Студопедия — Quot;На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком".
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Quot;На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком".






Это из Иова (III, ст. 23). И я подумал: "Вот что я хотел бы вырезать на твоей могиле, моя бедная". Это было лет 18 назад.

Почему я ее всегда чувствовал, знал бедной. Как и у нее, у меня была безотчетная тревога, теперь объяснившаяся (давняя болезнь). Казалось, - все обеспечено, все дети отданы в лучшие школы, мамочка, кажется бы, "ничего": а мысль "бедная! бедная!" сосала душу. К этой всегдашней своей тоске, тревоге я и отношу некрасовское

Еду ли ночью по улице темной

так как я часто езжу в редакцию (править корректуры). И всегда - тоска, точно завтра начнется светопреставление.

* * *

У меня чесотка пороков, а не влеченье к ним, не сила их.

Это - грязнотца, в которой копошится вошь; огонь и пыл пороков - я его никогда не знал. Ведь весь я тихий, "смиренномудрый".

И часто за чайным столом, оглядывая своих гостей, - и думая, что они чисты от этих пороков, - с какой я тайной завистью, и с благодарностью (что чисты), и мукой греха смотрю на них.

И веду разговор о литературе или Рел.-Фил. собр., едва сознавая, о чем говорю.

* * *

8 ноября.

Вся жизнь моя была тяжела. Свнутри грехи. Извне несчастия. Одно утешение было в писательстве. Вот отчего я постоянно писал.

* * *

Теперь все кончилось. "Подгребаю угольки", как в истопившейся печке. Скоро "закрывать трубу" (†).

* * *

У меня было религиозное высокомерие. Я "оценивал" Церковь, как постороннее себе, и не чувствовал нужды ее себе, потому что был "с Богом".

Помню, в Брянске, я с высокомерием говаривал: "Он церковник", или еще: "Да, он - церковник, но это вовсе не тó, что религиозный человек"... "Я не церковник, но я религиозный человек".

Но пришло время "приложиться к отцам". Уйти "в мать-землю". И чувство церкви пробудилось.

Церковь - это "все мы"; церковь - "я со всеми". И "мы все с Богом".

В отличие от высокомерной "религиозности" - "церковное" чувство смиренно, просто, народно, общечеловечно.

* * *

Философы, да и тó не все, говорили о Боге; о "бессмертии души" учил Платон. Еще некоторые. Церковь не "учила", не "говорила", а повелевала и верить в Бога, и питаться от бессмертия души. Она одна. Она всегда. Непременно. Без колебания.

Она несла это Имя, эту Веру, это Знамя без колебания, с времен древних, и донесла до наших времен. О сомневающемся она говорила: "Ты - не мой";. Нельзя представить себе простого дьячка, который сказал бы: "Может быть, бессмертия души и - нет";. Всякий дьячок имеет уверенность в том, до чего едва додумался и едва имел силы досягнуть Платон.

"Сумма учений Церкви" неизмерима сравнительно с Платоновой системой. И так все хлебно, так все просто. Она подойдет к роженице. Она подходит к гробу. Это нужно. Вот "нужного"-то и не сумел добавить к своим идеям Платон.

Чтó же такое наши университеты и "науки" в Духовных Академиях сравнительно с Церковью?

Трава в лесу. Нет: трава в мире (космос).

Мир - Церковь.

А науки, и университеты, и студенты - только трава, цветочки: "пройдет серп и скосит их".

* * *

Кто догадался подойти со словом к умирающему? Кто подумал, что надо протянуть руку роженице?

Спенсеру это не пришло на ум.

Боклю - не пришло.

Даже Платону на ум не пришло, ни Пифагору в Пифагорейском Союзе. Не знаю, приходит ли ксендз, но пастор наверно не приходит. "Слишком грязно и душно" в комнате роженицы.

Православный священник приходит.

* * *

Не дотягивал я многого в церкви. Редко ходил с детьми в церковь. Но это "редко" так счастливо вспоминается. Это свет.

И такой "свет" разлит по всей стране. "Приходи и бери его даром". Кто не ленив - приходи все. Какой это недостаток по селам, что там нет службы в будние дни. Это недосмотрено. Приходили бы старухи. Приходили бы дети. Ведь это поучение.

Зачем священников обременили статистикой? И всякими глупостями, кроме прямого их дела, которое не исполнено.

* * *

У русских нет сознания своих предков и нет сознания своего потомства.

"Духовная нация"... "Во плоти чуть-чуть"...

От этого - наш нигилизм: "до нас ничего важного не было". И нигилизм наш постоянно радикален: "мы построяем все сначала";.

* * *

Скоро кончатся мои дни:.. О, как ненужны они мне. Не "тяжело это время", но каждый час тяжел.

* * *

Все больше и больше думаю о церкви. Чаще и чаще. Нужна она мне стала. Прежде любовался, восхищался, соображал. Оценивал пользу. Это совсем другое. Нужна мне - с этого начинается все.

До этого, в сущности, и не было ничего.

* * *

Церковь основывается на "НУЖНО";. Это совсем не культурное воздействие. Не "просвещение народа". Все эти категории пройдут. "Просвещение" можно взять у нигилистов, "культурное воздействие" дадут и жиды.

МНЕ НУЖНО: вот камень, на котором утверждается церковь.

* * *

Отпустим им грех их, дабы и они отпустили нам грех наш.

(о духовенстве, 8 ноября, глубокая ночь).

 

Ведь их - сословие. И все почти - в священники, диаконы; как же не человеку, а сословию - быть без дурных людей, порой - ужасных людей. В иерейство идут "сплошь", без отбора зерна. И колос тó пустой, тó хилый, тó со спорыньей: и из 100 - один полновесный. Так естественно.

 

Простим им. Простим им. Простим им. Простим и оставим.

Все-таки "с Рюрика" они молятся за нас. Хладно, небрежно: а все-таки им велели сказывать эти слова.

Останемся при "все-таки". Мир так мал, так скорбен, положение человека так ужасно, что ограничим себя и удовольствуемся "все-таки"...

И "все-таки" Серафим Саровский и Амвросий Оптинский был из них. Все-таки не из "литераторов"...

У литераторов нет "все-таки".

У литераторов - бахвальство.

* * *

9 ноября.

Воображать легче, чем работать: вот происхождение социализма (по крайней мере ленивого русского социализма).

* * *

Кузнецов, трудовик 2-e Думы, пойман как глава мошенническо-воровской шайки в Петербурге. Это же ужасно.

Об этом не кричат газеты, как о "Гурко-Лидваль" целый месяц по 3-4 столбца в каждом №. И впечатление от двоякого отношения газет: администрация - воры, от которых спасают Россию - трудовики.

(натолкнулся случайно в газетах, разыскивая "Дело Мартьянова").

* * *

Завтра консилиум из 4-х докторов: "можно ли и целесообразно ли везти за границу". Тане - материя на белое платье (25 р.). Вечеринка в гимназии, с приглашением знакомых. Можно позвать мальчиков Акимовых, очень воспитанных и милых.

Так одни цветы увядают, другие расцветают. Уже 13 л. работы в "Н. Вр.": я рассчитывал в начале ее на 10 лет, чтобы оставить 20000 р. детям. Теперь же можно и самому "закрыть трубу". Но нет мужества. Не составлено дух. зав., и не знаю, как писать. В банке долгу 5000, и "на заграницу" придется взять тысячи 3. Останется детям 30 000, и изданные книги, с оплаченными счетами типографиям, будут давать доходу рублей по 600.

Но один взнос платы за ученье требует 2000 р. в год. Непонятно, откуда это возьмется, если "закрыть трубу".

 

Два года еще должен жить (расплатиться с типографией и долг банку).

* * *

Мой переиспуг и погубил все...

Анфимов (харьк. проф.) верно (почти) определил все (896 г.). У меня руки повисли. А они должны были подняться и работать.

Если б я не был так испуган, я начал бы, по приезде в Петерб., леченье, не перепроверяя у Бехтерева. И все было бы спасено: не было бы ни миокардита, ни перерождения сосудов, ни удара (Карпинский).

Т. с. 3-х вещей, которые сломили нашу жизнь.

Не было бы мрака в дому, "тревог", неопределенного страха. Вся жизнь, начав с сотрудничества в "Нов. Вр." (обеспечение), потекла бы совсем иначе, веселее, жизненнее, открытее. Связнее с людями.

Мамочка, которая гибла, не убегала бы так от людей, с нелюдимостью, "не нужно", с "все тяжелы и никого не хочется видеть", особенно не хочется видеть - веселья и радости.

(10 ноября).

* * *

16 ноября.

Ни Новоселов, ни Флор., ни Цвет., ни Булгаков, которые все время думают, чувствуют и говорят о церкви, о христианстве, ничего не сказали и, главное, не скажут и потом ничего о браке, семье, о поле. Вл. Соловьев написал "Смысл любви", но ведь "смысл любви" - это естественная философская тема: но и он ни одной строчки в десяти томах "Сочин." не посвятил разводу, девственности вступающих в брак, измене, и вообще терниям и муке семьи. Ни одною строчкой ей не помог. Когда я издал два тома "Семейного вопроса в России", то на книгу не только не обратили никакого внимания, но во всей печати о ней не было сделано ни одной рецензии и ни одного указания или ссылки.

"Семейного вопроса в России" и не существует. И семья насколько страшно нужна каждому порознь, настолько же вообще все, коллективным национальным умом, коллективным христианским умом,собирательным церковным сердцем - к ней равнодушны и безучастны.

Это дело полиции и консистории, - дело взятки, протокола и позорного судьбища. Как ясно, что оно именно не "таинство", а грязь и мерзость во всем ее реальном содержании ("два в плоть едину") - как об этом все они и говорят в сердце своем, в сочинениях своих, в молчании своем.

Фл. мог бы и смел бы сказать: но он более и более уходит в сухую, высокомерную, жестокую церковность. "Засыхают цветочки" Франциска Ассизского.

(посвящается доброму священнику Н. Р. Антонову).

* * *

О леность мою разбивался всякий наскок.

И классическая гимназия Толстого, и десять заповедей. И "как следует держать себя".

Все увязало в моей бесформенности (как охотник в болоте).

* * *

Когда болит душа - тогда не до язычества. Скажите, кому "с болеющей душой" было хотя бы какое-нибудь дело до язычества?

* * *

Я жму руку всем, и все жмут мою руку. Глазами смотрю на весь мир, и весь мир смотрит мне в глаза. Обоняю и фиалку, и розу, и нарцис. Слушаю шум леса, и прибой моря, и музыку Бетховена, и русскую заунывную песню.

Какая проституция во всем! Поистине я "всем принадлежу, и все принадлежат мне". Кроме одного органа.

Который, если я отдаю еще кому-нибудь, кроме единого - все поднимают на меня камни.

Какое чудо: значит, он один во мне целомудрен? Один "и допустить не может", чтобы его коснулись все или он коснулся всех: - т. е. непроституционен "в самом себе", в "своей натуре".

Ибо, побивая, все побивают меня не за грех против них... Какой? Им я причинил удовольствие!

А - за грех против натуры органа! Таинственное "побиение камнями" (воистину таинственное!), как мировое "осуждение за разврат", есть символ, что весь мир почитает себя стражем моего единичного органа, именно его целомудрия, именно его непроституционности.

Какое чудо!

Ведь казнят не орган, отрывая, укалывая, уродуя: ему ничего не делают, "как невинной Еве"; а казнят носившего его человека, за то, что не оберег его чистоты и невинности.

Вот "от сложения мира" вписанное в существо вещей доказательство "cultus phalli".<<29>>

 

Теперь объясняется строка, когда-то поразившая меня в Талмуде: что "побиение камнями" было привилегиею иудеев и иудеянок, которого не имели право распространить на согрешивших в другом племени, если они жительствовали в Иерусалиме или в Иудее. "Побиение" было неотделимо от "обрезания".

* * *

17 ноября.

Гнусность печати, м. б., имеет великую и святую, нужную сторону: "проходит лик мира сего" (Достоевск.). - Ну, не очень еще... Но вот, что "проходит лик печати", - это довольно явственно в распространяющемся и неустранимом гнушении ею, которое замечается всюду. Не читают. Бросают. Никто на нее не ссылается. Никто не ставит в авторитет.

"Прекрасное обольщение кончилось".

Но это было именно "обольщение", "наваждение Гуттенберга". Пока печатались Гете и Шиллер - о "конце" этого обольщения нельзя было и думать. "Пришло царство и конца его не будет вовеки".

Нужно было, чтобы стали падать писатели. Чтобы пошла вонь, смрад. "А, - это дело";. Стал проходить "гуттенбергов станок". - "Чем печатать такую ерунду, тó лучше вовсе ничего не печатать". К концу ХХ-го века типографии будут продаваться на снос.

Их никто не покупает,

Никто даром не берет.

Люди станут опять свободны от "пишущей братии", - и, м. б., тогда выучатся танцевать, устраивать рауты, полюбят музыку, полюбят обедню, будут опять любить свято и чистосердечно. Будут счастливы и серьезны.

Ибо при "печати" - конечно, людям счастья и серьезности "как своих ушей не видать".

Будет опять возможна проповедь. Будет Саванаролла. Будет возможен Ап. Павел.

Неужели будет? Неужели заиграют эти зори.

Зори прекрасного и великого.

Новое. Все новое.

 

Так идите же, идите, гуще идите, Григорий Петров, и Амфитеатров, и "Копейка", и Боборыкин, и все вы, сонмы Бобчинских. Идите и затопляйте все. Ваш час пришел. Располагайтесь и празднуйте.

В празднике вашем великие залоги.

Все скажут: "Как дымно. Откуда горечь воздуха. И тошнота. И позыв на низ".

* * *

Да, мимо меня идет литература.

Нет, это ошибка, что я стал литератором.

Да, мимо идет.

(17 ноября: при мысли, что ни одной статьи не прочел в "Вести. Евр.", "Русск. М.", "Современ." и еще в чем-то получаемом, - за весь год, да ни одной и за прежние годы... Это только в оловянную голову может влезть. Да: еще получаю "Современ. Мир").

 

Оловянная литература. Оловянные люди ее пишут. Для оловянных читателей она существует.

Sic и finis.<<30>>

Конечно, Фл. ее не читает. Цв. не читает. Рцы читает только Ап. Павла и "Нов. Вр.".

Из умных никто. И я. А остальные - к черту. И даже к тем двум буквам в "Уед.", увидя которые цензура почувствовала, что она лишена невинности.

* * *

Обрезание - конечно, новобрачие. Обрезание - медовый месяц человечества. Отсюда - привет "молодой луне" (у евреев праздник) и "луна" магометан (т. е. тоже обрезанцев); и все "обрезанные" оттого, что обрезаны - чувствуют себя новобрачными.

Ну а "новобрачные" и в хибарке веселы (оптимизм евреев).

 

Все это, когда больна жена, - просто ненужно. Неинтересно. "Не хочу смотреть". Не думаю.

 

Христос и вошел в это "не думаю". Это - еще вера: в той печали, когда всякая вера темна.

Вот как здесь надо молиться...

Научил.

Так ли?

* * *

Дорогое, дорогое для меня письмо. Кто-то "аукается" - все, что нужно писателю:

 

"Читаю "Уединенное" и "Опавшие листья" с жадностью день и ночь. Местами - с внутренним трепетанием. Так все важно и значительно. Сижу давно в колодце добровольно: толчея противна. Думаешь, думаешь такие вещи и усомнишься: не от глупости ли и мерзости ли моей так думаю? И вдруг голос из далекого колодца. Отрадно. И хочется сказать: спасибо.

Люблю вашу Таню. Целую книгу про нее хочется прочитать.<<*12>> А что "друг" у вас - завидую. У меня нет. Верно, я и не заслуживаю.

И относительно пола и Бога, в нем открывающегося, - не так у меня вышло. Раньше, до опыта, - именно по-вашему все представлялось. Была горячая вера в это, и проповедь, и поношение со стороны "христиан". Опыт наступил, во имя этой веры. И... ничего, Бог сокрыл лицо Свое. В этом не открылся.<<*13>> А ведь "по любви". Почему так вышло - не знаю. И осталась - тоска по "душе тела" и "душе мира" [у вас].

Не дается.

Ребенок... В этим теперь все. Но это уже другое. В нем Бог открывается, но не в радости, а в страдании, когда смерть хочет его отнять, а я цепляюсь за Бога.

Пол меня обманул. Уже, кажется, ухожу из возраста пола. Не пришлось Бога увидеть.

Душу мира чую в красоте, в природе, но не входит она в меня. Я не член природы. Мысль, одиночество (метафизическое) и грусть.

А я ведь женщина.

З. Ш.

Р. S. Каждую вашу строчку читаю с жадностью и ищу в ней "Розановщины". Когда нет - когда не по-"Розановски" написано, - думаю: это так написал, "так..." (?).

Будет ли "Таня" такая, как "мама"? Или она слишком усердно училась у Добиаш и по Випперу?<<*14>>

Секрет "мамы в том, что она училась дома, где, верно, есть киот и сундучки, в церкви... И так прочно этому училась, что если и попала в гимназию - не испортилась.

P.P.S. Самое лучшее (для меня) на стр. 447-49 "Опав. лист". Вот так и я узнала Его. А Иегову не знаю".

 

Вот сидящим-то "по колодцам" мне и хочется говорить. А базару - ничего.

* * *

Революции происходят не тогда, когда народу тяжело. Тогда он молится. А когда он переходит "в облегчение"... В "облегчении" он преобразуется из человека в свинью, и тогда "бьет посуду", "гадит хлев", "зажигает дом". Это революция.

Умиравшие от голоду крестьяне (где-то в Вятке) просили отслужить молебен. Но студенты на казенной стипендии, естественно, волнуются.

А всего больше "были возмущены" осыпанные золотом приближенные Павла 1-го, совершившие над ним известный акт. Эти - прямо негодовали. Как и гвардейцы-богачи, высыпавшие на Исаакиевскую площадь 14-го декабря. Прямо страдальцы за русскую землю.

Какая пошлость. И какой ужасный исторический пессимизм.

 

Как объясняется роковое, черное, всемирное: "нужно несчастье". Оно объясняется из какого-то врожденно-сущего - в "закваске" мира - неблагородства.

Страдаем - и лучше.

Счастливы - и хуже.

О, какой это Рок.

* * *

20 ноября.

Вася стоял над мамой.

Сегодня ее отвезут в больницу.

Идет в классы.

Вторник.

20 ноября.

Канун Введения.

Лицо ее все сжалось, и послышался вой:

- Детей жалко... Детей жалко... Детей жалко... (несколько раз прерываясь).

- Вчера и Домны Васильевны не было дома, а они вели себя так тихо. И ничем меня не расстроили.

Теперь она не плачет, а как-то воет. И лицо страшно сжимается...

(посвящаю это попу Альбову, - от которого единственно услыхала грубые укоры, им сделанные, пользуясь рясой. Услыхав, только сказала: "Что я ему сделала?").

* * *

Тишина лечит душу.

 

Но если тишина относится к "концу всего", как сон к смерти, то неужели смерть окончательное излечение?

Чтó мы знаем о смерти?

О, если бы что-нибудь знали!

(20 ноября, канун "Введения", мамочка легла "для молчания",
тишины и отдыха в клинику Елены Павловны)
.

* * *

Вселенная есть шествование.

И когда замолкнут шаги - мир кончится.

 

И теперь уже молчание есть вечерняя заря мира.

* * *

В конце всех вещей - Бог.

И в начале вещей Бог.

Он все.

Корень всего.

* * *

21 ноября.

Оттуда и пошел этот тон самодовольства, самонадеянности, самомнения и "всех победим", даже "завтра же". Но с миллионом в кармане и вне досягаемости для "III-го отделения" отчего же и не быть в самомнении. С миллионом и, кроме того, с 1000 способностей, если и не глубоких, то очень видных. За этот "гуж", однако, "по примеру" ухватились и студенты с 5-ью рублями в кармане, и нищие курсистки с одной готовностью "любить" и "все отдать" (без дурного намека), и вот им пришлось очень тяжко. Да и способностей таких нет, хотя, м. б., более глубока душа. Пришлось очень тяжко. Русская революция или, скорее, "русский протест" взял в Герцене неверную ноту, слишком высокую ноту, - фистулой и поднявшись на цыпочки пальцев. Но уж нельзя в середине "спустить тон": получится какофония и невозможное. Так в Герцене, собственно, не зародилась, а погибла русская революция, с тех пор кричащая петушком и топчущаяся на одном месте, с его франтовским лозунгом: "Ни пяди назад!" "Мы, русские, на мéньшем не помиримся".

И едят, бедные, селедочку, запивая водочкой, ночуя с "курсихой", и завтра надеясь проснуться в заре торжествующего социализма.

 

Общественная политика, роль общества в политике, его сила и значительность в политике, - начнутся тогда только, когда оно почувствует мужество отречься от Герцена, и прежде всего не уважать в нем литератора (отвратительный тон).

Сказать ли наконец истину (которую едва сознают через сто лет), что общественная роль в политике начнется только с момента, когда общество, сняв шапку, поклонится Государю и скажет:

- Ты первенец Земли Русской, а мы - десятые и сотые. Но и сотые, и десятые имеют свой час, свой урок, свою задачу, свою судьбу, свое указание от Бога. Иди, и да будут благословенны пути твои. Но и ты, оглядываясь на своих деток, - благослови тоже наши шаги.

Вот путь Розанова, а не Желябова. Розанов написал книгу "О понимании", и ему можно поверить больше, чем мужичонке, все качества которого заключались в том, что в него была влюблена "генеральша (по отцу) Перовская". Но генеральши иногда и в конюхов влюбляются (Некрасова "Огородник", Фаустина - жена Антонина Пия).

(в постели ночью).

* * *

Я сам прошел (в гимназии) путь ненависти к правительству... к лицам его, к принципам его... от низа и до верхушки... - путь страстного горения сердца к "самим устроиться" и "по-молодому" (суть революции), и, след., мне можно поверить, когда в 57 лет (а в сущности, начал еще в университете) я говорю, что в России нельзя ничего сделать без Государя и без веры в него; это во-первых, и вовсе еще не главное: а самое главное, что (не говоря об эмпирических исключениях, которые "простим") Государь есть в точности лучший человек в России, т. е. наиболее о ней думающий, наиболее за нее терпевший (ряд государей, "дипломатические поражения", "конфуз" за отсталость), наиболее для нее работавший (сколько проработал Александр II!), и вместе - покá чтó - наиболее могущественный что-нибудь для нее сделать. Он есть лучший человек в России и поистине Первенец из всех потому, что самым положением своим и линией традиции ("с молоком матери" и "врожденные предрасположения") не имеет всецелым содержанием души никакого другого интереса, кроме как благо России, благо народа, в условиях бессословности и внепровинциальности. Самая выработка такого лица поистине есть феномен и чудо: и, поди-ка, если б его не было, создайте другое лицо, которое бы думало "только о народе, его благоденствии и славе". Так думали герои и святые, - как Перикл: и за тó сколько его славят. Славят, собственно, не за успехи (какие особенные успехи у Перикла?), а что вот нашелся же "частный человек", который "всего себя посвятил Отечеству" и у которого вне Отечества не было своей и особой, личной и домашней мысли. Таковы были Перикл, Кимон, и еще немногие, человек семь. Аристид. Но уже Фемистокл не был таким, и не был таким Кромвель, Цезарь, величайшие из "республиканцев". Итак, человек семь всего. Какой же феномен и святое чудо, за веками терпения и страдания, веками покорности и молитвы за царей (вероятно, и гипнотически, магически это действует), русский народ выработал такое учреждение, такую "должность" и "лицо", что как вот новый вступает "в него", он вдруг начинает думать и действовать, "как Аристид и Кимон", т. е. с молитвой только об одном - "как можно справедливее", как можно "лучше стране", и - "ничего мне", "ничего особого и отдельного мне". Царская власть есть чудо. Подите-ка во Франции вот теперь зародите ее, когда раз она исчезла. Только через 500 лет может вновь явиться, - в меньший срок нельзя сделать. Но ошибаться и даже вредить могли и Аристид, и Кимон. Однако в царской власти и через ее таинственный институт побеждено чуть не главное зло мира, которого никто не умел победить и никто его не умел избежать: злая воля, злое желание, - злая, злобная страсть. Дело не в ошибках: поправить всякие ошибки ничего не значит; в истории и даже в мире, в сложении его, в корнях его лежит и всему присуща злая, безобразная воля: Каин, Диавол, Люцифер. Вот с чем не могли справиться народы и от чего человечество невыразимо страдало встречаясь, с чем гибли народы и разбивались целые цивилизации. Это-то метафизическое зло истории и даже метафизическое зло мира побеждено выработкой, в сущности, сверхисторического явления, явления какого-то аномального и анормального (конечно!) - царя: в котором зложелательность pur sang<<31>> есть contradictio in adjecto,<<32>> невозможность и небываемость. Вот почему злоумыслить что-нибудь на царя и отказать ему в повиновении, если он по болезни страстен и гневен (Грозный) или даже если бы он был лишен рассудка, - ужасная вещь в отношении всей истории, всего будущего, тысячи лет вперед; ибо это неповиновение или это злоумышление могло бы в последующих государях разрушить тó главное, что составляет суть всего: их благость и их всецелую, без остатка для себя, благорасположенность ко всем и всему окружающему в стране своей. Перикл, зная, что его "изгонят" или могут изгнать, вдруг стал бы "откладывать в копилку про черный день и на случай". Из царя именно исключен "случай" и "черный день". Все дни царя суть светлы, и о светлых днях ему молится весь народ, ибо непрерывный свет в душе царя есть тот свет, которым освещается вся страна. Вот отчего история с Павлом 1-м была черна, подла, омерзительна для воспоминания, и ее антиблагой характер, "вредный последствиями", был как бы мы проиграли 12-й год: и отчего гг. из Женевы и Парижа и должны быть не просто казнимы, а истребляемы, ибо сами они истребляют, в сущности, весь свет, всю радость, весь смысл, которым живет и осмысливается и онормляется весь русский народ. Вот отчего "раздражить" Государя, сделать ему "огорчение", есть величайшее народу злодеяние. "Перикла обворовали", "Периклу дали пощечину", "за Периклом гонялись с пистолетом" - "Нет Перикла!" - Ну а чтó значит "нет Перикла" для Афин - это знает Иловайский, да и не он один. Вот отчего истребление всяких врагов Государя и всякой вражды к Государю есть тó же, что осушение болот, что лучшее обрабатывание земли, что "дождь для хлеба", и проч. Никакого черного дня Государю, все дни его должны быть белы - это коренная забота народа, на которую, как на хорошую пахоту - урожай, отвечает любовь всемогущего существа о народе, труд для него, забота о нем.

Теперь - о вере, Евангелии и Христе. Т. е. о Церкви, которая ничего еще и не делает и ничего еще и не имеет, кроме как хранить, говорить, учить и распространять Евангелие, Христа и Вечную Жизнь.

Едва я сказал, как все закричат: "Да ведь это цивилизация!" Это уж не Боклишко с Дарвинишком, не Спенсеришко в 20-ти томах, это не "наш Николай Григорьевич" (Чернышевский), все эти лапти и онучи русского просвещения, а это цивилизация а самом деле от пришествия гуннов и Алариха до Эдуарда Исповедника, до Крестовых походов, до рыцарства, до Сервантеса, до Шекспира и самой Революции. Что же тут трясутся "в изданиях Пирожкова" Ренан и Штраус: да их выдрать за уши, дать им под зад и послать их к черту. Если запищат наши "Современники" и девица Кускова - сослать их за Кару. Чтó же делать с червяком, который упал с потолка вам в кушанье? Такового берут в ложку и выплескивают к черту. Вечная Жизнь и Бокль, проповедь Апостолов и 43 года "Вестника Европы", который не удостоил их хотя бы когда-нибудь назвать по имени и верно не знал, что их "12" ("исторический журнал"). Какое же рассуждение: "Вестник Европы" нужен 6000 своих подписчиков, Евангелие было необходимо человечеству двадцать веков, каждому в человечестве. Кто же бережет лопух, который заглушает сад, кто бережет червя, который ест яблоко, и кто бережет разбойника, который режет на дороге? Никакого рассуждения, что все это к выбросу. Но я говорю о корнях (исторических), когда хочу рассуждать: в Евангелии, в одной книге, и в Церкви, т. е. в одном учреждении, Европа - не русские и не немцы, а Европа - имеет то одно, как бы "в горсть взятое", чего не имели Греция и Рим, не имеют и Китай и Индия. Ибо там если и есть Будда и Конфуций, то это - философия, которая еще имеет соперничество в более древних лицах. Но Европа и только одна она имеет одно рождение из одного Лица - Христа. Нет "Европы", а есть "Христианский мир", и все знают, что "Христианский мир", обширнее, многозначительнее и вечнее "Европы", а "Христос" обширнее "Христианского мира" и есть "Вечность" и "Всё".

Понимаете ли вы отсюда, что Спенсеришку надо было драть за уши, а "Николаю Григорьевичу" дать по морде, как навонявшему в комнате конюху. Что никаких с ним разговоров нельзя было водить. Что их просто следовало вывести за руку, как из-за стола выводят господ, которые вместо того, чтобы кушать, начинают вонять. Догадываетесь ли вы, наконец, что цивилизация XIX века, которая в значительной степени есть антихристианская, была вовсе не "цивилизация", а скандал в ней, и не "прогресс", а "наследили на полу" и надо это подтереть. Пришли свиньи и изрыли мордами огород: это не значит, что огороду не надо быть и надо к осени остаться без овощей, а значит, что свиней надо прогнать или заколоть, а гряды поправить, вырытое вновь всадить в землю и по осени собирать плоды.

И вот эта "Церковь" - она уже до того превосходит Россию, она до того превосходит Европу, что Русский Царь, о котором я сказал все слова, какие сказал, - Он склоняется перед одною Церковью, как Вечным Источником жизни всех, - и так же страшится и испуган Ее огорчить, как каждый из нас страшится и испуган огорчить Его.

И эти два, в слиянии, образуют Свод над мужиком и Русью, над каждым и всеми. Какого не имели ни Рим, ни Афины.

......................................................

(устал. Ночью в кровати 21 ноября).

* * *

Весь парламент есть, в сущности, бодливость безрогих коров и "критика на быка" раздувающейся лягушки. По крайней мере наш парламент и по крайней мере до сих пор.

Удался и с достоинством он только в Англии. Там он народен и "с осанна". У нас в противоречии "с Господи помилуй";, и, вероятно, просто пройдет.

Нам нужно чтó-то другое. Что - неясно.

К числу безумств нашего 5-летнего ребеночка относится то, что он уже оскорбил Церковь. Этого "уже" никак не сотрешь и последствий его никак не избежишь. Последствие же есть то, что церковному народу он останется навсегда чужд и враждебен, а бесцерковные частицы в народе суть хулиганские. Хулиганство он потянул к себе, а историю оттолкнул. Что же с ним делать и куда его девать? Ибо такие вещи можно "девать", а "сделать из них" - ничего нельзя. И сделал он это ради сущих пустяков.

Парламент наш даже не есть политическое явление, а просто казенный клуб на правительственном содержании. Если бы он был политическим явлением, он, сейчас же родясь, - начал бы союзиться, искал "усилиться". А "наш 5-ти леток" сейчас же заявил:

- Я, па-па-ся, у-сех сильнее.

Пока его не ударили по носу. Тогда наш осетр нырнул в воду, а затем даже неизвестно, куда пропал: поехал в Лондон и только через год аукнулся в Париже. До того бедный испугался. Да и все они вообще чрезвычайно пугливы. Родичев сделал оскорбительный намек ("Столыпинский галстух"), - но не только потом извинился, а захворал от проявленной храбрости ("букеты" дам больному).

Между тем роль его была действительно велика и в высшей степени проста. Нужно было избавиться от того "крапивного семени", с которым войну начал еще Сумароков, - от чиновничества. Точнее - не избавиться, а серьезно подчинить себе и своему активному возбуждающему контролю. Для этого надо было именно осоюзиться с Царем, с духовенством, с дворянством, с купечеством, которых чиновник, в сущности, всех "съел". Съел, поставя на место их свою безличность и формальность. Нужно было вернуть "лицо" всем этим угнетенным началам русской истории, - лицо, достоинство, деятельность.

Вместо этого парламент у нас явился "журналистом", тем русским журналистом, который беден и потому ругает богатых, без власти и потому ругает людей значительных, - жид и некрещеный, и потому ругает русских и веру. Это нелепое и чудовищное явление, вполне гадкое и в гутенберговском наборе, стало еще гаже, обсуждая "законы". Оно стало комическим явлением и ничем, кроме комических заслуг, не может отличиться.

* * *

Господи! Прости ей грех, прости ей грех, прости ей грех.

Потому что она наследница Твоего богатства, которое Ты оставил миру, чтобы не заблудился мир. И которого если не будет, мир заблудится. И которого не будет, если погибнет Церковь.

Не дай погибнуть ей. Поддержи ее. Поддержи ее и укрепи.

* * *

Мучительное в положении Церкви, что она не знает среднего пути между буйством и ренегатством самой вере (Гр. Петров), - и между смирением, переходящим в трусость, попустительство и лесть.

Нет кроткого мужества, нет мужественной кротости - в этом почти все.

(21 ноября).

* * *

Я нуждаюсь только в утешении, и мне нужен только Христос.

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

(Язычество и юдаизм и на ум не приходят.)

(за корректурой ночью в редакции 22 ноября).

* * *

Вот что значит рвануться к неудачной теме: Франция гибнет и уже почти погибла (даже население вырождается) в судорожных усилиях достигнуть просто глупой темы - Свободы.

Нужно достигать гармонии, счастья, добродетели, героизма, хлеба, женщин; ну, если брать отрицательное - достигать разврата.

А не пустоты: а свобода есть просто пустота, простор.

- Двор пуст, въезжай кто угодно. Он не занят, свободен.

- Эта квартира пустует, она свободна.

- Эта женщина свободна. У нее нет мужа, и можешь ухаживать.

- Этот человек свободен. Он без должности.

Ряд отрицательных определений, и "свобода" их все объединяет.

- Я свободен, не занят.

От "свободы" все бегут: работник - к занятости, человек - к должности, женщина - к мужу. Всякий - к чему-нибудь.

Всё лучше свободы, "кой-что" лучше свободы, хуже "свободы" вообще ничего нет, и она нужна хулигану, лоботрясу и сутенеру.

К этому-то милому идеалу, "обнимая воздух", Франция и рванулась. И разбилась в пустоте.

Тогда как надо было стремиться к гармонии, порядку и работе. Тогда как можно рваться: к героизму - без Бога, к святости - в Боге.

(каб. уедин. 23 ноября).

* * *

Смерть не страшна тому, кто верит в бессмертие.

Но как ему поверить?

Христос указал верить.

Но как я поверю Христу!

Значит, главное в испуге моем - неверие в Христа.

И мука моя оттого, что я далек от Христа.

Кто меня приведет ко Христу?

Церковь вела, но я не шел.

(23 ноября в редакции ночью, хлопоты о статье).

* * *

От всего ушел и никуда не пришел.

(о себе).

* * *

Из всех роскошеств мира она любила одну чистоплотность.

(детям, - как завет от мамочки).

 

Бархатная кофточка у нее была - раз (синяя, в молодости); платья такого не было. Шелковые кофточки, конечно, были.

* * *

...Так моя жизнь, как я вижу, загибается к ужасному страданию совести. Я всегда был относительно ее беззаботен, думая, что "ее нет";, что "живу как хочу";. Просто - ничего о ней не думал. Тогда она была приставлена (если есть "путь", а я вижу, что он есть) в виде "друга", на которого я оглядывался и им любовался, но по нему не поступал.

И вот эта мука: друг гибнет на моих глазах и, в сущности, по моей вине. Мне дано видеть каждый час ее страдания, и этих часов уже три года. И когда "совесть" отойдет от меня: оставшись без "совести", я увижу всю пучину черноты, в которой жил и в которую собственно шел.

Это ужасно: и если напр. остаться с этой тоской не на 3 года, а на весь "загробный мир", на всю вечную жизнь, то разве это не ад, краешек которого я ощущаю. Она же, "друг" мой, всю себя отдавшая другим, - перейдет в вечную радость.

* * *

Вот на остающиеся 10 лет жизни я несчастен потому, что не позвал вовремя Карпинского.

И в детстве: свой домик, брат 19-ти лет, сильный, умный и даровитый, сестра вернулась (из Кологрива), кончив училище... Да мать, - ну, в усталости. Да два малолетка. Да брат лет 16 - чуть-чуть слабоумный, "придурковатый", но тих и благородный, "плачущий" (когда его обижали "разумные"; они его обижали).

Отчего бы не жить? Огород большой. Парники. Аллеи липовые (или березовые? - за младенчеством не помню) вырубили. Т. е. земля большая.

Была своя корова (темная шатенка).

Отчего бы не жить?

Но 19-летний брат, когда его посылали в аптеку Зейгница - то приносил пузырек чего-то мутного. По "не формальной" завертке (цветные бумажки) догадывались, что это он сам наливал. Деньги же (меньше рубля) брал себе. Как-то раз сказал при мне (был один, и я с ним, - но слова слышал, не понимая смысла): "Это мне для........ "И немножко вина".

И "для......" же уносил последнее белье из комода (матернее, сестрино, наше детское). Говорили об этом. Как с ним драться, когда он всех сильнее (старший в дому).

Мать лежала (болезнь).

Дети играли. Я (из-под палки) все на носилках носил навоз в парники (очень тяжело, руки обрывались, колена подгибались). Потом - поливал (легче, но отвратительно, что, вытаскивая ведра из прудика, всегда заливал штаны). Потом - полол. Мне было 7, 8, 9 лет (хорошо бы труд, но всегда без улыбки и ни единого слова, т. е. каторжный). 19-летний и 17-летняя - ничего. (Нельзя было их заставить, и даже оскорблялись на "попросить".)

И развалилось все. В проклятиях. Отчаянии. Отчего? Не было гармонии. Где? В доме. Так "в "доме", а не - "в обществе", до которого ни нам не дотянуться, ни ему до нас не дотянуться.

Как же вы меня убедите в правоте Лассаля и Маркса?

И кто нас "притеснял"? Да мы были свободны, как галки в поле или кречеты в степи. И - проклятие, отчаяние и гибель.

А могли бы быть не только удовлетворены, но счастливы. Да: было еще пенсии 300 р. в год, по 150 р. в полугодие (получали полугодиями).

(ночью в постели вспоминаю).

* * *

Он точно кисточкой рисует свои добродетели. И так как узор красив, то он и продолжает быть добродетельным.

Но это не доброта.

Доброта болеет. Доброта делает. Доброта не оглядывается. Доброта не ищет "себя" и "своего" в поступке: она видит внутри поступка своего только лицо того, кому нужен поступок.

Доброта не творит милостыни, доброта творит братское дело. Мы все братья, и богатые, и нищие, и знатные, и простые. Ибо завтра богатый может потерять богатство и знатный очутиться в тюрьме.

* * *

В 1895-6 году я определенно помню, что у меня не было тем.

Музыка (в душе) есть, а пищи на зубы не было.

Печь пламенеет, но ничего в ней не вáрится.

Тут моя семейная история и вообще все отношение к "другу" и сыграло роль. Пробуждение внимания к юдаизму, интерес к язычеству, критика христианства - все выросло из одной боли, все выросло из одной точки. Литературное и личное до такой степени слилось, что для меня не было "литературы", а было "мое дело", и даже литература вовсе исчезла вне "отношения к моему делу". Личное перелилось в универсальное.

Да это так и есть на самом деле.

Отсюда моя неряшливость в литературе. Как же я не буду неряшлив в своем доме. Литературу я чувствую как "мой дом". Никакого представления, что я "должен" что-нибудь в ней, что от меня чего-то "ожидают".

* * *

На "том свете" я спрошу:

- Ну, что же. Вера, доносила старые калоши?

Потому что на этом свете она спросила:

- Барин, у вас калоши-то худые. Отдайте их мне.

И я, - засыпая после обеда, сказал:

- Возьми, Вера.

Она была черная, худая и мертвенная, лет 45-ти, но очень служила мне верной службой.

Я не догадался ничем ее отдарить. Не пришло на ум (действительно). А теперь почему-то мучит и вспоминаю. Это было 23 года назад.

Она была безмолвная и безответная. Огурцы засолила. Подает в сентябре. Твердые-претвердые.

- Что это за нелепые огурцы, Вера?

- Это с острогоном. Крепче. Через 2 недели будут совсем хороши.

Котлеты. И - ягоды черные!!!

- Это что за нелепость. Вера???!!!

- Я у купцов так готовила. С черносливом.

И действительно было приятно.

(в Ельце).

* * *

У Родзевича была горничная. Очень милая. Он же был жесток (учитель математики).

Тогда я, Стройков, Запольский, Штейн (жили у Василия Максимовича, наверху) решили ему отомстить за вечные двойки.

По длинному нижнему коридору (учительскому) она несла барину суп. Обе руки заняты. "Точно нас осенило": мы подскочили с трех сторон и стали... чего-то искать у нее в кофте. Волнуется, бранится, но ничего не может поделать (руки заняты). И бежать не может (уронит миску). Бранится. У нас руки как таракашки по ней бегают. Но ничего особенного, и вообще скромно. IV класс гимназии... "Глупыши и не понимаем". Нам бы надругаться над Родзевичем.

Он был поляк, католик, ханжа и сослан в Нижний за "бунт". Бесцеремонно он всем полякам ставил не менее 3-х (даже Горскому, который ничего не знал и нагло манкировал); нам же, русским, почти сплошь ставил двойки.

Он был маленький, почти крошечного роста, с козлиной бородой, худой, злобный, и почему-то вкруг шеи наматывал длиннейший грязный шарф.

Голос - громóвый. Сущий сатир или дьявол.

На другой день, войдя на кафедру, но не садясь, он гробовым глухим голосом, не понятно ни для кого в классе (кроме "нас четырех"):

"- И вы-ы-ы! - Бормотанье... - Испорченные ю-ю-ю-юноши... Некоторые из вас... Осмеливаются... Даже своих наставников не уважать"...

Но он был до того хитер, что в этот урок никого из нас не вызвал к доске (доказывать теорему).

Только потом мучил.

(в Нижнем).

* * *

Любовь продажная кажется "очень удобною": "у кого есть пять рублей, входи и бери". Да, но

Облетели цветы

И угасли огни...

Чтó же он берет? Кусок мертвой резины. Лайковую перчатку, притом заплеванную и брошенную на пол, которую подымает и натягивает на свою офицерскую руку и свою студенческую руку. "Продажная любовь" есть поистине гнусность, которая должна быть истреблена пушками (моя гимназическая мечта), порохом и ножом. На нее нужно смотреть как на выделку "фальшивой монеты", подрывающей "кредит государства". Ибо она, все эти "лупанары" и переполняющие улицы ночью шляющиеся проститутки, - "подрывают кредит семьи", "опровергают семью", делают "не нужным (осязательно и прямо) брак". Ну а уж "брак" и "семья" не менее важны для нации, чем фиск, казна.

 

Но "проституция ничему не уступает": свидетельство истории. И, значит, "пусть она будет", но совершенно в ином виде, чем теперь: не в виде бродячих грязных собак, шляющихся "для всякого" по улице, не в виде "мелочной лавочки", где каждый берет "на три копейки семячек". Нужен иной ее образ: не оскверняющий, не развращающий.

Как-то у меня мелькнуло в уме: в часть вечера, между 7 - 9 (и только), все свободные (без мужей и не "лунного света") выходят и садятся на деревянные лавочки, каждая перед своим домом, и скромно одетые, - держа каждая цветок в руке. Глаза их должны быть скромно опущены книзу, и они не должны ничего петь и ничего говорить. Никого - звать. Проходящий, остановясь перед той, которая ему понравилась, говорит ей привет: "Здравствуй. Я с тобой". После чего она встает и, все не взглядывая на него, входит в дом свой. И становится в этот вечер женою его. Для этого должны быть назначены определенные дни в неделе, в каждом месяце и в целом году. Пусть это будут дни "отпущенной грешницы" - в память ее.............................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

......................................................

...... В разряд этот войдут вообще все женщины страны, - или города, большого села, - неспособные к единобрачию, неспособные к правде и высоте и крепости единобрачия. Они не должны быть ни порицаемы, ни хвалимы. Они - просто факт. Но они очень должны наблюдать себя, свою телесную чистоту, свое нервное (полное) спокойствие. Они должны быть постоянно свежи: от этого изгоняется каждая, принявшая двух в один вечер (теперь сплошь и рядом), принявшая кого-нибудь в дни своего "месячного очищения", и вообще в "непозволенные дни". Через это "кабак" проституции устранится, а "душа проституции", которая есть, выберется из-под мусора. Разумеется, у них должны быть дети, вообще они должны быть детные. Они - семьянинки: "но - вдовствующие" с каждым утром и каждый вечер "вновь выходящие замуж" (психология, чувство самосознания, отнюдь не убитое и не умаленное).

Мне рассказывал один портной историю своего брака: он "и не видал жены своей", дочери швейцара в чрезвычайно высокопоставленном дому. Ей было всего 17 лет, и, как потом он узнал, родители говорили ей: "Ты хоть постой за венчанием"; (т. е. " а потом - поступай, как знаешь"). Она была совершенно неудержима в "отдачах" и не могла не отдаться каждому, кто ей понравился ("приглянулся"). Муж (хмурый мещанинишка, - прилежный, "одна проза") был ей совершенно противен, и она, уже спускаясь с лестницы после венца, не позволила ему подать себе пальто, неглижерски отвернувшись от него. "Ко мне в дом она взяла тетку, которая с нею спала в одной комнате, в эту первую брачную ночь". Дней через 5 она переехала к родителям. Ежедневно с двоюродною сестрою мужа она уходила на холостую квартиру своего кузена, и он был ей "муж" на час. Родители уже не сдерживали: ничего нельзя было сделать. Замечательно, что на ее сторону стала и полиция (была обаятельна?) и посадила муженька "в холодную" или вообще "к себе", - и держала, "пока не даст паспорта (ей) на отдельную от себя жизнь". Он не давал, пока не пришел ко мне советоваться (тогда я писал о разводе). Я сказал, чтó знал, т. е. что "Св. Церковь ему развода не даст ("ибо без свидетелей") и он должен претерпеть". Он, главное, был возмущен, что она мешает его работе, его укладу жизни, что он "не в спокойных мыслях", - не понимая сам, "муж или не муж". Такую же еще раз я встретил (ее рассказ) - образованную, красивую, в высшей степени скромную (в манерах), и об одной такой мне рассказывала поразительную историю Евгения Ивановна, добавлявшая: "Я не могла ее не любить, до того она была вся милая и приятная";. Сама Евг. Ив. абсолютно целомудренна. Вот факты.

* * *

...Как поршень действует в цилиндре насоса? - под поршнем образуется пустота. И природа с ее terror vacui<<33>> стремится наполнить ее. Выступают и поднимаются вóды земли, собираются вóды земли (почвы) и устремляются к уходящему поршню... И жизнь, и силы, и кровь. Вот отчего "весь организм" как бы собирается в одну точку. И поистине эта точка и в это время есть "фокус организма и жизни", - подобно как есть "фокус" в оптических стеклах.

* * *

Оплодотворение детей входит неописуемым чувством в родителей: - "Вот я прикрепился к земле", "Земля уроднилась мне", "теперь меня с Земли (планеты) ничего не ссадит", не изгладит, не истребит.

Отсюда обряд, песни, цветы, у всех народов, у нас - венчание; белое платье, венцы на головы брачущихся.

Но это - глубже, это не обряд; обряд пришел "совсем потом" и показует не свою важность, а важность того, к чему он прикрепился.

Отсюда же в древности "пир происходил", когда новобрачные уже отводились в опочивальню (в Иерусалиме - в "хуппу"), и они начинали совокупляться во время самого пира; у нас, русских, до последнего времени выносилась "в пир" и показывалась гостям снятая после совокупления сорочка новобрачной, со всеми знаками его силы и ее чистоты. Но это - не "проверка": разве психология пира такова, чтобы "рассматривать подпись на долговой расписке". Совершалось это вначале по наивной и открытой радости родителей, что крови начали уже сливаться, два рода - его род и ее род - слились в одну реку, срослись в один ствол Вечного Дерева; - что "Древо Жизни" преуспело и снесло еще яблоко. У Андрея Т. Болотова, в его "Записках", описывается подробно этот вынос рубашки новобрачной. В Смоленской губернии торжество омоченной срачицы сохраняется до сих пор в благочестивом простом народе, у мещан по городам и везде в селах.

Но все это - "приложилось". В основе лежит чувство родителей, как бы вторично и более полным образом рождающихся в мире. Совокупление детей есть для родителей собственное их второе рождение. Едва крови - "прорвав ткани - слились, как в родителей входит метафизическое знание, что от них отделилась нить, которая связалась в узел с нитью, вышедшей из пуповины "кого-то другого", "совсем нового", "чуждого вот нашему роду". Это близко к тому, как насекомое-наездник, опустив яйцевод, - просверливает кожу куколки и опускает в тело куколки яйцо свое, из коего вылупится "я" этого наездника и будет питаться телом этой куколки. Только там это - жестоко и убийственно, а здесь это благо, любящее, в наслаждение "яйцекладчиков" и в Вечную Жизнь. Отсюда же древние обычаи: что финикиянки выходили на берег и отдавались приплывавшим иностранцам, т. е. - "как тело куколки", но сладко, "принимали яйцо наездника", чтобы унести себе его в дом и там родить и вырастить. Отсюда же почти везде в древности существовавшая "семейная проституция", которая на самом деле есть вовсе не это отвратительное и денежное ремесло, но тоже "приятие себе в дом яйца", как некоторой абсолютной мировой ценности, что ведь, в сущности, и есть так. Поэтому она никого не оскорбляла, а оскорблял, напротив, отказ иностранца, путника или гостя дать яйцо. "Как курица - побыла сутки в доме, но ничего не оставила". Это обижало, это отталкивало, это разделяло, это вводило людей в тоску и слезы. Напротив, "приняв яйцо", радовались и гоготали, как курица после яйценесения. Курица-то почему кричит? Да что она "принесла пользу миру"; более "не чужая миру"; она кричит: "мир - мой";, а "я - мировая";, т. е. мировая вещь, мировое лицо; я теперь "мировое существо" - в "середочках", а не "с краешку" (конец мира).

Если курица чувствует, насколько ярче и сильнее чувствует человек!

Дети - не верьте родителям: они скрываются.

Проклятое уныние склонило чело их долу. Но это - тоска времени, и она пройдет.

Поднимите глаза: солнце восходит.

Солнце жизни...

Солнце улыбок...

(открытие Розанова).

* * *

Совокупление, - каждое единичное, и брак как нить и цепь их, всегда имеет определенный возраст. Год, месяц и день. Этот возраст равен половине суммы годов обоих совокупляющихся. Если ему 24 и ей 16, то совокупление двадцатилетнее

 

.

 

Следовательно, совокуплению лет -

 

    Когда ему " " " " " " " " " " " " " " " " " " " "   и ей " " " " " " " " " " " " " " " " " " " "  

 

Или -

30 если сочетающимся 16 и 44 лет

35 " " 16 " 54 "

40 " " 16 " 64 "

И т. д.

Отсюда объясняются странные браки, даже странные любви, как и дерзкие посягновения: напр.,

45 и 16 дают возраст брака - 30 л., но:

45 и 14 " " " - 29 "

45 и 12 " " " - 28 "

И т. д. Отсюда объясняется факт, напр., об избитом (кажется, Тагиевым) инженере. Я читал тогда: у старика Тагиева был сын, и женат он был на такой-то. Вдруг младшая, маленькая сестрица ее, говорит этой своей замужней сестре:

- Знаешь, Зельма, - я буду скоро твоей матерью.

Та удивилась и не поверила: но скоро оказалась правда. Оказалось, старик Тагиев (миллионер-татарин в Баку, - нефтяник) сделал предложение и действительно женился на младшей сестре жены своего сына. Т. е. в отношении себя он взял как бы внучку. И был строгим и любящим мужем. Нельзя отрицать, что и она его любила, по общему инстинкту подростков: "быть - скорее большой";, "скорее - вырасти";. Мне приходилось наблюдать (у немцев) любящую пару, где ей было 24 (хороший рост, полное здоровье, красива), а ему не менее 66 лет (след., брак был 45 лет). Она мне (т. е. обществу при мне) передавала, как они вдвоем при зимней луне катаются на лыжах; и она постоянно была около мужа, не ища другого общества. Через год у них родился ребенок.

(в клинике Ел. П.).

* * *

...уже дотрагивание доставляет удовольствие, даже одна мысль. Дотрагивание кого бы то ни было, мысль о ком бы то ни было. Как же избежать "греха"?

Человек окружен, как морем, им.

И почему это "грех"? Какие доводы? Где доказательства?

От неясности доказательств море еще мутнее, человек еще угрожаемее.

Не говоря о мужчине, которому за тайной "все дозволено", но как вы убедите девушку, что ей "не дозволено", и она не может иметь детей, не "дождавшись" мужа, когда она "его ждала" до 25, до 30, до 35 лет: и, наконец, до каких же пор "дожидаться" - до прекращения месячных, когда рождение уже невозможно???

До каких лет дожидаться - это должно быть оговорено и в светских законах, и в церковных правилах. Ведь совершенно явно, что она должна еще до прекращения месячных "исполнить закон земли" (Бытие, кажется 17-я глава, - слова друг другу одиноких, за разрушением города, дочерей Лота, не имевших ни женихов, ни надежды на них).

Эй, не дразните собаку на цепи. И собака - срывается. А человек повалит и конуру, да еще и искусает сторожа.

(в клинике Ел. П.).

* * *

Без веры в себя нельзя быть сильным. Но вера в себя разливается в человеке нескромностью.

Уладить это противоречие - одна из труднейших задач жизни и личности.

* * *

Полевые и лесные частицы в человеке едва ли когда-нибудь могут вовсе исчезнуть, и даже едва ли желательно, чтобы они вовсе изгладились.

Все будут в смокинге, как Скальковский, - нет! нет!

(одеваюсь в клинику).

* * *

Мало солнышка - вот все объяснение русской истории.

Да долгие ноченьки. Вот объяснение русской психологичности (литература).

 

Мы не зажжем инквизиции. Зато тюремное ведомство - целое министерство.

(в клинике Ел. П.; курю, выйдя).

* * *

У социал-демократа одна тоска: кому бы угвóздиться на содержание. Старая барыня, широко популярный писатель, "нуждающийся в поддержке молодежи", певец - все годится.

Не знаю, какую угрозу правительству составляют эти господа.

(клиника Ел. П.: курю, выйдя).

* * *

Сердце и идеал было во мне моногамично, но любопытство и воображение было полигамично.

И отсюда один из тягостных разрывов личности и биографии.

Я был и всешатаем и непоколебим.

(еду в клинику).

* * *

Женщина - исподнее существо.

Договаривают: "и - преисподнее".

- Нет, она небесное существо.

(еду в клинику).

* * *

Cul. ph. непонятен и невозможен вне родства, в родстве же он понятен и неизбежен, как средоточие этого родства, его источник и возбудитель, тайная его поэзия и, наконец, религия.

"Cul. phal." был продиктован кем-то очень старым, "ветхим деньми". Молодому он и на ум не может прийти, в молодом он возбудил бы только "смех или забавное отношение".

Он смешон для братьев и сыновей, но не смешон - для родителей; смешон для дочерей, для сестер, - но не смешон "для свекра и свекрови, для тестя с тещей". Он совершенно понятен для всякого деда и бабки. "Кто дал его" (первому человечеству) - был непременно "с развевающимися по ветру седыми волосами", был око (зрение, всевидение).

* * *

Всякий оплодотворяющий девушку сотворяет то, что нужно.

(канон Розанова, 28 ноября).

* * *

Последний момент - смятение души, смятение стихий.

Так и сказано, что он "в бу







Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 359. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Основные симптомы при заболеваниях органов кровообращения При болезнях органов кровообращения больные могут предъявлять различные жалобы: боли в области сердца и за грудиной, одышка, сердцебиение, перебои в сердце, удушье, отеки, цианоз головная боль, увеличение печени, слабость...

Вопрос 1. Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации К коллективным средствам защиты относятся: вентиляция, отопление, освещение, защита от шума и вибрации...

Задержки и неисправности пистолета Макарова 1.Что может произойти при стрельбе из пистолета, если загрязнятся пазы на рамке...

Способы тактических действий при проведении специальных операций Специальные операции проводятся с применением следующих основных тактических способов действий: охрана...

Искусство подбора персонала. Как оценить человека за час Искусство подбора персонала. Как оценить человека за час...

Этапы творческого процесса в изобразительной деятельности По мнению многих авторов, возникновение творческого начала в детской художественной практике носит такой же поэтапный характер, как и процесс творчества у мастеров искусства...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия