Физиологические свойства речевого голоса. 29 страница

- Да… согласен, но разве это что-то объясняет?

- Объясняет. Дальше еще есть несколько фраз – вот тут, вот тут…, смотри!

Андрей после секундной паузы встал и подошел к нему, аккуратно лавируя между несколькими детьми, валяющимися на полу. Присев рядом и заглянув в комп, он оказался при этом в непосредственной близости не только от пацана, но и от мужчины, и в первые полминуты не мог сосредоточиться. То ли это было самовнушение, то ли было что-то другое, но присутствие рядом с ними – вот тут, на расстоянии вытянутой руки, повлияло на Андрея совершенно неожиданно. Сначала возник всплеск пронзительной радости, которая словно попрыгала в нем и преобразовалась в блаженство. Блаженство было мягким и слабым по интенсивности, словно не очень отдаленное эхо, но при этом пронзительность его была очень высока! Он всегда думал, что только интенсивные ОзВ могут быть пронзительными или всеохватными, а оказалось, что это совсем не так. Он затаил дыхание, чтобы не сбить, не нарушить это состояние. Прямо перед ним были две лапы – одна крепкая, с выраженными мышцами, но не неприятно-рельефная, как это бывает у спортсменов, с упругой загорелой кожей, и вторая – лежащая на ней – детская, только приобретающая очертания крепкой лапы, но уже вполне оформившаяся и очень эротичная, и когда его взгляд останавливался на лапах, когда он немного наклонялся, чтобы почувствовать слабый запах кожи, блаженство усиливалось. И в этот момент он осознал, что от их тел исходит довольно определенный запах. Этот запах не был похож вообще ни на что!

Андрей преодолел позыв к неловкости и стал внюхиваться. Это был запах, который мог бы доноситься порывом ветра из долины, полной цветов, и еще в нем был привкус запаха загорелой попки девочки, и когда он отстранился на полметра, запах стал едва заметным, и блаженство резко ослабло. Придвинулся – стал вдыхать запах их тел – и блаженство само собой тут же выросло! Это точно не было самовнушением – слишком определенной, слишком явной была зависимость интенсивности блаженства от интенсивности запаха, и эту закономерность он обнаружил только сейчас, не зная о ней раньше.

Он придвинул совсем близко лицо к их лапам, уловил еще один оттенок – так пахнет выгоревший чабрец, и блаженство резко скакнуло за ту грань, о которой он до сих пор и не догадывался.

Мелькнула мысль «блаженство», но он ее отогнал, чтобы не сбивать это переживание. Хотелось дышать поверхностно, но сделав пару глубоких вдохов он обнаружил, что блаженство вполне устойчиво.

- Да, эти фразы написаны криво, - согласился он, посмотрев наконец туда, куда указывал пацан.

Блаженство не исчезало, не становилось слабее!

- Не просто криво – искажается смысл. Например тут: «Комплекс RISC после этого высвобождается и готов к работе и может продолжать разрезать следующие мРНК». Это разве правильно?

Андрей на несколько секунд задумался.

- А… нет, RISC не разрезает мРНК, а блокирует их, а разрезает их слайсер.

Такую фразу не смог бы написать человек, который сам четко понимает написанное. Это бы резало ему глаза и уши! Так что ты упустил момент, когда необходимо было остановиться, переключиться на другие интересы, стал нагромождать фразы без того, чтобы с удовольствием и не спеша разобраться в них, и язык изменился – из удобочитаемого он стал намного более техничным. Все это – критерии совершенной ошибки в реализации радостного желания.

- Да, сейчас я могу вспомнить – действительно не хотелось бросать параграф а полпути, хотелось уже поскорее закончить с ним, довести до конца, и…

- Обычная ошибка. – Резюмировал пацан, с интересом рассматривавший Андрея, рассматривавшего его коленки и ляжки. – Перфекционизм.

- Зато теперь есть опыт. Не знал, что вот так легко можно убить радостные желания.

- Отложи генетику, отложи вообще все, выполни несколько фрагментов ничего неделания и различи – какие есть желания. Им и следуй, - подала голос Майя.

- Наверное, у меня еще нет полного доверия к желаниям. Постоянно хочется найти какой-то алгоритм, критерий того – какое желание реализовывать, а какое – нет, вместо того, чтобы доверяться желаниям. Когда интерес к генетике ослаб, возник страх – а вдруг сейчас мои желания растворятся, вернутся снова в полумертвое состояние? Отсюда – спазматическое выдавливание, перфекционизм. Теперь я знаю, что отравление возникает очень быстро!

Мужчина что-то шепнул пацану, тот – соседу, и спустя несколько секунд волна докатилась до всех. Кроме Андрея, естественно.

- Пойдем, - встав, Майя обратилась к Андрею. – Прогуляемся, а у Марти, - она кивнула на пацана, разговаривавшего с Андреем, - пока есть другие дела.

 

 

19.

 

Подводная часть пещеры оказалась не менее разветвленной, чем сухая. Целый час дайверы продвигались вперед и вглубь, разделившись на две пары, и нанесли на карту лишь самые основные тоннели и подводные залы. Стало ясно, что подробное картирование всей пещеры может занять недели, а то и месяцы, и на этом ажиотаж вокруг нее понемногу стих. Пещера превратилась в своего рода рекреационную зону, где можно побродить по «инкрустированным» залам, погрузиться в подводный тоннель, нанести на карту новый участок или просто посидеть в полной темноте и тишине, занимаясь теми или иными практиками, требующими особенного сосредоточения. Так как довольно много ветвей пещеры кончались тупиками, то такие «зоны сосредоточения» строили именно там, нанося их на карту. Когда кто-то уходил в такую зону, то он ставил соответствующую отметку, и на компьютерной схеме она светилась оранжевым цветом, предупреждая, что туда соваться не надо. Джейн тоже выбрала себе местечко в пещере – в конце длинного и очень узкого лаза, в который можно было пролезть только на четвереньках, а местами приходилось проползать на пузе. Чтобы добраться от кианитовой щели до конца этого лаза, требовалось двадцать минут, и поначалу Джейн решила, что это чересчур долго, но с другой стороны это неудобство имело свое преимущество – залезая в такую узкую и длинную нору она испытывала без дополнительных усилий чувство предельной оторванности от мира, да и по пути было чем заняться. Она постелила в конце лаза толстое мягкое одеяло, прикрепила другое к стене, и теперь там можно было и удобно сидеть, и удобно лежать. И сейчас, когда наслаждение носилось по ее телу, как псина по полянке, соскучившаяся по свободе, ей захотелось снова уползти в свою нору и проверить одну гипотезу, подброшенную ей Томасом.

Занятия с Томасом начались как-то исподволь, и постепенно стали более частыми и плодотворными. К удивлению Джейн, Томас проявил к ней интерес тогда, когда сама она чувствовала себя не в своей тарелке – когда желание накапливать фрагменты исчезло полностью, а желание изучать науки осталось, но потеряло ту пронзительность, к которой она уже привыкла за год, и все, чего ей по-настоящему хотелось, это отдохнуть от желаний, и желания, как понятливые осьминоги, свернулись и уползли в норки.

- Встань на коленки, а я возьму тебя за попку и буду трахать так!

Джейн потянулась всем тельцем – наслаждение было почти что физически ощутимым, как чувствуется камень в руке – массивное, искрящееся удовольствием, с эпицентром, переливающимся из руки в ногу, из ноги в живот, из живота в письку – Джейн сначала следила за этой прихотливой траекторией, но потом перестала. Она перевернулась на живот, встала на коленки, делая все медленно, смакуя каждый всплеск, каждый оттенок наслаждения, возникавший от любого ее движения. В какой-то момент она даже замерла неподвижно на боку, так как эпицентр наслаждения пробегал через ее клитор и в таком состоянии было опасно двигаться – оргазм мог подкрасться и прыгнуть без предупреждения. Когда волна переместилась в ляжки, она окончательно перевернулась на живот и стала подтягивать задние лапы. Экор нетерпеливо, но аккуратно стал поднимать ее попку и пристраиваться сзади, и когда его довольно большой для его возраста влажный член проскользнул ей в письку, Джейн застонала и в ближайшие две минуты уже не могла вообще ни о чем думать. С Экором ее познакомила Кунга две недели назад, сказав, что, во-первых, он ее лучший друг, а во-вторых, ему и Джейн точно будет чем заняться вдвоем. Так и оказалось. Первое, что сделал Экор, когда Джейн ему улыбнулась, это прыжок в лучших традициях тигров. Обхватив ее за талию, он стал жадно лапать все ее тело, потом сел на корточки и стал целовать и вылизывать ее ляжки, забирался лапой под шорты и тискал попку, затем расстегнул их и спустил совсем, начав целовать ее письку через трусики, при этом вдыхая исходящий от трусиков запах, тыкаясь носом и языком в лобок, в клитор, в губки… их первая встреча затянулась, но что удивило ее больше всего, так это то, что Экор вообще никогда, казалось, не уставал ласкаться и трахаться. Сейчас он был таким же нежным и страстным, как в первый раз, и это при том, что он трахал, как оказалось, вообще почти всех девушек на Базе. Приятно было то, что он именно наслаждался ее телом и сексом. Он мог две минуты вылизывать ее задние лапы, отдаваясь этому так, что ничто его не могло, казалось, отвлечь, а потом он с такой же увлеченностью вынюхивал и лизал ее подмышки, а потом сосредоточенно тискал грудки, не переставая двигать своим членом внутри ее письки или попки. Такого ебучего и ласкучего мальчика Джейн не только никогда в жизни не видела, но никогда даже не могла себе представить, и сейчас ее заинтересовало именно это – почему же она даже представить такого мальчика не могла? Цензура. Внутренняя цензура, - удивилась она ответу, который нашла. Вспомнилась давняя переписка с какой-то подругой – написав ей что-то на тему секса, Джейн получила в ответ странные фразы типа «секс для меня не главное в жизни» и тому подобное. Сейчас-то совершенно ясно, что такие фразы выдают в человеке глубочайшие сексуальные запреты и комплексы, воинствующую догматичность. Даже можно предположить ненависть ко всему, что связано с сексом. Ведь если бы, к примеру, она рассказала подруге о том, что прочла в книжке про путешествия, то та подруга могла бы вяло одобрить или вежливо согласиться или просто пропустить мимо ушей, но уж точно не написала бы в ответ «путешествия для меня – не самое главное в жизни». Это ведь очевидно. Сейчас это очевидно, а тогда она испытала укол неловкости и тем самым закрепила свою фригидность. Даже тот человек, который полагает себя раскованным и развратным, на самом деле переполнен катастрофической силы сексуальными догмами и комплексами, и это было особенно ясно, когда Джейн наблюдала за своими реакциями, когда она смотрела на Экора. Вот он, кажется, вообще стыда не испытывает, ну то есть совсем. И он не скрывает и ему, наверное, даже в голову не может прийти, что это можно скрывать, что секс для него – главное в жизни. Для кого-то главное в жизни – увлечение физикой и дайвингом, у кого-то самые сильные желания лежат в области путешествий или музыки, а Экор больше всего увлекался сексом. В любом месте Базы в любое время он мог подойти к любой девочке или девушке и предложить ей секс или ласки, и занимался он этим, кажется, круглосуточно. Его неутомимость в вылизывании лапок, попок, грудок, членов, яичек и писек, сосочков и животиков, в трахе с парнями и девушками, его удивительная устремленность к тому, чтобы трахать и чтобы трахали его – такая активность, как сейчас заметила Джейн, вызывала у нее удивление не совсем исследовательского толка. Было в этом удивлении и примесь негативного отношения. Вот дерьмо… Когда думаешь о том, что Экор с утра до вечера по двенадцать часов в сутки трахается и лижется, возникает, блять, всплеск отсуждения, недовольства, в голову лезут обрывки тупейших мыслей, и все почему? Если Марта по шестнадцать часов в сутки занимается генетикой, если она с огромной охотой готова рассказывать любому интересующемуся генетикой все, что ему интересно узнать, то это вызовет уважение у любого человека хотя бы с двумя извилинами в голове. Но если бы она по шестнадцать часов ебалась, тискалась, лизалась… она была бы отверженной, ее бы попросту затравили. И она – Джейн – носит в себе это дерьмо…

Экор высоко задрал ее ножки, сложив ее почти пополам, и налег сверху. Слегка согнув ее ножки, он уперся лицом в ее ступни и, вылизывая и покусывая их, трахал ее в таком положении. Каждый раз, когда он останавливался или, тем более, высовывал член, возбуждение немного нарастало, и лишь спустя три-четыре секунды мягко спадало, и когда он снова начинал двигаться или засовывал член, возбуждение взрывалось в животе, письке, попке, и трудно было о чем-то думать.

Томас… его интерес к Джейн казался спонтанным, легким и сиюминутным. Словно между делом, походя, он задавал какой-нибудь вопрос, и уходил, едва услышав краем уха ответ. Всеми своими повадками он давал понять, что, собственно, никакого обучения и не происходит, просто они обмениваются малозначащими фразами. И лишь спустя неделю Джейн обратила внимание, что своими вопросами и советами, которые он давал ей так, словно они имеют крайне малое значение, он вел ее в определенном направлении. Наверное, в этом и состояла его стратегия – ненавязчивое влияние, даже не влияние, а предложение о влиянии. Такая ненавязчивость только в том случае получит отклик, если обучаемый человек в самом деле испытывает интерес к этой теме и достаточное упорство, чтобы без какой-либо мотивационной подпитки самостоятельно развивать затронутую тему – как теоретически, так и практически. Джейн проявила и интерес и энтузиазм, и Томас мало-помалу перестал демонстрировать малозначимость их общения, задерживаясь около нее подольше и рассказывая побольше.

Речь шла о такой малоуловимой материи, как перенятие восприятий у морд Земли. Джейн еще давно и без труда удалось испытать твердость при созерцании огромной скалы. Практика состояла в совмещении хреносечения, порождения симпатии к этой огромной морде, и порождении уверенности в том, что и скала испытывает к ней симпатию. Джейн тогда минут десять пыталась сосредоточиться на этих восприятиях без малейшего результата. Неудача оказалась для нее безразличной, так как она почти ничего и не ожидала от этого опыта, и это могло бы и вовсе забыться, если бы спустя два дня она в совершенно обычной ситуации не испытала неожиданно для себя совершенно необычное ощущение, подобного которому она не могла вспомнить, и которое отлично резонировало с описанием твердости, которое она тогда услышала. Это было поразительно. Никогда этого не было. И наверное у большинства людей никогда и не бывает. Они проживаю всю свою жизнь и не догадываются, что их жизнь плоская и серая. После этого раза твердость стала возникать периодически, ведь теперь у нее был опыт переживания твердости, и можно было приложить усилие «воспоминания себя в этом состоянии», и несмотря на то, что результатов так и не появлялось непосредственно во время этих попыток, твердость спонтанно и время от времени начала возникать. Джейн понимала, что существуют и другие «физические переживания», связанные с практиками, называемыми «интеграция восприятий морд Земли», но знание это оставалось как будто бы бесцветным, абстрактным и не влекущим за собой попыток испытать эти новые ФП.

Томас задал ей вопрос – каким ей кажется далекий массив леса, если созерцать его так же, как они созерцали скалу. Спросил – и тут же отвлекся на кого-то другого, и спустя минуту вовсе ушел. Но через два дня поинтересовался – так же мимоходом – как там дела с лесом. Ничего конкретного в делах с лесом не было, о чем Джейн меланхолично и сообщила, но Томаса интересовал, оказывается, не только, а может быть и не столько результат, сколько то – прикладывала Джейн какие-то усилия для решения этой задачи, и он задал еще пару уточняющих вопросов. Ответы его, видимо, удовлетворили, так как он дал Джейн совет – немного расфокусировать глаза, когда она смотрит на лес, и воспринимать его именно «массивом леса», а не скоплением отдельных деревьев. «Я же не зря произнес слово «массив»», сказал он.

Экор снова перевернул ее на живот, лег на нее, плотно прижавшись к спине, своими нижними лапами уперся в места под ее коленками, засунул член в письку, но не стал трахать, а чуть-чуть сдвинулся вверх, чтобы возникло давление всей поверхностью члена на письку, и двигал попой влево-вправо, едва-едва, вцепившись руками в плечи Джейн, и вот эта хватка за плечи, и то – как он животом прижимался к ее спине, и как он упирался лапками в ее «подколенки» - это привносило в сексуальное наслаждение ту долю эротического возбуждения, которое делает секс таким мощным источником озаренных восприятий. Было очень клево думать о своем, вообще не обращая на мальчика никакого внимания.

С расфокусированными глазами дела пошли лучше, и в первый же день Джейн сделала открытие – спустя десять минут созерцания леса она испытала нечто такое, к чему просто невозможно было подобрать ни одного слова. Впоследствии Джейн поняла, что это совершенно естественное состояние при открытии каждого нового ФП – кажущаяся невозможность подобрать резонирующее слово. С твердостью было иначе, так как слово «твердость» она узнала прежде, чем испытала ее, а сейчас она испытывала растерянность, и в тот же момент ощущение стало ускользать. Неожиданно потребность в обнаружении резонирующего слова стала настоятельной, резкой, и возникла ясная картинка того, как резонирующее слово словно якорь прикрепляет новое переживание, не дает ему ускользнуть в никуда. Возникла легкая паника при мысли о том, что если переживание ускользнет сейчас, то может никогда больше и не возникнет, и это тоже характерно для новых ОзВ и ФП. В этой кутерьме Джейн наконец собралась, успокоилась, и снова начала, не теряя времени, осуществлять созерцание, которое теперь уже можно было подкреплять усилием по «впрыгиванию» в «то состояние», и ощущение вернулось.

Ощущение возвращалось еще несколько раз, а слово как не находилось, так и не нашлось. Хотелось тут же помчаться и найти Томаса, чтобы рассказать об открытии, но Джейн сдержалась – захотелось культивировать выдержку, спокойное предвкушение-выжидание, и кроме того, эксперимент только начинался. На следующий день Томас, выслушав рассказ Джейн, отделался чем-то вроде «ну-ну», ищи…, исчез в сауне, и Джейн это поняла так, что необходимо просто продолжать порождать это ФП, лучше вчувствоваться в него, и ждать, пока родится резонирующий термин. И он нашелся. Слово возникло само – просто взяло и возникло вместе с таким чувством, что другого слова и не может существовать на этом месте – «шершавость». Джейн рассмеялась сама над собой, когда сказала Томасу, что это качество – «шершавость», но он просто кивнул и подтвердил, что это именно шершавость.

- Смешно получается, я нашла шершавость!

- Ты нашла не шершавость, а новое восприятие, которое резонирует со словом «шершавость» и открывает перед тобой новые просторы в путешествии по миру ОзВ, что тут смешного? – Удивился Томас.

Шершавость была удивительна. Точнее – переживание этой шершавости, конечно:), но Томас поставил следующую задачу – созерцать ветер.

- Созерцать ветер?? Джейн удивилась, но Томас определенно не хотел играть в эти игры, и никаких комментариев не дал.

Созерцать ветер. Бля! А как же его созерцать, если он невидим! Минутная растерянность. Захотелось спазматически догнать Томаса и расспросить, но Джейн взяла себя в лапы, и решение пришло тут же – Джейн вспомнила, как в самый первый день, когда она приехала сюда на такси, на верхней площадке ветер взвинчивал мелкие пылевые вихри. Взяв велик, она приехала к воротам. Сканирующий инфракрасный луч погладил ее лицо, сверив рисунок радужной оболочки, и она вышла наружу. Ветер прыгал по камням и на этот раз, и Джейн села на траву у дороги и стала созерцать подхватываемую ветром мелкую пыль. Это оказалось непросто, так как порывы ветра были непостоянны, и между двумя очередными облачками взметнувшейся пыли проходило много времени. Но было и что-то еще – что-то не то. Но что не то? Джейн снова сосредоточилась и, поддерживая сосредоточение хреносечением, продолжила порождать уверенности, симпатию. Спустя десять минут симпатия к мелким вихрям пыли стала возникать устойчиво, хоть и не сильно – на три-четыре. Породить уверенность в том, что и они испытывают к Джейн симпатию оказалось сложнее. Джейн легла на живот и пододвинулась поближе к пыльному участку дороги, так чтобы ветер дул из-за спины, и прищурив глаза, чтобы не попадала пыль. Потом пододвинулась еще. Потом еще. А потом, упрекнув себя в чистоплюйстве, легла прямо посреди пыли. Теперь пылевые микро-протуберанцы возникали прямо перед ее носом и слева и справа, и дело пошло. Оказывается, что даже когда нет порывов ветра, пыль на дороге никогда не лежит спокойно. Есть постоянное тончайшее облачко тусующихся пылинок. И что-то во всем этом было не то. «Не ветер» - раздался спокойный мужской голос прямо над ухом. Джейн обернулась и подпрыгнула от неожиданности. Сзади никого не было.

Впечатление было сильное. Несколько минут она не могла поверить в то, что в кустах никто не прячется. Но во-первых, кусты были слишком далеко, а голос – прямо тут, над ухом, спокойный такой, негромкий и четкий – максимум в метре от говорящего. Джейн понимала, что если бы кто-нибудь рассказал ей о том, что с ним произошло такое, кто-то такой, кому бы она совершенно доверяла, то она оказалась бы в труднейшем положении. Заподозрить такого человека в откровенном вранье она бы не могла. Поверить в его рассказ она… тоже бы не смогла, никак, никому не смогла бы поверить. Пришлось бы предположить слуховую галлюцинацию. Может и тут была галлюцинация? Ну… в общем может… «не ветер»? Может ли эта фраза что-то значить? Это, правда, уже выходило бы за рамки галлюцинации… Не ветер…

Джейн села на коленки, а затем и совсем встала, неторопливо отряхиваясь. То, что она пыталась созерцать, не было ветром. Это были пылевые вихри, поднятые ветром, но никак не сам ветер, и именно это грызло ее все время. И выразилось вот в таком странном эффекте. А как же все-таки созерцать ветер?

В жаркий день в горах – если смотреть на темный склон вдали, видно, как разогретый воздух поднимается вверх. И от горячего асфальта тоже. Воздух при этом виден очень хорошо, но это не ветер, а горячий воздух.

В Джомсоме ветер, начиная с полудня, несется непрерывно и сильно, поднимая и утаскивая с собой в пыльных местах целые тучи пыли. Это уже ближе, и все-таки это все равно не ветер, а тучи пыли. Вот воду можно окрасить, а можно ли как-то окрасить воздух? Окрашенная вода остается водой, окрашенный воздух остается воздухом. Так ведь пыль и есть своего рода окраска! Воздух, окрашенный пылью. «Пылевая» краска…

Джейн повернулась и пошла в свою комнату – она уже чувствовала, что решение найдено, осталось только немного его додумать, дожать.

Окрашенный пылью ветер. Но ведь когда она только что смотрела на пылевые мелкие вихри, у нее была, да и сейчас есть стойкая ясность, что это не было созерцанием ветра. Да, но ведь тогда она и не воспринимала пыль как окраску, а созерцала ее как нечто самостоятельное. Может ли от смены интерпретации пыли измениться и результат?

Джейн взяла мелкий рюкзак и вышла из комнаты, продолжая думать на ходу.

В зависимости от интерпретации… только ли интерпретации? Интерпретация - это слова, мысли, это не может ничего изменить само по себе. Уверенность… вот уверенность может изменить очень многое… а интерпретация может влиять на уверенность. Пусть и опосредованно, но может – имея ту или иную интерпретацию, легче породить ту или иную уверенность. Уверенность меняет многое.

Джейн вспомнила, как в детстве тренировалась бороться с укачиванием. Укачивало ее очень сильно, и еще только подходя к автобусу, она уже начинала испытывать приступы тошноты, и это заинтересовало ее. Значит – дело не только в самом укачивании, а еще и в уверенности, что ее будет укачивать – образуется замкнутый круг. И тогда она попробовала прекращать эту уверенность, и разница – хоть крохотная, но была. Тогда она вспомнила, что если подолгу валяться в горячей ванне, а потом резко встать, то начинает кружиться голова и возникают ощущения, схожие с укачиванием, и она решила использовать это для тренировки, и вскоре научилась бороться и с головокружением при резком вставании, и с укачиванием. Тогда – при первых признаках успеха, она испытала прилив уверенности в том, что окончательно победит в этой борьбе, появилась решимость, которая сделала уверенность более прочной, которая усилила решимость – снова это был замкнутый круг, но замкнулся он в другом направлении.

Уверенность меняет многое. И твердость она тоже ведь испытала в результате практики, включающую в себя уверенность в том, что гора испытывает к ней симпатию. И с шершавостью было так же.

Остальное она уже додумывала неторопясь, отвлекаясь на другие мысли и чувства, и когда, спустя час, в иллюминаторе показались знакомые горы, предвкушение предстоящего исследования стало пронзительным – то есть «предвкушение» сменилось «пищухой», так что Джейн не удержалась и вякнула.

Уверенность в том, что она созерцает именно окрашенный пылью ветер, позволит отсечь те восприятия, которые присущи вихрям пыли, и выделить те, что присущи именно ветру.

Это звучало логично и ясно, хотя и не особенно убедительно, так как ее опыт перенятия восприятий был слишком мал – требовался конкретный эксперимент.

Открыв книгу, она перестала думать обо всем этом, и, оказавшись в Джомсоме, с удовольствием устранила лихорадочное желание прямо сейчас помчаться туда – к руслу пересохшей реки, где ветер живет так ощутимо и зримо, что представить его живым, самостоятельным существом очень легко.

Летом, в период муссонов, река разливается от берега до берега – по всей поверхности огромной долины, а сейчас дно, усыпанное мелкими камнями и песком, почти везде обнажено, открыто ветру и пронизывающему солнцу. Солнце входит в долину часам к девяти утра, и прохлада сменяется удушающей жарой, которую изгоняет ветер, поднимающийся здесь в районе полудня, постепенно усиливаясь к вечеру, так что Джейн решила пойти к реке часа через два-три, а пока… пока можно разобраться кое в каких биохимических вопросах.

Вчера у генетиков случился очередной переполох, смысл которого Джейн поняла очень плохо, а Марта, и уж тем более Джерри были слишком офигевшие, чтобы можно было рассчитывать на их комментарии, поэтому Джейн попросту скачала себе вечернее «коммюнике». Вообще-то оно официально называлось проще – сводкой новостей, но новостные сводки генетиков издавна стали называть «коммюнике» с подачи Эда – когда-то он подшутил над той важностью, с которой генетики преподносили свои открытия, а потом это слово так и прижилось – возможно как раз потому, что открытия эти и в самом деле были чрезвычайной важности.

Суть нового открытия сводилась снова к чему-то, что обнаружили в крови у «ежей», причем не у всех, а только у тех, кто в течение нескольких лет проживал на морских мордо-базах – целый их выводок прилетел недавно на Холм, и Джерри пришлось применить всё свое очарование и личную силу великого чародея, чтобы удержать их, рвущихся поноситься по гималайским просторам, на территории Базы хотя бы пару недель, пока он не возьмет у них необходимые анализы и не проведет необходимые тесты, и поскольку число «совершенно необходимых» тестов и анализов не выявляло тенденции к исчерпанию, ежи искали себе развлечения на территории, что было не слишком сложным, как в силу огромного количества их собственных интересов, малозависимых от окружающей среды, так и в силу того, что на Базе и в самом деле было где полазить и что посмотреть, особенно после открытия пещеры и ее подводной части.

Джейн пролистала туда-сюда коммюнике – всего три странички, но очень много малопонятных терминов и еще более малопонятных эмоциональных реакций на совершенно чудовищные формулировки, понять которые будет трудновато… но так всегда – когда генетики что-то такое раскапывают, то им некогда заниматься популяризацией – они штампуют свои новости в таком ужасающем виде, что понять их могут только они сами и их коллеги с других баз, поэтому Джейн и предпочитала получать разъяснения непосредственно в личном разговоре, а не через посредство этого скопища слов.

Порфириновые соединения… Джейн так поняла, что именно вокруг них сосредоточились главные новости. Порфирин – это очень простая и очень красивая штука. Берешь молекулу пиррола, в которой четыре атома углерода и один атом азота соединены между собой в кольцо, и каждый из них при себе еще имеет атом водорода. Затем те два атома углерода, которые окружают атом азота, отбрасывают присоединенный к ним водород и хватаются за группы «СН», и когда четыре молекулы пиррола сделают это, и встают в свою очередь в кольцо, будучи связанными между собой группами «СН», то и получается порфирин. Это понятно. Дальше… металлы… и это ясно. Порфирин – это лиганд, то есть это такая органическая молекула, которая может образовать связи с атомами металлов. Внутрь порфирина можно засунуть атом металла и образуется такой киборг – органика, слитая с металлом, и такой вот порфириновый киборг входит в состав очень многих и очень важных ферментов и у животных, и у растений. Например, в центре порфиринового кольца в специальном белке клубеньковых бактерий, участвующем в процессе связывания атмосферного азота, находится атом железа, и если бы не было этого, то не было бы и всего остального, так как высшие растения не могут напрямую поглощать азот из атмосферы, ведь молекула азота очень прочна. Зато перерабатывать молекулярный азот с помощью порфирина способны эти бактерии, которые затем накапливают его в почве уже в виде химических соединений, которые могут участвовать в метаболизме растений, а затем – и поедающих эти растения животных.

Хлорофилл тоже содержит порфирин - с атомом магния в центре, и не будь этого, не было бы и фотосинтеза. Порфирин с железом содержится в цитохромах - белках, участвующих в процессах дыхания, а также в миоглобине и гемоглобине… в общем – много всего хорошего можно сделать с порфирином, если умеючи… так что же они нашли?