Метафизическое рассуждение.

Среди разных попыток решения онтологической проблемы существует и такой: сознанию приписывается статус особого физического явления. Назову данный способ разрешения метафизическим (т.е. буквально: стоящим за физическим). Несмотря на сомнительность этой возможности, ее все же нельзя исключить. Дальнейшее изложение – не столько гипотеза о природе сознания, сколько демонстрация способа построения возможной гипотезы при приписывании сознанию особой физической онтологии. Обычно в основе такого приписывания часто положены абстрактные рассуждения, когда авторы подобной идеи сами не знают, что они имеют в виду, говоря о сознании, а в итоге строят сугубо мифологические конструкции. В той мере, в какой выше было введено конкретное представление о работе механизма сознания, данной метафизической идее можно приписать более-менее конкретный смысл.

Хочу заранее предупредить, что все последующее метафизическое размышление носит исключительно умозрительный характер и заведомо не претендует на истинность. К тому же, как автор идеи испытываю серьезные трудности, затрагивая вопросы, в которых ни в коем случае не считаю себя специалистом. Ведь предстоит сформулировать физическую гипотезу о некоем пока никому не ведомом процессе, напрямую вызывающем деятельность сознания. (Ибо только тогда можно надеяться, что сознание окажется онтологически связанным с физической природой этого процесса).

Вспомним: сознание придает случайным событиям статус закономерных. Оно принимает случайное событие за детерминированное и стремится это подтвердить. Как нечто похожее может осуществлять природа? Попробуем придумать физический процесс, который делает примерно то же, что, по высказанной ранее гипотезе, делает сознание.

Будем (вслед за К. Поппером исходить из того, что мир зачинается предрасположенностями и что эти предрасположенности являются физической реальностью, определяя возникновение и развитие мира. Это значит, что существует некоторое исходное распределение возможностей, определяющее вероятность реализации той или иной истории мира. И это распределение возможностей вполне может трактоваться как реальное основание бытия. Оно столь же необходимо как исходная геометрия мира (полагает же Я.Б. Зельдович, что до возникновения Вселенной вначале образуется классическая трехмерная геометрия[474]), в какой-то мере даже предопределяет геометрию мира, поскольку возможности реализуются только в возможных пространстве и времени. Теперь сформулируем метафизическо е предположение, переносящее на физический мир выработанное представление о сознании: любое происшедшее случайное событие во Вселенной влияет на возможность осуществления последующих событий и, тем самым, отчасти детерминирует эти события. Это значит, что случайное событие может a posteriori восприниматься как причина последующих событий. Сама история развития бытия (от истории жизни элементарной частицы до человеческой истории) изменяет исходное распределение вероятностей в сторону выбранного на предшествующих шагах варианта. Это утверждение, разумеется, лишь метафизическое предчувствие физической гипотезы, а не сама гипотеза. Физическая гипотеза должна быть высказана в такой форме, чтобы, во-первых, она подлежала экспериментальной проверке, а во-вторых, чтобы она могла быть согласована с наличным знанием. И всё же, если это предположение верно, оно может иметь важное значение для понимания онтологии сознания:

Обсуждение метафизической гипотезы с физической точки зрения. Физики всегда стремились создать строго детерминированное описание природы. Совершившаяся в физике вероятностная революция вызвала колоссальное сопротивление. Когда Л. Больцман ввел в физику статистические методы, современники восприняли его как "математического террориста".[475]Даже один из создателей квантовой механики В. Гейзенберг пытался трактовать неопределенность не как объективную составляющую мира, а лишь как отражающую субъективный фактор: случайность – это просто, мол, принципиальная непредсказуемость человеком некоторых явлений в природе. Лишь постепенно укрепилось убеждение, что случайность неизбежно должна входить в описание самой природы. Физики оказались вынуждены признать за случаем онтологический статус. В классической термодинамике это привело к обескураживающему утверждению: любая физическая система эволюционирует в сторону хаоса, роль случайности в мире возрастает со временем. Когда С. Бир как-то сказал обратное: мол, «порядок более естественен, чем хаос», он вынужден был пояснить: «Это, мне кажется, весьма неожиданное заявление, ибо, когда я недавно опубликовал его, ряд читателей написали письма с указанием на "опечатку"».[476]

Сделанное метафизическое предположение говорит как раз о движении к порядку: детерминированность в мире все время растет, хотя и никогда не достигнет состояния, полностью предрешенного предшествующей ситуацией. Сегодня, при возрастающей популярности работ И. Пригожина, с развитием синергетики это кажется менее вызывающим, чем во времена Бира. И, тем не менее, все равно выглядит противоречащим законам термодинамики. Впрочем, можно ожидать, что замкнутая система с малым числом степеней свободы быстро завершает свою эволюцию и достигает почти полной стабилизации своей детерминированной и вероятностной составляющей, что и выражается законами термодинамики. А если внимательно присмотреться к “дочеловеческой” стадии истории Вселенной, то, как уверяет А.П. Назаретян, наблюдается переход от более вероятных к менее вероятным состояниям: «На протяжении 15-17 млрд. лет мир становился всё более “странным” (чтобы не сказать: “всё менее естественным” с энтропийной точки зрения)».[477]Обсуждаемое метафизическое предположение, на мой взгляд, имеет то преимущество, что при этом не приближается столь же близко к “парадигме постнеклассической науки”, как Назаретян, который заявляет, что «разумный субъект – не эпифеномен природных процессов, а их высший продукт, воплощение и носитель концентрированного опыта метагалактической эволюции».[478]

Идея возможности возникновения, существующей еще до самого возникновения, в какой-то мере реализована в сугубо физическом замысле Р. Фейнмана, развитом С. Хокингом: история жизни каждой элементарной частицы имеет некоторую вероятность и является суммой всех ее возможных предысторий в некоем виртуальном (Хокинг говорит: мнимом) времени.[479]Предложенная идея восходит также и к "многомировой" интерпретации квантовой механики, которая была высказана в 1957 г. Х. Эвереттом и поддержана учителем Р. Фейнмана Дж. Уилером: реальность состоит из множества миров, в каждом из которых реализуется одно возможное состояние частицы. Мы существуем лишь в одном из этих миров, именно поэтому, измеряя состояние частицы, мы определяем только одно значение – другие состояния нам просто не доступны. Физик Э. Сквайрс даже предложил рассматривать возможные миры Эверетта не как объективно существующие, а как ветвящиеся в нашем сознании, в то время как единое сознание охватывает все разнообразие сосуществующих состояний. В итоге он приходит к физической гипотезе об онтологическом статусе универсального сознания.[480]Полагаю, впрочем, что замысел Сквайрса нельзя воспринимать всерьёз, прежде всего потому, что под сознанием понимается “то, не знаю что”. К. Поппер полагает, что изначально существующие предрасположенности реализовать себя внутренне присущи всем возможностям в разной степени, они «в чем-то подобны силам, удерживающим статистические данные в устойчивом состоянии».[481]Я же предлагаю рассматривать эти предрасположенности как изменяющиеся во времени и, соответственно, не считаю статические данные столь устойчивыми, как К. Поппер. (Хотя при физической реализации обсуждаемого предположения, следует подобрать такую формулировку, которая бы обеспечила на определенном этапе эволюционного развития наблюдаемую устойчивость статистических данных).

Допускаю, что у сделанного метафизического предположения есть прямые проверяемые в опыте логические следствия. Иногда сами физики – не берусь оценить, насколько достоверно – находят регулярности в протекании вроде бы заведомо случайных процессов. Например, процесс радиоактивного распада, теоретически долженствующий соответствовать гауссовой кривой, по некоторым данным, имеет отклоняющуюся от этой кривой регулярную составляющую, связанную на Земле со временем суток и географической широтой, на которой распад происходит. Вряд ли эти характеристики были присущи этому процессу до возникновения нашей планеты. Но если это так, то случайный процесс приобретает регулярность по ходу эволюции Вселенной! И, кстати, некоторые экспериментаторы утверждают, что события, которые априорно оцениваются как крайне маловероятные случаются ещё реже, чем это предсказывает теория[482](но именно этот эффект предсказывает наше метафизическое предположение).

Физики строят сложные и не слишком убедительные теории, чтобы объяснить, почему мир, в котором мы живем, насыщен электронами, а не позитронами – симметричные законы, на первый взгляд, вроде бы делают появление и тех, и других равновероятным (хотя, если бы это было так, то вряд ли такая постоянно аннигилирующая Вселенная могла бы развиваться). Однако порассуждаем в духе сделанного метафизического предположения: если совершенно случайно в начале появилось несколько электронов, а не позитронов, то это повлияло на дальнейшую эволюцию, сделав намного более вероятным именно тот вариант, который ранее уже был выбран, т.е. возникновение электронов. Может быть, даже допустимо говорить о некотором аналоге естественного отбора для Вселенных. Первые, да и последующие, случайно выбранные события вполне могут оказаться роковыми для Вселенной. Например, если бы разница в массах протона и нейтрона слегка отличалась от действительной, то уже был бы невозможен ядерный синтез, а вместе с ним и эволюция Вселенной. Многие неприятности вполне могли бы привести к уничтожению неудачно построенной Вселенной. Выживают только те Вселенные, которые оказались удачливее. А если это так, то кто знает, в насколько удачной Вселенной мы живем? Правда, введенное метафизическое предположение позволяет предполагать, что каждая следующая реализация возможностей хоть чуть-чуть, но увеличивает вероятность удачи.

Логические последствия. Сделанное предположение должно смутить поклонников теории вероятностей. Оно подрубает самые основы этой теории и ставит под сомнение методы математической статистики – о, горе эмпирикам, любящим получать выводы лишь в результате сложных статистических расчетов! Ведь все версии теории вероятностей предполагают независимость разных испытаний друг от друга.[483]Идея независимости испытаний лежит в основе закона больших чисел, в основе гауссова распределения. Метафизическое предположение означает отказ от этой идеи. Следовательно, нормальные распределения фактически вообще не должны встречаться (они могут давать удовлетворительное приближение только в предельных случаях). Классическая интерпретация вероятностей опирается на принцип индифферентности П. Лапласа: две возможности тогда и только тогда равновероятны, когда нет оснований для предпочтения одной из них. Существуют, впрочем, непреодолимые логические трудности, связанные с этим принципом. Теперь же, исходя из сделанной гипотезы, он вообще заведомо не верен, так как всегда есть основания предпочитать появление того или иного события. Нарушается также условие иррегулярности (стохастичности), введенное Р. фон Мизесом и являющееся основанием практически любой эмпирической интерпретации вероятностей: предел относительной частоты в любой выборке из бесконечного числа событий отнюдь не обязательно будет стремиться к пределу относительной частоты во всем наборе этих бесчисленных событий. Да и вообще: любое эмпирическое определение вероятности события связано с измерением частоты встречаемости этого события. Но если частота самого события заведомо не является неизменной, то как оценивать вероятность?

Впрочем, настоящей прикладной теории вероятностей еще, собственно, и нет. То, что существует на сегодняшний момент и именуется этой теорией, содержит такое большое количество прямых логических изъянов, что ее корректное применение в эмпирическом исследовании вряд ли вообще возможно. Термины "случайность" и даже "распределение вероятностей" до сих пор не имеют строгого определения. Я. Хинтикка вообще заявил о нелепости любого логического определения вероятности.[484]Не понятно ни из каких определений, что означает ситуация, когда вероятность принимает иррациональные значения (а ведь, например, считается доказанным: вероятность того, что при случайной перестановке чисел натурального ряда хотя бы одно число окажется на своем месте равна 1–e^-1). Некоторые специалисты с перепугу даже предлагают избавиться от слова «вероятность», хотя и признают, что выкинуть это слово из языка крайне трудно.[485]Не удивительно, что появляются весьма убедительные публикации с требованием создать принципиально иную теорию случайных процессов.[486]Поэтому, то, что предложенная метафизическая гипотеза противоречит аксиоматике теории вероятностей, ещё не делает эту гипотезу заведомо неверной.

Метафизическое предположение и паранормальные явления. Если же ещё дополнительно допустить, что само сознание каким-то образом онтологически связано с этим физическим процессом и, например, умеет считывать информацию о распределении вероятностей различных событий во Вселенной или хотя бы узнавать об изменении вероятностей наступления будущих событий, то это придает сознанию специфические возможности. Такой взгляд на сознание подкрепляется различными сообщениями (как оценить, насколько верными?) о влиянии сознания на частоту радиоактивного распада, на работу импульсного генератора случайных чисел, о других экстрасенсорных явлениях (включая ясновидение, телепатию и пр.). Огромная просьба к любителям паранормальных явлений: не считайте данный текст подтверждением существования этих явлений и лучше вообще на него не ссылайтесь. Такая просьба связана с существующим у любителей подобных явлений стремлением принимать желаемое за действительное. Я был потрясен, когда после лекции (и не в Петербурге, а аж в Берлине!) ко мне подошли слушатели и спросили: правду ли сказал один из представителей паранормальных школ во время своего выступления в Германии, когда заявил, что вы поддерживаете подход этой школы. Отвечаю сразу на все подобные заявления: я сильно сомневаюсь в существовании многих описываемых в литературе паранормальных явлений, хотя всё же не отметаю с порога возможность их существования, но, уж точно, не поддерживаю никаких мистических школ.

Приведенные метафизические рассуждения сами по себе не претендуют на истинность. Они посвящены обсуждению логической возможности рассматривать сознание как физический процесс. Полагаю, что высказанное предположение можно проверить и более непосредственно, но тогда надо всё же вначале облечь мета физическое утверждение в тело корректной физической гипотезы. Я ни в коем случае не считаю себя для этого достаточно компетентным. Пока же физики не обнаружат сознаниеподобный физический процесс, бессмысленно всерьёз обсуждать его реальность. Здесь важно признать: гипотезы о физической природе сознания, наверное, возможны, но они должны опираться на родство физического процесса и процессов, протекающих в сознании. Но об этом имеет смысл говорить только после того, как сформулирована гипотеза о том, что реально сознание делает.

Метапсихологическая гипотеза.

Не зависимо от метафизических гипотез существование осознанности должно получить самостоятельное психологическое объяснение. Можно предложить различные варианты того, что именно следует считать осознанным, но – повторюсь – пока нет логических средств доказать, какой из этих (или иных) вариантов истинен. Будем считать, вслед за У. Найссером, что осознанность – это особая маркировка информации. Поэтому единственное, что пока попытаюсь сделать, – постараюсь обосновать необходимость наличия по-разному маркированной информации. При этом можно как признать, что какая-то из этих маркировок необходимо связана с осознанностью, так и посчитать, что ни одна из них не имеет никакого отношения к субъективному переживанию. Для более определенного разрешения проблемы возникновения субъективного надо не только высказать метапсихологическую гипотезу, но и перевести ее на язык конкретного психологического исследования.

Маркировка самоочевидной информации. Осознать – это значит, воспринять нечто как очевидное, как непосредственно данное (так говорили основатели экспериментальной психологии). Сознание, как уже говорилось, работает с догадками. Для логического оправдания сделанной догадки нечто обязательно должно быть принято за самоочевидное (за истину, не требующую доказательств). Это может быть логической истиной или истиной факта. Вполне можно допустить: то, что принимается за очевидное, должно каким-то образом выделяться, т.е. должно быть отмечено, маркировано.

Маркировка проверяемых положений. Механизм сознания актуально осознает только ту информацию, которую защищает от возможных опровержений. Можно показать, что та информация, которая полностью соответствует ожиданиям и не требует проверки и защиты, вообще "ускользает из сознания". Например, неизменная информация, очень быстро перестает осознаваться. Информация, которая требует проверки, тоже может особым образом маркироваться. Если это так, то осознается только та информация и те догадки, в которых субъект хоть чуть-чуть сомневается.

Эмоциональная маркировка. Как уже говорилось, для проверки сделанных сознанием догадок нужно сличать содержание одного сознания (например, сенсорного) с содержанием другого сознания (например, моторного). Этот процесс сличения не может осознаваться. Ведь когда, например, актуализировано содержание сенсорного сознания, то одновременно не может осознаваться содержание моторного сознания – иначе нарушится их независимость. Предположительно, сигналом, который сообщает разным сознаниям о результатах сличения является эмоция. Соответственно гипотезы, имеющиеся в актуальном сознании и подтвержденные в другом сознании, должны в актуальном сознании специальным образом выделяться (маркироваться) как проверенные. Теперь допустим, что в одно сознание пришел. Однако сознание, в которое пришёл положительный эмоциональный сигнал о соответствии содержанию другого сознания, знает лишь, что какая-то из его догадок получила подтверждение, но какая именно – ему не может быть известно: оно ведь не имеет прямого доступа к содержанию другого сознания. И в свою очередь начинает догадываться (т.е. строить гипотезы о правильности своих предшествующих догадок), к чему же конкретно этот сигнал относится. Эти гипотезы качественно отличаются от всех остальных, так как опытным основанием для их выдвижения выступает только эмоциональное переживание.

Имитация эмоциональной маркировки. Теперь допустим, что механизм сознания, стремящийся подтверждать свои гипотезы, способен в некоторых случаях имитировать подобные эмоциональные переживания, искусственно выставляя на проверку уже проверенные гипотезы и, тем самым, способен иногда по собственному желанию ещё раз получать подтверждающий сигнал о правильности предшествующих догадок. Но для этого ему надо искусственно проблематизировать имеющееся знание, например, выразить его каким-нибудь другим способом (т.е., заметим в скобках, иначе его интерпретировать, приписать ему другой смысл). Ведь, как только что выше говорилось, информация, полностью соответствующая ожиданиям и не требующая проверки, вообще перестаёт осознаваться – механизм сознания с ней не работает. Имитируемая эмоция может не обладать той же субъективной яркостью, которая присуща подлинному эмоциональному переживанию. Но она сохраняет свойство субъективности (осознанности), порождая в актуальном сознании чувство субъективной правильности идущих в нем процессов. Может статься, именно процессы, сопровождаемые этим имитированным чувством, мы и называем мыслительной деятельностью?

Развернутое обсуждение всех этих (как и других возможных) вариантов требует уже не метапсихологического обсуждения, а построения конкретной психологической теории. Пока же нет ни оснований для предпочтения какого-либо из этих вариантов, ни понимания, сколько возможных вариантов стоит ещё рассматривать.

 

 

И совсем в заключение

 

В основной части этой работы умышленно не давалось никаких ответов, а только ставились вопросы. Поскольку предлагаемый текст посвящен заведомо гуманитарной дисциплине – методологии науки, постольку он вынужденно был насыщен (и даже, возможно, перегружен) цитатами. Таким способом мне хотелось вызвать ясное сомнение у тех, кто не согласен с предложенной точкой зрения (в конце концов, наука – сомневающееся знание), или хотя бы побудить их вступить в дискуссию, чтобы вызвать сомнение у автора и его единомышленников (если таковые найдутся).

Загадочность вечных проблем сознания во многом связана с тем, что само представление о сознании всегда было расплывчатым, если не ошибочным. Предложенный новый взгляд на сознание позволяет увидеть вечные ("проклятые") проблемы с такой стороны, с какой на них ещё никто не смотрел. Вряд ли стоит полагать, что высказанные в этой статье идеи окончательно решают хотя бы некоторые головоломки. Предложенные версии – это всего лишь указание на возможность решения (что, на мой взгляд, в ситуации неверия в существование Истины уже само по себе очень важно), но отнюдь не строгое решение. Ведь столько ещё остаётся неясным! Злоключения с вечными проблемами на этом не кончаются, однако они могут начать свою новую жизнь в новом обличии.

И ещё одно терминологическое замечание: термин "теоретическая физика" возник, по мнению К. Поппера, в берлинском кружке Г. Гельмгольца (замечу с восхищением – самого универсального гения, когда-либо прикасавшегося к решению психологических проблем), но возник только тогда, когда физика стала опираться на ненаблюдаемое и абстрактное понятие поля. Теоретическая психология тоже должна поневоле стать достаточно абстрактной дисциплиной, предлагающей логическое решение вечных проблем и выводящее из этих своих предложений экспериментально проверяемые выводы. К термину "теория" вообще стоит относиться с бόльшим трепетом, чем это обычно делается в психологии. Вряд ли стоит называть теорией даже самые изощренные эмпирические классификации, оригинальные интерпретации текста или дидактические пояснения к применению психологических технологий. Так, почти ничего из сказанного мной выше в принципе не претендует на статус теории – это всего лишь наброски, всего лишь методологическое путешествие.

Главный смысл написанного можно сформулировать так: психология – замечательная наука, ее достижения неоспоримы, только не следует делать вид, что мы знаем больше, чем на самом деле знаем. И не нужно избегать головоломок, а надо упорно искать их решение. И при этом всё время помнить: решение головоломок – это всегда логический трюк. Психология созрела для того, чтобы стать теоретической наукой. Для этого надо только честно оценить успехи (а их немало!), понять имеющиеся слабости (которые, конечно же, хочется замечать), и признать, что теоретическая психология может быть построена только по канону естественных наук. Это значит, что ученые должны строить догадки, их проверять и логически обосновывать. Однако естественнонаучному изучению и теоретическому описанию подлежит только работа механизма сознания. А осознаваемое содержание результатов его работы, всегда насыщенное смыслами, может описываться по правилам игры, принятым в гуманитарных науках.

 

Письма первых путешественников к автору (Вместо послесловия)

 

Приближающийся съезд побуждал к спешке. Времени ни на что не хватало. В издательстве же намекнули: было бы полезно попросить кого-нибудь написать послесловие. Я по электронным адресам разослал книгу нескольким своим коллегам, умоляя их в течение двух недель прислать мне замечания, которые можно учесть при подготовке книги, а также высказать свое общее впечатление. За отведенное время успели ответить пятеро. Я подумал, что личные впечатления пяти докторов наук могут быть сами по себе интереснее читателю, чем формальный отзыв. И создал раздел писем первопроходцев по проложенному мной в этой книге маршруту.