Сильфида и отец

 

29 апреля 1915 г.

 

Вчера, проходя вдоль линии фронта, где стоит, сдерживая своего могущественного противника, великая французская армия, и повсеместно отмечая дух отваги и решимости, сливавшийся как бы в сплошную бесконечную линию живого света, я вдруг заметил в надземных сферах знакомое лицо.

Я остановился, очень обрадованный этой встречей, и сильфида[31]— а я встретил именно сильфиду — также остановилась, приветствуя меня улыбкой.

Помните, в своей предыдущей книге я рассказал вам историю сильфиды по имени Мерилин — знакомую человека, изучавшего магию и жившего на rue de Vaugirard [32]в Париже?

Именно Мерилин я повстречал тогда над той светлой линией, указывающей путнику в астральных сферах место, где солдаты la belle France [33]сражаются и умирают за тот же самый идеал, что вдохновлял когда-то Jeanne d'Arc [34]— выдворить из Франции чужеземцев.

— Где твой друг и учитель? — спросил я сильфиду, и она указала мне вниз на окоп, от защитников которого явственно исходили излучения решимости победить.

— Я здесь для того, чтобы не расставаться с ним, — сказала она.

— Здесь ты тоже можешь разговаривать с ним? — спросил я.

— Я всегда могу с ним говорить, — ответила она, — всё это время я была ему очень полезна и ему и Франции.

— Франции? — переспросил я с возрастающим интересом.

— О, да! Когда его командир хочет узнать, что затевается на этом участке фронта, он часто спрашивает об этом моего друга, а мой друг спрашивает меня.

«Действительно, — подумал я, — французы — очень вдохновенный народ, если уж офицеры их армий ищут наставлений в царстве невидимого! Разве не было похожих видений у Jeanne?»

— А как ты сама добываешь нужную информацию? — спросил я, подойдя поближе к Мерилин, которая на этот раз выглядела гораздо более серьёзной, чем несколько лет назад, когда мы встретились в Париже.

— Да ничего особенного, — ответила она, — просто спускаюсь туда и смотрю по сторонам. Я знаю, на что следует обращать внимание, — это он меня научил, — а когда я приношу ему новости, он сторицей вознаграждает меня тем, что дарит мне ещё большую любовь.

— А ты? Ты всё ещё любишь его так, как прежде?

— Как прежде?

— Да, как тогда, в Париже.

— Должно быть, время тянется для тебя слишком медленно, — ответила мне сильфида, — раз о том, что было всего лишь несколько лет назад, ты говоришь — «как прежде».

— Так что же, для тебя несколько лет ничего не значат?

— Для меня — ничего, — ответила она, — я живу долго.

— А ведомо ли тебе будущее твоего друга? — спросил я.

На лице Мерилин отразилась растерянность, и она медленно произнесла:

— Обычно, я знала всё, что должно было с ним случиться, потому что могла читать его волю, а всё случалось именно так, как он хотел, но с тех пор, как мы попали сюда, мне кажется, что он утратил прежнюю силу воли.

— Утратил собственную волю?! — воскликнул я удивлённо.

— Да, потерял её; теперь он постоянно молится какому-то великому Существу, которое любит гораздо больше, чем меня. Он всё время повторяет одну и ту же молитву: «Да будет воля Твоя!» Но ведь до сих пор всегда была его воля, а сейчас, — как я уже говорила, — он её потерял.

— Но возможно, — сказал я, — с волей получается так же, как однажды было сказано о жизни, тот, кто теряет свою волю, напротив, воистину обретает её.

— Надеюсь, он тоже скоро её обретёт, — сказала она, — раньше он всегда давал мне интересные поручения, и я помогала ему добиваться того, что требовала его воля, а теперь он только и делает, что всё время отправляет меня туда. А мне там совсем не нравится!

— Почему?

— Потому что там есть что-то такое, что угрожает моему другу.

— И как к этому относится его воля?

— Знаешь, даже об этом он каждый день говорит великому Существу, которое любит больше, чем меня: «Да будет воля Твоя!».

— А думала ли ты о том, что и сама можешь научиться этой молитве? — спросил я.

— Иногда я повторяю её вместе с ним, но я не знаю, что она означает.

— И ты никогда не слышала о Боге?

— Я слышала о многих богах: об Изиде и Осирисе, о Сете, о Горе — сыне Осириса...

— А может быть, это кому-то из них он говорит: «Да будет воля Твоя!»?

— Нет, нет! Это совсем не те боги, к которым он обращался во время своих магических занятий. Похоже, что ему удалось отыскать какого-то нового бога.

— Или же он вернулся к самому древнему из всех богов, — предположил я. — Как же он Его называет?

— «Отче наш, сущий на небесах».

— Если ты тоже научишься говорить нашему Отцу, который на небесах: «Да будет воля Твоя!», — сказал я ей, — это поможет тебе скорее обрести ту душу, о которой ты мечтала и которую ждала, когда мы виделись в прошлый раз в Париже.

— Как же наш Отец сможет мне помочь?

— Это Он наделил душами людей, — сказал я.

Глаза сильфиды заблестели каким-то почти очеловеченным блеском.

— А мне Он мог бы дать душу?

— Говорят, что Он может всё.

— Тогда я попрошу, чтобы Он дал мне душу.

— Но для того, чтобы попросить Его о душе, недостаточно просто повторять ту молитву, которую повторяет твой друг.

— Он только говорит —...

— Да, я знаю. Предположим, ты будешь повторять это вслед за ним.

— Я буду повторять, если ты объяснишь мне, что это значит. Я хочу делать всё так, как делает мой друг.

— Когда мы говорим нашему небесному Отцу: «Да будет воля Твоя!», — сказал я, — это значит, что мы отказываемся от своих собственных желаний, от стремления к удовольствиям, к любви или к счастью, или к чему-то ещё и складываем все эти желания к Его ногам, жертвуя ради Него всем, что мы имеем или надеемся иметь, потому что любим Его больше, чем самих себя.

— Очень странный способ для того, чтобы достигать исполнения собственных желаний, — сказала она.

— А это делается вовсе не для исполнения собственных желаний, — ответил я.

— Тогда для чего же?

— Просто из любви к Небесному Отцу.

— Но я не знаю никакого Небесного Отца. Кто это?

— Это Источник и Цель существования твоего друга. Это Тот, кем в один прекрасный день снова станет твой друг, если сможет всегда повторять Ему: «Да будет воля Твоя!».

— Тот, которым он снова станет?

— Да, потому что когда он соединяет свою волю с волей Небесного Отца, Небесный Отец живёт в его сердце, и оба они сливаются воедино.

— Значит, Небесный Отец — это, в действительности, Истинная Сущность моего друга?

— Даже величайший из философов не смог бы выразиться более точно, — подтвердил я.

— Тогда я тоже люблю Небесного Отца, — прошептала Мерилин, — и теперь я целыми днями буду повторять Ему: «Да будет воля Твоя!»

— Даже если Его воля разлучит тебя с твоим другом?

— Как же она может разлучить меня с моим другом, если Отец — это его собственная Истинная Сущность?

— Хотелось бы мне, чтобы все ангелы понимали всё так же, как и ты, — сказал я.

Но Мерилин уже отвернулась от меня, полностью погружённая в свои думы, снова и снова повторяя с радостной улыбкой на лице: «Да будет воля Твоя! Да будет воля Твоя!»

«Воистину, — сказал я себе, — продолжая свой путь вдоль светлой линии, — тот, кто поклоняется Отцу как Истинной Сущности своего любимого, уже обрёл душу».