Российский менеджмент и национальная культура (национальная культурная идентификация).

 

Глобализация бизнеса отчетливо показала, что на его эффективность влияют не только так называемые жесткие факторы: земля, климат, оборудование, но и мягкие, которые нельзя осязать или измерить, но влияние которых весьма ощутимо. Одним из них является отношение к работе, формирование деловой культуры. В совокупности мягкие факторы образуют присущую жителям данной страны культуру, понимаемые, как наработанный веками набор образцов поведения и привычек. Руководителей интересует прежде всего деловая культура.

Знание особенностей национальной деловой культуры может помочь руководителю осознать причины и вероятные последствия многих собственных решений, решений и поступков коллег и подчиненных, своего начальства или акционеров.

Если иностранные менеджеры в основном изучают особенности деловой культуры других стран – тех, где им приходится работать, или тех, которые достигли наибольших экономических успехов, то русским менеджерам необходимо изучать деловую культуру своей страны, поскольку Россия позже других начала строить современные рыночные отношения.

Осознать это необходимо, потому что как бы мы ни пытались копировать западные и восточные образцы или чувствовать себя русскими предпринимателями досоветского периода, все же есть реальные условия, и очень полезно их знать. Нужно попытаться понять, что уже сформировалось в российской деловой культуре и какие черты ей присущи. Разобравшись в этом, легче предвидеть, каковы реальные шансы внедрения разных моделей менеджмента в России.

Существуют три уровня культуры в бизнесе:

· национальная культура;

· организационная культура, культура данной деловой организации;

· управленческая культура – стиль руководителя – как руководитель реализуется в своих действиях.

Национальная культура сильно влияет на организационную, которая в свою очередь влияет на управленческую При сильном, волевом руководителе управленческая культура, однако, может определить организационную. Есть вероятность, что в совокупности организационные культуры могут влиять на национальную культуру.

Предпринимательство в нашей стране не может развиваться без такого важного элемента, как контрактная культура. Если контракт подписан, его надо выполнять. Он может стать частью национальной культуры. В настоящий момент контрактная культура у нас весьма низкая.

В России существуют две основные проблемы: проблема власти, поскольку руководитель в системе без власти – не руководитель, и проблема отношения к работе. В большинстве российских деловых организаций власть построена по принципу виноградной грозди: во-первых, сверху вниз, а во-вторых, кластерами – замкнутыми группами. И хотя между ними существуют какие-то информационные и иные связи, ярко выражена обособленность каждой группы. Стоит ли сохранять такое положение, эффективно ли это для предпринимательской экономики, нужно проверить каждой организации.

Кластерная форма характерна и для западных бизнес-структур, но на Западе такая группа – это сплоченная команда. Можно поставить вопрос: русские -–коллективисты или индивидуалисты? Как показали социологические исследования, россияне – большие индивидуалисты. Однако власть считается больше с группой, чем с индивидом. Нам еще предстоит, если мы хотим видеть каждого отдельного человека в системе, менять образцы поведения как руководителя, так и подчиненного.

Однако даже при экстремальном индивидуализме русские уживаются друг с другом в коллективе, группе, считая, что группа является наиболее важной частью социально-экономической системы, т.е. понимая, что с группой считаются, что она может заставить руководителя что-то изменить. Для россиянина группа – защита.

Когда человек устраивается на работу, важно понять, видит он в группе защиту или идет в нее как в команду единомышленников. Это должен проанализировать руководитель, чтобы у него с группой не возникло конфликта.

В отличие от Запада у нас работа в группе плохо структурирована, плохо расписаны обязанности и функции каждого работника. Отчасти поэтому при групповой работе русские опасаются, что кто-то "прокатится зайцем" за их счет, хотя, в принципе, любят работать вместе. Этот страх проявляется у нас сильнее, чем, скажем, у американцев.

Для того, чтобы решить вопрос о том, что является стимулирующим фактором в российских условиях, надо разобраться, чем мотивирована нация.

Принято выделать четыре основных вида мотивации, которые соответствуют той или иной группе стран либо культур.

· Первый вид – достижение цели, где деньги играют большую роль, например, желание стать лидером на рынке, первым выйти с какой-то новинкой и т.д.

· Второй вид – защитная мотивация, т.е. стремление к тому, чтобы никто не вмешивался в дела, желание создать свой мир (этому, кстати, соответствует кластерная структура). Эта группа стран больше всего ценит стабильность.

· Третий вид – это группа социальной мотивации, где зачастую действует уравнительный подход. В странах третьей группы люди хотя и ценят качество жизни, но считают, что лучше ничего не менять, чтобы не стало хуже.

· Четвертый вид – это в основном страны тоже с социальной мотивацией, однако они, желая повысить качество жизни, согласны идти на риск.

По результатам исследований "новые русские" по своей мотивации примыкают ко второй группе, которая больше всего ценит стабильность. Это очень важный результат, так как он показывает, что россияне предпочитают мотивацию на достижение и отказались от мысли ничего не менять. Правда, наши руководители в бизнесе по-прежнему считают, что изменения не должны влиять на стабильность их положения, т.е. достижение для них не играет большой роли, но сдвиг все равно наметился.

Будут ли русские в дальнейшем больше мотивированы на достижение, т.е. двигаться в сторону первой группы мотивации? Для того чтобы спрогнозировать это, нужны исследования экономики России. Так что важный вопрос, куда мы движемся в смысле культуры – на Восток или на Запад – пока остается открытым.

Исследования показали, что есть возрастные границы усвоения человеком другой культуры, по достижении которых изменить что-либо довольно сложно. Значит, теперешнему поколению в бизнесе не стоит рассчитывать на серьезные изменения в поведении отечественных партнеров. Новое поколение российских предпринимателей и менеджеров должно обучаться образцам поведения с детства, тогда будет возможен успешный результат.

В бизнесе важна моральная среда, для предприятия важна мораль нанимаемых работников, а формируется мораль религией, другого института человечество пока не придумало. Поэтому, когда мы говорим о низкой морали, мы имеем в виду невысокое влияние религиозного и светского образования на воспитание людей.

Для бизнеса самое трудное – это менять людей, а не систему, но при помощи хорошей системы можно заставить людей поменять свои привычки.

Знание истории национальной культуры, ее ценностей и образцов поведения людей в различных хозяйственных ситуациях позволяет профессионально готовить и воспитывать будущих менеджеров. Без знания особенностей национальной деловой культуры невозможно решать на высоком профессиональном уровне сложные и комплексные задачи, особенно в системе предприятий с иностранными инвестициями.

Национальная культура.

 

Для того, чтобы решить вопрос о том, что является стимулирующим фактором в российских условиях, надо разобраться, чем мотивирована нация.

Определим национальную культуру как специфическую совокупность способов взаимодействия людей в среде данного национального общества и с внешней для этого общества средой.

Существенный вклад, упорядочение и систематизацию в изучение и описание российской культуры внесли работы П.Я.Чаадаева, В.О.Ключевского, Н.А Бердяева Н.О Лосского, Л.Н.Гумилева, Д.С.Лихачева, Г.Г.Дилигенского и др.

Приведем наиболее характерные констатации этих исследователей, опуская, для краткости доказательства и аргументацию.

П.Я.Чаадаев (1794 – 1856) [Чаадаев, 1989] видел проявления противоречивости русского национального характера в следующем: деспотизме, гипертрофии государства (этатизме); в жестокости, склонности к насилию; обрядоверии; безличном коллективизме; национализме и самохвальстве; в эсхатологически-мессианской религиозности; воинствующей безбожности; анархизме, вольности (внутренней свободе); в доброте, человечности, мягкости, сострадании, универсализме и всечеловечности; во внешнем благочестии, раболепии, слепой покорности; в бунтарстве, своеволии; в искании Бога.

Общее отношение мыслителя к русскому человеку было скорее отрицательным, однако, блестящий стиль и полемическая заостренность инициировали исследования других ученых. Интересно отметить, что приведенный перечень свойств ни разу полностью не отвергался другими исследователями, но дополнялся и корректировался по содержанию и расстановке приоритетов.

В.О Ключевский (1841 – 1911) приводит следующий перечень черт национального характера великоросса: расчетливость; изворотливость в мелких затруднениях; привычка к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями; больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед; больше осмотрительности, чем предусмотрительности; больше замечать следствия, чем ставить цели; каприз собственной отваги (авось); производить впечатление непрямоты, неискренности; думать надвое, и это кажется двоедушием; кратковременное напряжение сил (аврал); приемлемость совместной работы на больших просторах.

В.О Ключевский пишет, что «расчетливый великоросс любит подчас очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великоросское авось».

В двадцатом веке это свойство назовут «избежанием неопределенности». Пока же, в девятнадцатом, исследователи в некотором смущении отмечают наличие в русских взаимоисключающих черт, причем в одном и том же человеке и в одно и то же время. «Авось» становится символом. «Авось, о шиболет народный»… Великий Пушкин гениально точно поставил авось в качестве родового признака русского, так же как Библия ставила правильное произношение слова шиболет в качестве родового признака еврея.

Н.О.Лосский (1870-1965) [Лосский, 1957] отмечает как основное свойство русского народа - его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра Царства Божия и смысла жизни, снижающееся при утрате религии на степень стремления к социальной справедливости в земной жизни; в связи с эти свойством стоит способность к высшим формам опыта, именно к религиозному, нравственному и эстетическому опыту, к философскому умозрению и к чуткому восприятию чужой душевной жизни, откуда получается живое индивидуальное общение душевной жизни, живое индивидуальное общение с людьми.

Важно отметить, что стремление к абсолютному добру может предполагать и отказ от любых неидеальных результатов.

«В связи с исканием абсолютного добра стоит свобода духа русских людей, широкая натура, испытание ценностей мыслью и опытом, откуда возникают дерзкие рискованные предприятия, склонность к анархии, неумение столковаться для общего дела, нигилизм и даже хулиганство. В связи с опытом искания абсолютного добра у русского народа развилась высокая и разносторонняя одаренность, теоретический и практический ум, художественное творчество в различных областях искусства. Чуткость к добру соединена у русского народа с сатирическим направлением ума, со склонностью все критиковать и ничем не удовлетворяться.

Второе первичное свойство русского народа – могучая сила воли, откуда возникает страстность, максимализм и экстремизм, но иногда обломовщина, леность, пассивность вследствие равнодушия к несовершенному добру земной жизни; отсюда невыработанность средних областей культуры, а вместе с тем и невыработанность характера, недостаток самодисциплины.

Отрицательные свойства русского народа - экстремизм, максимализм, требование всего или ничего, невыработанность характера, отсутствие дисциплины, дерзкое испытание ценностей, анархизм, чрезмерность критики - могут вести к изумительным, а иногда и опасным расстройствам частной и общественной жизни, к преступлениям, бунтам, к нигилизму, к терроризму. Большевистская революция есть яркое подтверждение того, до каких крайностей могут дойти русские люди в своем смелом искании новых форм жизни и безжалостном истреблении ценностей прошлого».

Г.Г. Дилигенский [Дилигенский 1966] Один из видных современных исследователей указывает на такие социальные установки современного российского архетипа, как: способность к терпению; духовность, приоритет духовного над материальным; склонность к ценностной, морально-этической рефлексии; государственность и патернализм; внутренний эскапизм, дополненный эскапизмом внешним (экстенсивность); широта русской натуры; антиномичность; вопрошающее, сомневающееся в самом себе самосознание; предрасположенность к социальной утопии, к ожиданию чудесного и внезапного преображения жизни; экстравертность, открытость в коммуникации; адаптационный индивидуализм незападного типа и низкая способность к разумному самоограничению во имя групповых интересов; постоянная потребность в некоем внешнем "образце" подсказывающем, куда надо идти; способность впитывать инородные культурные образования или отвергать их, защищая свою постоянно находящуюся под угрозой самобытность ("устойчивая неустойчивость").

Д.С.Лихачев [Лихачев 1999].

«Черту восприимчивости и понимания своего и чужого как своего отмечали многие в XIX и XX вв., нет смысла повторять и развивать это наблюдение. Скажу только, что эта последняя черта доводила русских не только до многого хорошего, но до многого плохого.

Но если говорить об идеологическом своеобразии, то здесь главенствующей чертой, несомненно, должно быть выделено правдоискательство, которое постоянно отделяло русскую мысль от русской государственной деятельности либо даже, ненадолго правда, подчиняло последнюю себе…

Христианский идеал приобретал в России существенную добродетель – трудолюбие, заботу о богатстве всего коллектива, будь то монастырь, княжество, государство в целом или простая помещичья семья со слугами…

Русскому народу приписывается как одна из присущих ему черт беспрекословная покорность государству...

Для русского исторического развития характерны одновременно консерватизм и быстрые смены общественных настроений, взглядов. Это происходит не просто из-за некоторой неупорядоченности русской жизни, но и потому еще, что в русской жизни непременно что-то остается от старого и даже от неправдоподобно старого, а с другой стороны, есть страстность, развивающая это старое и взыскующая нового…

Амплитуда колебаний между добром и злом в русском народе чрезвычайно велика. Русский народ – народ крайностей и быстрого, и неожиданного перехода от одного к другому, а поэтому – народ непредсказуемой истории…Центристские позиции тяжелы, а то и просто невыносимы для русского человека.

Это предпочтение крайностей во всем в сочетании с крайним же легковерием, которое вызывало и вызывает до сих пор появление в русской истории десятков само­званцев, привело и к победе большевиков. Большевики победили отчасти потому, что они (по представлениям тол­пы) хотели больших перемен, чем меньшевики, которые якобы предлагали их значительно меньше. Такого рода до­воды, не отраженные в документах (газетах, листовках, лозунгах), я, тем не менее, запомнил совершенно отчетливо. Это было уже на моей памяти.

Несчастье русских — в их легковерии.

Н.А. Бердяев (1874 - 1948) [Бердяев,1990]..

Отмечается поляризованность российского характера, в котором совмещаются совершенно противоположные черты: доброта с жестокостью, душевная тонкость с грубостью, крайнее свободолюбие с деспотизмом, альтруизм с эгоизмом, самоуничижение с национальной гордыней и шовинизмом…

Можно открыть противоположные свойства в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядоверие и иска­ние правды; индивидуализм, обостренное сознание лич­ности и безличный коллективизм; национализм, само­хвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологи­чески-мессианская религиозность и внешнее благочестие; искание Бога и воинствующее безбожие; смирение и наглость; рабство и бунт.

Важным замечанием Бердяева явилось наблюдение связи географических и культурных факторов: «Есть соответствие между необъятностью, безгранностью. бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине. Поэтому русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их».

«Русский народ… не знал меры и легко впадал в крайности. У народов Западной Европы все гораздо более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Не так у русского народа, как менее детерминированного, как более обращенного к беско­нечности и не желающего знать распределения по ка­тегориям».

…верно, что русские не любят государства и не склонны считать его своим, они или бунтуют против государства, или покорно несут его гнет. Зло и грех всякой власти русские чувствуют сильнее, чем западные люди. Но может поражать противоречие между русской анархичностью и любовью к вольности и рус­ской покорностью государству, согласием народа слу­жить образованию огромной империи.

То, что Россия так огромна, есть не только удача и благо русского народа в истории, но также и источник трагизма судьбы русского народа. Нужно было принять ответственность за огромность русской земли и нести ее тяготу. Огромная стихия русской земли защищала русского человека, но и сам он должен был защищать и устраивать русскую землю. Получалась бо­лезненная гипертрофия государства, давившего народ и часто истязавшего народ.

Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа. Государственная власть всегда была внешним, а не внутренним принципом для безгосударственного русского народа; она не из него созидалась, а приходила как бы извне…. И потому так часто власть производила; впечатление иноземной, какого-то немецкого владычества. Русские радикалы и русские консерваторы одинаково думали, что государство - это «они», а не «мы»».

Таинственное противоречие есть в отношении России и русского сознания к национальности. Это - вторая ан­тиномия, не меньшая по значению, чем отношение к го­сударству. Россия - самая не шовинистическая страна в мире. Национализм у нас всегда производит впечатление чего-то нерусского, наносного, какой-то неметчины. Не­мцы, англичане, французы - шовинисты и националисты в массе, они полны национальной самоуверенности и самодовольства. Русские почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже -увы! - чуждо национальное достоинство. Русскому на­роду совсем не свойственен агрессивный национализм, наклонности насильственной русификации. Русский не выдвигается, не выставляется, не презирает других. В рус­ской стихии поистине есть какое-то национальное бес­корыстие, жертвенность, неведомая западным народам. Русская интеллигенция всегда с отвращением относилась к национализму и гнушалась им, как нечистью. Она исповедовала исключительно сверхнациональные идеа­лы.

Таков один тезис о России, который с правом можно было высказать. Но есть и антитезис, который не менее обоснован. Россия - самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угне­тения подвластных национальностей русификацией, стра­на национального бахвальства, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Хри­стовой, страна, почитающая себя единственной призван­ной и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель. Обратной стороной рус­ского смирения является необычайное русское самомне­ние. Самый смиренный и есть самый великий, самый могущественный, единственный призванный. «Русское» и есть праведное, доброе, истинное, божественное. Рос­сия - «святая Русь». Россия грешна, но и в грехе своем она остается святой страной - страной святых, живущей идеа­лами святости».

Приводя третью антиномию Бердяева, отметим, что этому отрывку без малого сто лет, российское общество с тех пор пережило революцию, две больших войны, семьдесят лет советской власти и десять лет реставрации капитализма. Отрывок, однако, звучит удивительно современно. Это не случайность, а еще одно подтверждение чрезвычайной инерционности социально-культурных реалий. Менталитет весьма стабилен, но, однако, медленно меняется, и начальный пассаж о граде Китеже современным читателем воспринимается с известной долей иронии. Заключительные строки о русской интеллигенции также воспринимаются неадекватно, но по другой причине – Бердяев описывает тот слой, который стал катализатором, затравкой, растопкой революции и сгорел в ней практически полностью.

«Русской душе не сидится на месте, это не мещанская душа, не местная душа. В России, в душе народной есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града Китежа, незримого дома. Пе­ред русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными ее очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, бо­жественной правды и спасения для всего мира и всеоб­щего воскресения к новой жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира, и мука ее не знает утоления. Душа эта поглощена решением конеч­ных, проклятых вопросов о смысле жизни. Есть мятежность, непокорность в русской душе, неутолимость и неудовлетворимость ничем временным, относительным и условным. Все дальше и дальше должно идти, к концу, к пределу, к выходу из этого «мира», из этой земли, из всего местного, мещанского, прикрепленного. Таков один из тезисов о душе России. Русская народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература, и русская мысль, и жуткая судьба русский писателей, и судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает нам право утверждать тот тезис, что Россия-страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности….

А вот и антитезис. Россия - страна неслыханного сер­вилизма и жуткой покорности, страна, лишенная созна­ния прав личности и не защищающая достоинства лично­сти, страна инертного консерватизма, порабощения ре­лигиозной жизни государством, страна крепкого быта и тяжелой плоти. Россия-страна купцов, погруженных в тяжелую плоть, стяжателей, консервативных до непо­движности, страна чиновников, никогда не переступаю­щих пределов замкнутого и мертвого бюрократического царства, страна крестьян, ничего не желающих, кроме земли, и принимающих христианство совершенно внешне и корыстно, страна духовенства, погруженного в мате­риальный быт, страна обрядоверия, страна интеллигент­щины, инертной и консервативной в своей мысли, зара­женной самыми поверхностными материалистическими идеями. Россия не любит красоты, боится красоты, как роскоши, не хочет никакой избыточности. Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива, так погружена в материю, так покорно мирится со своей жизнью. Все наши сословия, наши почвенные слои: дворянство, купечество, крестьян­ство, духовенство, чиновничество, - все не хотят и не любят восхождения: все предпочитают оставаться в ни­зинах, на равнине, быть «как все». Везде личность подав­лена в органическом коллективе. Почвенные слои наши лишены правосознания и даже достоинства, не хотят самодеятельности и активности, всегда полагаются на то, что другие все за них сделают. И наш политический революционизм как-то несвободен, бесплоден и инертен мыслью. Русская радикально-демократическая интелли­генция, как слой кристаллизованный, духовно консерва­тивна и чужда истинной свободе: она захвачена скорее идеей механического равенства, чем свободы. Иным ка­жется, что Россия обречена на рабство и что нет выхода для нее к свободной жизни. Можно подумать, что лич­ность не проснулась еще не только в России консерва­тивной, но и в России революционной, что Россия все еще остается страной безличного коллектива. Но необходимо понять, что исконный русский коллективизм есть лишь преходящее явление первоначальной стадии натуральной эволюции, а не вечное явление духа.

Поистине необходим и неотложен в России призыв к по­вышению человеческой активности, человеческого твор­чества, человеческой ответственности».

Заключительный пассаж, посвященный роли индивидуума, практически без изменений повторяется в работах и на круглых столах начала XXI века. Век прошел, а мы все там же! И снова о единстве противоположностей:

«Россия совмещает в себе несколько исторических и культурных возрастов, от раннего средневековья до XX века, от самых первоначальных стадий, предшествующих культурному состоянию, до самых вершин мировой куль­туры. Россия-страна великих контрастов по преимуще­ству - нигде нет таких противоположностей высоты и ни­зости, ослепительного света и первобытной тьмы. Вот почему так трудно организовать Россию, упорядочить в ней хаотические стихии».

И обширная заключительная цитата, непосредственно связанная с нашей темой. Блестяще и образно описывается то, что в современном кросскультурном рассмотрении называется высокой контекстностью общества и приоритетом коллективизма над индивидуализмом.

«У русского человека недостаточно сильно сознание того, что честность обязательна для каждого человека, что она связана с честью человека, что она формирует личность. Нравственная самодисциплина личности никогда у нас не рассматривалась как самостоятельная и высшая задача. В нашей истории отсутствовало рыцарское начало, и это было неблагоприятно для развития и для выработки личности. Русский человек не ставил себе задачей вырабо­тать и дисциплинировать личность, он слишком склонен был полагаться на то, что органический коллектив, к ко­торому он принадлежит, за него все сделает для его нравственного здоровья. Русское православие, которому русский народ обязан своим нравственным воспитанием, не ставило слишком высоких нравственных задач лично­сти среднего русского человека, в нем была огромная нравственная снисходительность. Русскому человеку было, прежде всего, предъявлено требование смирения. В наг­раду за добродетель смирения ему все давалось и все разрешалось. Смирение и было единственной формой дисциплины личности. Лучше смиренно грешить, чем гордо совершенствоваться. Русский человек привык ду­мать, что бесчестность - не великое зло, если при этом он смиренен в душе, не гордится, не превозносится. И в са­мом большом преступлении можно смиренно каяться, мелкие же грехи легко снимаются свечечкой, поставлен­ной перед угодником. Высшие сверхчеловеческие задачи стоят перед святым. Обыкновенный русский человек не должен задаваться высокой целью даже отдаленного приближения к этому идеалу святости. Это – гордость. Православный русский старец никогда не будет направ­лять по этому пути. Святость есть удел немногих, она не может быть путем для человека. Всякий слишком герои­ческий путь личности русское православное сознание признает гордыней, и идеологи русского православия готовы видеть в этом пути уклон к человекобожеству и демонизму. Человек должен жить в органическом коллективе, послушный его строю и ладу, образовывать­ся своим сословием, своей традиционной профессией, всем традиционным народным укладом.

В каком же смысле русское народное православное сознание верит в святую Русь и всегда утверждает, что Русь живет святостью, в отличие от народов Запада, которые живут лишь честностью, т.е. началом менее высоким? В этом отношении в русском религиозном сознании есть коренной дуализм. Русский народ и истин­но русский человек живут святостью не в том смысле, что видят в святости свой путь или считают святость для себя в какой-либо мере достижимой или обязательной. Русь совсем не свята и не почитает для себя обязательно сделаться святой и осуществить идеал святости, она свята лишь в том смысле, что бесконечно почитает святых и святость, только в святости видит высшее состояние жизни, в то время как на Западе видят высшее состояние также и в достижениях познания или общест­венной справедливости, в торжестве культуры, в творче­ской гениальности. Для русской религиозной души свя­тится не столько человек, сколько сама русская земля, которую «в рабском виде Царь Небесный исходил, благо­словляя». И в религиозных видениях русского народа русская земля представляется самой Богородицей. Рус­ский человек не идет путями святости, никогда не задает­ся такими высокими целями, но он поклоняется святым и святости, с ними связывает свою последнюю любовь, возлагается на святых, на их заступничество и предстательство, спасается тем, что русская земля имеет так много святынь. Душа русского народа никогда не поклонялась золотому тельцу и, верю, никогда ему не поклонится в последней глубине своей. Но русская душа склонна опускаться в низшие состояния, там распускать себя, допускать бесчестность и грязь. Русский человек будет грабить и наживаться нечистыми путями, но при этом он никогда не будет почитать материальные богат­ства высшей ценностью, он будет верить, что жизнь св. Серафима Саровского выше всех земных благ и что св. Серафим спасет его и всех грешных русских людей, предстательствуя перед Всевышним от лица русской зем­ли. Русский человек может быть отчаянным мошенником и преступником, но в глубине души он благоговеет перед святостью и ищет спасения у святых, у их посредничества. Какой-нибудь хищник и кровопийца может очень искренно, поистине благоговейно склоняться перед свято­стью, ставить свечи перед образами святых, ездить в пу­стыни к старцам, оставаясь хищником и кровопийцей.

Это даже нельзя назвать лицемерием. Это - веками вос­питанный дуализм, вошедший в плоть и кровь, особый душевный уклад, особый путь. Это-прививка душевно-плотской, недостаточно духовной религиозности. Но в русском душевном типе есть огромное преимущество перед типом европейским. Европейский буржуа нажива­ется и обогащается с сознанием своего большого совер­шенства и превосходства, с верой в свои буржуазные добродетели. Русский буржуа, наживаясь и обогащаясь, всегда чувствует себя немного грешником и немного презирает буржуазные добродетели.

… Всякий человеческий идеал совершен­ства, благородства, чести, честности, чистоты, света представляется русскому человеку малоценным, слишком мирским, средне-культурным. И колеблется русский человек между началом звериным и ангельским, мимо начала человеческого. Для русского человека так харак­терно это качание между святостью и свинством. Русско­му человеку часто представляется, что если нельзя быть святым и подняться до сверхчеловеческой высоты, то лучше уж оставаться в свинском состоянии, то не так уже важно, быть ли мошенником или честным. А так как сверхчеловеческое состояние святости доступно лишь очень немногим, то очень многие не достигают и человеческого состояния, остаются в состоянии свинском. Ак­тивное человеческое совершенствование и творчество па­рализованы. В России все еще недостаточно раскрыто человеческое начало, оно все еще в потенциях, великих потенциях, но лишь потенциях.

Русская мораль проникнута дуализмом, унаследован­ным от нашей своеобразной народной религиозности. Идея святой Руси имела глубокие корни, но она заклю­чала в себе и нравственную опасность для русского человека, она нередко расслабляла его нравственную энергию, парализовала его человеческую волю и мешала его восхождению.

...Так средний радикальный интеллигент обычно думает, что он или призван перевер­нуть мир, или принужден остаться в довольно низком состоянии, пребывать в нравственной неряшливости и опускаться. … Принцип «все или ничего» обычно в России оставляет победу за «ничем».

Нужно признать, что личное достоинство, личная честь, личная честность и чистота мало кого у нас пленяют. Всякий призыв к личной дисциплине раздра­жает русских. Духовная работа над формированием своей личности не представляется русскому человеку нужной и пленительной. Когда русский человек религиозен, то он верит, что святые или сам Бог все за него сделают, когда же он атеист, то думает, что все за него должна сделать социальная среда.

..Русский человек может бесконечно много терпеть и выносить, он прошел школу смирения. Но он легко поддается соблазнам и не выдерживает соблазна легкой наживы, он не прошел настоящей школы чести, не имеет гражданского закала. Это не значит, что, так легко соблазняющийся и укло­няющийся от путей личной и гражданской честности, русский человек совсем не любит России. По-своему он любит Россию, но он не привык чувствовать себя ответ­ственным перед Россией, не воспитан в духе свободно-гражданского к ней отношения.

…Приходится с грустью сказать, что святая Русь имеет свой коррелятив в Руси мошеннической. Это подобно тому, как моногамическая семья имеет свой коррелятив в проституции.»

 

Национальный характер, национальный менталитет, однако, не неизменны. Предоставим слово Л.Н.Гумилеву.

Л.Н.Гумилев (1912 - 1992) [Гумилев,1992] … так называемый «национальный характер» - миф, ибо для каждой новой эпохи он будет другим, даже при ненарушенности последовательности смены фаз этногенеза. Например, Илья Ильич Обломов и его слуга Захар — лентяи. Однако предки их отбили от татар Заволжья богатые земли, завели на них доходное хозяйство и построили себе удобные, красивые дома, наполнив их книгами и картинами. Предки Раневской развели вишневый сад, который она пустила на ветер. Купчики из пьес Островского тратят капиталы, сколоченные их дедами. Так что же характерно для «русского» психологической типа: строгое собирательство или веселое, беззаботное расточительство? Видимо, то и другое, но в зависимости от эпохи, т.е. фазы этногенеза. Эти изменения идут неуклонно, не будучи функционально связаны ни с модификациями географической среды, ни со сменами общественно-экономических формаций, хотя постоянно взаимодействуют с теми и другими. Но это интерференция «независимых переменных», сопряженных в историческом процессе.

В основе социоцентрического характера россиян, во многом определяющего взаимоотношения людей, лежит антиличностная социальная установка и замещение понятия свободы в ментальности русского человека понятием воли, которые блокируют всякую индивидуальность, незапрограммированную активность отдельных людей.

В результате коллективизм россиян приобретает все более формальный и искусственный характер.