От царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии Василью Григорьевичю Грязному ИльинуЧто писал еси, что по грехом взяли тебя в полон (что писал еси, что по грехом взяли тебя в полон. - Василий Григорьевич Грязной-Ильин, один из видных деятелей опричного двора, был назначен в 1573 г. воеводой на Донец [см. разряды в «Древней Российской вивлиофике» (ч. XIII, 1790, стр. 441)], т. е. на тогдашнюю русско-крымскую границу. Во время «добывания языков» на р. Молочные-воды (впадающей в Азовское море) он был захвачен в плен крымцами (обстоятельства этого пленения описывает сам Грязной в своем ответном письме, - см. выше, стр. 566). Точная дата пленения Грязного не известна; но уже в середине 1574 г. царь получил от него письмо из Крыма (не сохранившееся в «Посольских делах») с просьбой выкупить его или обменять. Ответом на это письмо является комментируемое послание Грозного.), - ино было, Васюшка, без путя середи крымских улусов не заезжати; а уже заехано - ино было не по объезному спати: ты чаял, что в объезд приехал с собаками за зайцы - ажио крымцы самого тебя в торок ввязали. Али ты чаял, что таково ж в Крыму, как у меня стоячи за кушеньем шутити? Крымцы так не спят, как вы, да вас, дрочон, умеют ловити да так не говорят, дошедши до чюжей земли, да пора домов! Только б таковы крымцы были, как вы, жонки, - ино было и за реку не бывать, не токмо что к Москве (к Москве. - Речь идет о походе крымского хана Девлет-Гирея в 1571 г., когда им была взята и сожжена Москва (29 мая). В том же году царь получил вести из Крыма, что походу хана предшествовало бегство в Крым «изменников государских», сообщивших хану о «меженине» и опустошении на Руси; некоторые из этих перебежчиков сообщили, что они «сами из опричнины» (Ц ГА ДА, Крымская посольская книга № 14, л.л. 26 - 26 об.).). А что сказываешься великой человек - ино что по грехом моим учинилось (и нам того как утаити?), что отца нашего и наши князи и бояре нам уча ли изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды (князи и бояре нам учали изменяти, и мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды. - Речь идет, очевидно, об опричниках, к числу которых принадлежал Василий Грязной. Столь резкая характеристика опричников может объясняться, наряду с общим насмешливым тоном письма, тем разочарованием во многих деятелях опричнины, которое испытал Грозный в начале 70-х годов: в эти годы подверглись опале или казни такие видные опричники, как Михаил Темгргокович Черкасский (отец которого, черкесский князь Емгрюк, участвовал в походе хана на Русь в 1571 г.), кн. Темкин-Ростовский и др. (Басмановы подверглись казни, а Вяземский опале - еще раньше). Энергично возражая царю по поводу обвинений в изнеженности, небрежности, трусости, Грязной на обвинение в «страдничестве» (незнатном происхождении) ответил лишь: «ты государь - аки Бог: и мала и велика чинишь [создаёшь]» (см. выше, стр. 567) - ответ, типичный для опричника [вопреки мнению П. А. Садикова, аргументация которого в данном случае представляется совершенно неубедительной (П. А. Садиков. Царь и опричник. Сб. «Века», I, Пгр., 1924, стр. 58 - 59, 65 - 66)].). А помянул бы ти свое величество и отца своего в Олексине - ино таковы и в станицах езживали, а ты в станице у Пекинского был мало что не в охотникех с собаками, и прежние твои были у ростовских владык служили (в Олексине - ино таковы и в станицах езживали, а ты в станице у Пенинского был мало что не в охотникех с собаками, и прежние твои были у ростовских владык служили. - В. Г. Грязной происходил, но определению П. А. Садикова, из рода «провинциальных служилых.московских людей» (П. А. Садиков, ук. соч., стр. 40 - 41). О службе его предков у ростовских архиепископов («владык») других известий ие имеется, но ростовское происхождение Грязных подтверждается «родословными росписями». Город Алексин в первой половине XVI в. принадлежал ближайшим родственникам царя, князьям Старицким - Андрею и Владимиру Андреевичу; в 1566 г. Алексин был «выменен» у Владимира Андреевича (т. е. переведен в опричнину). Князья Пенинские-Оболенские находились на службе у князей Старицких; младшие представители этого рода в последний раз упоминаются в середине XVI в. - князь Юрий Иванович Меньшой и его племянник Федор Иванович, который был, по известию Курбского, казнен в 1544 г. П. А. Садиков поэтому считает, что известие о службе В. Грязного у Пенинского «страдает очевидным анахронизмом и грешит против истины», ибо Грязной, по генеалогическим расчетам исследователя, был для службы у этих лиц слишком молод (ук. соч., стр. 44). «Впрочем, - справедливо прибавляет П. А. Садиков, - при генеалогических выкладках следует всегда помнить, что жизнь не всегда считается с такими нормами» (там же, прим. 2).). И мы того не запираемъся, что ты у нас в приближенье был. И мы для приближенья твоего тысячи две рублев дадим, а доселева такие по пятидесят рублев бывали; а ста тысяч опричь государей ни на ком окупу не емлют, а опричь государей таких окупов ни на ком не дают. А коли б ты сказывался молодой человек - ино б на тебе Дивея не просили. А Дивея сказывает царь, что он молодой человек, а ста тысячь рублев не хочет на тебе мимо Дивея: Дивей (Дивей - один из крупнейших полководцев и сподвижников крымского хана Девлет-Гирея, представитель нагайского рода Мансуров. В июле 1572 г. был взят в плен русскими войсками во время победы над крымцами [см. комментарий к первому посланию Иоганну III, прим. 10; в записках немца-опричника Генриха Штадена красочно описывается надменное поведение Дивея-мурзы после пленения (Штаден. О Москве Ивана Грозного. Перевод Полосина, 1925, стр. 111)]. После пленения Василия Грязного хан требовал в обмен за него Дивея-мурзу. Дальнейшая судьба Дивея не вполне ясна: в ноябре 1576 г. царь в ответ на многократные просьбы о выдаче Дивея заявил хану, что Дивей умер (ЦГАДА, Крымская посольская книга № 14, л. 341); однако иностранные источники (напр.: Гейденштейн. Записки о Московской войне. СПб., 1889, стр. 22) называют в последующие годы в качестве полководца Ивана IV Даниила-мурзу; историки полагают, что это и есть Дивей-мурза (ср.: И. И. Полосин, указатель к цитированному изданию записок Г. Штадена, стр. 157). В сборнике «Жизнь князя Курбского в Литве и на Волыни» (т. II, Киев, 1849, стр. 286) приводится письмо Курбскому от некоего Василия Загоровского, написанное «недалеко от Пьскова» в 1577 г., в котором сообщается, что Загоровский, воюя «на службе Речи Посполитой», попал в плен «в руки людей царевича его милости Кримского, а меновите [а именно] князя Девия мурзы». Сражаться с войсками Речи Посполитой и находиться под Псковом в 1577 г. Дивей-мурза мог только будучи в рядах русской армии.) ему ста тысяч рублей лутчи, а за сына за Дивеева дочерь свою дал, а нагайской князь и мурзы ему все братья; у Дивея и своих таких полно было, как ты, Вася. Оприч было князя Семена Пункова не на кого менять Дивея; ано и князя Михаила Васильевича Глинского нечто для присвоенья меняти было (Оприч было князя Семена Пункова не на кого менять Дивея; ано и князя Михаила Васильевича Глинского нечто для присвоенья меняти было. - Оба названных здесь Грозным лица - князь Семен Иванович Пунков-Микулинский (Телятевский) и князь Михаил Васильевич Глинский во время написания комментируемого послания уже умерли и никогда в крымском плену не были. Называя их имена, царь имеет в виду их местнический ранг, позволяющий приравнивать их к Дивею-мурзе: Пунков происходил от великих князей Тверских, неоднократно исполнял роль главнокомандующего в военных походах (см. выше, комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 37 и 47); М. В. Глинский - родной дядя царя (по матери), главнокомандующий в начале Ливонской войны (см. комментарий к первому посланию Курбскому, прим. 41).);а то в нынешнее время неново на Дивея меняти. Тебе, вышедчи ис полону, столко не привесть татар, ни поймать, сколько Дивей кристьян пленит. И тебя, ведь, на Дивея выменити не для кристьянства - на кристьянство: ты один свободен будешь, да приехав по своему увечью лежать станешь, а Дивей приехав учнет воевати да неколко сот кристьян лутчи тебя пленит. Что в том будет прибыток? Коли еси сулил мену не по себе и писал и что не в меру, и то как дати? То кристьянству не пособити - разорить кристьянство, что неподобною мерою зделать. А что будет по твоей мере мена или окуп, и мы тебя тем пожалуем. А будет станишь за гордость на кристьянство - ино Христос тебе противник!
ПОСЛАНИЕ СИМЕОНУ БЕКБУЛАТОВИЧУ (1575) Лета 7084-го октября в 30 день. Великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии сю челобитную подали князь Иван Васильевичь Московской и дети его, князь Иван и князь Федор Ивановичи Московские, а в челобитной пишет: Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьют (Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками...челом бьют. - Симеон Бекбулатович - крещеный татарский «царевич», правнук татарского хана Ахмата; с 60-х годов XVI в. - хан Касимовский. В 1575 г. Грозный назначил этого татарского царевича великим князем (а по некоторым известиям - царем) всея Руси, отказавшись формально от царского титула и даже, повидимому, уступив ему свою резиденцию в Москве. Помимо комментируемого послания (написанного в октябре 1575 г. от имени Ивана IV и его детей Ивана и Федора), сохранилось несколько документальных источников относительно этого события (Акты Археограф, экспед., т. I, №№ 290, 292, 294; П. А. Садиков. Из истории опричнины XVI в. Ист. архив, т. III, 1940, № 69 - все эти документы относятся к январю - июлю 1576 г.). О назначении Симеона сообщают также современники-иностранцы и ряд летописных источников XVII в. В исторической литературе существуют различные объяснения этого необыкновенного шага царя. Наименее убедительным из них является объяснение, данное Лилеевым, автором специальной монографии о Симеоне Бекбулатовиче (Симеон Бекбулатович, Тверь, 1891, стр. 51): по мнению Лилеева, царь отрекся от престола, чтобы иметь возможность бежать в Англию. Фантастичность этого объяснения не нуждается в доказательствах: сам Лилеев (там же) признает, что никакого плана бегства в Англию в 1575 г. у Грозного не было. Более правдоподобным кажется объяснение, данное П. А. Садиковым в одной из его ранних работ [Из истории опричнины Ивана Грозного. Дела и дни, 1921, кн. II. Пгр., 1921, стр. 7, прим. 1; ср. его «Очерки по истории опричнины» (1950, стр. 43 - 44)]: Садиков связывал этот шаг Грозного с его желанием выставить свою кандидатуру на польский престол во время второго бескоролевья (выборы короля происходили в ноябре 1575 г., через месяц после «передачипрестола» Симеону). Однако никаких данных о том, чтобы Грозный, выставляя свою кандидатуру, указывал при этом полякам на то, что он свободен от русского престола, не существует: во время выборов 1575 г. Грозный не проявлял вообще серьезной активности, а уже в декабре 1575 г. (еще в «царствование» Симеона) он вел переговоры о разделе Речи Посполитой и о приобретении Литвы и Ливонии (для чего ему не нужно было отрекаться от русского престола). Наиболее вероятным представляется объяснение этого мероприятия внутренними планами царя (см. стр. 484).), чтоб еси, государь, милость показал, ослободил людишок перебрать (ослободил людишок перебрать. - Грозный предлагает Симеону Бекбулатовичу некое размежевание владений между ним, «Иванцом Московским», и «царем Симеоном всея Руси», разделяя таким образом свое государство на две территории, подобно существовавшим с 1564 г. «земщине» и «опричнине» (подробнее см. выше, стр. 482). Сходство между «уделом Иванца Московского» и опричниной подтверждается и другими (кроме комментируемого послания) документальными источниками, относящимися ко времени Симеона Бекбулатовича: в 1576 г. Симеон Бекбулатович выдавал князю Засекину возмещение за его вотчины, взятые еще в 1565 г. в опричнину (Акты Археограф, экспед., № 290); в том же году были присоединены к владениям «Иванца Московского» Шелонская пятина Новгородской земли и другие пограничные (с ливонским фронтом) земли (ср. П. А. Садиков. Очерки по истории опричнины, стр. 42 - 43, 176 - 177, 334).), бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишок: иных бы еси ослободил отослать, а иных бы еси пожаловал ослободил принять, а с твоими государевыми приказными людьми ослободил о людишках памятьми ссылатиса; а ослободил бы еси пожаловал изо всяких людей выбирать и приимать; а которые нам не надобны, и нам бы тех пожаловал еси, государь, освободил прочь отсылати. И как, государь, переберем людишка, и мы к тебе, ко государю, имяна их списки принесем и от того времяни безе твоего государева ведома ни одного человека не возьмем. А которых людишок приимем, и ты б, государь, милость показал, вотчинишок у них отнимати не велел, как преж сего велося у удельных князей (как преж сего велося у удельных князей. - Иван IV имеет в виду традиционную статью межкняжеских договоров удельного времени: «а боярам и слугам межи нас вольным воля» (согласно этой статье вассалы князей имели право «отъезда» с сохранением своих земельных владений. Ср.: Н. П. Павлов-Сильванский. Феодализм в древней Руси. 1923, стр. 122 - 123).); а ис поместьишок их им хлебишко и денженка и всякое их рухлядишко пожаловал, велел отдати, и людишок их не ограбя велел выпустити. И которые похотят к нам, и ты б, государь, милость показал, ослободил им быти у нас безопально, и от нас их имати не велел. А которые от нас пойдут и учнут тебе, государю, бити челом, и ты б, государь, пожаловал, милость показал, по их челобитью к себе, ко государю, тех наших людишок, которые учнут от нас отходити, пожаловал не приимал (А которые от нас пойдут...и ты б, государь...пожаловал не приимал. - Эта «просьба» очень ясно говорит о том, что, несмотря на униженный тон «Иванца Московского», его «удел» (подобно опричнине) находился в явно привилегированном положении по сравнению с «владениями» Симеона Бекбулатовича: «Иванец» может свободно «принимать» переходящих «людишек», а Симеон не может. Если учитывать условный язык всего «челобитья Иванца Московского», то следует думать, что речь идет о людях, которые «пойдут» от «Иванца» не по собственной воле, а по его приказу (т. е. о тех, которых он собирается «отослать»), «непринятие» же их Симеоном означает, что «вотчинишки» их останутся во владениях «Иванца» (как было с боярами, выселенными из опричнины.). Да покажи, государь, милость, укажи свой государьской указ, как нам своих мелких людишок держати: по наших ли диячишков запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них полные имати (как нам своих мелких людишок держати: по наших ли диячишков запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них полные имати? - «Полной грамотой» назывался акт о приеме данного лица в холопство. В XVI в. в Москве такие грамоты могли писаться только «ямскими дьяками» (ср.: С. Н. Валк. Грамоты полные. Сборн. статей, посвящ. С. Ф. Платонову, Пб., 1922, стр. 130). Вопрос, поставленный царем, заключается, повидимому, в следующем: могут ли в его «уделе» оформлять такое закабаление «мелких людишек» его «дьячшки» (этого он, очевидно, и хотел) или попрежнему «полные» нужно «имать» из общерусского (следовательно, «подведомственного» Симеону)). Ямского приказа? Как, государь, указ свой учинишь? И о всем тебе, государю, челом бьем. Государь, смилуйся, пожалуй!
На отдельном листке опись: Прошение князь Ивана Васильевича Московского и детей ево к великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии о свободе людей их.
ПОСЛАНИЕ ПОЛУБЕНСКОМУ (1577)
|
