Картина 2. Там же. Боковые кабинеты пусты

 

Там же. Боковые кабинеты пусты. В центральном читает книгу ректор Спалланцани, очень старый худощавый человек, медлительный в движениях. У бильярдного стола Давид и Александр.

 

ДАВИД. Конечно я не поджигал здание Ирландского парламента. Я просто знал, когда и кто его подожжет. И вы бы знали, Александр, если бы поглядели на лица тех, кто там заседает. Но я слишком хорошо знаю характер ирландцев, поэтому я сначала купил билет на пароход до Оденсе, и лишь потом предупредил о поджоге. Огонь вспыхнул с трех концов здания, часа через два после того, как мой пароход отвалил от пирса. Полиция была наготове, ущерб оказался минимален, поджигателей даже не судили. Зато судили и приговорили меня, за оскорбление парламента и диффамацию. В наши дни это опаснее, чем поджог, за ущерб чужому достоинству расплачиваются состояниями. Но я к тому времени был уже в Дании.

 

АЛЕКСАНДР. Прекрасная страна. И серьезная забота о правах женщин?

 

ДАВИД. Датские традиции здесь не при чем. Дело об изнасиловании возникло пост фактум, много позже, уже тогда, когда я находился в камере Парижского дворца правосудия. Срок давности почти истек, но дело все равно вытащили на свет божий. Только Дания не потребовала моей выдачи, как рассчитывали ушлые французы. Вы думаете, государства счастливы судить террориста или провокатора? Содержать за свой счет до скончания дней, и вдобавок выслушивать обвинения в бесчеловечности? Они стремятся избавиться от такого отщепенца чтобы с ним мучилась полиция другой страны.

 

АЛЕКСАНДР. Сбагрить. У нас это называется так. Отпихнуть тонущего от лодки багром.

 

(разбивает пирамиду)

 

ДАВИД. Красиво. Мне сейчас ничего не забить, верно?

 

АЛЕКСАНДР. Да. Значит надо задеть красный шар, но так, чтобы не отдать игру. Это называется «отыграться».

 

ДАВИД. Понято. (бьет)

 

АЛЕКСАНДР. Неплохо понято.

 

ДАВИД. Не завидуйте. Понимать все с ходу не так уж приятно. Смотришь на хорошенькую датчанку. И точно знаешь, что через два дня, или два часа, или две минуты она будет твоя. А потом будешь мучительно ждать, когда срок давности за данный вид преступления истечет и тебя снова пустят погулять по набережной Оденсе.

 

АЛЕКСАНДР. Атакую.

 

ДАВИД. Браво.

 

АЛЕКСАНДР. Восторг неуместен. Я забил красный шар, но что толку? Теперь мне не виден ни один цветной.

 

ДАВИД. Вы можете передать мне ход?

 

АЛЕКСАНДР. Нет, нужно играть.

В кабинете Спалланцани появляются Малликут, Рейссмус и Дарвин. На них мантии и шапочки. Обменявшись с коллегами не более, чем десятком слов, ректор Спалланцани покидает их и спускается по лестнице. Давид замечает его первым.

СПАЛЛАНЦАНИ. Вольно, кадеты! Значит вы и есть знаменитый адвокат Дэвид Кассагалис? Осужденный, отпущенный на поруки, скрывшийся от законов?

 

ДАВИД.(улыбаясь) Говорят, земля Тамберга гостеприимна к отщепенцам?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. У нас здесь нет земли. Каменная плотина. И покрытая плодородной грязью долина. Точнее сказать осушенный фьорд. Вам известна процедура, которую предстоит пройти?

 

ДАВИД. Я слышал, что стажеры после прибытия должны быть опрошены одним из профессоров. После чего происходит голосование…

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Это для стажеров, для тех, кто работает в университете. Для беженцев процедура всегда была проще. Профессора голосуют без предварительного собеседования.

 

ДАВИД. Из чего же они исходят? Из внешнего вида беженца?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Университет был основан в последний день мировой войны. Тогда в долине Тамберга селили всех, просто исходя из того, что они беженцы. Что они, уставшие от законов мирного и военного времени, по доброй воле остаются здесь, на территории не значащейся на мировых картах… Я прервал вашу игру? Не стесняйтесь, кадеты. (Александру) У вас трудное положение.

 

АЛЕКСАНДР. Биток вплотную к красным? Коснуться, но не прижимать.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Советов не будет. Судья не принимает участия в игре, просто наблюдает. Ректор ведь даже не участвует в голосовании (доверительно Давиду) так что быть вежливым со мной совсем необязательно.

 

Давид улыбается. Александр накатывает. Давид едва заметно ударяет, пододвигая биток вплотную к красным.

 

Касание. Теперь ваш соперник может бить в любом направлении, потому что красного он коснулся в любом случае.

 

ДАВИД. (ожидая, пока Александр оценит придумает продолжение игры): Но почему снукер? Почему именно здесь?

 

СПАЛАНЦАНИ. Правила игры изобрел сэр Генри Чемберлен, в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, когда английская армада стояла в бухте Тамберга, угрожая всем европейским странам, имеющим выход к морю. Господа флотоводцы отлично себя чувствовали в старинном замке над проливом. В свободное время они играли на бильярде.

 

АЛЕКСАНДР. Мой прадед воевал с англичанами. Но я не чувствую к ним вражды. Разве что песни. Не могу петь английские песни, даже колыбельные.

 

СПАЛАНЦАНИ. (надтреснуто смеется) Это еще не беда, кадет. Отец профессора Рейссмуса успел повоевать на стороне англичан. Профессор их за это особенно не любит.

 

ДАВИД. Горечь поражения?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Английский флот потерпел поражение, когда оказался заперт в бухте Тамберга наспех сооруженной союзниками дамбой. После этого победа в Мировой войне и подписание договора между нациями оказалась делом времени. Для подписания был выбран этот замок. Вернее даже этот самый холл, где уже тогда стоял снукерный стол. Конечно другой.

 

ДАВИД. (улыбается) Наверное тут нужно сказать что-то вроде «черт возьми!»?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Не стесняйтесь в выражениях молодой человек.

 

ДАВИД. (улыбается еще шире) Ну тогда «Прах меня побери!»?

 

АЛЕКСАНДР. (наконец-то ударил) Снукер!

 

ДАВИД. Что означает это красивое слово?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. «Мошенник», «скотина», «подлец». Экий мошенник! Вот черт! Или, если хотите «Прах меня побери».

 

АЛЕКСАНДР. Применительно к данной ситуации тебе будет сложновато одним ударом не то, что забить, а хотя бы коснуться красного шара. Нужно играть от двух бортов.

 

ДАВИД. А если промах?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. А за промах берется штраф.

 

ДАВИД. (улыбаясь, почесывает подбородок) Снукер! (ищет игру)

 

СПАЛЛАНЦАНИ. А в полночь, когда полководцы и лидеры мировых держав подписали вечный мир и обещали не проливать больше кровь под знаменами, они поглядели в окна. И увидели вместо бухты, где испокон веков отдыхали на рейде пиратские флоты извилистую долину по колено заваленную грязью. Плодородным морским илом, на котором тут и там торчали остовы севших на мель кораблей. И там светились огни.

 

ДАВИД. (наносит удар) Беженцы?

 

АЛЕКСАНДР. Штраф. Чистый промах – четыре очка. Шар возвращается на прежнюю позицию. Проследите ректор?

 

СПАЛЛАНЦАНИ.(кивает) Да, беженцы. Пестрое отребье: дезертиры всех фронтов, преступники и те, кого война лишила не только дома, но и земли на которой осталось его пепелище. Они заселили останки боевых кораблей. Они хотели только одного, чтобы полководцы, короли и президенты оставили их в покое и дали развести сады и фермы в долине, которая не значилась ни на одной карте мира. И тогда в этом зале был подписан еще один договор. Самый главный для нас.

 

Давид наносит еще один удар. Тоже промах, но белый шар зацепляет черный.

 

АЛЕКСАНДР. Штраф – семь очков. По цене черного.

 

ДАВИД. Цветные шары дороже. Это я уже понял.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Территория университета Тамберг, плотина, на которой он расположен и прилегающей к нему долины, не значащаяся ни на одной географической карте к тому времени объявлялись свободной территорией над которой никогда не будут властны законы никаких государств. Все международные договоры и соглашения надлежит подписывать здесь. И хранить – тоже здесь.

 

ДАВИД.(цитирует) «Изначальная цель университета Тамберг не научные изыскания, не мировое правление, не главенство в научном сообществе, и тем более не контроль за уровнем ветрового давления на старую изношенную дамбу. Тамберг - это право каждого гражданина планеты земля, поселиться там, где нет власти людей, а есть главенство человеческого знания, научной мысли и здравого смысла – в долине Тамберг». Профессор Спалланцани. Ваша благодарственная речь при вступлении в должность ректора.

 

АЛЕКСАНДР. Штраф пять очков. И я беру позицию. После штрафа я имею право выбрать.

Склоняется к столу и быстро проводит серию ударов.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Вы хорошо подготовились к визиту, адвокат Кассагалис.

 

ДАВИД. Я подготовился раньше. До того, как первый раз сказать «Карфаген должен быть разрушен», имея в виду… (указывает вокруг) все это.

 

АЛЕКСАНДР. Серия двенадцать. Промах. Попробуй набрать больше.

 

По лестнице спускается Джина с подносом вина. Подходит, предлагая бокалы. Спалланцани молча взял бокал. Александр покачал головой отрицательно. Давид занят выбором удара. Джина подождала немного, и поставила бокал прямо на зеленое сукно.

 

ДАВИД. Благодарю. Похоже, это вы - мой главный враг здесь?

 

ДЖИНА. С чего вы взяли?

 

ДАВИД. Я адвокат Давид Кассагалис и вы это знаете. А вы – та милая девушка с юридической степенью, которая посещала суды в Испании, Ирландии и Дании, требуя компенсации за ущерб нанесенный мною репутации университета и долины Тамберг. Прекрасное вино.

 

ДЖИНА. Очень рада.

 

ДАВИД. (обаятельно улыбается) Скажите честно, вам нравится позиция на столе?

 

ДЖИНА. (коротко глянув) Очень нравится. С первого взгляда хочется, взять и ударить по шарам.

 

Расставляет остальные бокалы возле кресел, стоящих в углах холла. Давид с обескураженной улыбкой смотрит сначала на Спалланцани, потом на Александра.

АЛЕКСАНДР. У нас в таких случаях говорят «Чувак, она на тебя запала».

 

ДАВИД. А как же ты, чувак?

 

АЛЕКСАНДР. А я, чувак, с первым катером уезжаю. На свою чувацкую родину. Лапландию.

 

ДЖИНА. (склоняется к микрофону) Внимание! Говорит Дамба. Внимание! Говорит Дамба. В Тамберге полночь. Погода обычная для последних дней ноября. Волнение и ветер - штормовые. Опасности катастрофы нет.

Раздается бой часов. Весь холл освещается, теперь он похож на празднично иллюминированный готический собор. Первой по лестнице Агата Дарвин, следом Рейссмус и Малликут. Джина садится за стойку. Профессора – в кресла.

Внимание! Сегодня в полночь совет Университета Тамберг рассмотрит вопрос о предоставлении политического убежища Давиду Кассагалису, разыскиваемому полицией восьми стран и международной полицией за ряд противоправных выступлений, в частности призывы к уничтожению Университета Тамберг.

 

В холле продожают стоять только Спалланцани с бокалом вина в руке, Александр и Давид, который склонившись над столом с великой старательностью забивает шары в лузы. Один, два, три, четыре… На пятом промахнулся, и распрямившись перевел дух. Обращается к Александру, как будто происходящее его не касается.

ДАВИД. Серия четырнадцать. Промах. Попробуй сделать больше.

 

АЛЕКСАНДР. При счете сорок пять – четырнадцать сессия отложена. Сейчас решится твоя судьба, а потом мы доиграем.

 

СПАЛЛАНЦАНИ: Уважаемые коллеги. Сейчас, по традиции наш гость обратится к вам. Учитывая его профессию, я не стану напутствовать его в выступлении. Ограничусь напоминанием, что здесь университет Тамберг и любое ваше мнение, высказанное или даже невысказанное, должно быть мнением ученого.

 

МАЛЛИКУТ: Джина, нет ли кофе?

 

РЕЙССМУС: И сигару, если не затруднит!

 

ДАРВИН (сквозь зубы): Хавьер! Бьерн!

 

СПАЛЛАНЦАНИ: Прошу вас, Дэвид.

 

ДАВИД: Благодарю, ректор. Благодарю, уважаемые профессора и более молодые ученые, присутствующие здесь. Я постараюсь говорить коротко и ясно.

Прежде всего, я прошу вас не видеть во мне врага. Я не уверен, что вы внимательно читали мои статьи, но думаю, фразу «Карфаген должен быть разрушен» слышали все. Я не откажусь от этих слов, потому что я вообще никогда не отказываюсь от своих слов. Я постараюсь пояснить их, а остальное, надеюсь, станет понятно само собой.

Я еще обучался в Квебекском колледже, когда с удивлением отметил – большая часть людей совершенно неспособны видеть что-либо таким, как оно существует на самом деле. Большей частью, люди видят нечто привычное, давно знакомое, чего в действительности давно не существует, а, скорее всего, и не существовало никогда. Бог с ней со страстью влюбленного, или материнским ослеплением, когда убийцу готовы считать невиновным, а бездарность – гением. Люди обманываются постоянно, сплошь и рядом. Они считают, что живут в лучшем городе мира, хотя он ужасен. Они искренне верят в семейное счастье соседей, хотя слепому видно, что их супружество сродни ежедневной казни. Люди соблюдают законы, в которых нет ни капли смысла, и наоборот бунтуют, совершенно точно зная, что бунт их принесет каждому, кого коснется, троекратную беду. Люди верят в Бога, хотя знают, что Бога нет.

Я не утверждаю, что слепы все. Наоборот, резкая перемена в жизни, несчастье, а иногда и последовательная тренировка ума позволяют некоторым из людей увидеть мир не хуже не лучше, но правдивее, чем обыкновенно. Время от времени такое свойство достается человеку ни за что ни про что, от рождения, как цветные сны или идеальный слух.

Улыбнитесь господа, мне было совсем немного лет, когда я уверовал, что я один из таких людей.

Вся моя дальнейшая жизнь только подтверждала это открытие, или заблуждение. Если человек говорил, что любит или ненавидит меня, я точно знал, что это означает на самом деле, и, смею надеяться, использовал и то и другое, чтобы сделать людей счастливее, не забывая при этом и себя самого. Если меня хотели обмануть, я знал, как извлечь из этого выгоду в тот самый момент, как только охотник за моими деньгами изложит мне суть дела. Меня искренне забавляли попытки церковников или политиков завладеть душами людей, ведь пытаясь это сделать, они невольно предоставляли мне свои услуги, буде они мне окажутся необходимы.

Я вижу человека, произведение искусства или сложный механизм, вроде вашего университета или государства, очень хорошо и всегда верно. Это не моя заслуга, ведь встречаются же люди с необычно острым зрением, или болезненно тонким слухом.

Услышьте меня, господа, и поверьте мне. Университет Тамберга, в его теперешнем виде, это пустое место. Даже более чем пустое, это призрак, который движется и разговаривает, но не существует.

Поверьте, господа, видеть это со стороны нестерпимо. Ваши лаборатории, ваши машины, которым доверяют, потому что не понимают, производят сложные вычисления, в которые не верит никто. Ваша система грантов, за которые борются тысячи молодых ученых, и которые в итоге даруют одному из них право открывать двери и включать прожектора. Это самое голосование, эти мантии и шапочки. Исследования плесени и героическое лечение простуды, за семь дней вместо недели. Ваши прогнозы погоды.

Конечно университет Тамберга не единственная бессмысленная затея человечества за его историю. Но так получилось, что ваша бессмыслица стала обузой всего человечества.

Сто лет назад после ужасной войны человечество нуждалось в символе. Оно получило его в виде замка науки на плотине. Сказка получилась милая, известная всем, но не виданная почти никем. Счастливая плодородная долина, и благородные ученые хранящие ее покой. Это было придумано отлично. Мы не воевали почти сто лет (мелкие стычки не в счет). Мы верили в Тамберг. Я говорю «мы», подразумевая всех жителей планеты Земля живших на ее поверхности в течение века. Это не так уж мало.

Но господа, люди стареют и умирают не доживая до ста лет. Идеи живут не так долго, как люди. Ваша идея мертва, а в заложниках у этого трупа не только вы. В заложниках те три тысячи несчастных пейзан, которые копаются в столетней грязи и сырости, выращивая экологически чистые овощи и фрукты для цивилизованного мира. А в заложниках у этого вымышленного Эдема весь оставшийся цивилизованный мир.

Раскройте свои глаза. Вы отлично знаете, что жизнь в долине – тосклива и убога. Вы отлично знаете, что в вашем Университете за долгие годы не произведено не то чтобы успешного, но даже и провального опыта, что только иногда, зевая от лени кто-то из вас переписывает начисто что-нибудь давно придуманное другими и публикует в толстом, на отличной бумаге журнале, которому не суждено быть прочитанным. Журнал издают очень ограниченным тиражом на благотворительные пожертвования, а сами вы разорены, сами вы неспособны обеспечить себя даже самым необходимым. Вы просто живете в этом доме во славу чего-то во что не верит в мире никто. Вы живете здесь, как семья разорившихся аристократов в замшелом замке, который ждет когда, крысы и червец подточат его фундамент.

Вот почему я говорю, что Тамберга больше нет не будет. И не потому что в мире существует адвокат Кассагалиса. Я не поджигал ирландский парламент. И я не собираюсь подкладывать динамит в основание дамбы и не угрожаю протаранить его угнанным ледоколом, во славу неведомого мне бога. Я бескорыстно делюсь с вами информацией. Пожалуйста, берите.

Вы спросите зачем мне это? Понять мою корысть не труднее, чем бедственность вашего положения. Университет Тамберг это проект. Он мертв, но зато известен каждому. Это самый великий в мире банкрот. Его акции можно скупить за бесценок, и если они вырастут хотя бы на цент, то принесут миллионы миллионов. Мне это интересно. И вам это должно быть интересно. Если вы поняли меня сейчас, это первый шаг к новому Университету. Я не знаю, каким он будет, и никто не знает. Но вы же ученые, и ученые настоящие! Скажите мне каким оно может стать. Я вам поверю.

Благодарю вас, господа.

Отпивает из бокала с вином.

СПАЛЛАНЦАНИ (после паузы): Коллеги. Мы с интересом выслушали нашего гостя. Думаю, что после краткой дискуссии мы сможем перейти к голосованию.

 

ДАРВИН (после паузы): Верно ли я поняла вас, Кассагалис? Вы предлагаете полностью изменить образ жизни людей, живущих в долине?

 

ДАВИД: Вам придется дать этим людям другой образ жизни. Вернее просто дать образ жизни людей, а не счастливых пейзан, которых вы иногда лечите от гриппа.

 

ДАРВИН: Чтобы они употребляли наркотики? Ненавидели друг друга? Убивали?

 

ДАВИД: Да. Вам придется позволить им убивать друг друга.

 

ДАРВИН: По-моему дискуссию можно закончить. Я голосую против того, чтобы этот человек пользовался преимуществами дипломатического положения Тамберга и был принят здесь. Это потенциальный диктатор и к тому же - психически больной человек.

 

СПАЛЛАНЦАНИ: Благодарю вас.

 

МАЛЛИКУТ: Я голосую против. В долине почти две тысячи женщин и детей. А этого человека, разыскивают за изнасилование. Я против. Не раньше, чем будет снято обвинение. И тогда вряд ли.

 

РЕЙССМУС: Я голосую против.

 

СПАЛЛАНЦАНИ: Можете обосновать, Бьерн?

 

РЕЙССМУС. Белые кроссовки.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Более молодые коллеги желают сказать что-нибудь? Нет? Благодарю вас. Благодарю вас господин Дэвид Кассагалис. Думаю, что ситуация ясна, вы согласны?

 

ДАВИД. Нет.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Простите?

 

ДАВИД. В чем, с вашей точки зрения, состоит ситуация?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Тамберг не принимает вас, господин Кассагалис, и не предоставляет вам убежище в качестве политического беженца.

 

ДАВИД. С чего вы взяли, ректор, что я просил у вас политического убежища?

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Вы находитесь в международном розыске.

 

ДАВИД. Верно. Я нахожусь в розыске в Ирландии, Дании, и благодаря успешному иску вашего университета, со вчерашнего дня разыскиваюсь королевским судом Мадрида, то есть международным. Логично предположить, что я явился сюда для личного разрешения вопросов по данному иску и ни для чего более.

 

ДАРВИН. Наш ответ даст вам понять, что наша позиция по иску неизменна.

 

ДАВИД. Минуту, профессор Дарвин. Будь вы более искушены в современном судопроизводстве, вы бы поняли, что именно ваша позиция и привела меня сюда. Вы подаете на меня иск по обвинению в клевете и требуете, как это принято – существенной компенсации морального ущерба и издержек. Хороший адвокат, столкнувшись с иском о клевете, немедленно подает встречный иск о диффамации. И с этого момента судебный процесс превращается единоборство, где не может быть ничьей. Одна сторона будет признана правой, другая возместит судебные издержки и компенсацию по иску.

 

МАЛЛИКУТ. Вы что же, подали в суд на Университет?

 

ДАВИД. Нет. Но я намерен это сделать, и немедленно. Для этого мне нужна ваша помощь, не более и не менее.

 

ДЖИНА. Наша, что?

 

ДАВИД. Мне нужен свидетель. Вы все только что выслушали меня, и понимаете, что говорил я чистую правду, и что клеветы в моих словах нет ни на грош, не говоря уже о миллионах, которые вы собирались получить с меня, пока я сижу во французской тюрьме. Мне нужен тот из вас, кто не только понимает это, но и готов публично признать. Мне нужен ученый из Университета Тамберг, который согласен повторить за мной: «Карфаген должен быть разрушен». Тогда дело в Мадридском суде будет выиграно мной.

 

ДАРВИН. Вы действительно надеетесь найти такого человека?

 

ДАВИД. Да, профессор Дарвин. Я надеюсь. Я рассчитываю, что вы не побоитесь признать: вы никакой не ученый, а дама-благотворительница, которая большую часть жизни провела в одной и той же беседе с собой. «Зачем ты живешь, Агата?» - «Я ученый, и я помогаю людям». А вы ведь прекрасно знаете, что ученый это тот, кто узнает новое, а врач это тот, кто помогает людям, а нечто среднее, это не врач и не ученый потому что никому он не помог и ничего не открыл. Вы это признаете, профессор Дарвин. И лучше сейчас, чем на смертном одре. Когда я выиграю дело в Мадриде, никто из Тамбергских ученых не лишится своих почетных званий. Наоборот, здесь появится гораздо больше народу. Но мне нужен будет человек, который возглавит Университет. Я-то этого сделать не смогу, я ведь не ученый, а адвокат. И чтобы стать ректором Дарвин вам нет теперь нужды стареть, дожидаясь смерти уважаемого ректора Спалланцани. Достаточно признать…

 

МАЛЛИКУТ. Вы… Вы мальчишка! Подите вон, если не хотите услышать…

 

ДАВИД: Доктор Малликут, вы ничтожество и трус. Все смутно помнят в то, что вы когда-то были большим ученым, и вы по мере сил стараетесь соответствовать. А мечтаете вы о женщине. Не о любви даже, а о женщине, которая ничего не скажет, а просто станет смотреть на вас так, словно вы все еще гений, словно вы круче мотоциклиста Рейссмуса, моложе русского стажера, чьего имени не в состоянии запомнить и играете в бильярд лучше всех на свете. Но умной женщине обо всем этом пришлось бы врать. Поэтому сойдет и поселянка из долины. Сколько лет было вашей прекрасной Фелисити, когда вы встретились в первый раз? Вы, доктор Малликут, защитник женщин и детей Тамберга?

 

РЕЙССМУС.(поднявшись из кресла) Ну, а дальше?

 

ДАВИД. Профессор Рейссмус, вам я не скажу ни слова. Вы знаете, что дамба падет. Но вы слишком упрямы и я не стану вам рассказывать, кто вы есть сейчас и кем еще можете успеть стать в будущем. Скажу одно: если вы согласитесь выступить в мою пользу на суде, я без лишних раздумий сочту, что мое дело выиграно, и Университету жить. Новому Университету Тамберга разумеется.

 

РЕЙССМУСС. Значит, не жить.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Дэвид?

 

ДАВИД. Я слушаю вас, ректор.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Вы правы. Я - старый человек. Я давным-давно сделал ставку в своей жизни и давным-давно не получил ее обратно. Но гирю, прикованную к ноге, не бросить. Приходится плыть, или отступать в могилу. Но знаете, Дэвид, я только что подумал, что от вашего предложения отказался бы даже я. И дело тут не в возрасте. А скорее в том, как вы уверены в себе и благосклонности своей судьбы. Слишком уверены. Или нет?

Давид задумывается на минут, но кажется, решение у него уже есть. Подходит к столу.

 

ДАВИД. Очень хорошо. Здесь сорок на столе еще четыре красных шара. Счет сорок пять на четырнадцать. Сыграем, господа? Даю вас слово, что действительно до сего дня не видел в глаза снукерного стола. Вы вольны мне не верить. Но будь я даже платный учитель бильярда, ваши шансы неплохи. Здесь присутствуют опытные игроки. На столе пятьдесят пять. Я берусь убедить вас, что судьба на моей стороне… Что это факт.

Стоит с кием, облокотясь на стол.

 

Я предлагаю вам атаковать. Я оборвал серию, так что все по чести. Даже если у меня, с вашей точки зрения, ее и нет. Я не приглашаю к столу доктора Малликута…

 

МАЛЛИКУТ. (решительно поднимается) Отчего же. Мальчик…

 

ДАВИД(наблюдая за долгим процессом прицеливания): Я только что говорил доктору Малликуту, в чем его слабость. В боязни показаться слабым. Но доктор Малликут не слушал меня даже в таком очевидном вопросе. Посмотрим.

 

МАЛЛИКУТ. (хрипло) Посмотрим! Плант! (сильно ударяет от борта. Красный шар, зацепив два других падает в среднюю лузу. Малликут торжественно смотрит) Мальчик! (склоняется над столом и непринужденным жестом всаживает розовый шар в губку. Шар скользит вдоль борта, но нет, и в угловую не падает).

 

ДАВИД. Серия – один. Это подарок. Спасибо доктор Малликут, думаю достаточно. Счет сорок шесть на четырнадцать. На столе – сорок восемь. Начнем, господа.

Секунду вглядывается в сидящего Рейссмуса. Быстро подходит к столу, и почти не глядя, наносит удары. Играет через черный и розовый, выходя на нижние лузы.

Серия – один. Серия восемь. Серия девять. Серия пятнадцать. Так играл бы профессор Рейссмус, я не ошибаюсь? Даблкросс. Рискнуть или нет? Как вы полагаете, профессор?

 

Рейссмус задрав брови таращится на кроссовки Давида. Давид быстро наклоняется и ударяет от борта. Шар ловит обе губки и уходит в поле.

Даблкроссы - моя слабость. Счет сорок шесть на двадцать девять. Один красный шар. На столе – тридцать два.

 

с легким поклоном протягивает кий в сторону кресел, где сидят Дарвин и Рейссмус. Дарвин величественно выпрямляется в кресле не желая принимать сомнительное предложение. Рейссмус откладывает трость и поднимается.

РЕЙССМУС. В Мадриде сегодня утром стоял густой туман.

Прихрамывая, идет к столу, хладнокровно осматривает позицию.Играет.

В левую с винтом. Серия – один. Черный… Черный - семерка. Не виден черный. Розовый – шестерка, но далеко. Зеленый в лузе, но зеленый это только два очка. А розовый, это уже фрейм.

 

ДАВИД: Джина, что значит фрейм?

Джина не отвечает.

 

РЕЙССМУС: Я забиваю розовый. На столе двадцать три. И преимущество двадцать три.

 

ДАВИД: И тогда мое дело безнадежно?

 

РЕЙССМУС(прикрыв глаза ладонью): Нет. Тогда остаются снукера.

 

ДАВИД: Это интересно. Джина, как вы думаете, зеленый или розовый?

Джина подходит к столу и молча указывает на розовый. Но Рейссмусу нет до этого дела. Аккуратным ударом он отправляет зеленый в лузу. Устанавливает на базу. Потом так же аккуратно подкатывает к желтому у бортика.

РЕЙССМУС. Серия три. Счет пятьдесят на двадцать девять. Преимущество двадцать один. На столе только цветные шары – двадцать три. Красных не осталось.

 

ДАВИД. (Бодро) Так далеко я еще не заходил. Что теперь?

 

АЛЕКСАНДР. Теперь, тебе надо забить подряд все цветные. От желтого до черного, по порядку.

 

ДАВИД. Но ведь желтый не забить.

 

АЛЕКСАНДР. Я бы не забил.

 

ДАВИД. Не врешь?

 

смотрит на Александра. Потом быстро подходит к столу, бьет очень сильно, наудачу. Джина, Дарвин, Малликут, вздохнули разом.

 

АЛЕКСАНДР. А вот это – снукер, чувак.

 

ДАВИД. (искренне рад) Первый в жизни! Ну что, чувак. Завтра утром с первым катером? Ты все равно собирался уезжать. Составишь мне компанию?

 

Снукер сложный. Александр обходит стол, прикидывает.

 

АЛЕКСАНДР. Нет.

 

ДАВИД. Если сейчас у тебя промах, то что?

 

АЛЕКСАНДР. Штраф. Четверка в твою пользу. И возврат

 

ДАВИД. Я покажу тебе Мадрид! Ты бывал в Прадо?

 

АЛЕКСАНДР. Нет.

 

Бьет несильно. Биток идет по верной траектории, но до желтого не доходит пару сантиметров.

 

Штраф и потеря. Берешь игру? Или можешь вернуть, как было.

 

ДАВИД. Возвращаю.

Рейссмус восстанавливает положение на столе.

Счет: пятьдесят на тридцать три. Преимущество – семнадцать. Снукер. Мне нужна твоя помощь. Поехали в Мадрид, чувак?

 

АЛЕКСАНДР. Нет, чувак.

Бьет несильно. На этот раз биток накатывается на желтый. И остается на игре.

 

ДАВИД. Ну что же. На столе двадцать три. Мне нужно собрать семнадцать. Неплохая позиция для атаки. Главное – не спутать порядок. Желтый? (забивает) Зеленый? В лузе. (забивает) Дальше – внимание. Коричневый. Есть! (забивает). Счет - пятьдесят на сорок. И шестнадцать на столе. Значит, теперь синий?

 

АЛЕКСАНДР. Я остаюсь здесь, чувак.

 

Кладет кий и подходит к Спалланцани.

 

Господин ректор. Обращаюсь к вам с просьбой о переводе меня из стажеров в ассистенты Университета Тамберг.

Спалланцани не отвечает, только треплет его по плечу.

 

ДАВИД. (медленно) И все-таки синий. (забивает). Ну что же, значит придется мне рассказать напоследок и о тебе, чувак. Если ты останешься здесь сегодня, то останешься навсегда. Ты умрешь здесь. И не потому, что разуверился в науке. И не потому, что взбесившиеся волны и ветер сметут плотину. Ты умрешь от любви, чувак.

 

АЛЕКСАНДР (удивлен). Я?

 

ДАВИД. Не от ревности, заметь. Не так уж трудно жить, когда она меняет тебя на другого, а потом приходит третий и этот третий хромой старик на мотоцикле. Она так устроена, она по-другому не умеет, она обязательно бросит каждого из них так же, как бросила тебя. Но если ты останешься здесь, ты уже никуда не денешься. Ты будешь вспоминать, с каждым днем все чаще. Я не знаю точно какой стоял месяц, а я никогда не говорю того, что не знаю. Но думаю, что это случилось на дежурстве. На твоем дежурстве, чувак. Ты сидел в этом же кресле. Была ночь. Ты пил кофе.

 

АЛЕКСАНДР. И что?

 

ДАВИД. Ничего предосудительного. Все, что было позже, не в счет. А в тот вечер вы просто разговаривали. И ты поверил ей, хотя она не сказала ничего такого, чему можно было бы верить, или нет. И она тебе поверила. Вы просто пили кофе, наверное это она тебя угостила кофе, и ты сказал, что кофе вкусный. Вы просто сыграли партию в бильярд, и она ответила да, вкусный. И если ты останешься здесь, каждую ночь, на каждом дежурстве ты будешь вспоминать именно эту ночь и этот ничего не значащий разговор. И однажды, раньше чем кто-нибудь мог подумать, твое сердце остановится от этих воспоминаний. Розовый. Даблкросс.

 

ДЖИНА. Я поеду с вами в Мадрид!

 

Прежде чем взглянуть на нее, Давид бьет по розовому и забивает его кроссом от борта. Черный стоит неудобно, Давид небрежно отыгрывается, уводя биток на дальний борт. Потом кладет кий поперек стола.

Я буду свидетелем на суде. Мне это будет несложно. Я уже бывала там и хорошо знаю материалы дела.

 

ДАВИД. Партия! Счет пятьдесят один – пятьдесят в мою пользу. Простите, что покидаю вас, господа, мне нужно собрать вещи перед отъездом. Но уверяю вас, мы увидимся очень скоро. С каждым из вас буду счастлив работать в будущем. Джина. Вы мне понадобитесь.

 

Поднимается по лестнице. Следом идет Джина, не взглянув ни на Рейсмуса, ни на Александра.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. (окликает) Дэвид! (Давид обернулся и ректор поясняет) Черный шар все еще на столе.

 

ДАВИД. С удовольствием доиграю партию с вами, профессор. Попробуйте забить. В этом уже нет смысла, но я никогда не отказываюсь от игры. Полностью доверяю присутствующим, и надеюсь в этой сложной позиции никто не станет плутовать.

 

Ушел. В холле стоит тишина. Потом все по одному поднимаются из кресел и выходят.

 

ДАРВИН. Мое дежурство кончилось, господа. Спокойной ночи.

 

РЕЙССМУС. (бормочет под нос) Мадрид. Кроссовки. Эвакуация.

 

МАЛЛИКУТ (достает шарф, наматывает поверх халата). Надо предупредить Фелисити. На всякий случай. Простите господа, я сегодня ночую в долине.

 

Холл опустел. Только сидят друг напротив друга Спалланцани и Александр. За окнами, ревет корабельный гудок и вспыхивает свет у причала.

 

СПАЛЛАНЦАНИ. Вы не связаны обещанием, кадет. Ваша стажировка закончилась. Вы свободны ехать куда вам заблагорассудится и когда угодно. Вы также свободны остаться, Тамберг примет вас.

 

АЛЕКСАНДР. Я остаюсь.

 

Спалланцани медленно, по-стариковски поднимается. Подходит к столу и берет с него кий. Близоруко щурясь разглядывает позицию. Черный и белый шары разведены по бортам стола. Позиция требует отыгрыша и долгого позиционного розыгрыша «в черном». Спалланцани прикидывает что-то, шевеля губами. Потом наносит удар с оттяжкой. Белый биток движется по сложной траектории – отразившись от двух бортов, косо с винтом подходит к черному, и закрутив, заставляет того приложившись еще к двум бортам, аккуратно, без соударения войти в зеленую лузу в углу стола. Черный шар падает в лузу. Белый подкатывается к желтой лузе, но остается на ее краю.

Спалланцани аккуратно кладет кий на зеленое сукно.

Слышно, как в долине воют собаки.