Пять лет назад.
Спустившись в провал, Ригальд на миг оторопел — то, что он видел, никак не вписывалось в его ожидания: огромное полое пространство жадно разинуло пасть под его лапами, а где-то на дне гулко шумели упавшие вместе с императором камни. В этом, вероятно, погребённом завалом ущелье использование крыльев не вызвало бы никаких затруднений.
Подавив замешательство, бард начал осторожно снижаться. Окончательно привыкнув к темноте, он уже видел предположительное место падения, которое вскоре подтвердилось шорохами и сдавленным кашлем. Упавшему грифону крупно повезло: в двух шагах от него тёмная гладь подземного озера успокаивала свои воды после камнепада.
— Тайрен, ты цел?! – сбрасывая с пытавшегося привстать императора мелкие обломки, Риг наткнулся на крупный камень, придавивший левое крыло. С трудом приподняв его, он смог высвободить эту часть тела из плена.
— Как оно?!
Тайрен попробовал пошевелить крылом, и по исказившей его лицо боли Ригальд понял, что дело успешно приобретает самый скверный оборот.
Было ясно, что в одиночку он не сможет вытащить отсюда раненого, а приближавшуюся ночь в холодной пещере без огня не пережить. Нельзя терять не минуты: с наступлением темноты найти это место будет сложнее.
— Тайрен, слушай меня внимательно. Я оставлю тебя здесь совсем ненадолго — необходимо слетать в столицу за подмогой, — схватив грифона за плечи, решительно разъяснял бард. – Если я вылечу прямо сейчас, то смогу вернуться до первых звёзд. Тайрен, ты слышишь меня? Тайрен!
Император пребывал в некой прострации, вперив взгляд в точку за спиной Ригальда. В нём читалось глубокое изумление.
— Риг, — глухо просипел Тайрен, продолжая смотреть вперёд.
Бард не понимал, что сейчас может быть важнее их нешуточного положения, но всё же настороженно обернулся.
— Что за… — только и вырвалось из него. Как и император, он медленно присел на землю, пытаясь разглядеть и понять то, что не увидел при спуске.
Грубые ступени со сточившимися углами уходили вверх широкой лестницей, у основания которой им довелось находиться. Подняв голову чуть выше, бард невольно открыл клюв: ступени вели к исполинскому, буквально вросшему в ущелье строению. Некоторые из гигантских колонн, что поддерживали его округлую арку, обрушились вниз, доставая остатками чуть ли не до грифонов, но оставшиеся держались надёжно.
Не утраченная со временем величественность храма порождала смешанные чувства: окутывающая его неизвестность как манила, так и пугала, приводя созерцателей в замешательство.
Взгляд Рига поднимался вверх, пока не замер на том же месте, где и взгляд Тайрена. Они смотрели на тьму, а тьма смотрела на них. Проход, позволявший и взрослому дракону свободно войти в полный рост, уже приметил грифонов, жаждая поглотить их без остатка, а обитавший в глубине мрак был настолько плотным, что даже ночное зрение не позволяло разгадать его тайны, не приблизившись вплотную.
Последний штрих, завершающий полную неясностей и тайн картину, Ригальд, к сожалению, не мог не заметить.
Все ступени сверху донизу усевали кости, чьи хозяева были далеко не одного роду-племени. Встречались тут и массивные драконьи скелеты, и небольшие грифоньи, а скелеты пони так вообще занимали львиную долю этого могильника. Присутствие последних пополнило список вопросов, который и не думал останавливаться в росте.
Разбросанные тут и там полусгнившие доспехи и проржавевшее оружие свидетельствовали о сражении, история которого затерялась и исчезла из мира с этим местом. И казалось, что перед глазами — лишь малая часть последствий древней баталии, когда всё остальное безвозвратно погребено под тёмными водами.
Хоть и не пристало разумным бояться мёртвых, но Ригу, мягко говоря, было не по себе. А что до императора… тот всё также заворожено рассматривал проход в храм, словно и вовсе не замечая тех жутких декораций.
Ригальду было нелегко оставлять его в мрачной пещере, которую ему самому так не терпелось покинуть, но спасти его возможно только так.
— Тайрен… я постараюсь вернуться как можно быстрей. Главное, не лезь туда, — бард развернул императора к себе. – Хорошо?
Тот сделал не самый убедительный кивок, но Ригальду хватило и этого.
«Даже смелость — плохое оправдание, чтобы соваться туда! Верно, что мёртвых не боятся. Боятся тех, кто их умертвил… Эх, только бы всё обошлось», — тревожился летевший наружу Риг. Грех упрекнуть этого грифона в трусости, когда его беспокоила правильность решения, принятого за обоих.
«Разумно ли оставлять императора в этом могильнике, пусть и ради его спасения? — стоял перед глазами вопрос. – Придётся. Другого выхода у меня нет! Но как бы потом не пришлось сожалеть…»
Ригальд как можно лучше запомнил местность над провалом и, оставляя Тайрена внизу, наедине с тьмой, рванул к Грифусу, что лежал в получасе быстрого полёта.
Император даже не проводил барда взглядом. Всё смотрел и смотрел в проход, словно видя там что-то большее, чем просто тьму. Он не мог объяснить то странное влечение, возникшее против предупреждений и здравого смысла, но просто знал, что должен войти внутрь во что бы то ни стало.
Грифон разжал окровавленную лапу, внутри которой лежало памятное украшение. С минуту он рассматривал его не как ценный подарок, но как орудие провидения, открывшее перед ним страницу таинственной книги; как шестерёнку, запустившую могущественный механизм, способный всё изменить. Приобретший новое значение медальон был убран в карман пояса, а Тайрен, не глядя под ноги, начал карабкаться по ступеням вверх. Терпя ноющее перебитое крыло, сопровождающую каждый шаг боль в отбитых ступнях и частые спотыкания о груды костей, грифон продолжал своё восхождение, временами переходившее в жалкое ползанье.
Во всем произошедшем Тайрен видел скрытый смысл. Не череду случайностей, но вмешательство судьбы. Правитель умирающей империи, вдовец и просто лишившийся стремлений грифон, более не имевший привязанностей. Что ему было терять?
Измотанный, еле стоявший на ногах, он добрался до верхней платформы, держащей на себе весь храм. Полубезумный взгляд упал на плиты, когда грифон с широко открытым клювом переводил дыхание. Увидев на одной из них выдолбленные слова, он вновь задумался о персте судьбы и поспешил смести грязь дрожащей лапой.
«Когда свет солнца и луны ослепит мир, когда веру затмит их тень и истина потеряет свою ценность, это место будет помнить».
То не единственная надпись, но Тайрен смог разобрать только её.
Одним вопросом больше, одним меньше... Ответ, если он и существовал, лежал впереди.
Отсюда мрак в проходе уже не казался таким беспросветным и позволил императору увидеть в нём ровно столько, сколько нужно, чтобы исчезла угроза оступиться. Ослабшее тело нуждалось в опоре, отчего он старался держаться стен. Хлад древних сводов обступил его. Миновав внутреннюю арку, грифон продолжал погружаться во тьму, пока полностью не скрылся в её недрах.
_____________________________________________________________
Квит Харрикейн – главнокомандующий пегасьими соединениями Филидельфии – добрался до осаждённого города раньше отрядов Балтимейра. Его батальоны осуществили прорыв блокады и смогли оказать защитникам своевременную поддержку. Из всех, кто затем в течение долгого времени стекался в столицу, он и его подчинённые первыми узрели чудовищные последствия миновавшей ночи собственными глазами.
Святые Селестии и Дискорды не переставали слетать с языка Квита, когда он осматривал город в полёте. Дворец, потерявший все свои стёкла и внешние витражи, великие кантерлотские лестницы… Во всё это верилось с таким большим трудом, что пегас время от времени закусывал губу, намереваясь болью прекратить страшный сон. Но если бы всё было так просто...
Немного придя в себя и смирившись, что нынешний Кантерлот теперь мало чем отличается от заброшенного старого замка, Квит Харрикейн вспомнил про свои обязанности главнокомандующего.
После оттеснения грифонов ему требовались дальнейшие указания, отданные непосредственно принцессой Твайлайт. Только вот Квит никак не мог приметить её снаружи, а прежде, чем идти во дворец, решил уточнить местонахождение правительницы наверняка. Первый попавшийся ему офицер на этот вопрос неоднозначно ткнул в сторону скопления пони у края площади. Того, кто был его причиной главнокомандующий, к своему удивлению, увидел только приблизившись.
Иван Грозный, зачёрпывая воду из левитируемого перед ним ушата, смывал с лица запёкшуюся кровь и грязь, при этом слушая важные донесения и раздавая приказы.
— …Переданной ей энергии хватило, чтобы вывести организм из магического истощения, но её телу всё равно нужен отдых, пусть и непродолжительный. Учитывая, что она аликорн, вечером её состояние придёт в норму, но до тех пор… — единорог-лекарь прервал свой доклад, когда в первые ряды протиснулся вороной пегас. Он осматривал человека с таким выражением морды, словно пытался публично разоблачить подозреваемого чейнджлинга, провёдшего всех, кроме него. Тот же не обращал на него не малейшего внимания.
— Что с принцессой Твайлайт? – бесцеремонно подал голос Квит, не обозначив адресата.
— С ней всё в порядке. Немного отдыха, и она вновь встанет на ноги, — оповестил его единорог, только что побывавший в королевских покоях.
— В донесении было сказано, что накануне битвы в город прибыл её брат. Мне стоит полагать, управление перешло к нему? – не унимался пегас, продолжая буравить Ивана, отсылавшего с указаниями одного офицера за другим.
— Принц Армор был серьёзно ранен… — возвестили скорбным голосом.
— Ранен? Ладно… а Эль Гладий? С ним-то что?!
— А вы сами-то кем будете? – поинтересовался стоявший рядом Спеллвивер, перекрывая вопрошайке вид на царя. Не секрет, что ему уже малость поднадоел этот назойливый жеребец.
— Главнокомандующий Квит Харрикейн, — с запозданием представился пегас. – Я ищу главного в городе. Того, в чьё распоряжение поступят мои отряды и я сам.
— Не стоит утруждать себя, — ухмыльнулся единорог. – Вы его уже нашли. Я, со слов принцессы, донесу до вас, что в ближайшее время руководить всем будет этот… человек. Не мне сомневаться в выборе принцессы, и уж точно – не вам.
Квит опешил от такого расклада, но всё же сдержал нарастающее недовольство по поводу чужеземца у власти.
«А он ведь, если верить слухам, ещё и к исчезновению сестёр причастен! Куда катится этот мир?! Селестия судья тем, кто делает такие выборы…» — закатил глаза пегас.
Смирившись с ещё одни разочарованием, обещающим быть не последним за этот день, жеребец двинулся к царю. Делать-то нечего – он пони подневольный.
— Я командир только что прибывших сил и… жду от вас дальнейших указаний, — выпалил Квит, но не так спесиво, как хотелось бы. Когда Иван, наконец, перевёл на него взгляд, пони тут же невольно поник. Пегас не мог понять, в чём он успел провиниться перед тем, кого видит впервые. В глазах человека жеребец прочитал именно гнев, как впрочем, и все его предшественники с непривычки.
— Найдутся тебе указания, служилый, — изрёк Грозный. – Снарядите гонца к вражьему стану. Пусть молвит, что мы готовы передать им тела их воинов в знак доброй воли. Да и живые на обмен имеются…но с мёртвыми всё же что-то решать надобно…
Квит глянул на площадь и нервно сглотнул.
Остекленевшие, полные мертвенного покоя взгляды…
Потускневшая, свалявшаяся клочьями шёрстка…
Гримасы боли и раскрытые в немом крике рты…
Сотни, если не тысячи земнопони, пегасов и единорогов лежали перед ним. События страшной ночи, похожие больше на самые мерзкие и изощренные фантазии жителей подлунного мира, оживали прямо на глазах. Квиту казалось, что он слышит вопли и мольбы о пощаде, предсмертные крики раненых и лязг железа гремевшей здесь совсем недавно битвы.
С болью в глазах единороги телекинезом нагружали повозки телами пони, чьи охладевшие копыта уже не обнимут любимую жену и не посадят на спину подрастающего жеребёнка. На бренной тверди их дни сочтены…
Горы доспехов и оружия росли с каждой секундой, подобно тесту, поднимающемуся на дрожжах. Куда не кинь взгляд, везде лежали тела усопших защитников, обуянных вечным сном.
— Грифоны должны ответить за всё это! – проскрежетал зубами пегас. Сейчас ему было всё равно, кто сыграет роль карающего меча. Будь то Селестия или это чужеземец – правосудие должно свершиться, а остальное не столь важно.
— Будут ответствовать, когда время придёт, — не разделяя чувств жеребца, заметил царь. Он оторвал взгляд от созерцания городских окраин, где грифоны встали лагерем, и обратил его на дворец.
«Но прежде чем на ворога явного мчаться, надобно от одной заразы государство избавить. Споро и безжалостно, покуда та не разрослась, ибо нельзя с изменой иначе».
