Жизнь отца 28 страница

Бедному Вайчулёнису опять придётся идти на операцию, на этот раз – весьма серьёзную. Он находится в Первой городской больнице, его будет лечить лучший хирург. Жаль, что первые операции оказались неудачными. Чего только бедному человеку не приходится вытерпеть! Вайчулёнис всё же держится мужественно.

У Блюменталя всё-таки воспаление солнечного сплетения, рентгеновские лучи вчера констатировали, что язвы желудка нет, – значит, есть то, что предвидели в Индии. Его дочка едва не умерла от аппендицита. У всех теперь испытания.

А что же приходится переживать Е.И., которая несёт ношу всего мира?! Она уже второй месяц болеет. Сердце работает слабо. Н.К. в каждом письме горюет о её состоянии. К Новому году она поправилась, написала письма мне и друзьям. Жертва сердца, не имеющая границ.

 

4 февраля. Суббота

Только что мы получили устав Общества. Длительная борьба, наконец, завершилась. Мы стали полноправными членами культуры Латвии. Сколько оскорблений и даже унижений нам пришлось пережить! Хотя Общество и перерегистрировано, но подозрения вокруг нас мы ещё не рассеяли. Когда-то мы немало мудрили и гадали, отчего же Политуправление считает нас «политически неблагонадёжными»? Оттого ли, что мы посылали книги Н.К. в Россию, но большинство из них вернулось? Или потому, что Дзелзитис является членом социал-демократической <партии>? В своё время он пытался нам доказать свой душевный перелом, читал книги Учения... Когда-то мы на правлении обсуждали и его адвокатские дела. Но таковы уж многие адвокаты, которые берут большие «комиссионные деньги». И ведь надо верить желанию человека исправиться. А недавно нам рассказали, что распространённые о нас подозрения, вероятно, всё же из-за симпатий некоторых членов к коммунизму. Если кто-то из членов, притом молодых, симпатизирует, мы ведь не можем этого запретить, тем более потому, что никто из членов Общества политической деятельностью не занимается. К тому же Учение раньше или позже симпатии всех установит в объективном свете.

Валковский на вчерашний день договорился с юрисконсультом Министерства общественных дел о встрече, и наконец убедил его в необходимости ранее упомянутого дополнения. Он позвонил Лепиню, руководителю отдела обществ, и тот дал разрешение на изменение устава. Но вчера, к сожалению, сам Лепинь был в отъезде, так что подписал устав только сегодня. Я, в свою очередь, вчера расписался в министерстве о получении устава, и сегодня мне принесли его в Государственную библиотеку. Такой была эта тяжкая, тяжкая история перерегистрации.

Теперь должен начаться новый этап деятельности нашего Общества. Во-первых, надо образовать новые группы Учения, и надо приглашать в гости общественных деятелей, которые изъявили желание стать членами Общества, и других. Работы будет полно, и жаль, что у многих друзей так мало способностей к общественной деятельности.

 

14 февраля. Вторник

В тот же самый день, когда я получил устав Общества, Гаральд удивительным образом получил разрешение на издательство «Агни-Йога» для Общества. Мы хотя и подали прошение о возобновлении издательства, но, не желая напоминаниями ещё больше усложнить атмосферу, которая создалась вокруг Общества, не интересовались относительно разрешения на издательство. Притом издательство надо было перерегистрировать до конца ноября, когда о судьбе Общества ещё совершенно ничего не было известно. Разумеется, на отдельные издания книг Учения мы ещё так или иначе получили бы разрешение с названием «Агни-Йога». Но оказалось, что Судьба сама позаботилась о нас и разрешение на издательство лежало в министерстве уже с июня месяца.

В четверг состоялся наш званый вечер: учительница Данце читала о великом духовном воителе Индии Вивекананде, затем, в музыкальной части, выступили Рейзнец, Петерсон и Эмилия Виестур. Помещение было переполнено, потому нам надо позаботиться о приобретении новых кресел для Общества, которые разместим в комнате возле зала; комнату правления перенесём в дальнее помещение, где ныне живёт Стрекалова, она же перейдёт в маленькую комнату напротив, где жили Стуре и Залькалн. Помещение правления устроим по-особенному, с Портретами Учителей и т.д. Теперешнюю комнату правления отведём под музыкальную студию, туда перенесём рояль. Лишь бы только оба члена Общества, живущие в нашем святилище, Абрамович и Стрекалова, ладили между собой! Но как трудно людям полностью освободиться от самости. Что толку от чтения Учения, если нет смирения и благородства сердца?! Отношения между ними всё же чуть-чуть улучшились.

В воскресенье, 12 февраля, был день нашей милой Матери. Поэтому – и наш день Света. В десять часов утра мы собрались все в помещении Общества, и наши сердца воссияли радостью и почитанием. В мгновение молчания мы посылали мысли любви и благодарности Той, которая всю себя приносит в жертву ради нас, ради человечества и ради блага мироздания. Она – наша любимейшая Мать, наша духовная Мать на путях земных, наша Руководительница, Ведущая к белоснежным горным Вершинам. Как много радости она дала и даёт нам. Наша боль – и её боль, наш праздник – и её праздничный день. Сколько страданий ей приходится теперь переносить, сколько огорчений, нападок и даже предательств, несправедливостей! Если бы человечество хоть на мгновение осознало, кем для него является Матерь Агни-Йоги! Поймут это только будущие поколения. Придёт всё же время, когда передовую культуру духа насытит Учение Майтрейи, как теперешнюю культуру – отблеск Учения Христа. Так во всех храмах истинной науки будет и имя Белой Тары! Тогда и Рерих обретёт царственное место в сознании культурного человечества. Но верю, что уже теперь, весьма скоро, умножится число последователей этих величественных Воителей Духа. Вижу Николая Рериха возвышающимся на своём почётном месте, на посту Хранителя и Водителя мировой культуры. И в шествии Учения Света будут участвовать несчётные множества...

Открывая воскресное празднество, я прочёл несколько параграфов из Учения о Матери Агни-Йоги. После Блюменталь прочёл <очерки> Н.К. «Великий Облик» и «Лада», § 21 из «Надземного» и два письма Е.И. Затем пламенно говорили Буцен и Клизовский, А.Вирк читала своё посвящение, Валковский – какое-то давнее сочинение Гребенщикова об Н.К. и, наконец, Ведринская – два стихотворения Н.К. Праздничные выступления посмотрели и наши малыши, которые пришли вместе с родителями на «детский утренник».

И вчера был опять великий, динамичный день. В библиотеке я получил письмо Е.И. от 4 февраля. Она сильно озабочена тем, что я слишком загружен канцелярской работой Общества, что у меня не остаётся времени для творческой работы. Она предлагает создать комитет, который бы осуществлял всё делопроизводство. В конце она пишет, что надо хранить «Надземное» только в одних моих руках. Об этом получено Указание. Таким образом, наконец пришёл ответ на письмо Эллы, хотя её имя не упоминалось. Писала что-то и Драудзинь. Мне было грустно при мысли, что всё это, видимо, доставило излишние волнения Е.И. – все эти заботы об Обществе. Я ведь с величайшей радостью редактирую все книги Общества, и в радость также мне любой труд для Общества. И в последнее время у меня вовсе не было большой нагрузки. Я благодарен Элле за её сердечную заботу и беспокойство обо мне. Я ведь знаю, что её сердце давно, давно болит о том, что в последние годы я почти ничего не пишу, что я мало читаю новейшую литературу и оттого не обогащаю свой стиль, и не общаюсь с писателями. Но относительно дел в Обществе я с ней не могу согласиться, что именно труд на его благо препятствует мне в творческой работе. Есть и другие факторы. В конце концов, вина только на мне, мне самому надо решить все проблемы. Но ведь я же не мог запретить ей писать, тем более что и Е.И. призывала её писать. Единственное, что грузом лежало на моём сердце, – это бухгалтерия Литературного фонда, все таблицы и т.д. Валковский сам завёл всю эту сложную систему, у меня вначале было намного проще; а кончилось тем, что у меня не оказалось помощника. Но и это дело скоро будет завершено. Я ещё не получил некоторых сведений от самого Валковского. Сколько приходилось тратить сил только на напоминания и приглашения. Постепенно <вся нагрузка> распределится. Теперь уже есть магазин. Аринь, Грундулис и Блюменталь ведают книжными проблемами. И Гаральд наловчился в издательском деле. Задумываемся о бюро труда. В конце этой недели соберётся заседание правления. И главное – я теперь ведь пишу, с середины января почти ежедневно. Заканчиваю главу о Братстве Грааля в научном аспекте. Хотя и медленно, но всё же что-то я свершил.

Потому и тяжко было моему сердцу от переживаний этого дня. Вернувшись домой, я узнал от Эллы, что она получила от Е.И. длинное письмо – ответ на сетования её души. Как всегда, Е.И. пишет с большим духовным прозрением и пониманием. Пишет, что труд на благо Общества не является менее важным, чем литературное творчество. Элла думает, что она местами неясно выразилась, потому Е.И. не всё поняла так, как она думала. В связи с этим она пишет ещё небольшое письмецо-ответ, которое приложит к моему. Я написал письмо подлиннее, в котором выразил чувства и мысли своего сердца. Элла во многом права. Мне пристало бы больше сходиться с литературными кругами. Теперь, когда Общество книг издаёт меньше, остаётся больше времени для творческой работы. Был бы в Обществе ещё хоть один культурно-общественный работник, который взял бы на себя сугубо общественную функцию Общества. Но даже общественно наиболее активные, такие как Гаральд и Блюменталь, ещё далеко отстают от уровня задач этой роли, ибо здесь надо уметь говорить, и надо следить за всеми культурными событиями. Из Индии неоднократно указывалось о создании при Обществе группы деятелей культуры, но когда же это будет?

 

23 февраля. Четверг

Вчера был великий, долгожданный день – день Святого Грааля в нашем Обществе. На званом вечере О. Аринь прочла мой доклад «Братство Грааля в научном освещении». Она читала очень отчётливо, просто, с горением сердца. Доклад оказался очень длинным, так что его завершение перенесли на следующий понедельник. И так она читала полтора часа. Кроме того, была музыка. Вечер открыла Валлия Рейзнец исполнением фрагмента из «Парсифаля», и завершила «Лоэнгрином». Знаю, что доклад во многих сердцах пробудил сокровенные струны. Мы пригласили и некоторых моих знакомых профессоров, но они не пришли. Всё же пришёл Янсон, директор департамента, которому мы должны быть благодарны за защиту Общества и за его спасение. Здесь он ясно увидел, сколь абсурдными были слухи, ибо что же общего у возвышенного настроя Грааля с придуманными Политическим управлением сплетнями? Были и А.Кенинь, Я. Карклинь, проф. Зиле и другие, зал был полон новых, просветлённых лиц. Было очень радостно, что из далёкой Палсмане явился священник Бирзулис. Давно я хотел с ним познакомиться. Ибо он – человек, которому милы вершины Гималаев, – этим всё сказано. Он поведал, что верховное управление священников смотрит на него косо из-за его идей, но уважает за его жизнь. Он владеет методом диагностики по глазам, и потому я очень желал, чтобы Гаральд с ним познакомился. Давно я уже побуждал Гаральда съездить к нему. Теперь связи становятся теснее.

Сознаю, какую великую ответственность я беру на себя этим докладом. Ибо впервые в Европе широко разглашается о Братстве. Но Е.И. поддержала меня, и главное – Учитель дал согласие. Но ещё более возвышенными, священными звуками будет наполнена вторая часть доклада. Конечно, когда книга в рукописи будет готова, переведу на русский язык и отошлю на Отзыв. Но как много, очень много ещё мне надо трудиться, ибо это должно быть величественным Строением, в основе которого все элементы Культуры Будущего.

 

15 марта. Среда

Мне кажется, что именно 27 февраля (когда читалась завершающая часть) в нашем Обществе был исторический день. День, когда на публичном вечере прозвучало наиболее священное имя Братства. Чувствовал большую ответственность и понимал, что на вечере могли быть и просто любопытствующие, поэтому в приводимых в докладе цитатах чаще всего вместо слова «Шамбала» я дал слово «Братство». Когда труд выйдет в развёрнутой книге, в системе, тогда будет иной подход. Пошире я давал цитаты из сочинений Н.К., затем – из Рамаяны и Махабхараты, из «Криптограмм Востока» и других <источников>. В самом конце, когда упоминал мотивы, по которым Братство скрывает своё местонахождение, я сказал, что первой, кому было разрешено возвестить о существовании Братства, была Блаватская, которая и дала часть Учения Братства. То Учение продолжает Учение Живой Этики. Присутствовало более ста пятидесяти посетителей, и знаю, что на эти откровения во многих отозвались священнейшие струны сердца. У всех был настрой истинного праздника.

Восьмого марта наконец вышла в свет Монография[130]. Какие только препятствия не приходилось преодолевать! Истинно – история мученичества книги. Когда в январе всё было готово, заметили, что чёрточки, по которым в книгу вклеиваются репродукции, местами превышают формат последних. Опять – неслыханная небрежность типографии! Теперь чёрточки выцарапывают – колоссальный труд, и потому книгу будем получать из печати небольшими партиями, периодически. Нас это очень огорчило. Так много забот вложено в Монографию! Не знаем, как Гаральд управится с оплатой? Общая сумма – 36.000 латов, оплачена только небольшая часть, у Гаральда всё ещё огромные налоги. Мисинь обещал 20.000, но теперь – не может. Всё это – суммы колоссальные, простому смертному кажутся даже утопическими. Гаральд уже столько раз был предупреждён, риск – дело хорошее, но мне кажется, этот риск идёт во вред и его врачебному делу. Врачу ведь надо полностью исключить из своего сознания мысли о деньгах, даже если гонорары идут на пользу общего блага; но Гаральд, напротив, живёт в непрестанной озабоченности. Начинают печатать и английскую Монографию, но здесь платить придётся только за печать, ибо репродукции и бумага уже есть. В «Сегодня» уже появился обширный отзыв, на латышскую прессу надеяться нечего. Гаральд рекламу распространил широко, но откликов пока немного.

Мы узнали, что картина, преподнесённая в дар Президенту страны, висит в его кабинете. Конечно, она будет вдохновлять его на возвышенные труды и мысли.

В четверг, 9 марта, состоялось общее собрание членов Общества. Заново избрали то же «старое» правление. Присоединилась ещё Драудзинь, ибо согласно новому уставу число членов правления увеличилось на одного человека.

Ядро правления провело два закрытых совещания. Ключ от комнаты Учителя мы у Абрамовича забрали, и теперь один ключ будет у меня, другой – у Мисинь, которая будет заботиться о порядке и чистоте в ней. Г-жа Абрамович, которая не привержена Учению, в последнее время вела себя слишком резко со Стрекаловой, притом мы узнали, что Абрамович позволил ей убирать не только зал, но и комнату Учителя! Совсем невообразимое положение! Вообще, мы хотим весной предложить семье Абрамович покинуть помещение Общества, ибо истинную ответственность за Общество способен почувствовать человек, преданный Учению. Много мы обсуждали, кого избрать в активные члены, но в конце концов избрали только Дравниека. В четверг раздали членам Общества анкеты, которые необходимы, чтобы установить план работы и побудить членов к более широкому сотрудничеству.

Вайчулёнису плохо. Новая операция, кажется, мало помогла, ибо боли не затихают. Эта непрекращающаяся боль сделала слабым даже человека такой воли и терпения, каким был Вайчулёнис. Анализы свидетельствуют о признаках рака. И его жена умерла от рака. Е.И. пишет, что главное – поднять и усилить его психическую энергию. Шлём ему светлые мысли.

За последние дни было у меня немало переживаний по поводу дела Маркова. Мне нравилась в нём преданность Учению: он составляет «симфонию» Учения, этой работе посвящает всё время. Также приятной была его сердечность, хотя, как я чувствовал, он ещё во власти стихий. У него добрая молодая жена, чистая душой, двое малых детей. А теперь я получил от Е.И. письмо, что Барун, отец супруги Маркова, пишет ей, что Марков флиртует с Либерт, молодым членом нашего Общества, тоже замужней. Последняя даже написала Маркову длинное любовное письмо, которое, по существу, иначе не назвать, как посланием страсти и кощунства. И как это всё уживается под крылом Учения?! Марков навестил Либерт, которая перепечатывала ему на машинке выписки из Учения. Таким образом пробудились их взаимные чувства. Мы договорились встретиться с Марковым, и позавчера он явился ко мне домой. Между ними будто бы нет флирта, но – чистая любовь; он признался мне в том, чего не сказал и жене: что это – первая любовь в его жизни. Ибо женился только по симпатии. У него в кармане была страничка из дневника Либерт, написанная в форме письма. Это обнаружила жена и учинила скандал. Начались объяснения. Он всё же солгал ей, что любит только её, ибо боялся, что она тут же оставит его и детей. Жена предъявила ему ультиматум – до Пасхи сообщить: любит он её или нет. Марков много рассказывал, временами даже плакал, обо всём очень переживал. Я указал, что надо быть правдивым, напомнил о великой ответственности, которую берёт на себя последователь Учения, и предложил немедля прекратить все отношения с Либерт. Он ответил, что уже давно решил исполнять свой долг по отношению к семье, и обещал отказаться от Либерт, но от чувств своего сердца он отказаться не способен и не может их подавить. Я ещё ему сказал, что это чувство следовало погасить с самого начала, что я на его месте переживал бы адские муки; он же, однако, не испытывает особых угрызений совести. Главное, он обещал стараться восстановить гармонию в своей семье и не встречаться с Либерт.

Вчера я получил письмо от жены Маркова. Нежная, чуткая душа. Оказывается, Марков кое-что от меня утаил или осветил ложно. Их отношения вовсе не были платоническими, он даже жене сознался в своих «поцелуях». Мне очень не понравилось, что свою жену он, быть может не совсем сознательно, старался представить в уничижительном свете. Он более всего опасался, как бы жена не оставила его и детей, узнав о подлинных его чувствах. Но всё именно наоборот: жена пишет, что из-за детей не хочет бросать семью, что она готова уйти от Маркова вместе с детьми, если такой поворот дела принесёт ему счастье. Она охарактеризовала и будто бы нетактичное поведение Либерт. Однако просила ни её мужа, ни Либерт не судить: Либерт и так немало страдает. Страдает будто бы и её муж, притом он сильно предан Учению. Пишет она мне без ведома мужа, зная, о каком деле я с Марковым буду говорить.

И сегодня – третье действие этой драмы. Я хотел ехать к Либерт, но ждал от Баруна копию её письма, о котором Е.И. столь уничтожающе выразилась. Как раз сегодня ко мне в библиотеку явилась барышня и принесла письмо Либерт. Принесла именно в тот момент, когда я думал о деле Маркова. Первое, что я подметил, раскрывая письмо, – что оно пропитано табачным дымом. Она, правда, говорит, что не курит, но может быть – подруги? И затем – всё, всё одни ужасы! Это письмо следует сохранить как свидетельство полного непонимания Учения. Сердце сжимается – как же так навыворот можно понимать все законы морали. Марков пересказал ей всю нашу беседу. В чём же может быть ещё большее святотатство, как в этих строках: «Наша любовь, наши отношения были ближе, чем Вы все думаете. Мы мечтали не только любить друг друга, но всеми мерами и силами души жить вдвоём для проведения в действительную жизнь прекрасных идей Учения Живой Этики». Последователей Учения, которые их не понимают, она называет узкими и эгоистами. Она мечтает вместе с Марковым о совместном применении в жизни Учения, но как это возможно, переступая через страдания других людей, переступая через узы брака, через муки и слёзы? «Больно безмерно, печально, очень печально, что и Вы, дорогой Рихард Яковлевич, поощряете свирепствование и торжество узкой самости, предложив нам не встречаться, принести чувство в жертву ей!» и т. д. Моему сердцу так больно. Больно и за нашу опрометчивость, что на прошлое Рождество мы решили дать Маркову и Либерт Портрет Учителя, последней – по предложению Валковского. Обычно мы бываем осторожны, даём только проверенным. Но нам что-то нравилось в её преданности, также и в готовности помочь Обществу. Всё же я чувствовал некоторую неуравновешенность, не знаю, почему на сей раз это <предчувствие> не дошло до сознания.

Сегодня один из самых печальных дней в истории Европы. Перестала существовать Чехословакия. Немецкие войска вошли в Прагу, нет больше Чехии. То, что затем образуется, будет всего лишь вассальным государством Германии, возможно, даже провинцией. Каждому культурному сознанию невыразимо больно и тревожно: как же такое может случиться в двадцатом веке! Так постепенно немецкая экспансия приближается к России. И другим государствам, поменьше, Германия ныне диктует свою волю. Сколько так будет?! Должен же быть предел. Наступит когда-то реакция или даже взрыв.

27 февраля правительства Англии и Франции признали режим Франко. Японцы безжалостно истребляют китайцев. Но можно ли вытравить сознание, которое вспыхивает, как пламя?

 

17 марта

Вчера я получил письмо от Баруна (из Даугавпилса) вместе с копиями писем г-жи Марковой и Либерт. Можно ощутить, что семейная жизнь самой Либерт – трагична. Незабываемое впечатление оставляет длинное и овеянное сердечным чувством письмо Марковой. Чего только не переживает женщина, чувствующая, что священные узы семьи рушатся?!

Вчера я посетил и саму Либерт. Знаю, что в последние дни ей пришлось много страдать. И вчера ей было очень тяжко. Но, хотя мы и долго говорили, я не смог вполне понять её душу. Если бы она и Марков были двадцатилетними и холостыми, тогда бы я понял и, быть может, даже благословил. Но она постоянно подчёркивает свои чувства и мечты, и то, что другие их не понимают и забрасывают грязью. «Я не считаю наши чувства преступлением, ибо они чисты; разве любовь есть преступление?» – спросила она. «Не любовь, но пренебрежение другим <человеком>, забвение своего долга», – ответил я. Она отвечает, что сознание долга по отношению к семье мучило их всё время и не давало покоя, они немало анализировали свои чувства и своё положение. Но было бы проще эти «муки» прекратить и не встречаться. Ведь так надо было поступить с самого начала. Ибо ныне Либерт вопрошает: «А чего же мы достигнем, если расстанемся, ведь в его семье нет гармонии, жена в отношениях с ним груба и мелочна?» Мы много говорили о жертве и отречении. «Если вы прикажете, то я выполню и не буду встречаться», – ответила она. Но разве я должен нечто говорить и приказывать? Ей самой полагается осознать и решить. Ведь это её воля и её карма. Трудно было найти общий язык. Я спросил, чувствует ли она себя достойной иметь Портрет? Ответила, что совесть её была чиста, она только мучилась отношениями в семье.

Сегодня я как-то лучше её понимаю и опасаюсь, не был ли я вчера излишне строг. Однако ведь ужасно, что можно так изуродовать смысл Учения! Всё же думаю, что вчера я дал хороший импульс для мысли, придёт и осознание верного выхода.

 

25 марта

Вчера в нашем Обществе был Великий День, день Праздника. Пришли даже те члены Общества, которые бывают редко. Начали мы с созвучий «Лоэнгрина» (с пластинки). Выступало человек десять. Я прочёл поздравления наших Руководителей и своё стихотворение о левитации. Был такой внутренний накал, что еле мог выдержать. В конце мы раздали девяти членам из младших групп Портреты, большинство – из группы Драудзинь. Затем мы с Валковским и Драудзинь обсудили положение в Обществе. Недавно больно было слышать, что у некоторых членов есть политические тенденции, этим они вредят и Обществу. Особенно теперь, когда напряжение в мире столь колоссально. Что делать? Выгонять, предупреждать? Далее, только что Гаральд поссорился с г-жой Аншевиц, на имя последней записан наш магазин. Именно Гаральду, как старшему, следовало подходить деликатнее. Состояние Вайчулёниса тяжёлое. Также надлежало бы устранить ещё другие мелкие несогласия. Когда же люди начнут жить по Учению?!

21 марта на званом вечере Я. Карклинь читал об Атлантиде.

 

1 апреля. Суббота. Утро

Сегодня опять явилась на свет великая Красота и великое Чудо. Ночью, в половине первого, родилась у моей жены девочка. Молю, чтобы Учитель дал ей великую силу духа, выдержку и радость сердца во всём, ибо жертва материнская невыразима и велика.

 

12 апреля. Среда

Праздничные дни прошли в заботах и тревогах. Мало что сумел сделать из своих дел. Моя Пасха пришла позавчера, на второй день Праздника, когда Элла приехала с малышкой из больницы. Маленькая Мария внесёт новую тональность в нашу жизнь. Мой друг ещё утомлена, пройдёт время, пока войдёт в новый ритм. И для меня это – новое напряжение. Нам обещали на днях хорошую служанку, но бог весть, когда придёт, ибо заболела. Пока помогает мать Эллы, но у неё ведь другая семья. Мы ютимся в двух узких комнатах, но будет лучше, когда переедем в Юрмалу. Было бы только лучше моему другу!

Вчера вечером, на третий день Праздника, я пригласил старшую группу на совещание в квартиру Драудзинь. Пришли все друзья. Давно я хотел провести задушевную встречу, чтобы обговорить вопросы духовной дисциплины в Обществе. Этот вечер развернулся для нас в давно не бывалое событие духовной эволюции нашего Общества. Во-первых, я сделал обзор сорока анкет, которые получил от членов Общества. Между прочим, в них были высказаны и некоторые ценные указания и пожелания, относительно которых возникли оживлённые, конкретные, практические обсуждения. Макаров обещает организовать отдел туризма и пригласить туда молодёжь. Мы давно уже имеем Указ Учителя привлечь молодёжь. Может быть, Макаров создаст кружок, наподобие кружка учащейся молодёжи, который он ведёт в Обществе борьбы с алкоголизмом. Также мы обсуждали деятельность некоторых секций и организацию курсов латышского и русского языков, пропаганду работы Музея и т. д. Я предложил разослать во все рижские школы сообщения о Музее вместе с каталогами.

Затем началась вторая часть. Я кратко доложил о положении с духовной дисциплиной в старшей группе и в Обществе. Наша жизнь отчасти погрузилась в рутину, в ежедневных делах мы зачастую не ощущаем, что уже нет истинной духовной дисциплины и торжественности. Именно старшие члены должны взять на себя ответственность за Общество. Им во всём полагается подавать светлый пример младшим членам. Каждый недостаток и ошибка старшего члена бросает тень на Общество. Ибо младшие судят об Обществе именно по старшим. У старших нет достаточного контакта с младшими. Старшие мало знают многих младших. Последние нередко чувствуют себя одиноко. Но как раз старшие должны открыть им своё сердце. Ибо младшие жаждут любви. Если у кого нет истинной любви, то нет и понимания Учения. Нужно воспитывать своё сердце. Растить в нём симпатию и тепло к другому члену Общества. В нас слишком мало терпимости к тому, у кого какие-то недостатки. Но Христос любил как раз тех, кто отвержен, одинок. Я упомянул некоторых членов, к которым относятся слишком небрежно. Также совершенно недопустимыми являются среди старших членов осуждение, недовольство, обиды. Конечно, многим кажется, что таких свойств в них вообще нет. Но следует проверить каждый свой мельчайший импульс, не осталось ли там тени самости или привычки замечать больше ошибки других, чем свои собственные. Но должно быть именно наоборот. Как раз к себе надо быть ригористически суровым. Судить нам нужно неизменно самих себя. Также торжественности в последнее время у нас слишком мало – торжественности, которая является нашим единственным спасением.

Говоря, я был глубоко растроган, приподнят. Наконец, я увидел, что все присутствующие глубоко переживают сказанное, у многих были даже слёзы на глазах, так пришло давно не испытываемое. Затем я просил членов Общества высказаться откровенно, открыто, ибо это был наш вечер взаимных признаний. И тогда все стали говорить взахлёб и всё же – по делу. Ещё никогда между нами не раскрывались такие глубины взаимоотношений. Во-первых, решили, что впредь каждый выступающий заранее будет заявлять председателю о своём желании выступить, никогда не будет прерывать другого, будет говорить кратко, конкретно, концентрированно. Также говорили об укреплении дисциплины общих собраний. Упоминали, как воспитывать друг друга. Указывать другому на ошибки несоизмеримо, но всё же пусть каждый из членов изберёт себе ближайшего друга или кого-то духовно старшего, и попросит указывать на его ошибки. Тогда не будет обид. <Собрания> старшей группы мы оставили пока лишь по воскресеньям, будет читаться только Учение (ныне читается «Надземное»), деловые вопросы будет обсуждать правление, для решения нравственных вопросов временами будут созываться особые собрания. Все мы расстались в восторге от проведённого вечера. Этот вечер рассеял прохладу между членами старшей группы, намного углубил связи. В скором времени соберёмся опять, обсудим остальные анкеты и проанализируем внутренний устав.

Теперь началась наша «пятилетка» собирания картин. Художник Юпатов по заданию Гаральда был в Таллине, откуда привёз 7 картин – подарок Обществу. Художественной ценностью они обладают, единственно боюсь, не окажутся ли они слишком в «духе Юпатова», ибо в них всё же есть нечто угрюмое и тяжеловатое. Возникает вопрос: развивать ли и впредь наш Музей как особую коллекцию, или же он превратится в обычное собрание картин? Юпатов на этой неделе отправляется в Париж, где надеется собрать «урожай» покрупнее у русских художников. Таким образом, Юпатов дал нам новый импульс. Теперь хорошо то, что можем взамен картин дарить Монографию, не приходится принимать подарки с «пустыми руками». Только что в Риге мы добыли две картины Алексеева и одну – Кундзиня. Завтра и я хочу идти вместе с Гаральдом к Цирулису и к другим. Пранде нас когда-то напугал неотзывчивостью художников. Сам он получил большой гонорар за Монографию, вложил в неё много труда, но к жизни нашего Музея остался равнодушным. Именно он, с его связями, мог бы много сделать. Наш Музей, надеемся, сильно вырастет. Придётся расширять помещения, может быть, даже убрать в одной комнате стену. Перевесим картины. Возможно, что получим картины из Польши и Финляндии.