Роберт Лоуренс Стайн. 2 июля 1999 года, штат Мичиган

2 июля 1999 года, штат Мичиган

 

Сброшенный с поезда, рассыпающийся на ходу, он лежал под насыпью, нянча сломанную руку. Кажется, ему все-таки удалось оторваться. Но ненадолго. Фэбээровцы снова выйдут на его след. И тогда ему придется опять стать тем, кем он быть не хочет. Он (задранная к небу белая морда, желтоватый грязный мех, отвисшее брюхо, огромные зубы, от кормежки до кормежки) помотал головой. Нет, никогда. Но Элис больше нет, никто ему не поможет. Фэбээровцы взяли ее. Или взяли серые. Но все, ее нет. Нет. Нет.

Он повторил это еще несколько раз, потом понял, что сидит и раскачивается в жутковатом трансе. Смерть... он бы почувствовал ее смерть, разве нет?

Нет, нет, нет. Не-не-нет.

Фил встал. Замотанная в грязную тряпку правая рука (лапа) отдалась болью. Ему нужен доктор. Как ни смешно, подойдет даже ветеринар. Он усмехнулся сквозь красные полосы боли, накатывающие на него. О, ветеринар было бы хорошо. Возможно, он единственный из пациентов, который смог бы сказать, что у него болит. Мечта. Пациент-мечта. С насыпи скатились несколько камушков. Фил вздрогнул и поднял голову. Нет, показалось.

Он опять помотал головой. Себе-то можешь признаться, Фил? Ему все время чудится, что на насыпи будет стоять Отто Кляйн. Ерунда. Даже фашистские ублюдки-вивисекторы не настолько всемогущи, чтобы перенестись сюда из Аризоны в мгновение ока. А когда Фил в последний раз говорил с ним по телефону («я убью тебя, Кляйн. Обещаю, я сделаю это») Кляйн был на той стороне, в подземной лаборатории. Номер был обычный аризонский, но дома, на который он был зарегистрирован, и хозяина дома не существовало. И проект «Слепнир» никогда не существовал. И он, Фил, не существовал, и никогда не убивал тех охранников.

И, главное, никогда не существовало Элис Фаррон.

Фил вдруг понял, что плачет, сам того не замечая. Элис. Он до сих пор помнит тот день, когда впервые встретил ее. День, когда все началось. Нет, он не может винить её в том, что с ним произошло. Она ни о чем не подозревала. И если бы ему хватило ума тогда держать все в тайне, не говорить ей ни слова о том, что с ним случилось и что он собирается делать – Элис сейчас была бы в безопасности. А может быть, наоборот? ФБР в любом случае начали бы поиски Фила с допроса единственного человека, который мог что-то знать о его перемещениях. Если бы Элис ничего не знала, она, скорее всего, уже была бы мертва. А сейчас у нее есть шанс. Она обязательно выпутается из любой передряги. Когда они впервые встретились, Фил сразу понял, что Элис из тех девушек, что постоянно проверяют мир на прочность. Как об этом говорила она сама, «Я танцую босиком на лезвии ножа. Еще ни разу не порезалась». И в этот раз она тоже исполнит свой прекрасный танец без единой ошибки, обведет всех вокруг пальца и, спустя много лет, с улыбкой будет вспоминать, как за ней, обычной Элис Фаррон, гонялись федералы. С улыбкой… Фил бы все сейчас отдал за ее улыбку. Именно улыбка Элис и пленила его два года назад.

 

Он тогда пытался утопить все свои проблемы в бутылке виски в «Ангелах и королях». Дешевая забегаловка с пафосным названием, но выпивка там первоклассная. Да и цены не так уж и высоки. Странно, что человек, желающий покончить с собой, думает о деньгах, но доживать свою недолгую жизнь в картонной коробке на улице Филу все же не хотелось. Местный бармен пытался тогда устроить ему бесплатный сеанс психоанализа, но был мгновенно послан к черту. Ни один бармен мира не сможет вернуть желание жить человеку, которому суждено было умереть в муках меньше, чем через полтора года. После того как Фил услышал свой диагноз, у него внутри словно оборвались все нити, связывающие его с миром. В тот день он бы наверняка спрыгнул с ближайшего моста, если бы в том баре к нему не подсела девушка.

- Ты чего такой серьезный? – с улыбкой спросила она Фила, легонько толкнув его в плечо. - Сайдкар, дружище, - эта фраза была обращена уже к бармену.

Фил устало посмотрел на девушку, которая не сводила с него глаз и явно ждала какой-то реакции. Фил стойко молчал. Он не собирался просто так взять и разрушить свои планы относительно моста из-за какой-то незнакомой ему девчонки. Но и она не собиралась сдаваться.

- Ну и что за жизненная драма у тебя стряслась, если ты сейчас сидишь здесь с таким лицом, будто ты не за барной стойкой, а на электрическом стуле, который вот-вот включат?.. О! Это же моя любимая песня! Пошли танцевать!

Фил вяло пытался сопротивляться, но эта странная девушка, которая, судя по всему, была под кайфом, бесцеремонно стащила его со стула. Фил до сих пор не мог вспомнить, что было дальше, но точно знал, что Дэвид Боуи, несколько алкогольных коктейлей и впервые за всю жизнь давшая о себе знать любовь ко всему миру (впрочем, это мог быть и лизергин, хоть Элис и клялась, что ничего не бросала в его выпивку) сделали свое дело, и утром они проснулись в одной постели. Два абсолютно незнакомых человека, не знавших друг о друге ничего, даже имени, провели вместе ночь, о которой они ничего не помнили. Единственное, что осталось тогда в его памяти – это счастливая, немного глупая, но, тем не менее, прекрасная улыбка этой странной девушки.

Элис была не из тех, в ком можно найти утешение всего на одну ночь и благополучно забыть. Девушки вроде неё не забываются никогда. Ни он, ни она не могли сказать, что заставило их продолжить свои отношения, но факт остается фактом. На следующий вечер, уже на нормальном человеческом свидании в ресторане Фил рассказал ей все. Все то, что не рассказывал раньше никому. Дойдя до той части, когда доктор поставил ему диагноз, который, по сути, являлся приговором, мужчина подумал, что Элис тут же захочет избавить себя от проблем и пойти попытать счастья в том же баре с кем-нибудь еще, но, к удивлению Фила, она лишь улыбнулась (ни дать ни взять Мона Лиза) и уверила его в том, что «раз уж он точно знает, когда ему подвернется случай свалить с этой планеты, стоит это как следует отметить и оторваться на полную, прежде чем настанет время уйти».

 

- Ты что, никогда не смотрел «Достучаться до небес»? Или «Пока не сыграл в ящик»? – удивленно и слегка наивно спросила она тогда, возмущенно хлопая ресницами. - Твой рак ̶ не проблема, а преимущество. Ты знаешь, сколько тебе осталось, а значит, можешь сделать следующие восемнадцать месяцев лучшими в твоей жизни.

Но Элис не понимала одной очень важной вещи. Есть большая разница между тихой и спокойной смертью, которая будет завершением жизненного пути большей части человеческой расы, и смертью от злокачественной опухоли, с каждым днем становящейся все больше. К концу отведенного ему срока, легкие Фила будут похожи на два потрескавшихся камня, тянущих его ко дну. Каждый вдох будет отдаваться в груди болью, намного превосходящей ту, что может выдержать человек. И это нужно было как-то объяснить Элис.

 

Но первый их серьезный разговор состоялся лишь спустя год после ночи их знакомства (все предыдущие попытки Фила поговорить о его болезни и перспективах их отношений безжалостно пресекались многочисленными глупыми выходками Элис, после которых просто невозможно было сохранять серьезность). Странно, но девушка тогда сама начала его. Пока они пытались решить, как проведут оставшиеся Филу полгода - учитывая тот факт, что кашель уже был гораздо сильнее, чем должен быть по прогнозу врачей - она трижды чуть не разревелась. В конце концов, она положила свою голову ему на плечо и тихо проговорила:

- Знаешь, а я слышала про какую-то экспериментальную терапию. Я знаю, наши шансы не так уж и высоки, но мы могли бы попробовать.

- Хуже уж мне точно не будет, - усмехнувшись, кивнул Фил.

Элис, будто комета, вскочила с дивана и вернулась через несколько секунд, держа в руках ноутбук. Заполнение формуляров заняло у Фила не больше пяти минут, но вся следующая неделя прошла в напряженном ожидании. И вот, спустя семь дней, Элис буквально прыгала по дому, периодически хлопая в ладоши. Кандидатуру Фила одобрили. Осталось только собрать вещи и купить билеты на ближайший рейс до Бангкока.

Именно в тот день все и началось. Всегда стоит хорошенько подумать, прежде чем принимать участие в каких-либо «экспериментальных программах». Особенно, если они проходят где-то в странах третьего мира. И уж тем более стоит задуматься, если руководителя этой программы зовут Отто Кляйн. Но тогда Фил просто не хотел замечать всего этого, он просто хотел жить дальше. А эти люди давали ему шанс.

Он фактически заставил Элис остаться дома, в Неваде. И правильно сделал. Будь она с ним, Фил просто не смог бы сделать то, что сделал и вряд ли был до сих пор жив.

 

Как выяснилось позднее, в Бангкоке находилась лишь одна из лабораторий, в которой Филу предстояло пройти все необходимые тесты, чтобы Кляйн мог убедиться в том, что организм пациента выдержит терапию и препараты не ускорят его смерть вместо лечения. Особых проблем с этим не возникло. До рака Фил был в прекрасной форме и все еще мог вынести бóльшую часть той нагрузки, с которой легко справлялся раньше. Дальше группе участников эксперимента (Видимо, собранной со всего мира. Фил был единственным человеком, для которого английский был родным языком.) предстояло отправиться в Аризону, где и будет осуществляться лечение. И почему нельзя было обойтись одной лабораторией? Или хотя бы расположить их рядом.

Если в Таиланде лаборатория Кляйна находилась на одном из верхних этажей Башни Байок II, то в Аризоне она располагалась в подземном бункере времен холодной войны.

- Фынуштенные мэ-эры, - пожал плечами Кляйн, оправдываясь перед теми, кто хоть как-то мог разобрать английскую речь с немецким акцентом. - Наши метикаменты терпеть нен-навитят много кислород и солнце. Им па туш-ше мнить себя крота-ами. А мы им пот-така-аем

На памяти Фила это был первый человек, обращающийся с лекарствами, будто с живыми существа. Впрочем, ему-то до этого какое дело? У всех свои тараканы в голове.

На какое-то время Кляйн оставил пациентов наедине с пятью охранниками, а сам отправился подготавливать операционные.

Один из охранников с ухмылкой потер руки.

- Итак, господа! - сказал он на чистейшем американском английском, обращаясь к остальным охранникам, игнорируя пациентов. – Новый раунд смертельных ставок объявляю открытым! Правила те же. Если кто забыл, может идти к черту, я ничего повторять не собираюсь.

Он достал из кармана блокнот и ручку, а остальные четверо – деньги. Что происходило дальше, понимали, видимо, только охранники. Тот, что с блокнотом, по очереди указывал на каждого из пациентов, а остальные называли какие-то промежутки времени вроде «сутки», «пять часов», «неделя» или «полгода» (собственно, больше «полугода» никто ничего не называл) и отдавали какую-либо сумму денег «ведущему». А он, в свою очередь кропотливо записывал, кто, сколько и на кого поставил. В середине этого действа вернулся Кляйн и собственноручно развел пациентов по операционным. Каждого из них уже ждал свой врач. Фил был последним в списке. Оперировать его собирался сам Кляйн.

- Мы саб-бира-аемся фшифить фам тфа кап-псулы с преп-пара-аты, они будут пастепенно фыд-делять лека-арстфа. Буд-дет немног-го больно, но ум-мирать от рак карасто бальней.

Фил кивнул. Он и сам понимал, что пару месяцев болезненных ощущений от лекарств он пережить может, а рак – нет.

- Растеф-файтэсь до по-ояс и лош-шитэсь на сто-ол, - скомандовал Кляйн. Фил с готовностью выполнил указания Кляйна и дождался, пока ему введут наркоз. Сознание Фила медленно погрузилось во тьму.

 

В операционную вошла женщина в белом халате.

- Ну как тебе экземплярчик? – спросила она у Кляйна. - Сможешь сделать с ним что-нибудь путевое? И замечу, что к нам в этом случае не будет никаких претензий. Саламандра ведь действительно избавит Прайса от рака. Кстати, попробуй вставить в него вот это - мне она уже без надобности, а я хочу немного поразвлечься. – С этими словами она протянула немцу маленькую серебристую бабочку и улыбнулась той самой улыбкой, которая полтора года назад помогла ей завоевать сердце Филиппа Прайса. Стоило Кляйну забрать из рук Элис бабочку, как внешность женщины стала изменяться.

- Wie Sie wünschen, Frau Hel, - ответил Отто Кляйн.

Роберт Лоуренс Стайн