Розанов В В 7 страница. 5-го августа узнал о болезни Шуры.* * * 5-го августа узнал о болезни Шуры. * * * Почему я так не могу перенести смерти? перенести не вечности радостей земных. Цари умирали. Умер Александр III. Почему же я не могу перенести? Не знаю. Но не могу перенести. "Я умру" - это вовсе не то, что "он умрет". С "я умру" сливается (однокачественно) только... умрет; даже чудовищнее: п. ч. я грешный. Да, вот в чем дело: для всего мира я тоже - "он умрет", и тоже "ничего". Каждый человек только для себя "я". Для всех он - "он". Вот великое solo. Как же при этом не зареветь с отчаянием. (вагон, 9 авг. 1912 г.). * * * Церковь об умершем произнесла такие удивительные слова, каких мы не умеем произнести об умершем отце, сьше, жене, подруге. Т. е. она всякого вообще умирающего, умершего человека почувствовала так близко, так "около души", как только мать может почувствовать свое умершее дитя. Как же ей не оставить за это все, что... (помешали). * * * Все хотел (1899-1909 гг.) сделать бархатное платье. И все откладывал. Теперь уж поздно. Бархатные отделки были. Как хорошо было (в Белом) светло-серое платье с серебряной отделкой (полоса вертикальная на боку, - и еще немного где-то). (у Таратина; жду за покупками для детей; мама выбирает). * * * Все писатели - рабы. Рабы своего читателя. Но уж кого бы там ни было, а все-таки в нем существо раба. Это все Мефистофель-Гутенберг устроил. Черная память. (8 ч. утра; переезд в город). * * * Сестра Верочка (умирала в чахотке 19-ти лет) всегда вы- нимала мякиш из булки и отдавала мне. Я не знал, почему она не ест (не было аппетита). Но эти массы мякиша (из 5-копеечной булки) я съедал моментально, и это было наслаждение. Она меня же посылала за булкой, и, когда я приносил, скажет: "Подожди, Вася". И начинала, "разломив вдоль, вынимать бока и середочку. У нее были темные волосы (но не каштановые), и она носила их "коком", сейчас высоко надо лбом; и затем - гребешок, узкий, полукругом. Была бледна, худа и стройна (в семье я только был некрасив). Когда наконец решили (не было денег) позвать Лаговского, она лежала в правой зелененькой (во 2-м этаже) комнате. Когда он вошел, она поднялась с кровати, на которой постоянно лежала. Он сказал потом при мне матери: - Это она похрабрилась и хотела показать, что еще "ничего". Перемените комнату, зеленые обои ей очень вредны. Дело ее плохо. Как она умерла и ее хоронили, я ничего не помню. Однажды она сказала мне: "Вася, принеси ножницы". Мне было лет едва ли 8. Я принес. Из печатного листка она выстригла узкую крошечную полоску и бережно положила к себе в книгу, бросив остальное. Напечатано было: Самойло. "Ты не говори никому, Вася". - Я мотнул головой. Поступив в гимназию, я на естественной истории увидел за учительским столиком преподавателя, которого называли "Самойло". Он был умеренно высокого роста, гладко выбритый в щеках и губах, большие, слегка волнистые волосы, темно-русые, ходил всегда не иначе, как в черном сюртуке (прочие в синих фраках), и необыкновенно торжественный, или вернее, как-то пышный, величественный. Он никогда не допускал себе сходить со стула и демократически "расхаживать по классу". Вообще в нем ничего не было демократического, простого. Среди других учителей, ужасно ученых, он был как бог учености и важности. Может быть, за год он улыбнулся раза два, при особенно нелепом ответе ученика, - т. е. губы его чуть-чуть сжимались в "мешочек", скорее морщились, но с видом снисхождения к забавному в ученике, дозволяя догадываться, что это улыбка. Говоря, т. е. пропуская из губ немногие слова, он всегда держал (рисуя по бумаге "штрихи") ручку с пером как можно дальше от пальцев, - и я видел благородные суживающиеся к концу пальцы с очень длинными, заостренными, без черноты под ними, ногтями, обстриженными "в тон" с пальцами (уже, уже, - ноготь: но и он обстрижен с боков конически). Мы учили по Радонежскому или Ушинскому*: "Я человек хотя и маленький, но у меня 32 позвонка и 12 ребер"... И еще разное, противное. В 3-м классе (брат Федор) он (Самойло) учил ботанике. Это была толстая книга "Ботаника Григорьева"; но это уже были недоступности, на которые я не мог взирать. * * * В вечной тревоге ума о каком-то неблагополучии. (мамочкина психология). Но теперь, как все это разъяснилось, когда она 15 лет уже ясно, ощутимо больна, и никто ее не лечил. * * * ...главная забота, откуда бы получить денежек, через Жуковского исходатайствовать от Двора; и где бы повиднее стать, - в профессоры... Очень хорош был, как профессор. Подвязывал щеку и говорил, что зубы болят*, не зная, как читать и о чем читать. Зачем ему надо-то было в профессоры. Да: еще - кому бы прочитать рацею. Даже мамаше еще учеником уездного училища писал поучительные письма. За всю деятельность и во всем лице ни одной благородной черты. Все действия без порыва ("благородный порыв"), какие-то медленные и тягучие. Точно гад ползет. "Будешь ходить на чреве своем"*. (о Гоголе). * * * - Горе задавило! - (заплакав): - Да!! (мама о Шуре, 9 авг. 1912 г., на извозчике, - перебив мои о чем-то слова). * * * Литературная память самая холодная. На тех немногих "литературных похоронах", на которых я бывал (и никогда не любил), меня поражало, до чего идущим за гробом - никакого дела нет до лежащего умершего. Разговоры. "Свои дела". И у "выдающихся" заботливая дума, что он скажет на могиле. Неужели эти "сказыватели" пойдут за моим гробом. Бррр... То ли дело у простецов: жалость, слезы, все. Мне кажется, церковь и преданные ей люди ужасно ошибаются, избирая для защиты церкви способы и орудия враждебной стороны - печать. Церковь безмолвна. Церковь не печатна или "старопечатна". Зачем слово церкви? Слово ее - в литургии, в молитвах. Эти великие сокровища, сокровища церковного слова, уже созданы (еще до книгопечатания) и есть и всегда к пользованию. "Проповеди" едва ли нужны. Разве два-три слова и никогда больше пяти минут речи. Церковь должна быть безмолвна и деятельна. Разве поцеловать больного, напутствуемого не дело? Это и дело, и слово. Поцелуй заменяет слово, поцелуй тем богаче слова - что, как музыка, он бесконечнее и неопределеннее слова. Провел рукой по волосам. Кающегося и изнеможенного обнял ли. Вот "слово" церкви. Зачем говорить? Говорят пусть литераторы. И все церковные журналы и газеты - прах и тление... * * * - Беспросветный мрак... (хоть раз в неделю, - годы, - засыпая на ночь, или так лежа, и - когда я подойду и спрошу: "Что ты?"). * * * Шура на ходу: - Когда она лечилась? Никогда она не лечилась. В самом деле, - не "лечение" же были эти тусклые визитации Наука с бромом, камфарой, digitalis1 с хинином. Он ее "успокаивал", когда таяло вещество мозга и стачивалась ткань сердца. ______________________ 1 Наперстянка (лекарственное растение) (лат.). * * * Сижу у Рцы. Жена (оч. милая, - уж мало зубов) и говорит: - Не выношу жидов, я всех бы истребила... Смех... Она прекрасная хозяйка, семьянинка и безукоризненно честная и искренняя женщина; по плодородию и семейности - в самой есть что-то библейское. - Когда родилась у меня последняя девочка, то соседка наша, еврейка, в Гатчине - вбегает и спрашивает: -Кто? - Девочка. Она (еврейка) опустилась. И, поднявшись, сказала: - Если бы мальчик, то вся Гатчина закричала бы (радуясь, сочувствуя). - Вот! вот! - сказал Рцы. - Ругайте евреев, кляните, но признайте же и у них достоинство. Р. (талантливый еврей в Москве), написав мне 3-е письмо (незнакомы лично), приписал: "Моей сестре вот-вот родить". Да. Их нельзя ни порицать, ни отрицать. Только они сами (теперешние выродки, интеллигенция) не знают, "за что". Но вернемся к "Гатчине". Отчего же Гатчина бы так радовалась "мальчику"? С девочкой - такой же дух. Да: но орган - не тот. Что же, собственно, сказала еврейка, не подозревая сама того? - Если бы вы произвели, моя русская соседка, новый мужской орган от себя, вдобавок к сущим в мире, - вся бы Гатчина закричала от восторга. Но ведь это совпадает с церемонией "несения фаллов" жрицами греческими, а еще ранее - египетскими. "Нести в процессии" или "воскликнуть городом" - все одно. И кто же смеет отрицать, что в юдаизме скрыто то, что историки немо и мертво именуют "фаллическим культом" и что есть цело-купное народное обожание, целокупное народное влечение "к этим... маленьким вещам"... Религия выразила 0шоа'. При устроении брака (в стране) всегда нужно иметь в виду, что это есть вопрос (нужда) стад, вопрос тельцов, - "множества", "тьмы тьмущей"... и никак нельзя мотивировать на "наше дворянское сословие", вообще на городские привилегии и исключения... Эти и сами при уме устроятся и расположатся. Но "отворяй ворота стаду, стадищу, стадищам": и естественно, эти ворота не должны быть узки, иначе все сломается. (за нумизматикой). 1 Этнос, народ (греч.). Обыкновенно каноны (греческой церкви о браке) имели в виду или императорскую фамилию, или патрициев. И через это упустили все (стадо). Патриархи константинопольские, естественно, хотели "утереть нос" (через свое право "не разрешать") кесарям, и были от этого горды и свободны в требованиях: и "едва разрешили 3-й брак". Но, споря со дворцами, они забыли "Ваську Буслаевича", который кричит: "Подавай мне десятый брак", и что же ему делать (такой вышел случай из 1 000 000 людей), если у него, без его вины, померло девять жен, а здоровье брызжет, кровь с молоком. И он орет насмешливо: "Не с подушкой же мне спать", "не на перине жениться". И были правы патриархи (гордость церкви перед Византийским Двором), но и Васька Буслаевич тоже прав, п. ч. он - народ (стадо, тельцы). Может ли девять жен умереть у мужа без его вины? Во-первых, у "жены-самарянки"* умерли же, или куда-то от нее отошли, семь мужей, что уже не далеко от девяти. А во-вторых, рассказ мне Бакста, задумчивый и удивленный: "Может ли один человек испытать два железнодорожных крушения в сутки?" - Я ответил: "Конечно нет!! Невероятно!!!" - "Представьте, возразил он мне, - один мой знакомый ехал из Гавра в Лион: и потерпел крушение в поезде Гавр-Париж. Избавился, и так рад был продолжать путь, но был убит при крушении поезда Париж-Лион. Однодневное крушение поездов на двух линиях, конечно, возможно и уже не кажется невероятным; это вообще бывает, по нескольку раз в год. Между тем в этом совершенно возможном случае будет происходить невероятное несчастие: один и тот же пассажир испытает два железнодорожные крушения в один и тот же день. Это произойдет со всеми теми пассажирами, которые, "уцелев" в одном поезде, - следовали дальше в своем пути и пересели в другой поезд, тоже крушившийся". Чудо. А - есть. "Невозможно", а - "случается". Ибо - стада, миллионы. Так и в народе и народном браке, т. е. в диктовании законов о браке, церковная иерархия должна "благодатно предположить" все самые невероятные случаи. Дабы по завету Божию - "трости надломленной не переломить" и "льна курящегося не загасить"*. Голубой глаз так и смотрит. Но не так смотрит черный глаз. * * * Когда Церковь устраивала пол (институт брака), то ведь видно, что она устраивала "не свое". Устраивала не "своих". И не "свои" - разбежались (XIX век, - да и всегда раньше; "нравы"). * * * Нельзя помещать коня в коровник, корову в стойло, собаку в птичник, курицу в собачью конуру. И только. (за нумизматикой; как устроен у нас брак; отсутствие развода). * * * Все убегающее, ускользающее неодолимо влечет нас. Так в любви и в литературе. Неужели так - в истине? Боже, неужели так и в религии, где "Бога никогда же никто виде"*?!! (за ужином и Шерл. Холмсом. 20 авг.). * * * Не иллюзия ли это, что я считаю своими читателями только покупателей своих книг, т. е. 2500 человек? В газете, правда, не отделить "вообще" (чит.) от преданного тебе! Но я по письмам знаю, что не читавшие ни одной моей книги - преданы мне? В таком случае сразу иллюзия "нечитаемости" исчезла бы. Не знаю. Колеблюсь в этот час. По отсутствию покупателей книг я заключил вообще, что "мало извести, в России" и не имею никакого влияния. (глубок, ночью, за Шерл. Холмсом). * * * Человек искренен в пороке и неискренен в добродетели. * * * Смотрите, злодеяния льются, как свободная песнь; а добродетельная жизнь тянется, как панихида. Отчего это? Отчего такой ужас? Да посмотрите, как хорош "Ад" Данте и как кисло его "Чистилище". То же между "Потерянным Раем" Мильтона и его же "Возвращенным Раем". Отчего? Отчего?!! Одно исключение, кажется, единственное: олимпийские оды Пиндара, которым не соответствовало никакой басни, насмешки, сатиры. Т. е греки IV-V века до Р. X. - вот они и были счастливы и чисты. (в каб. уединения). * * * Порок живописен, а добродетель так тускла. Что же все это за ужасы?! (20 авг. 1912г.). * * * Герцен напустил целую реку фраз в Россию, воображая, что это "политика" и "история"... Именно он есть основатель политического пустозвонства в России. Оно состоит из двух вещей: I) "я страдаю", и 2) когда это доказано- мели какой угодно вздор, все будет "политика". Т. к. все гимназисты страдают у нас от лени и строгости учителей, то с Герцена началось, что после него всякий гимназист есть "политик", и гимназисты делают политику. Это не вообще "так", но в 9/io - так. * * * ...и все-таки, при всей искренности, есть доля хитрости. Если не в сказанном, то в том, чего не сказано. Значит, и в нашем "вдруг" и в выкриках мы все обращиваем себя шерсткой. "Холодно". "Некрасиво". Какие же мы зябкие. Какие же мы жалкие. (об "Уед.", за уборкой книг, осенью 1912 г.). * * * "Заштампованный человек", который судится и не по материалу, и не по употреблению, а - по "штампу". И кладутся на него "штампы" - один к другому, все глубже. Уже "вся грудь в орденах". И множество таких и составляют "заштампованное отечество". Которое не хватает силы любить. И стали класть "штамп" на любовь. И положили "штамп" на церковь. Вот наша история. (выйдя покурить на лестницу). * * * Осени поздней, цветы запоздалые...* этот стих для меня только миф. Ни осени, ни дерев осенью - не видел никогда (иначе как в младенчестве). Только появится грибок, - собирай книжки и отправляйся в город. "Начало ученья". Грибок появляется в августе, а иногда уже к концу августа: и вот этот год только 2 раза сходил с Васей за грибами, и почти ничего не нашел, так, /2, /4 сковородки, всяких - и подберезовиков, и сыроежек, и лисичек даже. Белый - только один. А местность - грибная. У детей - всех - чудная лесная память. Лет 6 назад, за Териоками, мы забрались совсем далеко и совсем в глушь, перескочив какие-то плетни и пробравшись через какие-то болотца. Вдруг - вечереет. Я испугался: мама ждет к ужину, мама будет испугана. "Дети, скорее домой, темнеет!!!" Все тут в один момент. Я совершенно беспамятен, и знаю в общем - куда идти, но совершенно не помню дороги - где именно проходили. А ведь можно попасть в полуболотца и не выбраться до утра. Вдруг дети кричат. "Папа - сюда, папа - туда!!!" И Васька, такой крошечный, едва 7-ми лет, шагает уверенно, как король или старый лесовик. "Вон - береза, мы проходили мимо, вон - бугор, тогда остался влево". Так как уже темнело, то мы почти бежали, а не шли; и не прошло часа, как послышались "ау" прислуги, высланной нам навстречу. Мама, вся обессилев от испуга, говорила: - Что же это вы со мной делаете?.. - Ну, мама! - дети наши, как лесовики, их можно куда угодно пустить, не заблудятся. И Таня, и Вера, и Варя - все как герои. Точно выросли, "доведя папу домой". И грибы. Корзинки. И сейчас - чистить на кухне (лучший момент удовольствия, "торжество правды" и "награда за подвиг"). Чего же, в образовательном отношении, стоит один такой вечер; и неужели его можно заменить знанием: Много есть имен на is Masculini generis: Panis, piscis, crinis, finis1. О, черт бы их драл!!! Но пусть это жестокая необходимость - в ноябре, в октябре, а не когда Роняет лес багряный свой убор.* _______________________________ 1Мужского рода: хлеб, рыба, волосы, конец (лат.). Да, и эта строка для меня тоже миф. Мы ничего теперь этого не видели. Мои бедные дети, такие талантливые все, но которым ученье трудно, - никогда этого не видят. Не видят, действительно, этого оранжевого великолепия лесов. А что ребенок, в 7-11 лет, почувствует, увидев его, - кто иссчитал? кто угадал? Может быть, оранжевый-то лес в детстве спасет его в старости от уныния, тоски, отчаяния? Спасет от безбожия в юности? Спасет отрока от самоубийства. Ничего не принято во внимание. Бедная наша школа. Такая самодовольная, такая счастливая в убожестве. "Уже проходим алгебру" (с сопляками, не умеющими утереть носа). * * * Необыкновенной глубины и тревожности замечание Тернавцева, года 3 назад. Я говорил чуть ли не об университетах, о профессорах, может быть, о правительстве и министрах. Он меня перебил: - Пустое! Околоточный надзиратель - вот кто важен! Он как-то повел рукой, как бы показывая окрест, как бы проводя над крышами домов (разговор был вечером, ночью): - Тут вот везде под крышами живут люди. Какие люди? как они живут? никто не знает, ни министр, ни ваш профессор. Наука не знает, администрация не знает. И не интересуется никто. Между тем какие люди живут и как они живут - это и есть узел всего; узел важности, узел интереса. Знает это один околоточный надзиратель, - знает молча, знает анонимно, и в состав его службы входит - все знать, "на случай"; хотя отнюдь не входит в состав службы обо всем докладывать. Он знает вора, - он знает проститутку, - он знает шулера, человека сомнительных средств жизни, знает изменяющую жену, знает ходы и выезды женщины полусвета. Все, о чем гадают романы, что вывел Горький в "На дне", что выводят Арцыбашевы и другие - вся эта тревожная и романтичная жизнь, тайная и преступная, ужасная и святая, находится, "по долгу службы", в ведении околоточного надзирателя, и еще, "по долгу службы", ни в чьем ведении не находится. Он почти только недоговорил, или мысленно я договорил за него: - Вот бы где служить: где подлинно - интересно, где подлинно всемогущественно*. Я только ахнул в душе: "В самом деле - так! и - никому в голову не приходило!" Он как-то еще ярче и глубже это сказал. Почти в этом смысле: все службы - призрачны и литературны, а действительная служба одна - это полицейская. Сам Тернавцев - благороднейший мечтатель, а la Гамлет. И вдруг - такая мысль! (20 августа, 12 ч.). * * * Только русская свободушка и подышала до евреев. Которые ей сказали "цыц": И свободушка завиляла хвостом. * * * Вся русская "оппозиция" есть оппозиция лакейской комнаты, т. е. какого-то заднего двора - по тону: с глубоким сознанием, что это - задний двор, с глубокой болью - что сами "позади"; с глубоким сознанием и признанием, что критикуемое лицо или критикуемые лица суть барин и баре. Вот это-то и мешает слиться с оппозицией, т. е. принять тоже лакейский тон. Самым независимым человеком в литературе я чувствовал Страхова, который никогда даже о "правительстве" не упоминал, и жил, мыслил, и, наконец, служил на государственной службе (мелкая и случайная должность члена Ученого комитета министерства просвещения с 1000 р. жалованья), имея какой-то талант или дар, такт или вдохновенье вовсе не интересоваться "правительством". То ли это, что лакей-Михайловский, "зачарованный" Плеве, или что "дворовый человек"-Короленко, который не может прожить дня, если ему не удастся укусить исправника или земского начальника или показать кукиш из кармана "своему полтавскому губернатору"*. "А то - и повыше", думает он с трясущимися поджилками. "На хорах был пристав: и вот Анненский, сказав после какого-то предостережения, что пусть нас слушают и там показал на хоры", - пишет Любовь Гуревич, - т. е. показал на самого пристава!!! Какая отчаянная храбрость. Страхов провалился бы сквозь землю от неуважения к себе, если бы в речи, имеющей культурное значение, он допустил себе, хоть минуту, подумать о приставе. Он счел бы унижением думать даже о министре внутренних дел, - имея в думах лишь века и историю. Вот эта прелестная свобода не радикалов - к ним и манит, т. е. манит к славянофилам, к русским, которые решительно ничего о "правительстве" не думают, ни - "да", ни - "нет", "и - да", "и - нет". Когда хорошо правительство поступает - "да", когда худо, бездарно, беспомощно - "нет". Правительство есть просто орган народа и общества; и член общества, писатель, смотрит на него как на слугу своего, т. е. слугу таких, как он, обывателей, граждан. Так. образ., признание "верховенства власти" есть у радикалов, и решительно его нет у "нашего брата". Вот чего не разобрано, вот о чем не догадываются. Политическая свобода и гражданское достоинство есть именно у консерваторов, а у "оппозиции" есть только лакейская озлобленность и мука "о своем ужасном положении". * * * Покорить брак закону любви... казалось бы, в этом ведь христианство: все - покорять закону согласия, мира, тишины. Но, именно, в христианстве, - не в мусульманстве, не в еврействе, - две тысячи лет бьется другой принцип: Покорить любовь закону брака. И все в этом задыхаются. Кажется, что в нашем браке - и не Евангелие, и не Библия (уж, конечно): это - римский государственный брак. Отцы Церкви были все обывателями Греко-Римской Империи, или - чисто Римской: и понятие об "основной социальной клеточке" взяли из окружающей жизни. Вот почему мои порывы к новой семье хотя кажутся и суть "антиканонические", но суть подлинно евангельско-биб-лейские стремления, и только антиримско-языческие, неосторожно взятые в "каноны". Бог сотворил любовь. Адам и Ева были в любви - и по сему, единственно, Библия их нарекла иш и иша ("сопряженные"), муж и жена. Любовь древнее "закона брачного". И понятно, что древнейшее и основное не умеет покориться новому и прибавочному. Не "существительное" согласуется в роде, числе и падеже с "прилагательным", а "прилагательное" согласуется с "существительным". И следуйте этому, попы; или, во всяком случае, вам не будут повиноваться. Будете убивать за это, и все-таки вам повиноваться не будут: по слову Писания - "любовь сильнее даже и смерти"*. * * * Очень хорошо "расположение образования" в стране: от 8-ми до 22-х лет - прилежное учение. "Долбеж", от которого не поднимешь головы... От 22-х лет до 35-ти - корректная служба, первые чины и первые ордена. В 35-ть лет - статский советник. Женат (с приданым) и первые дети; ну, это - "кухня и спальня". Достигнув статского советника, - карточный стол, мелок, и пока он проигрывает начальству, а потом - ему будут проигрывать подчиненные. Тогда он будет уже действительный статский советник. Потом умрет. И в черной кайме "жена и дети" извещают, что "после тяжкой болезни" Иван Иваныч наконец "скончался". * * * Это здоровая реакция на "глупости", что гимназисты не учатся. - Не учитесь, господа. Ну их к черту. Шалите, играйте. Собирайте цветы, влюбляйтесь. Только любите своих родителей и уважайте попов (ходите потихоньку в церковь). На экзаменах "списывайте", - в удовлетворение министерской ненасытности. В 20 лет, когда уже будете, конечно, женаты, начинайте полегоньку читать, и читайте все больше и больше, до самой смерти. Тогда она настанет поздно, и старость ваша будет мудрая. * * * ...а то вас с детства делают старичками, а в старости предложат жениться. "Ибо уже так мудр, что можешь теперь воспитывать детей", которых теперь родить не можешь. Вы им скажите, взрослым: - Нет, папаша: я буду за книгами и бумагой, за письменным столом и делами сидеть - под старость. Ибо будет ум "вершить дела". А теперь я глупенький, побегу в поле, нарву цветов и отнесу их девочке. * * * Из этих слов И. Христа, что "нельзя разводиться мужу и жене, токмо как по вине прелюбодеяния", духовенство извлекло больше доходов, чем из всех австралийских, и кали-форнских, и алтайских золотых россыпей. И хотя отсюда брызнули кровь и мозг человечества; церковь не может их перетолковать, распространить или усложнить, потому что иначе закроются золотоносные россыпи. И на отстаивание и сохранение буквальными этих слов положено более усилий, чем на защиту всего Евангелия. Что не отдаст человек за восстановление своего семейного счастья? В эту-то кнопку духовенство и надавило. (посвящается памяти С. А. Рачинского) * * * Теряя девственность, девушка теряет свое определение. Она не согрешила (закон природы), она никого не обидела. Всему миру она может сказать: "Вам какое дело". Так. Но когда с нею будут говорить, как с девушкою, как с "барышнею", а не "барыней", не как с "дамою", ведь она не скажет: - Я уже не девушка. Она нечто утаит. И это на каждом шагу. Всякий день она вынуждена будет солгать. Она окажется в положении, как "с не своим паспортом" в дороге; с "ложным видом" в кармане. Правдивая в девстве, искренняя в девстве, прямая в девстве, - теперь (потеряв девство) она будет вынуждена каждый день согнуться, скривить, сказать "неправду" и упрекнуть себя за "недостаток мужества". Это такая мука. Но и еще ужаснее, что, "сгибаемая бурей", она наконец начнет расти криво, как-то "боком", неправдиво. Она вся потускнеет. Сожмется. И вовсе не по "греху", коего нисколько не содержится в совокуплении, но по этим обстоятельствам - потеря "девственности", в самом деле, есть "падение". И эмпирически с этого времени девушка обыкновенно "падает" и "падает". "Падает" в должности. "Падает" в труде. Падает "дома". Но анафемы (общество, старшие): предупредите же это ужасное несчастие детей ваших своевременным, возможно ранним замужеством. И никогда не смейте кричать - "ты пала" (родители дочерям), когда уже 3-4 года прошло, когда она все томилась, ожидая. (т. е. после "сформирования"); (вообще должен бы быть в законе определен срок "уплаты векселей", срок - пока девушка "обязана ждать". Пока все обществу, и ничего - девушке. Закон должен, напр., сказать: "После 30 лет сохранение девства не обязательно, и материнство не несет никакого порицания, а ребенок законен"! * * * Да, я тоже думаю, что русский прогресс, рожденный выгнанным со службы полицейским и еще клубным шулером, далеко пойдет: Сейте разумное, доброе, вечное.* Сейте. Спасибо вам скажет сердечное Русский народ. Вообще у русского народа от многочисленных "спасибо" шея ломится. Со всех сторон генералы, и где военный попросит одного поклона, литературный генерал заставит "век кланяться". Щедрину и Некрасову кланяются уж 50 лет. * * * Все-таки бытовая Русь мне более всего дорога, мила, интимно близка и сочувственна. Все бы любились. Все бы женились. Все бы растили деточек. Немного бы их учили, не утомляя, и потом тоже женили. "Внуки должны быть готовы, когда родители еще цветут" - мой канон. Только "+"страшна. (вернувшись со свадьбы Светозара Степановича). * * * Кто же была Суламифь*? Каждая израильтянка в вечер с пятницы на субботу. "Песнь песней" надо сближать с тем местом Иезекииля (14-я или 16-я глава), где говорит через пророка Б., как он встретил деву Израиля: "и груди (только что) поднялись у тебя"... "и волосы показались"... и "Я взял кольцо и вдел тебе в ноздри, и повесил в уши запястья"... И т. д. "Но ты... всем проходящим по дороге давала жать свои сосцы... и Ассуру, и Египтянину"...
|
