ГЛАВА 19. 7 июня 2006 года в 10 часов утра на площади Согласия должна была начаться казнь Дьедонне Ламбера, осуждённого за десятки убийств и попытку подрыва

 

7 июня 2006 года в 10 часов утра на площади Согласия должна была начаться казнь Дьедонне Ламбера, осуждённого за десятки убийств и попытку подрыва государственного здания.

Этот день пришёл. Все средства массовой информации провели полное информирование населения о грядущем событии.

Уже в 9 утра площадь была почти заполнена. Около зданий, окружавших площадь, стояли полицейские с огромными защитными щитами, прижавшись друг к другу. Они составляли единое кольцо, которое было прервано только у входа на площадь со стороны набережной. Ограждение было во всём радиусе площади, где она пересекалась с улицей Руяль, улицей Шевалье де Сен-Жорж, с Парком Тюильри, Елисейскими Полями, с площадью Ла Рен, набережной Тюильри и дорогой Жоржа Помпиду. Внутри площади в этот день не проехало ни одно транспортное средство.

Виселица была установлена в месте, где аллея Елисейских Полей упирается в Луксорский обелиск, что в центре площади. Преступника планировалось повесить лицом по направлению к зданию Национального Собрания (бывший Бурбонский Дворец).

В этот тёплый, ясный день на площади собралось очень много людей, все они из различных слоёв общества, разных рас, национальностей и возрастов. Не было только детей. Средний возраст собравшихся людей колеблется от 16 до 35 лет.

Отряд Сопротивления и Тибо со своими ребятами в количестве около пятисот человек пришли на площадь к 9:30. У каждого из них было при себе оружие.

Ровно в 10 часов из фургона полицейской машины вывели Дьедонне. Его руки были связаны за спиной. По сторонам и сзади него шло по два полицейских, спереди шёл один. Они вели его к виселице.

Взгляд Дьедонне был таким незыблемым, уверенным и гордым, словно он говорил про себя:

«Я иду в кандалах к плахе, дерзко и гордо задрав подбородок. Все позади меня скалят зубы и кидают в меня грязью. Они - волки. Я - человек. И таким останусь только ради одного. Ради правды! Те, кто был против меня - желаю искренне вам здоровья. Это наказание высшей степени я восприму как поощрение за то, что был честен. Я не хочу жалеть. Ведь когда совершил такой поступок, мной руководило только одно чувство - справедливость. Оно стояло, конечно же, между добром и злом, но избавило меня от грешных мук души. Я не каюсь… Я поступил по совести».

Дьедонне поднялся по помосту на "пьедестал смерти", где была установлена П-образная виселица. Он встал на табурет. Человек, являющийся палачом, одел на его шею петлю...

Тибо стоял вместе с ребятами из Отряда Сопротивления и несколькими своими самыми отъявленными головорезами. Он резко выхватил громкоговоритель из под своей куртки, который прятал там, и чуть ли не закричал в него:

- Товарищи правители, разрешите мне кое-что сказать?!

- Кто говорит? – спросил премьер-министр Саркози, после того, как Годен дал ему рупор.

- Меня зовут Тибо. Я самый выдающийся из всех личностей преступного мира, неуязвимый и тот, на кого никогда нет улик.

- Месье Годен говорит мне, что знает Вас.

- Я его тоже… Сегодня, ввиду особого случая, я позволил себе одеть свой любимый жилет, – он улыбнулся и снял свою серую кофту.

Толпа ахнула.

- Как Вы можете заметить, - сказал Тибо, - это взрывчатка и она очень мощная. Если я нажму на кнопку, то вместе со мной в воздух взлетит половина площади. Я Вас прошу, дабы не причинять вреда окружающим и не придавать их смерти, не перебивайте меня и не трогайте человека, которого собираетесь казнить, пока я не закончу свою речь.

- Хорошо, только не жмите кнопку.

- Я - человек слова.

Снайперу был отдан приказ нацелиться на него.

- Мы пришли сюда, - начал громко, чётко и грозно говорить Тибо, - чтобы противостоять вопиющей несправедливости и мнимому правосудию, которое ложно, и в коем будет совершён акт насилия над совестью. Мы должны сделать так, чтобы этого не произошло. Люди! Я обращаюсь к вам! Неужели вы хотите увидеть, как будет совершено это жестокое убийство?

- Нет, – ответили не более тридцати человек из всех, что были на площади.

- Неужели вам не надоело терпеть это угнетение и позволять этим насильникам терзать вас?

- Надоело! – выразительно прокричала треть толпы.

Власти начали слегка приходить в ярость, но по уговору продолжали молчать.

- Тогда, люди, нам надо объединиться! Если вы видите то, что вижу я, чувствуете то, что чувствую я, и вы не согласны с тем, с чем не согласен я, тогда будьте со мной! Власть в руки народу! Вы согласны?

- Да! – крикнула вся толпа.

Дьедонне слушал и улыбался. Сейчас прокричал и он:

- А ты молодец!

- Что? Я не слышу тебя! – сказал Тибо в рупор, посмеиваясь. – Сейчас я подойду. Стой там.

Винтовка снайпера оставалась нацеленной в голову Тибо, даже когда он шёл к виселице.

- Спасибо тебе человеческое! – сказал Дьедонне товарищу, когда тот зашёл на "пьедестал смерти".

- Я же дал тебе слово.

- Надеюсь, получится, а то будет печально, если ты умрёшь из-за меня.

- Я живу и борюсь только за одну идею, так же как и ты. За неё я готов умереть.

Они оба улыбнулись.

- Извините, кажется, месье Ламбер, хочет нам что-то сказать?! Я поднесу громкоговоритель к его рту, что бы он смог с вами поговорить. А то у него совсем связаны руки. Свою вторую руку я по-прежнему держу на кнопке. Внимание! – крикнул Тибо и поднёс громкоговоритель ко рту Дьедонне.

- Я сделал попытку того, чтобы дать вам свободу, люди! За это меня сейчас казнят. Конечно же, в истории так было всегда – народ закрывает глаза или прикидывается слепыми, якобы не замечают агрессию, террор и жестокость, которую творят эти шакалы-людоеды, именующие себя правителями и слугами порядка. Нет! Они просто издеваются над вами и вымогают ваши деньги, ущемляют вас, бьют, пугают и грозятся жестокой расправой над честными людьми. Народ Франции! Довольно молчать и бояться! Все ценности уже обесценились, и наша жизнь, благодаря им, превратилась в сточную канаву, наполненную тухлой тиной, что пахнет как зловещие помои. Очнитесь люди! Всё только в ваших руках и сделать лучше жизнь сможете только вы сами. Желательней скорей начать, иначе может быть слишком поздно… Люди, я – сущий. Я – живой. Вы могли бы подойти ко мне на улице, мы бы познакомились, пожали руки и обо всём, что хотите, поговорили. А эти клоуны прячутся в своих чёрных машинах с чёрными стёклами. Они общаются с нами только по телевизору, да и то несколько раз в год. И они страшно боятся за свою жизнь. Им все должны прислуживаться и слушаться их. Им начихать на всё, кроме своих денег, и они считают это своей первостепенной обязанностью, так как уверены, что властвуют всюду и вся. Эй, властители! Если вы меня убьёте, то получите жестокую и кровопролитную бойню, в ходе которой вероятно погибнете сами.

У правительства сдали нервы, причём задолго до того как Дьедонне закончил.

- Глупость, то, что Вы говорите! – крикнул премьер-министр.

- Я подразумеваю, что в нашей стране всегда принято считать правду глупостью, - спокойно ответил Дьедонне.

- Я знал, что вы не сдержите своё слово, - сказал Тибо. - Вы трус!

Министр не ответил, он обратился к Дьедонне:

- Вы считаете себя умнее всех, месье Ламбер? Почему Вы думаете, что ваше мнение правильное?

- Вами обладает лишь максимализм, самоуверенность и злость, юноша, - ответил спокойно Дьедонне. - Вы очень глупы для того чтоб понять то, что каждым человеком должна обладать только совестливая искренность души, светлость разума и чистота сердца. Это наша маленькая грань между добром и злом, зато в пределах её мы абсолютно свободны! Я не мог этого понять, когда сражался за эти ничтожные принципы национализма, как вся нынешняя власть, поэтому и потерял больше половины своей жизни. Вы всегда создавали нам иллюзию того, что наша жизнь – сочная булка с фруктовой начинкой, намазанная шоколадным маслом, сверху обсыпана кокосовой стружкой и всё это подается с вкусным горячим чёрным кофе. А голод, в действительности – работа. И люди должны вам поверить, вы на это рассчитываете. Но я вижу правду – вы во всё, что подали людям, добавили капельку яду.

- Раз Вы считаете себя таким идеальным, - сказал министр после небольшой паузы, - тогда почему Вы убили Ле Пена из чувства мести? Так же поступают только глупцы?!

- И вот опять Вы доказываете свою умственную недоразвитость! – сказал Дьедонне с улыбкой. – Дело не в мести, а в правосудии, и предательство должно быть наказано.

- Вот как?

- Да… Извините меня, но мне кажется, что Вы и все стоящие на службе у государства, начиная с рядового полицейского и кончая президентом, либо годовалые дети, либо больные дегенераты!

- Ах ты, мерзавец! – прокричал министр.

- Я, зато честен с народом. В нашей стране царит жестокое насилие, что зовётся теперь соблюдением порядка; властвует нацизм; фашистская диктатура почти приведена в действие и скоро заработает как часовой механизм. Цена свободы слова и вольнодумия человека ровна нулю, а зверство стало синонимом милосердия. Я не устал повторять эту правду. Люди, очнитесь, молю вас! – начал опять взывать Дьедонне. – Давайте противостоять этой несправедливости! Мы вместе должны бороться друг за друга, за свою семью и за себя! Мы должны быть живыми! Мы должны быть свободными!

Толпа его поддержала - люди начали шуметь, кидаться бутылками в полицейских и вообще чем попало, и кричать:

- Свободу Дьедонне! Смерть власти!

Через несколько минут министр отдал приказ:

- Казнить!

Сразу же после приказа, человек, выступающий в роле палача, начал идти в сторону Дьедонне. В этот же момент Тибо выхватил пистолет из кармана и выстрелил в палача. Тут же Саркози отдал приказ снайперу. Стрелок спустил курок и попал Тибо прямо в сердце. Глаза седого смуглого мужчины засверкали, он постоял секунды две, после чего рухнул плашмя на пол. Он умер первым на площади.

Надо отдать должное Тибо - он был очень предусмотрительным (возможно он даже знал, что его могут именно так застрелить) и выставил своих ребят кольцом, так же как стояли полицейские, правда, их было меньше. Расстояние, на котором они стояли друг от друга, было метр или два. Они выхватили своё оружие, кто автоматы, кто пистолеты из-за пазухи и карманов и открыли огонь по «полицейскому кольцу», которое было фактически в метре от каждого из них. Банда Тибо, благодаря методу внезапности, через несколько секунд уже успела убить порядка пятидесяти стражей порядка. Снайпер тоже не дремал - он подстрелил уже пятого врага.

Через минуту на платформу забежал один из полицейских. Он остановился около Дьедонне. Премьер-министр начал говорить в рупор:

- Властью данной мне, сообщаю, что гражданин Дьедонне Ламбер, приговорённый к смертной казни будет немедленно повешен.

Антуан, услышав это, побежал к виселице, крикнув Саиду и Жану, которые были рядом:

- За мной!

- Приговор обжалованию не подлежит и приводится в действие, - сказал министр. – Казнить!

Полицейский только собирался пнуть табурет из-под ног Дьедонне, как вдруг Антуан по ходу бега начал стрелять в него. Цели достигла только пятая пуля, попавшая в живот. Полицейский упал лицом вперёд. Пока Антуан добегал оставшиеся сто метров, полицейский успел развернуться и подползти к табурету. Взявшись за него руками, он начал его шатать, но Дьедонне очень крепко вцепился в него ногами. Приложив максимум оставшихся усилий, полуживой полицейский всё-таки выдернул табуретку из-под ног заключённого.

Старый седой мужчина, с бородой и в пальто стал висеть в воздухе, держась лишь шеей за верёвку. Он дрыгал ногами и всем телом, но всё ещё продолжал видеть этот мир.

- Нет! – закричал Антуан и запрыгнул на платформу.

Он встал на корточки так, чтобы послужить опорой для Дьедонне, который теперь стоял ногами на товарище и еле дышал. Тут же Антуан заметил, что полицейский собирается выстрелить в него, схватил свой автомат в обе руки и выпустил всю оставшуюся обойму в раненого. Ровно через секунду очередная пуля, выпущенная из винтовки снайпера, угодила Антуану в плечо, но он продолжил стоять. Сразу же прилетела вторая, попав ему в грудь, а потом и третья в руку. Он упал. Дьедонне вновь остался без опоры, начал дрыгать ногами всё сильней и сильней и сильней. И перестал… Его голова почему-то не наклонилась вниз, а наоборот, чуть задралась наверх. В его тусклых глазах можно было увидеть небольшую светлую искру…

На платформе уже лежало четыре человека, трое из них были мертвы – Тибо, палач и полицейский. Антуан перевернулся на спину, он продолжал дышать. Жан и Саид присели около платформы, скрывшись от прицела снайпера.

На площади шла настоящая война – в ход уже пошли дымовые шашки, коктейли Молотова, гранаты и много чего прочего. Банда Тибо продолжала владеть преимуществом, они превосходили полицейских по количеству убитых противников.

- Надо убрать снайпера! – сказал Саид.

- Как ты это сделаешь?

- Смотри! – он выглянул из-за уголка.

Саид направил прицел автомата на снайпера и начал стрелять короткими очередями. Было удивительно даже для него то, что он попал с десятого раза. Снайпера не стало.

- Видел, как я в него попал? – радостно вскрикнул кучерявый черноволосый парень, которому удалось обезвредить наиболее опасного врага.

- Да, ты здорово в него попал, – ответил Жан.

Два приятеля смотрели друг на друга и улыбались. В эту самую секунду лицо Саида словно перекосилось. Было даже такое чувство, что его лицо выражало застывшую навсегда задумчивость в высшей степени. На самом деле, сзади прилетела пуля, она вонзилась ему прямо в спину. Изо рта его пошла кровь, он сказал:

- Жан… Жан… Нам надо победить…

Он упал на бок и глаза его больше не шевелились.

- Нет! – прокричал Жан, наклонился к товарищу и обнял его.

- Саид! Саид! Ну, давай, не умирай! – сказал он и начал шлепать мёртвого по щекам.

Всё было тщетно. Он прокричал ещё раз, из глаз его покатились слёзы. Жан посмотрел на Дьедонне, на Тибо, Антуана, и всех остальных, кто был жив или мёртв и сказал себе:

- Я не сдамся и не отступлю! Я не имею права! Это наша общая цель и мы её должны добиться, чего бы это ни стоило!

Жан действительно сумел перебороть в себе страх, который сидел до этого в его сердце как огромная заноза в пальце под кожей. Он не подчинился этому страху, а противостоял ему, ради того, чтобы стать свободным. Он вытер глаза рукой и встал. Поднявшись на платформу, он остановился около Дьедонне, который уже побледнел.

- Ты сделал всё правильно. Ты честный человек! – произнёс Жан вслух, смотря в потухшие глаза старика.

На площади продолжала идти дикая война. Люди Тибо потеряли более половины состава. Со стороны Елисейских полей и улицы Руяль подступала группа помощи из полицейских, в количестве примерно ста человек.

- Жан, – неожиданно сказал Антуан, он всё ещё дышал.

- Что друг? – спросил Жан, нагнувшись к нему.

- Мы проиграли. Я знал, что такое может быть. Беги отсюда, спасайся! Я тебя умоляю!

- Нет! Я не трус! Я вас не брошу.

- Не будь дураком! Ты же умный, я знаю. Всё кончено. Лучше иди на склад Тибо, возьми бомбы и подорви сегодня мэрию.

Антуану было очень тяжело говорить, он истекал кровью, и задыхался.

- Я давал клятву сражаться с вами плечом к плечу.

- Считай, что я тебе отдаю приказ, Жан! Выполняй!

Это были его последние слова. Голова его самопроизвольно опустилась вниз, и он ушёл в мир вечного сна. Жану стало довольно привычно видеть трупов и то, как люди умирают. Он закрыл Антуану глаза, потом Дьедонне и Тибо.

Жан осмотрелся, что происходит вокруг – люди Тибо стали умирать как мухи, их осталось не более пятидесяти человек, застрелили так же Олега, Джеймса, Макса, Петра, Хью и Венсана.

Жан стоял на платформе, и осознал всю трагедию того, что все его друзья мертвы. Он начал стрелять в полицейских. Он подстрелил за 10 секунд порядка пятнадцати человек. Один из тех, кого не подстрелил Жан, открыл ответный огонь и попал в мальчика три раза, после чего тот упал на пол лицом, и оказался между Антуаном и Тибо…

Через десять минут, полицейские посадили в большой фургон тридцать человек из банды Тибо, которые недавно сложили оружие. Все политики и чиновники разъехались по домам. Наверно, им не понравилось представление. Чуть позже подъехало три огромные машины, предназначенные обычно для мусора. В них полицейские стали закидывать трупы - их было порядка девятьсот штук, они еле уместились в три огромных кузова машин. Все дороги перегородили в радиусе 5 километров и никому в этой зоне даже не разрешали ходить. На площадь приехали уборщицы и начали отмывать кровь с асфальтных плиток, чтобы они стали опять красивыми.

В кузов первой машины были положены все полицейские, их повезли официально хоронить со всеми почестями. Во второй закидывали людей Тибо, но вместились не все и их кинули в третий кузов. Туда же были брошены сверху ребята из Отряда Сопротивления, Тибо и Дьедонне.

Две машины везущие «мёртвых борцов за справедливость» отправились на городскую свалку, чтобы сбросить их там…

Жан открыл глаза и полноценно вдохнул. Три пули, разом попавшие ему в левую руку, прошли навылет. Ему очень повезло, ещё чуть-чуть левее и его жизни пришёл бы конец. Правда, он потерял много крови и фактически не мог шевелить рукой. Вокруг себя он увидел своих товарищей. Он осмотрел их всех и печально вздохнул. Он смотрел на Тибо и вдруг увидел, что тот как-то странно шевелится. Жан сообразил, что его кто-то шевелит. Жан подполз к мёртвому кубинцу и оттащил его в сторону.

- Жан, помоги! – сказал Венсан, он был со всех сторон забросан мертвецами.

Жан протянул руку и вытащил его.

- Ты тоже жив! – он обнял своего друга.

Венсан ответил ему взаимностью.

- Рад тебя видеть. Что с рукой?

- Надо остановить кровь!

Венсан оторвал три лоскутка одежды с одного из трупов и перемотал туго все три ранения Жана. Было 14 часов.

- Нам надо выбираться отсюда! Как это сделать? – спросил Венсан.

- Сначала свиснем, зацепившись за верх кузова, а потом спрыгнем.

Левая рука Жана была совсем слабой, почти не имела никакой силы, и он сорвался, упав на землю. Через несколько секунд спрыгнул Венсан. В кабине машины их побег никто не заметил.

- Что с тобой?

Жан лежал на асфальте, держась за ногу.

- Кажется, я ногу сломал. То мне руку прострелили трижды, то теперь нога. Сегодня явно не мой день.

Они оба улыбнулись.

- Пойдём, - сказал Венсан и помог другу встать.

Жан шёл, прихрамывая. Он рассказал про то, что сказал ему Антуан. Они пошли в ангар Тибо.

- Надо спешить. Мало ли в ангар нагрянет полиция, - сказал Жан, прибавив скорости.

Спустя почти час они пришли. В ангаре не было никого. Они взяли большую сумку, что лежала на чьей-то кровати в казарме и положили в неё три бомбы. Каждый из них взял себе по пистолету.

Они очень смело, невзирая ни на что, отправились всё в тот же тоннель метро, взяв с собой небольшой лом из гаража Антуана, на всякий случай. Когда они дошли до нужного места в тоннеле, то увидели, что небольшой ход под зданием мэрии был зацементирован. Они стали колотить в него ломом. Оказалось, что слой был не больше двадцати сантиметров. Они залезли в самую даль, поднялись по деревянной лестнице и установили три бомбы в специальных «ячейках». Было выбрано время детонации – 17 часов.

- Пойдём, прогуляемся. У нас есть ещё два часа.

- Пойдём.

Они зашли в магазин и купили себе по бутылке хорошего пива и по пачке хороших сигарет. Сейчас два друга были очень грязные, ободранные, чумазые и пропахшие насквозь мертвечиной. Они шли по улицам Парижа, слегка улыбаясь, вспоминали некоторые реплики Дьедонне, Антуана и Олега и произносили их вслух.

В 16:30 они забрались на крышу здания Городской больницы, что находилась через реку от мэрии, там уселись на пол. Светило солнце, ему не мешали небольшие тучи, из которых сейчас неожиданно пошёл мелкий дождь…

- Сейчас будет представление, - сказал Венсан.

- Мы посвятим его нашим товарищам - всем тем, кто сражался за нашу общую идею.

Через полчаса в здании мэрии прогремел страшный взрыв, после чего бетонные плиты полетели вверх и в разные стороны. Волна взрыва начала охватывать всё здание. Было много огня, который разлетался во все стороны вместе с кусочками здания. Ребята обняли друг друга.

- Мы победили! – сказал радостно Венсан.

- Да! Но очень большой ценой. Зато теперь, мы можем увидеть хоть малую часть той справедливости, за которую все наши ребята заплатили такую большую цену – жизнь!

Шквал дыма от взрыва устремлялся вверх огромными клубами, повсюду была пыль, и всё строение почти целиком поравнялось с землёй.

Жан решил, что придёт домой и расскажет своей семье всё, что с ним произошло. Он начал думать о том, чему научился в жизни за последнее время, вспоминая о двух годах, канувших в вечность. Он закурил сигарету, в голову его пришла следующая мысль:

- В тот день, когда мы начнём по-настоящему уважать своих родных, научившись понимать их; когда мы обретём верных и хороших друзей, будем отвечать им взаимностью и пойдём с ними хоть на край света; когда мы станем искренними хотя бы с собой; когда начнём ценить и уважать страну, в которой мы живём, в том числе и её законы; когда люди, отвечающие за благоприятность жизни в стране, начнут честно и добросовестно относиться к своим согражданам; когда все люди вспрянут от безумного вечного сна и обретут здравую идеологию, основывающуюся на чести, правде и справедливости, тогда мы, без сомнений, ни секунды не поколебавшись, сможем отдать целиком свои душу, сердце и жизнь, положив их на Алтарь Свободы…