубоко в горячее тело Билла.

Тягучее, упругое наслаждение, свернувшееся в тугой узел в животе, вдруг с оглушающим хлопком развернулось, ослепляя, наполняя каждую частичку тела светлым и теплым удовлетворением. И Том лежал, тяжело навалившись на Билла, не в силах оторваться от источника своего наслаждения.

Тхе невесомо гладил спину своего Господина, желая лишь, чтобы он поскорее покинул его тело, и вздохнул с облегчением, когда Том повернулся, избавляя от своей тяжести. Билл потянулся за немного влажным полотенцем, заранее приготовленным Касымом, и аккуратно стер с Тома следы спермы, крови и крема.

Укрывая засыпающего Господина, Тхе думал, что все оказалось не так ужасно, как он предполагал, хотя и приятного было мало. Биллу приходилось заставлять себя двигаться навстречу Тому, несмотря на боль. Возможно в следующий раз, если он не будет так сильно волноваться, то во время этих болезненных толчков сможет представлять, что Господин целует его. Биллу понравились ощущения, которые дарили поцелуи. Это было так захватывающе, как будто маленькие, щекочущие и одновременно тянущие спиральки скручивались внутри, заставляя хотеть много большего. Конечно, Билл постарался бы, чтобы Господин не заметил – ведь тогда можно лишиться и этой малости.

Дождавшись, когда Том уснет, Билл, быстро ополоснувшись во внутренней купальне и смазав пострадавшее место специальной мазью, вернулся в свою маленькую угловую спаленку, где с мыслью, что теперь все позади, тут же уснул.

Он проснулся рано утром, чувствуя облегчение и сопутствующую ему легкость – он стал взрослым и теперь принадлежит своему Господину. Том нравился ему, и было приятно, когда он дотрагивался, целовал… Сегодня он должен был получить кольцо, которым одаривают всех, кто доставил Господину наслаждение. Такое кольцо означало, что жена или наложник угодили хозяину в постели. Чем больше таких колец имел наложник, тем большим уважением и влиянием он пользовался. Поскольку Господин не мог беспокоить жен и наложников три дня после первой ночи, заветное кольцо обычно на следующий день приносил слуга.

Однако шло время, но никто не спешил осчастливить юного Тхе подарком от Господина. Билл ждал весь день, а потом и весь вечер, боясь даже ненадолго выйти из покоев, нетерпеливо вздрагивая от каждого шороха. Когда же наступила полночь, Билл медленно приготовился ко сну, лег на кровать и, свернувшись калачиком, дал волю своим отчаянным, горьким слезам.

У Касыма разрывалось сердце от звука этих надрывных рыданий. Он не понимал, как можно было так поступить с Тхе? И пусть он не был так искусен, как того хотелось Господину, но ведь его невинность чего-то да стоила?