Вырвать поражение из цепких лап победы

 

Уэйн Крамер: Я собрал группу, как только меня выпустили из тюрьмы. С год мы играли, не особенно напрягаясь, а потом я отправился в Англию и записал сингл для «Радар Рекордз». Собирался записать целый альбом, но все планы рухнули. Я вернулся из Англии как раз, когда Джонни Фандерс приехал в Детройт с Heartbreakers.

Ребята из моей команды знали дилера, который пас Фандерса, и они предложили мне встретиться с Джонни. «Слушай, Джонни хочет с тобой встретиться. Ты ему нравишься».

Так что я послушался и пошел посмотреть на Heartbreakers, а они сидели за кулисами и гоняли герыча по вене. Я подумал: «Слушай, не хочу я снова связываться с наркотой. В таком кино я уже играл главную роль».

Какое-то время я держался подальше от Джонни. Потом его позвали в Чикаго, а он не захотел брать с собой Heartbreakers. И он спросил, не хочу ли я со своей ритм-секцией играть с ним. Деньги были хорошие, я сказал: «Конечно».

Когда фанаты смотрели на Джонни, лица у них были невообразимые. Они его боготворили. В смысле, никогда раньше я не видел такого обожания. Джонни выебывался, как мог, плевал в них, пинал ногами и чего только не делал, а они любили его – и всё.

Я смотрел на это и думал: «Слушай, в этом что-то есть. Может, нам стоит серьезно поговорить о совместной работе».

Джонни Фандерс, знаете ли, мог очаровать кого угодно, если это было ему нужно. Я был ему нужно. Почти все время, пока он был в Детройте, мы непрерывно бухали.

Я решил завязать. Меня только что выпустили из тюрьмы. Я все осознал и решил исправиться. Я не собирался знакомить Джонни со своими поставщиками, потому что вообще не хотел иметь с ними дела. Я пытался привести свою жизнь в норму и заработать денег – и все у нас с Джонни тогда было клево. Мы решили назвать группу Gang War.

Но когда мы перебрались в Нью-Йорк, Джонни вернулся в свою компанию и снова превратился в какого-то уличного отморозка. Потом он стал заключать сделки за моей спиной. Гнал мне, что Томми Дин у «Макса» больше не хочет платить Gang War, ему нужен только Джонни, но что если я пойду и сыграю с ним, он даст мне сто долларов. Я сказал: «Слушай, за сотню я лучше посижу дома, спасибо».

 

Мик Фаррен: Gang War была хорошей группой, но с родовой травмой. Когда я услышал, что Уэйн и Джонни собираются что-то делать вместе, то подумал: «Это будет замечательно – пока дело не дойдет до героина». Джонни выдержал несколько часов, а Уэйн – несколько недель, а потом настала полная жопа.

 

Филип Маркейд: Джонни Фандерс звонит мне и говорит: «Слушай, мы с Уэйном Крамером собираем группу! Да, это будет что-то! Ага, и мы будем называться Gang War. Хочешь быть нашим ударником?»

Я говорю: «Отлично, да хоть прямо сейчас. Вы где?» «В Анн-Арбор», – отвечает. «И каким образом я сейчас попаду в Анн-Арбор?» – «У нас есть менеджер, все дела, мы взяли тебе билет на самолет. Давай, мы тебя встретим в аэропорту».

Ну, я и полетел. Но единственная дешевая студия, которую сумел отрыть наш менеджер, оказалась мелким крысятником в каком-то жилом доме, и писали там рекламные песенки, а не рок-н-ролл. Значит, мы приезжаем, хозяин студии втыкает на толпу придурков, лезущую из машины, на дерганого Джонни в рваной майке и под кайфом, садится на измену и требует у всех паспорта.

Джонни говорит: «Да пошло все в пизду, поехали отсюда», а менеджер: «Тихо, спокойно». И начинает убеждать хозяина: «Вы с ума сошли? Это же Джонни Фандерс из New York Dolls».

Хозяин говорит: «Нет, это не он, и не пытайтесь меня обмануть, потому что мой сын – он тут наверху – фанат New York Dolls, так что если будете морочить мне голову, я легко выясню, что к чему». И вот он зовет сына, спускается здоровый жирный парень, смотрит на нас и говорит: «Да, это он, это Джонни Фандерс!»

Тут они притаскивают маму и фотоаппарат, все позируют, а отъехавший Джонни ловит свою крышу, ха-ха-ха!

Потом мы пошли в студию, и Джонни фальшивил, как никогда. Хозяин студии – в костюме, с трубкой – слушал Джонни и твердил: «Да он же не умеет петь». Я говорю: «Нет, все отлично, все нормально», – а он опять: «Он не умеет петь». Потом он забодал спрашивать, почему Джонни все время бегает в ванную. Я сказал, что он пьет много воды.

И уже в конце сессии хозяин подходит ко мне, в руке несет новую футболку, и видно, что ему как-то не по себе. Он сказал: «Мне очень неловко, вы сделали такой подарок моему сыну, а Джонни, наверное, очень бедный – даже майка у него старая и рваная, вся в дырах. Вот, передайте ему, пожалуйста – пусть у него будет хотя бы одна чистая майка».

 

Уэйн Крамер: Мы придумали одно выражение, прикол про Джонни Фандерса. Мы говорили: «Он готов на все, чтобы вырвать поражение из цепких лап победы», потому что даже при отличной подготовке Джонни умудрялся все испортить. Несколько голландских студий собирались дать нам сорок штук на запись альбома, всё, что останется, мы могли забрать себе. Джонни явился к ним и уговаривал записывать одного его и договариваться с ним напрямую, приперся обдолбанный, напугал всех до смерти и обломал сделку. Такое случалось постоянно.

 

Мик Фаррен: Уэйн женился на Марсии Резник. Как такая хуйня случилась? Может, зря я их знакомил? Кажется, Уэйну было негде жить; был какой-то мутный период. Уэйн, по-моему, женился только для того, чтобы иметь крышу над головой. Черт его знает – у Марсии был большой дом, они взяли и поженились. Но протянул их брак недолго.

Марсия постоянно кричала на Уэйна: «Почему ты не занимаешься гитарой?», а Уэйн орал в ответ: «Я и так умею играть на гитаре, иди в жопу!» Потом он приходил ко мне, через какое-то время она приходила за ним, а он не пускал ее в дом, и она стояла на улице и вопила.

Господи, всё пошло вразнос. Эта Резник… хотя из нее получился бы неплохой фотограф.

 

Биби Бьюэл: В 1980–1981 году Марсия Резник много фотографировала Джонни, меня иногда тоже, и мы стали часто встречаться у нее дома. Мы снова подружились, Джонни, кажется, почти влюбился в меня. Он в самом деле тянулся ко мне, и если бы не его шелудивость и все такое, я могла бы и ответить, но я его боялась.

Джонни был, прямо скажем, не красавец. У него были невероятно гадкие руки. Пальцы как сосиски, кожа шелушится и вообще какая-то странная. Я не хочу так говорить о человеке, которого на самом деле люблю, но иногда он пугал меня. Представь, говоришь с ним, а у него по руке как потечет кровь… Не совсем тот человек, чтобы с ним обниматься.

 

Сиринда Фокс: Я умоляла Джонни: «Перестань, ты погубишь себя!» Он зашел уже слишком далеко. Я плакала, просила, умоляла его: «Джонни, пожалуйста, ты умрешь, и мне будет некого любить, у меня больше нет друзей, у меня не осталось никого из друзей, пожалуйста, не умирай!»

 

Уэйн Крамер: Когда Gang War развалилась, Джонни нашел одного парня по имени Брим, он торговал наркотиками, и договор был – Брим снабжает Джонни дурью, Джонни играет музыку, а Брим будет его менеджером. Для Джонни сделка была отличная, за исключением того, что Брима заказал кто-то из коллег по цеху. Он стал менеджером Джонни, и его убили, потому что он продолжал барыжить. Брим со многими вел дела, и, похоже, кто-то сказал: «Зачем я ему плачу, когда его можно просто пристрелить? Почему я должен отдавать ему двести тысяч баксов за эти наркотики, когда все, что нужно – пристрелить его?»

 

Мик Фаррен: Все рухнуло, так? Восьмидесятые. Кокаин. Хоть греби лопатой. Не надо много ума, чтобы наглотаться «колес», наверное, поэтому мы все опустились до уровня Сида, который, можно сказать, являл собой высшую точку развития всего панк-движения. То есть совершенно никому не был нужен, ха-ха-ха!

Из-за наркотиков стали важны деньги, Рональда Рейгана избрали президентом – ну, и пошло-поехало. На самом деле грустно: хиппи пережили Никсона, а панки спасовали перед Рейганом, понимаете? На самом деле панки не умели бороться.

Я хочу сказать: посмотрите на Лестера Бэнгса, большого интеллигента от панк-движения, этого въебанного адвентиста седьмого дня, который слушал рок-н-ролл, но не хотел двигаться дальше. Лестер двинулся на том, что знает все, что ему нужно. Представь посетителя китайского ресторана, который каждый раз заказывает одно и то же, потому что заказывал то же в первый раз и ему оно показалось ничего. Меня всегда бесило, что он ничего не делал за пределами очень узкой области рок-н-ролльной литературы. Он не смог даже написать честную книгу о Blondie; с другой стороны, в определенном смысле как писатель он лучше меня, а ведь я отличный писатель. То есть возьмите любой кусок из Лестера Бэнгса, и видно будет, что это шедевр, но все у него, блядь, про одно и то же. Я бы сказал, что такое происходит со всеми, кто слишком далек от жизни.

Меня сильно удивляло, почему Лестер не возьмет и не напишет такой же роман, как Джим Томпсон, ведь он достаточно плодовитый автор – ну, там, в монтажной просто куча Лестера валяется на полу. Мне надоело, что он никуда не выходит, и вообще впечатление было такое, что все, на что он способен, – лечь, блядь, и помереть. Меня просто убивала настолько ебнутая трата мозгов. Без пизды, тебе вряд ли понравится передоз никвила[71]. Есть немало более веселых способов сдохнуть.

 

Боб Куин: Я время от времени читал нотации Лестеру, потому что в самом деле считал, что он близок к самоубийству. Пил он так неумеренно, что я сказал: «Ты сам знаешь, что стал алкоголиком. Тебе пора завязывать».

Да, хотя он никогда не рассказывал мне, но я видел его за день до смерти – очевидно, он был на семинаре Анонимных Алкоголиков, на первом своем семинаре. Дело было так: он только что закончил книгу, «Рок-Гоморра» – ее так и не напечатали – а у него была традиция всякий раз, когда он заканчивал писать книгу или какую-нибудь большую длинную статью, напиваться в хлам. А сделал он вот что: дописал книгу, у него был грипп, он собрался отметить, но напиваться ему не хотелось. Вместо этого он закупился разнообразными сиропами от кашля, потом пошел в «Макдональдс» на Шестой авеню – там можно было достать «колес» – и набрал пригоршню таблеток. Я думаю, Лестер решил устроить праздник на «колесах» и совершил ошибку.

Он умер.

Знаете, я ведь любил его. Он был очень ранимым, очень человечным. Только с ним и еще несколькими людьми я мог говорить по телефону часами, и, трезвый он был или пьяный, слушать его всегда было интересно. Скажет: «Вот, послушай, что я только что написал для Village Voice», и читает – все 35 страниц. И для меня это было лучше всего, это был настоящий подарок. Лестер очень увлекся музыкой, отчасти она его и погубила, потому что в восьмидесятые музыка было сплошное дерьмо. Так что я всегда говорил ему: «Делай как я – покупай охуительные старые блюзы, и всё». Он отвечал: «Ну да, мне нравится их слушать, но они вгоняют в тоску. Это ведь мертвая музыка, в ней ничего не происходит».

Один раз я сказал: «А чем докажешь?». Он как раз поставил мне Лонни Мака, отличная пластинка, но тут взял да и ответил: «Ну, знаешь… Ведь ничего нового не появляется».

 

Микки Ли: Мы с Лестером Бэнгсом входили в группу Birdland, но больше я не мог никого уговорить остаться, Лестер распугал всех, кого мог. В конце концов я тоже ушел. Через несколько месяцев, может быть, через полгода, я выпустил сингл «On the beach». На другой стороне была «Living alone», песня о Лестере. Интересно, понял он или нет?

 

Looking like a farmer in your Sunday best

Walking up the stairs to get a good day’s rest

Hasn’t worked a day in quite a while

He’s living life his way because that’s his style

And he’s living alone.[72]