Фундаментальные ценности

 

В наиболее общем виде ценностная система христианства может быть рассмотрена в двух аспектах: фундаментальном и инструментальном.

I. Ценности фундаментальные, образующие систему мировосприятия:

a) христоцентризм мировосприятия, определяющий собой осознание сущности взаимоотношений между Богом, человеком, миром (κοσμος, mundus) и миром (ειρηνη, pax). В этой системе каждый элемент имеет свою мировоззренческую нагрузку.

b) Триединый Бог как абсолютная и совершенная ценность — Творец мiра, его Спаситель и конечная цель его развития. «Сущность Бога выше и не-сущего, превосходящего сущее, недаром он “Сверхбог”»[1], а сверхсущность Его безымянна.[2]

c) Человек, взятый не сам по себе, как самоценность (подобно восприятию человека гуманистическими системами), а в Богочеловеческой системе координат — как творение Божье, призванное возвыситься к Богу во всем своем трисоставном существе, во всей его полноте (ολοτελεις,[3] per omnia) и целостности — в совокупности духа, души и тела (ολοκληρον[4] υμων το πνευμα

και η ψυχη και το σωμα, integer spiritus vester et anima et corpus)[5].

. Человек — бог в Богочеловеке Христе (Ин. 10, 34: «вы бози есте», с отсылкой на: Пс. 81, 6), и через Христа человек поднимается во всей полноте своего существа до уровня Бога, творчески реализуя этот потенциал через путь обожествления.

Человек для христиан — вместилище Духа Божия «вы храм Бога живого» (2 Кор. 6, 16) и всецелого Бога (в Таинстве Евхаристии). Обожение, охристовление, вохристовление «не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20), богоуподобление «подобни мне бывайте, якоже аз Христу»[6].

(1 Кор. 4, 16), богоподражание «подражайте Богу»(Еф. 5, 1) означает возвышение всецелого человека до состояния Богочеловека.

В силу своего призвания быть вместилищем Бога человек — активный соучастник домостроительства спасения и сотворец в процессе подготовки мира к созиданию «новой твари» (2 Кор. 5, 17; Гал. 6, 15; ср.: Ис. 66, 22; Апок. 21, 5).

Однако для реализации своего призвания человек должен обладать своеобразной абсорбционной способностью — способностью вместить в себя тайну Бога и его благодатные энергии, чтобы стать активным соучастником Промысла, а не пассивным объектом воздействия. Абсорбция человеком подаваемого Духом обожения[7] — существенное условие актуализации обожения. В этой связи перед человеком встает проблема добра/праведности, как явления сущего (имеющего объективное существование) и состояния, присущего человеку от Творения, и зла/греха, как не-сущего и внешнего, привнесенного человеку.

Решение этой проблемы связано с развитием ценностной характеристики человека, данной ему при его Творении, — от свободы воли. Свобода воли понимается при этом как свобода побеждать зло добром (Рим. 12, 21) и избирать жизнь — ζωην, vitam (Втор. 30, 19). Жизнь, о которой идет речь в Писании, понимается самым конкретным образом: «Сия же есть жизнь (живот, ζωη, vita) вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17, 3). И эта вечная жизнь, жизнь вне смерти и в Боге, в Его неприступном свете, неизмеримой благости и всеохватном человеколюбии, является еще одной важнейшей христианской антропологической ценностью.

d) мир как совокупный результат акта Творения, как результат Творческого труда Бога — идеально-равновесное состояние Творения, которое «хорошо» и само по себе, взятое в целом, и как совокупность всех его отдельных элементов.[8] Задача действия Христовой истины в рамках этого мира — восстановление его первоначальной гармонии, омраченной грехопадением человека («человеком грех вошел в мир» — Рим. 5, 12), введшего мир в состояние страдания.[9] Мир — сам по себе не зол (возможно — он бескачествен, как инструмент, пригодный для различных способов применения; однако скорее — хорош, ибо таковым он был создан, таковым действительно был вплоть до грехопадения и таковым остается — настолько, насколько в нем действуют заложенные в него при Творении законы развития), он — лежит во зле (1 Ин. 5, 19), как в некоей внешней по отношению к нему субстанции. Это состояние мира — временное, оно имеет начало и конец: «проходит образ мира (σχημα του κοσμου) сего»(1 Кор. 7, 31).

Восстановление мира осуществляется через сущностное восстановление человека в процессе домостроительства спасения., которое не было бы полным без восстановления мира в его первоначальном качественном состоянии, ибо Спаситель пришел, чтобы взять на Себя грех мира (αμαρτιαν του κοσμου) (Ин. 1, 29).

e) мир как гармония отношений между Богом, человеком и миром, как идеал гармоничного устройства системы «Бог–мир–человек»; идеал, определенный свыше как цель развития социума «к миру призвал нас Господь» (1 Кор. 7, 15). Но это — не только социальный идеал текущего мира. Это — идеал трансцендентальной метаисторической трансформации человеческого общества

в общество будущего века через осуществление идеи Богосыновства. «Блаженны миротворцы (ειρηνοποιοι, pacii ci), ибо они будут наречены сынами Божиими (υιοι Θεου, i lii Dei)» (Мф. 5, 9). Тот, кто ныне — сын мира(υιος ειρηνης, i lius pacis) (Лк. 10, 6), отвергший путь сынов противления (Еф. 2, 2; 5, 6; Кол. 3, 6), тот — во времена, когда начнется метаистория, когда пройдет образ мира сего, — будет назван сыном Божиим. Отсюда — modus vivendi христианина, суть его нынешних отношений с Богом: Отцу — молитвенно в с ы н о в л я т ь с я[10], Сыну — во Отце у б р а т о в л я т ь- ся[11], Духу Святому — во Отце и Сыне с о п р и ч а с т в о в а т ь.

f) Церковь как тело Христово (Кол. 1, 24; Еф. 1, 23; 3, 6; 4, 4), как всеполнота (Еф. 1, 23), как место непосредственного соединения Бога, человека и мира, где в сотворчестве Бога и человека в Таинствах и добродетелях реализуется потенциал Богосыновства путем обожения человека, где достигается искомая гармония в мире путем исправления падшего мира.

Человек сотворен как существо социальное[12]. Эта социальность реализуется в теле Церкви, которая, в тенденции, призвана включить в себя весь мир («идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари», «даже до края земли» — Мр. 16, 15; Деян. 1, 8; 13, 47), организовав в нем духовные и социальные связи на основе принципов христианского вероучения.

Поэтому и сама Церковь не может существовать в десоциализированной, социально дискретной, фрагментированной среде (как «частное дело каждого»). Ее деятельность — это деятельность по ресоциализации фрагментированного общества. Церковь, таким образом, становится образцом социальности (идеальный социум, вмещенный в бессмертное тело Христово и совечный ему).

Даже сами Таинства Церкви носят общественный характер. В каждом Таинстве есть обязательный мистико-социальный элемент: Бог — совершитель, священник — проводник совершающей энергии, принимающий Таинство — объект действия этой энергии, и все трое действуют сознательно и по свободной воле. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Но каждое Таинство содержит и прямые социальные элементы. Нельзя, например, одному служить литургию, это — «общественная работа», подразумевающая совместную молитву клира и мирян. И во всех иных Таинствах непременно (согласно уставу) присутствуют совместно молящиеся: в Крещении[13] — восприемники, в Соборовании (даже если оно индивидуальное) — семь священников, в Браковенчании — дружки, в Священстве — клир и миряне, возглашающие «аксиос»; даже во внешне минимально общественном Таинстве Покаяния есть явная социальная составляющая — исповедь грехов, т. е. — поступков, имеющих социальное значение. Только монашество — подвиг сугубо индивидуальный, но это исключение, подтверждающее общее правило: во-первых, монашество — не для всех, а во-вторых, оно — не Таинство.

Но Церковь — не просто некий социальный институт, где объективируется спасительный обоживающий потенциал встречи Бога и человека. В Церкви осуществляются м и с т и ч е с к и е о т н о ш е н и я, о существе которых апостол (предварительно в виде намека и образа сравнивший их с отношениями супружества у людей, в котором «будут двое одна плоть» — см.: Еф. 5, 22–31) предпочитает не высказывать формального суждения, ограничившись почтительной констатацией: «Тайна (το μυστηριον) сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф. 5, 32). Однако именно эти мистические отношения служат основой Церкви и определяют церковное самосознание. Без них Церковь перестает быть Богочеловеческим организмом, вырождается (во внешнем восприятии) в заурядный социально-экономический феномен типа корпорации или некоммерческой организации — стандартный субъект системы государственного управления.

Исчезновение мистического восприятия Церкви в мировоззренческой системе ее членов приводит к самоуничтожению православно-христианской цивилизации.

g) спасение как цель существования индивидуума и всего человечества в целом и как совместное Богочеловеческое действие. «Бог нас создал для безгрешности, для бессмертия, для жизни вечной в Боге. … Спасение должно объяснить нам, для чего мы созданы. … Спасение, на самом деле, есть не что иное, как осуществление цели творения. Спасение — это второе сотворение, повторное сотворение, восстановление (апокатастасис) (Деян. 3, 18–21) безгрешного и бессмертного Адама, Адама, каким он был до падения, райского, боголикого. … Сотворение мира объяснено нам спасением мира»[14]. «Вочеловечившись, Господь Христос исцелил человеческую природу от обеих болезней и от двойной смерти. Кто совоплощается Ему, тот исцеляется от всех

болезней и от всех смертей. Это совоплощение совершается Духом Святым. Разливая Свои благодатные силы по человеческому существу, Дух Святой исцеляет от всех духовных и телесных болезней. Дарование исцелений есть составная часть Евангелия спасения. На самом деле, в том и состоит спасение»[15].

Спасение исключительно индивидуально, «бригадный метод» здесь невозможен (40 мучеников вошли в Севастийское озеро вместе, но спасся каждый в отдельности, а не некая «коллективная душа»), но достигается оно социально, в рамках некоего общества, образующего тело Христово, Церковь. «Никто не спасается сам. Каждый спасается с помощью ближних. … Это помощь отсюда, помощь с земли, помощь человеческая. Необходима еще и помощь свыше, с неба, помощь Духа Святого, помощь Троичного Божества (Филип. 1, 19). Ибо душа человеческая столь огромна и столь важна, что в ее спасении участвует и небо и земля, и люди и ангелы, и вся пресвятая Троица»[16]. Таким образом, процесс спасения подразумевает двоякого рода социальность: индивидуально-коллективное взаимодействие людей внутри Церкви а) между собой и б) с Богом.

Отсюда — исключительная ценность Церкви как социума, дающего необходимые инструменты для спасения (тaинственная жизнь Церкви, ее социальная активность как возможность реализации в общественном масштабе индивидуальных добродетелей).