Образовательные стандарты и языки общения в социологии

Вопрос о стандартах в образовании, как ни странно, несет в себе немалый груз культурной противоречивости. Исходная точка этой противоречивости состоит в том, что в контексте русской и западной культур само понятие "стандарт" имеет несколько различную смысловую окраску. У нас "стандарт"—это, как правило, нечто застывшее, утвержденное, лишенное творческого начала, противостоящее движению вперед (отсюда почти априорно негативный смысл "стандартности"). У "них"—это высокая эталонность, которая создает предпосылку для творческой индивидуализации. У "нас"—стандарты преодолеваются (чем "не стандартней", тем лучше, у "нас" чуть ли не каждый факультет социологии говорит на своем специфическом научном языке.). У "них"—научные стандарты служат основой для установления языков общения и, следовательно, взаимного понимания. У "нас" если и говорят о стандарте, то только чисто бюрократически, по-министерски. У "них" внутренние стандарты и эталоны идут от профессиональной культуры и потому не требуют бюрократической фиксации в виде внешнего "госстандарта" или кодексов поведения социологов.

Эти различия имеют прямое отношение и к социологическому образованию.

По самому большому счету, социология—наука рационалистическая, возникшая в контексте западной культуры. Поэтому она и восприняла дух и букву западного рационализма, а вместе с ним и трактовку стандарта как высокого эталона мысли и деятельности. Для русской культуры это, в известной мере, составляет проблему.

С университетской скамьи все усваивают старую хорошую истину о том, что свобода подразумевает необходимость (Спиноза, Маркс), а также и ответственность (Сартр). Однако свобода основывается не только на необходимости и ответственности. Иная грань свободы—культура. Об этом прекрасно писал Джон Дьюи.[3] Свободы, дарованные российской социологии постперестроечной эпохой, реализовывались в контексте весьма иллюзорной социологической культуры общества в целом и профессионального сообщества, в частности. Это породило то, что условно можно назвать бонапартизмом в российской социологии.

Каждое, сколь угодно малое звено в социологической структуре (кафедра, факультет или отдельный социолог) считает возможным устанавливать свои стандарты социологического образования (хотя формально, быть может, и делаются реверансы в сторону утвержденных министерских стандартов). Бонапартизм в данном контексте означает позицию " я так вижу, и все! " Объективно на социологическом поле возникло столкновение нескольких факторов:

(а) тенденции плюрализации,

(б) отсутствие глубокой социологической культуры,

(в) невыраженности профессиональной корпоративности.

Как правило, бонапартизм в нашей социологии обосновывает игнорирование требований международной социологии и стимулирует уход в "своеобычность" российского пути. Существенно реже можно столкнуться с бонапартизмом и в виде сектантского "западничества", когда тот или иной специалист, прошедший огранку на Западе, нарочито и с сектантской исступленностью противопоставляющий себя "неразвитому" окружению, не понимающему великих истин.)

Указанные процессы, возможно, имеют естественный и переходный характер (но, возможно, и нет). Но в любом случае этот процесс требует аналитической оценки и последующей терапии. Исходной позицией для осуществления терапевтических мер можно считать, прежде всего, установление смысловых стандартов в трактовке социологии и, соответственно, социологического образования.

Вопрос о министерских стандартах в социологическом образовании превратился в некий мистический фантом нашего профессионального сообщества. Эти стандарты в их старых, новых и даже еще не родившихся вариантах априорно ругают все, включая и тех, кто их написал и одобрил. Обсуждение стандарта стало наиболее излюбленной темой дискуссий на любом собрании социологов вне зависимости от первоначальной темы

Причина столь болезненного внимания к нашему госстандарту по социологии видится мне в том, что при отсутствии длительных традиций в преподавании социологии и единых для всего научного сообщества представлений о том, что такое социология образовательные подразделения стремятся во что бы то ни стало опереться на формальный стандарт (в данном случае министерский), не имея при этом внутренних нормативных рамок и ценностных ориентаций. Здесь и возникают различные зоны турбулентности, порожденные двумя полюсами: либо никаких стандартов и "бонапартизм", либо только министерский стандарт до последней запятой. Но обе эти крайности видятся мне как явно неконструктивные.

Сколь бы ни трудились эксперты-социологи, составляющие этот стандарт, он всегда будет вызывать обструкцию со стороны тех, кто все видит иначе. При этом сторонники "инаковости", чем бы она ни обусловливалась, упускают из вида то обстоятельство, что инаковость, возведенная в принцип, подрывает единство общего поля профессиональной деятельности. Не секрет, что административная власть министерства не столь велика, чтобы огнем и мечом навязать его сотням центров социологического образования самого различного калибра. Отсутствие социологической культуры, так или иначе, перечеркнет значение той или иной программы, на какой бы из двух полюсов она не ориентировалась. А там, где не достает культуры, там воцаряется радикализм какого угодно толка.

В результате в образовательном поле российской социологии существуют десятки и десятки учебных программ, с одной стороны, отчасти повторяющие друг друга, но чаще всего повторяющие свои слабые стороны, а с другой стороны, часто продуцирующие такие концепты, которые не укладываются в общепринятые социологические принципы. При этом заявляется, что "социология многообразна", "ее нельзя стричь под одну гребенку", "она должна отвечать интересам местных условий" и т.д. С этими заявлениями трудно спорить, но при одном условии—в основе инаковости должна лежать прочная основа единого концептуального языка общения социологов. А равно и в министерских стандартах уже N-поколения ищут то, чего в них нет, не было и не должно быть, а именно руководства к действию в реальном учебном процессе.

Именно профессиональное социологическое сообщество может и должно согласовать общие смысловые принципы преподавания социологии и сделать их, если угодно, "мягким стандартом", то есть формально не обязательным, но проводящим границу между профессиональной социологией, с одной стороны, и любыми формами парасоциологии, с другой. Увы, без того чтобы конструктивно размежеваться, нам никогда не соединиться. Таков вынужденный итог именно экстенсивного развития социологии в России.

Нельзя не согласиться с тем, что как бы ни определял социолог свое творческое Я и соответственно свои методы преподавания, признание принципа социологического мышления (или воображения), согласно которому социолог должен мыслить в категориях устойчивых по своей структуре и повторяющихся явлений,—совершенно изначально для социологии в целом. В приземленной практике преподавания это означает постоянное тестирование обучающимися любых явлений социальной реальности в ходе ответа на вопросы:

- что происходит? (выделение факта);

- как часто это происходит? (повторяемость);

- как это происходит? (механизм осуществления функции);

- кому это нужно? (задействованные интересы и группы);

- что будет в будущем? (развитие тенденции).

Как не странно, эти "детские" вопросы (кстати сказать, на них быстро отвечают именно старшие школьники в ходе довузовских форм социологического образования) обладают большой селективной силой. Эти вопросы на месте убивают непрофессионалов в социологии, возводящих до небес замки демагогии по каким угодно поводам, но не умеющих толком ответить на " что, как часто, как, кому нужно, что будет ". Для многих взрослых, числящихся по ведомству социологии, просто неведомы такие, по видимости, простые постановки социологического анализа. Это есть ни что иное, как активизация социологического воображения (по Ч.Р.Миллсу) и, соответственно, формирование социологического мышления и социологической культуры. Нелишне заметить, что социология как наука не может быть социальным проповедничеством и пророческим мессианством. И в этом случае она призвана анализировать действительность, а не учить общество, как ему жить.

В этом ряду необходимых предпосылок научной социологии находится и императивное принятие согласованной схемы социологических категорий, выработанных в ходе двухвекового развития этой науки во всех странах и усилиями всех социологических сообществ. Это не есть жесткое требование мыслить социологически исключительно по этой схеме. Напротив, преподавание может идти с использованием иных теоретических ориентаций, учитывающих индивидуальный профиль конкретного учебного центра. Но в любом случае все преподаватели и учащиеся должны проходить через эталонную схему, а если и отказываться от нее, то сознательно и убежденно, а не огульно или просто по незнанию. Даже попытки отрицание этой схемы, как представляется, должны выражаться в языковых формах, разделяемых вовлеченными сторонами, а не вестись в совершенно различных концептуальных контекстах.

Как правильно утверждают, не существует какой-то одной единой научной социологии. Она складывается из полифонии самых различных школ и направлений. Но для того, чтобы полифония не превращалась в какофонию, совершенно необходимо дать правильный камертон, то есть настроить социологию на правильную ноту. И этим камертоном может и должна стать система социологических категорий, в равной степени признаваемая всем научным сообществом или, по крайней мере, теми, кто себя хочет относить к нему.

Институт "Открытое общество" на своем образовательном портале Auditorium.ru разместил рубрикатор социальных наук, включающий раздел по социологии. Структура социологического рубрикатора (см. приложение) содержит в себе именно эту концептуальную схему современной социологии, одновременно предстающую и как схема профессионального языка. В особенности это относится к разделу по общей социологии.

Представленная общесоциологическая схема легко выделяется в хорошо известных нам учебниках А.Гидденса, Н.Смелзера, Л.Г.Ионина, В.В.Радаева, С.С.Фролова, О.И.Шкаратана, А.Г.Эфендиева, В.А.Ядова и др. Присутствует она и в подавляющем большинстве англоязычных учебников.[4]

Каждый из выделенных в предлагаемой схеме концептуальных блоков "разворачивается" на 10-15 конкретных понятий, теорий, принципиальных первоисточников. Внутри этих "блоков" ничто не ограничивает полет преподавательского творчества, как угодно далеко и глубоко трактующего те или иные феномены социальной реальности и дисциплинарной специфики. Здесь может и должна проявиться индивидуальность профессора или автора учебника. Причем ничто не сковывает проявление этой индивидуальности. Но общая логика построения социологического дискурса должна быть согласованной в российском и международном социологическом сообществе и опирающейся не единый концептуальный язык. В противном случае мы всегда останемся разделенными, всегда выясняющими вопрос, как преподавать социологию, всегда обсуждающими предмет социологии и формальный стандарт ее преподавания при отсутствии профессиональных смысловых полей взаимопонимания.

Как итог подобной мягкой и сугубо добровольной стандартизации в области преподавания социологии должно стать внутреннее императивное требование: без освоения общей социологии и расширенного набора теоретических инструментов, принятых в международной социологии, доступа ни в "поле", ни на кафедру быть не может, о ком бы ни шла речь.