Жизнь отца 20 страница

Первейший труд теперь предстоит – собрать материалы для книги памяти о Докторе. Мы пригласили около 30 авторов, но никто ещё не отозвался. Придётся навещать лично. Кто знает, быть может, «вывеска» нашего Общества не нравится? Тем лучше, тогда с нами будут участвовать ближайшие друзья.

«Тайную Доктрину» мне надо будет просматривать в третьей корректуре. Сама корректура – уже громадный труд.

Болит сердце и о своей прерванной работе. Надо бы сосредоточить все свои силы и замыслы...

«Ты, Позвавший меня на путь труда, прими умение и желание моё. Прими труд мой, Владыка, ибо видишь меня среди дня и ночи. Яви, Владыка, Руку Твою, ибо тьма велика.

Иду за Тобою!»

 

 

3 января

«Условие Наше для сотрудников – полное желание приложить к жизни Наши основы, не теория, но практика.

Учитель несёт пламя неугасимого подвига. Учение не прерывается ни усталостью, ни огорчениями. Сердце Учителя живёт подвигом. У Него нет страха и слова "боюсь" нет в Его словаре».

Как хочу, чтобы эти царственные слова Общины вросли в мою сущность, чтобы ни на мгновение не исчезли из моего сознания!

Сегодня заседание старшей группы было посвящено обсуждению планов нашего Общества. Во-первых, я предложил определить, к кому из членов Общества будем обращаться лично в связи со сборником статей, посвящённым Доктору. Мы пригласили всех письменно, но откликнулись только двое. Затем я напомнил и прочёл по <письмам> Е.И. Указания, предназначенные непосредственно нашему Обществу, которые мы ещё не выполнили. А именно – приглашать в Музей общественных деятелей и вести с ними беседы в духе Учения. Не собрания, но разговоры о духовном. Во-вторых – Призыв собирать в Обществе молодёжь. Мы думаем о детском садике. В этом направлении есть конкретные замыслы.

 

24 января. Воскресенье

Сегодня воистину вновь Праздник, Благословенный День в моей жизни. Сегодня утром в три часа и одну минуту в этот мир под Солнцем пришла моя вторая дочь – Илзите. Быть бы способным своей любовью устлать ей путь в жизнь! Быть бы в силах стать истинным отцом и воспитателем! Именно в эти мгновения наибольшего накала, как искуснейшее увенчание труда, явился этот милый гость Горнего Мира. Новый ритм начнётся в моей жизни. Новая, величайшая ответственность. Новое напряжение устремления, зоркости и созидания.

 

27 января. Среда

Наконец, мы решили оставить избранное имя для нашей дочери. В этом имени, во-первых, великая, смиренная простота. Но и какое-то благородство. Вначале думал об имени «Амрита», но мы решили, что это слишком в «высоком стиле». Как бы я хотел, чтобы моя дочь объединила в себе эти оба свойства духовности.

Эти дни и часы проходят в великой спешке – просматриваю последние оттиски корректур «Тайной Доктрины» и «Агни-Йоги». Работа продвигается медленно, хотя сокращаю время для сна. Здесь ведь ответственность за каждое слово! Нередко приходится согласовывать слова в рукописи. Надо бы начать составлять <сборник>, посвященный Доктору, но как же успеть? Ещё не все прислали свои воспоминания. И ещё: следует помочь подготовить обзор о книгах, изданных Обществом. За это дело взялся Валковский. Буцен на этот пост избран только pro forma[97], он сюда не подходит. Кроме того, Валковский, разумеется, всё ещё выполняет «обязанности секретаря».

У нас в Обществе освободились две большие солнечные комнаты, там мы устроим музей картин. Н.К. нам обещал новые подлинные картины. Две небольшие уже находятся в пути. Так, новые чудесные дары обогатят нашу Святыню.

Сегодня мы получили послание из Индии: три письма – от Е.И., Н.К. и В.Шибаева. Как много радости для сердца! Все, все советы столь ценны и приложимы к делу!

 

3 февраля

Великую мистерию жизни пережил я сегодня, когда мы выносили маленькую Илзите из 2-й городской больницы и везли домой. Сколь же бессильным и беспомощным приходит человек в этот мир! Сам он ещё как бы ничего собою не представляет: наполовину он от своей матери, наполовину – от Горнего Мира. Как будет трепетать сердце матери каждый час, каждую минуту, пока ребёнок не подрастёт! Насколько это всё-таки колоссальная задача – ввести гостя Горнего Мира в полноправную, реальную, земную жизнь! Оттого и полагается проявлять ко всем сознательным матерям великое уважение.

 

19 февраля. Пятница

Теперь знаю: можно ускорять работу и концентрировать её, насколько только способен, но всё же останется ещё большая часть несделанного и незавершённого в срок. Сердце неспокойно, успею ли ко времени? Мои сотрудники свою часть корректуры уже закончили. Я успел одолеть только часть иностранных слов, отдельные слова и т.д., это занимает так много времени, ибо просматриваю две последние корректуры и перед печатанием часто сижу в типографии. И всё же от ошибок не освобождаемся. Очень хотелось бы выдержать последовательность в терминологии. Но некоторые неопределённости есть и в рукописи. Только что я заметил: вначале – «Питрисы», а позже – «Питри(сы)», во втором томе, который теперь я получил, – «Питри». Мучительно, что часть уже напечатана и исправить больше нельзя.

Чрезвычайно спешным является и сборник памяти Доктора. И там уйма дел, над которыми надо поразмыслить. Аспазия[98] прислала весьма длинную статью под заглавием «Просветлённый», но написала – об Иванде Кайя[99]. К.Мелдер очень остро нападает на наших врачей. Пастор Станге в конце своей статьи полемизирует по поводу взглядов о перевоплощении, поскольку это будто бы не согласуется с Учением Иисуса. В работе Клизовского первую часть придётся вычеркнуть, чувствую, что он считает себя обиженным, но разве можно оставить слова, оскорбляющие Общество и память о Докторе? Он повторяет сплетни, что рассказывают об Обществе, хотя говорит, что Общество своей светлой деятельностью их опровергает. Но кто же из тактичных людей станет повторять сплетни о себе? Кроме того, его пространное философствование о Докторе получилось неприятным. Единственно окончание хорошее. Странными бывают людские характеры. Одна из лучших статей – от Зинаиды Лихтман. Но она просит сократить, исправить и так далее, если это будет на пользу дела. Когда-то Клизовскому я указывал на логические противоречия в рукописи его книги, он же, однако, оставил всё это без исправления. Подобные трудности и с некоторыми другими статьями. Надо обработать и статьи самого Доктора. Надо написать и его афоризмы. Вчера у меня в гостях была г-жа Фр.Олава, принесла довольно приятные воспоминания. Мы и не надеялись. Так расширяется венец приношений. Я буду писать самым последним, тогда уже буду знать, что ещё осталось невыраженным.

Вчера я прочёл в Обществе статью Доктора о соизмеримости. Показательно сильными были мысли о сплетничании в Обществе и желании каждого, чтобы ему уделялось почётное место. В минувший четверг прочли статью Н.К. о Латвии.

Только что получил новое послание от Н.К. и В.Шибаева. Нам выслано более десяти подлинников Рериха! Великое, великое событие и радость будут в жизни нашего Общества.

 

28 марта. Первый день Пасхи

Дни великого напряжения, как же промчались они. «Тайная Доктрина» и сборник воспоминаний приближаются к завершению. «Агни-Йога» закончена и уже получено разрешение из цензуры, но всё равно кажется, что большая часть работы впереди! Было бы хорошо, если бы не приходилось расходовать столько энергии на мелочи. В статьях воспоминаний я хотел избежать полемики, поэтому по многу раз ходил на дом к некоторым авторам. Дуцман, который прислал самую длинную статью и недопонял мировоззрение Доктора, быстро согласился и третью часть вычеркнул. Наибольшие неприятности причинила д-р Вейнберг-Скуя своей последней фразой: «Лукин избегал радикальных средств и лечил больше духом». Лукин как раз лечил радикальными медикаментами. Его врачевание имело, воистину, наиболее решительные успехи. Вейнберг-Скуя мне сказала, что она думала: «Лукин уклонялся от оперативного вмешательства». Но как может знать читатель, что она думала? Даже Гаральд вначале этого не понял и в своей статье немного возразил ей, написал о вредности наркотических веществ. Мне и Гаральду показалось, что Вейнберг-Скуя говорит неправду, это было досадно, ибо она была одним из ближайших друзей Лукина. И всё же в конце концов мы поместили её работу. Быть может, интеллигентный читатель и здесь найдёт что-то положительное. Тяжелее всего шло с нашими собственными авторами. Нескольких членов Общества я просил переработать заново их статьи. Аида в своей прекрасной работе ещё сейчас переделывает начало. Просил я и Стуре. Написал, но в таком духе, что я не мог поместить. По трём пунктам мы с ним не могли прийти к общему мнению: по полемике против пастора, по видениям Доктора и относительно молитвы, которую он произносил при уходе. Не могу понять огромного упрямства Стуре. Я был у него неоднократно, но – без успеха. Как же упоминать в книге о видениях Доктора и позволить людям хоть немного подвергать их сомнению, если Доктор строил на них всю свою жизнь как на священнейшей основе? Как он их воспринимал – не нам судить. Мы с Гаральдом загорелись поиском репродукций, в книге будет много красивых воспроизведений. Так что сборник всё время разрастается вширь, и мы не можем завершить его ко Дню памяти. Это будет истинным свидетельством духовного содружества, какого на латышском языке ещё не было. Коллективная манифестация Победы Духа.

Много огорчений было в связи с «Агни-Йогой». В конце концов оказалось, что многие листы отпечатаны бледновато. Также и цвет обложки не соответствовал правильному. Как же мне суметь <всё проследить>, я ведь не стоял рядом, когда печатали. И всё же ответственность на мне. Придётся некоторые листы перепечатать заново.

Большой труд впереди в связи с Пактом Мира. Я предложил всем обществам Рериха в Балтийских странах действовать совместно, подавать общие меморандумы правительствам. Надо очень спешить, ибо в конце апреля состоится конференция стран Балтии. Труднее будет с Эстонией. Поедем туда в конце будущей недели. Вчера мы с Гаральдом совещались у Дуцмана. Так приятно, что Гаральд вырастает в отличного сотрудника. Мне близка его огненная стремительная натура. Только таким натурам открываются врата.

Я получил несколько писем из Индии. Письмо Е.И. от 4 марта принесло мне великую Радость. Сеплевенко недавно прислал мне первую часть «Листов Сада Мории» на болгарском языке, в своём переводе. Приложен был маленький рекламный листок, где говорилось, что Учение идёт через Е.И., жену знаменитого русского художника и т. д. Я был поражён, немедля написал Сеплевенко письмо и просил его изъять из всех книг эти рекламы, также – из магазинов, ибо он издал их без разрешения Е.И. Знаю, что Сеплевенко и раньше в этом смысле поступал бестактно, хотя он человек сердечный и добрый. Этот листок и копию своего письма я послал в Индию. Оказывается, Е.И. тут же послала Сеплевенко телеграмму, чтобы уничтожил листки. Я получил от Сеплевенко письмо, что он сожалеет о своём шаге. Но Е.И. мне пишет между прочим: «Теперь приведу Слова из Учения, которые сказаны по получении Вашего письма от 18 февраля. Отнесите их к себе. «Стояние на дозоре есть признак расширенного сознания. Многие вообще не понимают, что есть охрана самого драгоценного. Нельзя надеяться на тех, кто не знает о ценности. Но можно радоваться каждому неусыпному стражу. Братство учит такому дозору»». Как много даров я получил из Индии!

В великом подъёме, в высоком накале духа провели мы День Учителя, 24 Марта. Свои посвящения из Учения преподнесли 12 человек. В каждом звучала истинная струна сердца. Я прочёл Приветствие Е.И. и Н.К. Была великая Красота. Это был час слияния сердец.

Такое возвышенное единение было и сегодня вечером, на собрании, посвящённом Доктору. Открыл Валковский. Аида сыграла фрагмент из «Тангейзера». Тогда я прочёл начало из своего труда и завершение – о великой любви. Далее следовали труды Крауклис, Ведринской, Зенты, Малдониса, Аиды, музыка – Даугавинь, чтение – Э.Виестур. Наибольшая радость – единству! Суметь бы умножить его! Ибо в единстве растёт великий Огонь. В единстве созидается прекраснейшее Строение.

 

30 марта. Третий день Праздников

Сегодня целое утро мы все вместе составляли меморандум и совещались. И к вечеру на легковой машине члена нашего Общества Блюменталя по освещённой солнцем дороге съездили в Кемери, где в гостинице нас ожидал Дуцман и где началась наша первая «конференция». Странный этот Дуцман, он ищет праздничного отдохновения в этой «Вавилонской башне». И вообще, от своих привычек старого мира он не способен отказаться, хотя многое уже понимает в Новом Мире. Его книга – смесь из своеобразно понятого христианства и Учения Живой Этики. Он меня просил написать на неё рецензию. Несомненно, своё благословение она принесёт людям, ибо заинтересует Учением, единственно, неприемлемы <суждения> в завершающей части об абсолютизме Христа и личности Бога.

Совместно с Дуцманом мы разработали план действий. Решили, что каждое из Обществ Рериха или групп в каждой из Прибалтийских стран подаёт своим министрам иностранных дел меморандум на языке своих государств вместе с подписями общественных деятелей, отметив в конце документа, что и в других государствах подобные предложения подписаны. Кроме того, самой Балтийской конференции мы вручим копию меморандума на французском языке, подписанную всеми тремя обществами, приложив копии отдельных предложений.

С большим энтузиазмом мы направились в Кемери и с такой же самой верой – обратно домой. Так с Гаральдом и Валковским у меня образуется наитеснейшее сотрудничество. Кроме того, ведь каждый вечер сразу всё правление не созовёшь.

 

9 апреля. Пятница

Каждый из этих дней прошёл в напряжённых мыслях о Пакте Мира. Мы написали письмо Миллеру в Таллин, чтобы взял на себя инициативу по меморандуму Пакта в Эстонии. Но он предложил обратиться к Таске. Написали мы ему два огненных письма. Вчера пришёл ответ. Идею он приветствует. Но можно заметить, что дело требует импульсов. Наш лозунг теперь – не давать «опомниться», если человек захвачен какой-то идеей, надо воспламенять его дальше, чтобы рассудок и сомнения не взяли над ним верх. Вчера мы решили все втроём податься в Таллин. Сегодня вечером уезжает Гаральд, завтрашним вечером отправимся в путь мы с Валковским.

Также несколько писем я написал в Каунас. Вчера мы с Дуцманом просматривали перевод меморандума на французский язык. Дуцман сделал целый ряд ценных правок. Но главное: он сразу же, самый первый, подписал латвийское предложение. Дорога начата отлично. А как будет дальше? Сегодня Буцен был у Квиеша, которому когда-то посылалась благодарность Музея Рериха, но он, естественно, отказался. Каким бы ни был результат, но основных деятелей культуры всё же надо обойти.

Смочь бы огнём сердца зажечь сознания тех людей, которым суждено властвовать над судьбами культуры народов!

 

11 апреля. Воскресенье, вечером

Поездка Гаральда в Таллин была величайшим испытанием в его жизни относительно общественной работы. Таска повёл его на открытие литовской выставки, где его познакомили со многими видными деятелями. Сам Таска – очень энергичный человек, хотя и весьма занятой. Он энергично агитировал за Пакт Мира других художников. Есть надежда, что меморандум подпишет весь Художественный совет, который существует при Министерстве просвещения. Теперь будто бы происходят перевыборы совета, потому Таска послал мне телеграмму, чтобы поездку в Таллин мы отложили. Она была ответом на телеграмму Гаральда о нашем приезде. Хотя телеграмма Таски пришла в Ригу к вечеру в пятницу, но, поскольку она была адресована на место моей службы, то я получил её вчера, когда Гаральд уже уехал. Я понял, что такая задержка телеграммы пошла только на пользу дела, ибо иначе Гаральд бы не отправился. Он внёс там новые, сильные импульсы, которых невозможно добиться только письмами. В этом отношении, кажется, в Эстонии больше единства и свободы духа. В Латвии все словно напуганы, добиться одной подписи – уже будет большим успехом.

 

14 апреля. Среда, вечером

Сегодня дело великого напряжения и долга. Подписали ещё семеро. Кроме Дуцмана и Аспазии, подписали: Куга, Иозус, Кундзинь, Поруке, Бангерский, Юревич и Пранде. Сегодня вечером мы ходили вместе с Валковским, нам очень везло, хотя многих не застали дома. Это было и популяризацией идей Пакта Мира Рериха, и к тому же – ознакомлением с особенностями отношения некоторых деятелей к Культуре. Вчера вечером Валковский с Залькалном ходили к Аушкапу, тот не пустил в квартиру, через полуоткрытые двери грубо отказал, пусть, мол, приходят в университет в часы приёма. Валковский, однако, возразил: «Но ваши коллеги из соседних государств подписали указанные обращения». Аушкап ответил: «В таком случае вы можете обойтись без меня». Приходится удивляться Аушкапу, который на официальных собраниях говорит столь культурно. Радостно было сегодня за подпись Бангерского. Есть поддержка и в военных кругах. Он ведь старый теософ, друг Шибаева. Поруке, отзывчивая душа, подписал без промедления, в несколько минут. Пранде тоже благодарил за внимание, обещал сагитировать подписать педагогов Академии художеств.

Мы надеялись на Буцена, у него больше времени. Но он только затянул: за несколько дней посетил лишь двоих деятелей. Управимся сами.

Сегодня я отдал в «Брива Земе» рецензию на книгу Дуцмана. В прежние времена я бы никогда не пошёл в «Брива Земе». Но теперь иных газет нет. «Яунакас Зиняс» литературу игнорирует. И разве хорошие идеи нельзя пропагандировать всюду? В этом смысле Н.К. является примером. Сама книга в её завершающей части меня сильно не удовлетворяет. Жаль, что Учение Дуцман знает только по первой части <«Листов Сада Мории»>, хотя в его распоряжении все книги. Потому он и сотворил такую неразбериху. В конце концов, он был и остаётся последователем оксфордцев[100] и Лорбера. Христос для него Бог и является личным Богом. Но уже сам тезис Учения «руками и ногами человеческими», который цитирует Дуцман, противоречит подобному пониманию Христа. Однако мне видится, что книга Дуцмана может вызвать большой интерес к Учению, ибо он говорит о «следующем новом Откровении» Учения Христа.

 

16 апреля. Пятница, вечером

Когда теперь, уставший, окидываю этот день взглядом, могу сказать: чудесный день! Ибо это был день большой борьбы. Не всякая борьба венчается немедленным и ощутимым результатом, но если борьба происходит во имя Света, то её успех гарантирован. Вчера утром Валковский получил подписи П.Кундзиня и Язепа Витола. Но Малдонис не подписал. Это для нас было наибольшей неожиданностью. Я сожалею, что не был вместе с Валковским, я ведь Малдониса знаю лично. Малдонис будто бы хотел подписать, но, увидев в качестве первой подписи имя Дуцмана, сказал: «Ну, вам уже г-н Дуцман подписал. Он на хорошем счету у правительства. Теперь уж у вас будут большие успехи». Сообщил, что завтра обсудят идею Пакта Мира Рериха в верховном церковном управлении. К вечеру мы были у архиепископа Гринберга. Он вообще-то тоже высказался, что идея благородная, но он, как лицо, занимающее государственный пост, не может поступать индивидуально, он должен переговорить в верховном церковном управлении. На этом и расстались. Исторический день! Верховное церковное управление обсуждает Пакт Мира Рериха! Но так и случилось, как мы предвидели. Сегодня Гринберг заявил следующее: «Я не могу подписать, не переговорив прежде с министром иностранных дел». Так всюду причины для уклонения. Хорошо, пусть рассуждают, пусть побуждают сознания к размышлению, пусть министр иностранных дел Мунтерс подготовится к нашему заявлению.

Вчера ещё подписал проф. Янек, человек со светлым сознанием. Но с Ритером Валковский возился целый час. Он загорелся не отступать перед непониманием Рериха. И победил. Мне лично казалось, что здесь останавливаться не надо было, но, может быть, эти прения пошли на пользу сознанию Ритера. Он неплохой человек, но весь в рамках традиций.

И сегодня начался великий день. Валковский уже с утра получил подпись генерала Гоппера, главы Латвийских скаутов. Так, у нас два генерала, которые поддерживают мир. И тогда мы направились на аудиенцию к Аушкапу. У меня была мысль, что всё же надо добиться разговора с ним. Пусть он окончательно себя покажет. Для этого я вчера послал ему свои книги, посвящённые Н.К., текст предложения и приложил небольшое письмецо. Аушкап встретил нас «вежливо», но сказал: «У меня теперь совсем нет времени углубиться, государственные экзамены и т. д. Обращайтесь к проф. Адамовичу как к представителю <Комитета> интеллектуального сотрудничества Лиги Наций, он может вам помочь». Был вежлив. Так мы и ушли. Я писал в своём письме: «Мы всей душой желали бы видеть, как на культурных учреждениях Латвии и на университетах развевается знамя защиты Культуры». Вторично обратиться к Аушкапу меня заставил и один значительный сон, в котором Аушкап вначале ведёт себя сурово, но позже – вежливо провожает.

Итак, мы поторопились в <президентский> замок к Фр. Балодису. Пришлось долго ждать. Наконец, начался разговор, в котором Балодис уже сразу ясно и открыто заявил: «Общество Рериха взялось за дело, которое совершенно не подлежит его компетенции. И зачем это связывают с именем Рериха?» Он лично против этой идеи. Уже два года назад Министерство иностранных дел запросило отзыв от Управления памятников о Пакте Мира Рериха, и управление решило, что это для нас неприемлемо. Позже Балодис был очень удивлён, увидев подпись работника управления П.Кундзиня. Но, кроме того, ныне и этот план отпадает, ибо Конгресс Комитета интеллектуального сотрудничества Лиги Наций в Каире, в котором он тоже участвовал, рассмотрел какой-то другой проект по защите памятников, построенный на другой основе. Жаль, что Валковский, который иной раз находчиво, прекрасно говорит, здесь не сумел ответить профессору по его сознанию, он чувствовал себя возмущённым. Но это мы и так прекрасно предвидели. Не было слов и у меня. В конце Валковский передал Балодису приветствие Н.К. и номер «Сегодня», с его статьёй о Латвии и о Балодисе[101]. Так. Всё же полезно познать своих противников. Затем там же, в соседней комнате, мы направились к директору Исторического музея Гинтеру. Он вообще-то молодой, приятный человек. Но чувствует себя неуверенным, когда предстоит самому что-то решить. Тоже наслушался всяких сплетен о Рерихе. В конце сказал: «Я надеюсь в любом случае подписать, но сперва познакомлюсь с Пактом... и тогда вам позвоню». Вернее говоря – «посоветуюсь с Балодисом». Опять – удобный предлог уклониться.

Вечером дважды мы искали Адамовича, но не встретили. Подписали Кактинь и Целм. Последний совсем не читал заявления. Он – человек Культуры будущего. Затем, позже, я взял с собой заявление в Межапарк, где посетил Дале, А. Берзиня и Скалбе. Завтра придётся в таком же напряжении продолжать. Так мы теперь познаём деятелей культуры, особенно тех, кто так много говорят о культуре, как Аушкап, но когда приходится познакомиться с идеей культуры в самой жизни, тогда интерес к ней иссякает.

 

17 апреля. Суббота, вечером

Сегодня я отправился один с визитом к некоторым незнакомым личностям, оттого этот день требовал от меня ещё больше сосредоточения. Я.Мединь подписал незамедлительно, только несколько нервничал, что нет времени ознакомиться с самой идеей основательнее. Дзенис высказался: «Отчего идея защиты культуры исходит не от латышей? Хотя я уважаю Рериха как художника, но зачем мне подписываться под его именем?» Смилгис принял меня в антракте между двумя репетициями; пока он переодевался, надо было рассказать <о Пакте>. Конечно, меньше думал о моих словах, больше – о своём туалете. Подписав своё имя, воскликнул: «Но ведь это совсем не мой почерк!» Наконец, подписался согласно всем законам своего искусства. Так и по почерку можно судить о человеке, о том, насколько его наклонности эгоистичны и насколько – альтруистичны. Залитис и А.Калнинь подписали охотно. С Калнинем я не был знаком, хотя пел в его хоре в Тербата[102]. Светлый человек. Он пел и в Музее Рериха в Нью-Йорке, и с движением Рериха немного знаком. Затем вместе с Валковским мы поехали к Я.Адамовичу. Адамович был корректным, но сдержанным. Всё же он высказался открыто: «Меня всё это дело не интересует, но, если хотите, дайте мне заявление, и я ознакомлю с ним комитет». Так называемый Комитет интеллектуального сотрудничества охватывает в Латвии учреждения культуры и пользуется правами советника при правительстве. Но это значит, что левая рука правительства – это Фр. Балодис. Советники, которые против нас. Адамович ещё отметил, что ныне в Латвии власть авторитарная и ей самой надлежит продвигать это дело без всяких заявлений общественных деятелей. Валковский ответил: «Правительство не может всё охватить, и, с другой стороны, вождь сам призывал к тесному взаимодействию с народными массами». Адамович затем спросил, имеем ли мы право собирать подписи? Я ответил, что в Министерстве внутренних дел нам сообщили, что они не возражают, и предложение носит индивидуальный характер. Мы подчеркнули и значение Знамени как фактора воспитания сознания. Любая возвышенная идея, от кого бы она ни исходила, стоит поддержки. Но следует принимать во внимание, что Адамович – бывший министр, притом теолог, который чувствовал, что здесь вроде бы есть нечто, угрожающее церкви. Интересно было бы знать, о чём рассуждали на заседании верховного церковного управления, и не распространились ли уже широко эти суждения?

Но в нас проснулась несокрушимая энергия. Если на конференции Балтийских стран меморандум и не будет иметь успеха, то всё же пространство уже возмущено, теперь все представители культуры знают, что есть на свете такой деятель – Рерих, который стоит за Культуру, борется за Культуру и угрожает тьме предрассудков.

 

18 апреля. Воскресенье, вечером

Сегодня мы вместе с Гаральдом собрали 23 подписи. Потом, попрощавшись <со мной>, после 9 вечера Гаральд поехал к Т.Лацису, чтобы получить все пятьдесят подписей. День настоящих достижений! Гаральду очень везло. Он в одиночку ходил к незнакомым, и ему улыбалось счастье – без промедления получал подписи. Сначала мы объездили Пардаугаву, посетили Акуратера, Плудониса и некоторых профессоров. Наконец, посчастливилось встретить и Рейтера, которого искали уже несколько дней. Разговорился я с философом Залитисом. Художники и писатели все подходят к этой идее с сердечностью и поддержкой. Интуиция подсказывает истину. Единственно огорчил Убан, которого я встретил в Пардаугаве за работой в своём огороде, он вообще-то не очень признаёт Рериха как художника и, очевидно, как личность. Я сказал: «Об искусстве судить – это дело вкуса, но чтобы судить о человеке, надо его знать». Далее Убан подчёркивал, что больше следует поддерживать и популяризировать своё собственное, латышское искусство, которое очень сильно. Так я получил возможность познакомиться с людьми. И Убан – одна из жертв клеветы. Но это доказывает и великое бескультурье. Насколько знаю, таковы и братья Скулме, и, наверно, ещё некоторые художники. Но именно художнику надлежит быть человеком с развитой интуицией, ему как раз бы следовало вырваться из атмосферы узости духа.

 

21 апреля. Среда, вечером

В великом напряжении один этап пройден. Сегодня у нас был истинно радостный день – день праздника сердца. Сегодня я получил разрешение выпустить в свет «Тайную Доктрину», которую вчера подали в цензуру. Также сегодня вышла в свет книга памяти Доктора[103]. Я держал в руках эти книги, сколь величественны они! Свершён великий, капитальный труд. И, наконец, осуществлён один этап в деле Знамени Мира. Сегодня с Валковским мы были на аудиенции у министра Тентелиса и вручили наш меморандум в поддержку Пакта. Мы приложили копии предложения и листа подписей общественных деятелей. Оригиналы вручим министру иностранных дел. Тентелис принял нас вежливо, он ведь меня помнил. Я подарил ему мою книгу об Н.К., так же, как и многим. Он сказал, что идея защиты Культуры не является чем-то особо новым, ведь уже со всех сторон восхваляют идею культуры. Обещал познакомиться с идеей Пакта.

В восторге достижений этих дней я отослал в Индию телеграмму. Знаю, что и у них будет большая радость выходу в свет «Тайной Доктрины» и по поводу нашего предложения.

Вчера последним, восьмидесятым, подписался проф. Пурвит. Я бы сегодня ещё продолжил собирать подписи до сотни, предвиделось ещё несколько прекрасных людей: Судрабкалн, Земдега и т.д., но вчера мне стало известно, что министр просвещения принимает только раз в неделю, а именно – по средам, так что пришлось прекратить сбор подписей, срочно переписать копии и составить заявление. Также необходимо было торопиться с переписыванием текста самого Пакта, и ещё вчера ночью в связи с этой задачей мчался на такси один член нашего Общества, чтобы сегодня всё можно было совершить в положенное время. Да, эта неделя была неделей чрезвычайного накала. Было так, как Н.К. писал: «Если ты устал, поработай ещё, и на помощь Любовь призови!» Это были дни, когда некогда было думать ни о еде, ни о ночном отдыхе. Странным кажется сегодня: неужели мне больше не надо открывать тяжёлые парадные двери и мчаться по крутым ступеням лестниц?

Хочу ещё немного задержаться на ходе сбора последних подписей. Либерт сказал, что Рериха хорошо знает, имеет его большую монографию на английском языке. Удивляюсь, что и Раппа подписал. Хотя кто же мог отказать воззванию о Культуре? Его помощник Я.Грин чрезвычайно настроен против всего нашего движения, поэтому я к нему не пошёл, и опасался, как бы и Раппа не оказался под его влиянием. И великий националист Лигатню Екабс вёл себя симпатично. Буцену посчастливилось собрать четыре подписи, в том числе пасторов Сандера и Земгала. Бывший президент государства среди наших приверженцев! Вчера тоже был день напряжённой деятельности, когда, к примеру, в течение часа я дважды был в Академии художеств и в редакции «Яунакас Зиняс», желая встретить известных людей. Но по дороге встречались и другие, и они, быть может, особо и не желая, попадали в число подписавшихся. Наконец, <подписали> сенатор Буковский, к которому обратился член Общества Блюменталь, и Брастынь Эрнест, всё ещё в воинственной позе (только что вышла его полемическая книга, которая четыре месяца задерживалась цензурой). Чудесного Юлия Розе я встретил на улице, но у Мунча продолжительное время дискутировал о вегетарианстве и проблемах духа. В Америке он был воздерженцем и интересовался философией, здесь, как кажется, больше поддался общему влиянию. Здесь будто бы столь суровые условия, что невозможно быть в стороне от общего потока. Я сказал, что высшей целью жизни является борьба и то, чтобы силой своего духа подать пример другим. Я удивлялся Мунчу: он раньше писал о духовности в искусстве, но, очевидно, когда пришлось столкнуться с пылью <обыденности>, тут же ослабел. Последним я посетил художника Пурвита, который только что вернулся из-за границы. Вначале он был сдержан. Я сказал, что когда-то посылал ему свою книгу о Рерихе и приветствие ему от последнего (статью о Куинджи). Пурвит долго читал наши предложения, подробно изучал текст меморандума. Он сказал, что этот договор является неприемлемым. Ибо какая же великая держава заключит такой договор, где под Знаменем Мира будут все школы. Тогда врагу во время войны не будет куда целиться: везде будет белое Знамя. Но это уже политика великого мира. Если будут уважать Культуру, то возможность войны постепенно должна исчезнуть. Также Пурвит сказал, что первоначально Пакт должны подписать великие державы Европы, ибо они могут обидеться, что малые государства приглашают их присоединиться. Я возразил, что именно малые страны должны завоевать уважение к себе своими культурными достижениями. Здесь я затронул больное место настроений Пурвита, ибо после того он долго рассказывал о своём зарубежном путешествии, сетуя, что наше правительство мало пропагандирует своё искусство и культуру за рубежом. Также досадовал, что и у самих латышей ещё зачастую недостаёт сознания красоты и опрятности.