ЦАРИЦА АРМЯНСКАЯ

тию:

· Центрального паралича

· Мозжечковой атаксии

_ Периферического пареза

· Тонических судорог

· Клонических судорог

 

ЦАРИЦА АРМЯНСКАЯ

Серо Николаевич Ханзадян

 

ЦАРИЦА АРМЯНСКАЯ

 

Роман

 

Авторизованный перевод с армянского Регины Кафриэлянц

Художник Петр Перевезенцев

 

 

СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ

 

Дед мой отправился в Хайасу, а

отец мой был с ним. Дед достиг Страны

Хайасы, чтобы сразиться с царем

Хайасы Каранни в битве за Куммаху.

 

(Из летописи царя хеттов

Суппилулиума, 1347 г. до н. э.)

 

— Подъезжаем, Таги-Усак?..

И без ответа на свой вопрос царица Мари-Луйс знала, что скоро

завидится высокая башня Нерика. Там предстоит ей деяние, которого не

свершить без крови.

Невозможно прожить безгрешно. Царица откинула полог, защищающий ее от

палящего солнца, чтобы лучше видеть все вокруг. Она восседала на мягком

ложе в колеснице. Обнаженная спина правившего конями Арбок Перча отливала

медным блеском, кожа местами облезла.

Правивший колесницей астролог двора ее величества кивнул головой.

— Подъезжаем, великая царица, — сказал он.

Армянская царица следовала на поклонение к покровителю Нерика богу

Мажан-Армазду, просить, чтобы дал ей силы пообломать когти богу зла

Дживагу, чтобы не вонзались в ребра коней боевых порядков войска ее

супруга.

Мари-Луйс внутренне ликовала, сознавая, что она прекрасна, как весна,

что муж изнывает по ней, как земля по воде. Вот и этого, Таги-Усака, явно

влечет к ней. Да и она словно огнем загорается, невзначай прикоснувшись к

нему. Но полно, неужто и ее тоже влечет к этому человеку, который взирает

на нее со сдержанной покорностью, но взглядом, пронзающим душу?..

Вспомнился муж. Высокий, поджарый, темнолицый и черноглазый. И борода

у Каранни черная, курчавая. Голос властный, но и покорный, когда он

говорит ей: «О моя царица! О свет моей души!»

Мари-Луйс стала супругой престолонаследника, едва ей исполнилось

семнадцать лет. И оттого, что матери мужа к тому времени не было в живых,

ее провозгласили царицей. Сейчас у нее уже есть ребенок, названный в честь

деда Уганной...

Великий царь нежданно явился во владения ее отца Гегама, властителя

земли Сисаканской.

Еще с носилок он сказал ему:

— Именем богов прошу, представь нам твою старшую дочь!..

Мари-Луйс помнит, как ее привели к царю и как она смело спросила:

— А где же тот, кому боги предназначили меня в жены?

Стоявший на боевой колеснице престолонаследник Каранни набросил на

нее аркан:

— Здесь я, дикая лань! Пади ниц! Покорись!

Облака в небе вдруг рассеялись. Выглянуло солнце. Время близилось к

закату. Дым из их дома-крепости потянулся в небесную высь. Жрецы Сисакана

сочли все это добрым знамением перед венчанием.

В ту ночь Мари-Луйс, развязав пояс девственности, сказала супругу:

— Если бы наше бракосочетание свершалось не волею богов, а только по

твоему желанию, и тогда оно состоялось бы. Боги ниспослали тебя в великую

радость, в усладу мне...

Мари-Луйс еще многое вспомнила, но горечи сожаления при этом не

испытала.

Завиделись группы нерикцев. В коротких одеждах и в островерхих

шапках, почти все рослые, зеленоглазые, они приближались с какими-то

выкриками, словно заговаривая, околдовывая все вокруг. Мари-Луйс брезгливо

передернулась. Особенно неприятными были откровенно вызывающие

телодвижения жриц.

Мысленно она вновь перенеслась ко дням своей свадьбы, будто в них

помощь искала...

На рассвете Каранни повязал на жене ее пояс, который всю ночь

оставался расстегнутым, поднял ее на руки, вынес из покоев, усадил в

колесницу и обратился к прибывшим с ним на свадьбу приближенным и воинам:

— О потомки Мажан-Арамазда и Эпит-Анаит! Исполнилась воля богов, я

женат. И теперь я вижу и вширь и вдаль, как сокол, и могу одним взглядом

охватить все поле боя. И слух у меня отныне как у дикой кошки, могу

издалека услышать ненавистные голоса наших недругов. Я говорю вам, о

храбрецы, что этой ночью великий бог Мажан-Арамазд вознес меня в свои

чертоги и повязал нас пурпурно-огненным поясом.

Он снял с себя белый плащ и набросил его на плечи жены.

— Вот ваша царица! Она — избранница богов и возлюбленная дщерь богини

Эпит-Анаит! Почтите ее!

— Слава нашей царице! — загремело воинство...

Все это было шесть лет назад.

По дороге в Нерик с грохотом катили запряженные быками телеги.

Завидев царскую свиту, возницы поспешили отогнать быков на обочину,

осадить их и прижать к земле. Караван тянулся в горы, к кочевым пастушьим

племенам. Вез им в обмен на мясо сыр, на шерсть и кожу — ячмень, пшено и

глиняную посуду.

Царица проехала мимо возов, не бросив и взгляда на них.

Таги-Усак развернул розовый шелковый балдахин над головой царицы.

Отблески заходящего солнца, просвечивая сквозь шелк, подчеркивали

очарование царицы, прелестный цвет ее лица, огромные черные глаза, тонкие

дуги бровей.

— Ты излучаешь свет, о женщина! — Таги-Усак зажмурился, как

одурманенный. — О боги, как и откуда берется такое! Когда ты вскидываешь

ресницы, из глубин твоих черных зрачков извергается пламя!

Царица помрачнела. «Величием своих деяний ты превзойдешь богиню

Астхиг, но конец твой будет кровавым! — предсказал ей два года назад

прорицатель и добавил: — Потому что благодаря тебе будут развенчаны боги и

погибнет много людей!»

Вот они в провинции каскейцев, что на северо-западе от земли

армянской. Дальше — Верхнее море. Там, говорят, обитают морские чудища.

Хотелось бы их увидеть. Таги-Усак утверждает, что все они пучеглазые и

белогривые. Потрогать бы их... Сердце как солнцем опалено, жарким солнцем,

жаркой страстью.

Земля каскейцев — междуречье Ализона и Галиса в стране хайасов —

обиталище диких быков. Живут тут и люди, и боги со страшными ликами.

Мари-Луйс пожелала убедиться, действительно ли они так сильны, эти

боги, как о них говорят.

Когда ее везли этой дорогой в дом жениха, рабы, несущие носилки,

вдруг сбились с ноги. Не миновать бы ей разбиться на скалах, не подхвати

ее в воздухе один из рабов. То был Арбок Перч.

Царица повелела обезглавить виновников этого происшествия вместе с

проводником каравана.

Добрались до переправы через Евфрат. Жрецы хотели принести человека в

жертву святым водам Евфрата, как это обычно делается. Однако царица

запретила им.

— Но прекрасная царица! — удивился верховный жрец Арванд Бихуни. —

Таков ведь обычай: прежде чем перейти большую реку, надо непременно

принести жертву богине всех морей Цовинар!

— Принесите ей в жертву вина. Да побольше. А человека в жертву не

разрешаю...

И потекло вино из бурдюков в воды Евфрата. Мари-Луйс искупалась в

винном потоке и приказала зажечь костры на плотах.

Богиня Цовинар ненасытна, ей, видишь ли, подавай в жертву только

человека. А царица не подчинилась.

Стоя на плоту, она вдруг вскричала:

— Эй, шлюха Цовинар, ты утоляешь свою страсть, упиваясь человечьей

кровью? Сгинь, треклятая!

Таги-Усак онемел от ужаса.

— Под какой ты звездой родилась, царица наша, Мари-Луйс, что берешь

на себя смелость отказать грозной Цовинар?!

Глаза Мари-Луйс сверкнули веселым смехом.

— Под красной звездой я родилась, астролог! Помнишь, ты сам показал

мне ее, эту звезду, которая на рассвете видна в западной стороне

небосклона?

Таги-Усаку страшно было глядеть на ее красоту. Такая красота порой

пугает не меньше любого уродства...

Навстречу свадебному кортежу с опаской приближались люди армянских

племен, они несли изображение своих богов и гнали впереди себя белых

жертвенных бычков. Одеты кто во что, многие в коротких красных штанах и

безрукавках. Вид у всех воинственный, и особенно у жителей гор, головы

которых украшены ивовыми ветками, кабаньими клыками, разными рогами.

Мари-Луйс дивилась, как много племен населяет страну хайасов.

Пропахшие овечьим духом горцы возглашали: наш бог — баран! Что ж, баран —

это прекрасно. Но царицу огорчало, что единокровные племена пребывают в

постоянной вражде между собой из-за пастбищ, из-за рек. Нет для них ни

законов, ни пределов дозволенного. Вечные распри тяжким бременем давят на

страну, терзают ее...

Кортеж вступил во владения племени зимаров на горе Таримар, с вершины

которой Мари-Луйс увидела наконец Верхнее море.

— С твоей любовью мне теперь все по силам, и я завоюю Верхнее море! —

воскликнул Каранни. — Вся ширь его голубых просторов будет принадлежать

тебе, моя жена!

Мари-Луйс пожелала увидеть город Шамуху.

— Я хочу разрушить пять храмов его пяти богов-покровителей и возвести

из камней их развалин крепость.

— Да простят тебе боги, царица, — ничуть не испугавшись, сказал

Каранни, — неужели ты решишься сокрушить их?

— Нам нужен не ладанный смрад, супруг мой. Нужна крепость, твердыня,

сила!

Она была убеждена в правоте своих слов.

И верно, соседи-хетты — враги. Их царь Мурсилис частенько вторгается

в западные земли Армении. А его отец некогда захватил армянские земли

Торгома. В тамошних полях ячменное зерно родится размером с ягоду

шиповника, и реки полнятся рыбой. Город есть в землях Торгома, Дукамма.

Армяне в нем — серебряных дел мастера, зеркала делают, сосуды разные. И

все это вывозят на продажу в Египет. Хетты захватили Тегарамские земли

армян с городом Тиль-Гаримму. Там добывают белый воск. И женщины много

родят. Надо отвоевать у хеттов все, что они насильственно захватили. Но

царица понимала: чтобы такое удалось, необходимо прежде всего объединить

все разрозненные земли и их родовых владетелей, надо развенчать

бесчисленное множество богов, которым они поклоняются. Пусть чтут

Мажан-Арамазда с его вечной спутницей Эпит-Анаит. «Будьте вы прокляты,

ненавистные хетты! — подумалось царице Мари-Луйс — И да не прольется сто

тысяч лет на ваши пашни ни одного дождя, и девы ваши пусть не познают

мужчин, пока не потеряют способности к деторождению. Лживы твои боги, царь

хеттов Мурсилис, лжив и твой высший бог Тарханатас. И все твои предки

лживы, Мурсилис. Нет у тебя права на эти земли. Ты захватчик и грабитель!

О Мажан-Арамазд, воспылай огнем!»

Юг страны хайасов, землю Митани, населяют племена хурритов. Мари-Луйс

получает дары от старшей жены их царя, трон которого в городе Вашугане,

что на берегу реки Хабур. Хурриты утверждают, что они тоже армяне.

— Подъезжаем, божественная!..

Царица очнулась от дум. Она уже на подступах к городу-крепости

Нерику. Мари-Луйс хочет оттуда разведать, какова ратная сила Мурсилиса.

Над горными кручами то и дело сверкают молнии. Бог Шант* этими

огненными сигналами требует жертв. Чтобы унять его гнев, надо отдать ему

дань. Боги, они такие, не ублажишь их, ничего и не получишь, даже самой

малости. Омерзительны они...

_______________

* Бог грома и молнии. (Здесь и далее прим. переводчика.)

 

— Подъезжаем, божественная!..

— О Таги-Усак, звезда моя путеводная, вечно ты тревожишь мне душу.

Замолчи, слышишь, замолчи!

Вот и крепостные стены Нерика, а под ними кущи деревьев. Это именно

здесь явился навстречу свадебному кортежу верховный военачальник царского

войска Каш Бихуни, волоча за волосы юношу-раба, с намерением бросить его

жертвой в священный огонь.

— Великий воин, отныне в нашей стране более никто из людей не должен

быть приносим в жертву. Таково мое желание. Если хочешь, чтобы у меня, у

супруги Каранни, было много сыновей, прекрати уничтожать людей. Я требую

этого.

Каш Бихуни, низкорослый, седовласый человек, покорно склонился перед

Мари-Луйс.

— Твоя воля священна, великая царица!

Жрецы, и особенно верховный жрец Арванд Бихуни, недовольно зароптали.

В Нерике верховный жрец окрасил ногти ей и Каранни и ввел их в храм.

— Да хранят вас боги! Будьте в радость друг другу.

Верховный жрец остался под сенью колышущихся ветвей деревьев гадать о

том, чем обернется день грядущий...

...И вот снова вступает она в Нерик. Но одна, нет с ней Каранни.

Сопровождающие царицу придворные и слуги имеют отличительные знаки на

одеждах. Арбок Перч умело правит колесницей и высоко держит царское знамя.

— Юноша, спасший меня от падения в бездну, — слышит он вдруг

обращенное к себе слово царицы, — как тебя звать?

— Я Арбок Перч, царица, твой раб и нижайший слуга.

— Отныне ты свободный человек, Арбок Перч! — порешила царица. —

Будешь командовать сотней моих воинов-телохранителей.

Арбок Перч бросился в ноги своей повелительнице:

— Да пребудут вечно с тобою боги, о великая царица!

Город раскинулся на берегу реки Тер Мадон, спускаясь по склону

высокой горы. Стены, окружающие город, являют собой несуразные

нагромождения разноцветных каменных глыб.

Прошли через единственные ворота в стене и поднялись вверх по горной

тропе.

У въезда в город царицу встречали жрецы во главе с властителями

Нерика. Они помогли ей сойти с колесницы на устланный цветистыми коврами

помост, служанки бросились переобувать ее в золоченые коши*. Мамка

незаметно для посторонних глаз осенила царицу своим амулетом, отгоняя от

нее возможное зло и напасти. Жрецы воскурили смесь ладана с кардамоном.

Вдохнув этот чудный аромат, царица даже чихнула.

_______________

* Нарядная домашняя обувь с заостренными носками.

 

Воздев руки к небу, Арванд Бихуни воскликнул:

— Боги милостивы к тебе, царица! Да даруют они тебе столько лет

жизни, сколько листьев на деревьях в лесу, сколько перьев у птиц всей

земли!..

Все двинулись по узкой мощеной улочке. Дома здесь круглые, как шатры,

и наполовину врыты в землю, а входы у них как колодцы. И при каждом доме

особые помещения для содержания скота. И еще сторожевые башни. К улице

обращены глухие стены домов — без окон и дверей.

Перед царицей предстала группа певцов. У многих из них в руках были

трехструнные инструменты, под звуки которых они хором пели протяжную

величальную песню. К ним присоединился и Таги-Усак. Он пел громче других.

 

Армянские горы высокие,

Высоки и брови царицы армянской.

Черный орел парит в небесах,

То — царь Каранни,

Белотелой царицы армянской владыка.

Приди, жертва...

 

И толпа отозвалась ему:

 

Приди, жертва...

 

Это резануло ухо Мари-Луйс. Особенно неприятно ей было слышать

Таги-Усака. «Приди, жертва...» Кого он призывает?..

Двуглавый белокаменный храм высился в самом центре. Врата его

распахнулись, и толпа жрецов вырвалась наружу, как буйволы, сорвавшиеся с

привязи. Белые одежды их развевались, сандалии гремели на брусчатке.

Впереди шествовал Арванд Бихуни. И когда только он успел оказаться в

храме? Верховный жрец был невысок, с крашеными рыжими вихрами, лобастый.

Необычайно ярко одеты были жрецы, но грудь и ноги от самых колен у них

оголены и татуированы. Вид у этих колдуний довольно блудливый.

Одна из них вдруг выкрикнула:

— Этой ночью я видела кровавое пятно на роге Юпитера! Беснуется...

Над горизонтом поднялись крылатые тучи, поплыли навстречу друг другу.

Царице в этом почудилось предвестие беды. Отчего бы? День выдался на

редкость спокойный.

Арванд Бихуни плеснул к ногам царицы ароматной воды.

— Да не ведать тебе недобрых вестей, божественная! День сегодня

прекрасный!..

Входя в храм, царица ощутила запах крови. Неужто жрецы принесли в

жертву человека по случаю ее приезда?! Она поискала взглядом Таги-Усака,

но рядом с ней шел Арбок Перч.

— Прогони страх, великая царица! Я взорву этот храм, если жрецы хоть

в чем-то поступят против твоего желания.

Царица недолго оставалась в храме. Наскоро помолясь, она в

сопровождении властителя Нерика проследовала в его дом. Он без умолку

сыпал льстивые речи:

О великая царица, пока вновь не явит свой свет Эпит-Анаит, да найдет

отдохновение в моей скромной обители твое прекрасное тело!..

Заблудший луч луны играючи скользнул по круглому куполу храма. Улицы

еще полнились запахами ладана и ароматами разных воскурений.

В доме властителя царицу искупали, намаслили благовониями и уложили

спать.

Пробудившись поутру, она очень остро почувствовала чужие запахи. И

все вокруг такое чужое...

Мамка кинулась помогать ей одеться.

Сидя перед зеркалом*, царица увидела свои обнаженные плечи и грудь.

Тайная дрожь пробила ее от сознания своей женской красоты и силы: груди у

нее по-девичьи упругие, шея высокая, стройная, и волосы, ниспадающие на

плечи, густые, блестят. Вспомнилось, как еще до замужества мамка, вот так

же обряжая ее, восклицала: «Богиня Эпит-Анаит своими чарами и красотой

поделилась только с тобой, дочь моя! Ты — чудо! Знай, судьба женщин

определяется звездами, а счастьем и обольстительностью их наделяет богиня

Эпит-Анаит. Почитай и люби ее! И может, только ее...»

_______________

* Зеркалами тогда служили отполированные серебряные пластины.

 

Да, вот так-то! А зачем вообще нужны все другие боги? Никому не

нужны. Пусть все они сольются с сутью породившей их Эпит-Анаит. Всего один

бог! Всего один...

Мари-Луйс вспомнила мужа, и в ней поднялось чувство вины. Она, увы,

не полностью, не без остатка предана ему. Ночами мрачная тень нависает над

ее изголовьем. Бог-сон уносит Мари-Луйс далекими тропками. Иная душа

прельщает царицу. Все замирает в ее околдованном существе. Отчего это так?

Где предел, где ключ к разгадке?..

Часто, очень часто эти думы одолевали Мари-Луйс и пугали ее. Но жажда

наслаждения не знает границ...

Мамка одела царицу, и наряды скрыли всю силу и прелесть ее наготы.

Посвежевшая после сна, Мари-Луйс казалась еще более прекрасной. Но в

глубине души ее угнетала необъяснимая тревога: неужто Эпит-Анаит не

вдохновляет ее?..

В зеркале скользнул чудесный луч...

К вечерней трапезе царицу ждали властитель Нерика, полководец его

войска, правитель дворцового гарема. Тут же были верховный жрец Арванд

Бихуни, старшая жена властителя Нерика и ее дочери.

Вдоль стен зала тянулись устланные звериными шкурами низкие диваны, а

перед ними тоже невысокие столы, заставленные серебряными и золотыми

кувшинами и столовой утварью. Языки пламени факелов и светильников,

отражаясь, зажигали бликами своих отсветов стекло сосудов, полнящихся

винами и пивом. Над кушаньями курился ароматный пар.

Арванд Бихуни освятил пиршественный стол. Все стоя подождали, пока

сядет царица. Мари-Луйс взяла за руку старшую жену властителя и усадила ее

рядом с собой. Та была очень польщена. Властитель принялся сам разрезать

изжаренную на вертеле косулю и затем положил лучшие куски царице, а уж

после нее и всем другим.

— Угощайтесь! Дом мой беден, но сердце богатое. Возрадуемся

благоволением богов!..

Все безмолвно принялись за еду.

Царице снова вспомнился муж. Отчего бы в такую минуту, когда все

молчат, только челюстями работают? Ей налили вина. Она выпила с именем

Каранни на уме.

В углу у стены смиренно стояли семь юных девиц, и среди них

Таги-Усак. Царица не без удивления подумала: «Почему мужчины не

развлекаются с ними? Может, запрещено это?.. Но почему? Почему человеку

нельзя, как богам, быть вольным в исполнении своих желаний?..»

Мари-Луйс посмотрела на астролога и приметила, что глаза его горят.

Перехватив ее взгляд, он сразу присмирел. «Вот так-то, — смакуя вино,

подумала царица, — смирись, низменное создание, перед тобой царица!» Но,

обуреваемая огнем желания, Мари-Луйс опять глянула в его горящие глаза. И,

кажется, испугалась: «Нет, нет! В небесах один бог — Мажан-Арамазд, а на

земле — мой супруг. И когда только старый больной царь-отец испустит дух,

чтобы мне наконец увидеть своего Каранни на троне?!. И отчего так долго

живут цари-отцы?..»

Камины пылали благовонными сполохами пламени, в светильниках

потрескивало горящее масло. Все вокруг было как бы погружено в дремотную

мглу.

Таги-Усак и юные девы тихо напевали, и пение их словно бы переполняло

кубки с вином и делало его еще более хмельным.

 

Священные воды Евфрата

Твоею волей текут, Мари-Луйс,

Царица ты наша...

 

Царица подняла кубок.

— За наше обильное пиршество, такое достойное и приятное!

Ночь свивала черный клубок.

Тревожная ночь! Звезды сделались совсем маленькими, размером с

маковые зерна, как говорит астролог Таги-Усак. И чего только он не знает.

Песнь Таги-Усака — это искра молнии, рассекающая ночную тьму!

— Вселенная подобна мысли! — журчал напев Таги-Усака. — Нет у нее ни

начала ни конца. Где ни остановись храбрец-воитель, он может метнуть

армянское копье и дальше. И мир, как время, ни начала ни конца не ведает.

Все сущее безгранично. И маковое зерно, столь малое, можно бессчетно

делить, а оно все есть. Все, что существует, неизбывно. Раз в столетие

волшебная птица спускается с тучи и заостряет свой клюв, натачивая его о

скалы Масиса*. И если, делая так, волшебная птица наконец сточит весь

Масис — это будет лишь мгновенье вечности...

_______________

* М а с и с — армянское название горы Арарат.

 

Вот о чем песнь Таги-Усака. И ему тихо подпевают девственницы. А ночь

свивает свой черный клубок.

 

 

* * *

 

Наследный принц Каранни выехал из столицы Куммахи в день начала

праздника бога Мажан-Арамазда. Он объявил, что едет на поклонение в

Тондрак*, испросить у бога огня исцеление больному отцу своему, царю

Уганне, и молить о том, чтоб вечно светилась душа его матери, которую сам

он даже не помнит. Однако цели у него были иные...

_______________

* Т о н д р а к — одно из древних армянских селений, ныне не

существует.

 

Полководец царева войска, верховный военачальник Каш Бихуни советовал

Каранни ехать в Тондрак через Тавруберан, что в центре земли армянской.

Больной отец сказал:

— Боги призывают меня к себе, сын мой, и я готовлюсь передать тебе

свой жезл. Вот этими двумя руками и одним копьем я правил нашей страной.

Но знай, врагами нашими остаются все те же хетты. У царя хеттов Мурсилиса

голова кругом от вражды и противоборства между своими племенами. Момент

сейчас очень благоприятный, сын мой. Собирай войско и выступи против

Мурсилиса, верни земли деда твоего и отца. Я не испущу дух, пока ты не

вернешься. Буду ждать твоего возвращения!..

Страна хайасов не целостна. Племена, ее населяющие, не объединены.

Почти каждое из них живет на свой лад. Среди армянских родов и племен

постоянно толкутся хеттские купцы, жрецы, врачеватели, разного рода

прорицатели и блудницы. Хеттские прелестницы своими телесами и обманными

нежностями дурманят армянских родоначальников, уверяя, будто они

посланницы богов.

Каранни был совсем юн и потому нетерпелив и горяч. Рослый, с черной

копной кудрей, забранных обручем, с трудом удерживающим их обилие, он

временами надевал шлем и начинал поторапливать своих воинов.

— Быстрее, еще быстрее!..

Он держал в руках лук с натянутой тетивой и время от времени пускал

стрелу в стаю стервятников, сопровождающих войско.

— Прочь, прочь, черная тьма!..

Миновали Полун и приближались к Тавруберану с его городом-крепостью

Дзюнкерт. По левому берегу реки Арацани, за лугами, на высокой скалистой

горе, показались толстостенные башни, а затем и невысокие, узкие ворота.

Каранни выслал в Дзюнкерт гонца и, вплотную приблизившись к Арацани,

приказал раскинуть лагерь под сенью диких яблонь и груш.

— Однако родоначальник тавруберанцев не выехал тебе навстречу,

царевич! — заметил верховный военачальник Каш Бихуни. — Не к добру это.

— Твое брюхо — вместилище подозрений, — отмахнулся Каранни.

— Боги так вещают. Это они-то и толкутся у меня в брюхо.

Оба весело засмеялись. Каш Бихуни вынул из кармана горсть жареных

бобов и стал жевать их.

— А может, родоначальник не заметил нас? — предположил Каранни.

— Не думаю, что все обитатели Дзюнкерта разом ослепли.

Каранни, вдруг озлившись, заскрежетал зубами.

— Не иначе как под языком у тебя змея! — бросил он военачальнику.

— Если бобы — это змея, то да.

Со стороны крепости послышался звук рожка.

Каранни хлопнул Каш Бихуни по плечу:

— Слышишь?

— Не глухой, слышу.

— Я не склонен подозревать предводителя Тавруберана Урси Айрука.

— И я не склонен, но...

Каранни скинул с себя одежды, собираясь искупаться. Каш Бихуни

попробовал отговорить его:

— Что ты делаешь, божественный? Вода в Арацани еще холодная.

— Давай лучше тоже выкупайся!

— Я — купаться?..

— Поздравляю, выходит, ты уже совсем старый мерин. — Каранни бросился

в воду с восклицанием: — Помоги мне, богиня Цовинар!

Каш Бихуни только шумно вздохнул.

Каранни очень любил Каш Бихуни, этого несуразного человека, с

огромной, как у волка, пастью, с большими навостренными ушами.

— Твою матушку, видно, волк выкрал, — пошутил он из воды. — Ты

определенно волчий выродок.

Каш Бихуни не обижался:

— О мой повелитель, все мы происходим от животных. Ха-ха-ха!..

Престолонаследника сопровождали со своими отрядами родоначальники

Ангеха Баз Артит, Даранаха Мариаш и Екилисена Арташ, каждый со своим

воинским отличием и знаменем.

В лагере все немного пришли в себя, отдохнули.

Урси Айрук на ходу спрыгнул с колесницы, всадил копье в землю и

опустился в поклоне перед царевичем на колено.

— Да будут в помощь тебе все боги, божественный наш Каранни! Да будет

добрым твое здесь пребывание!

Каранни брызнул в него водой.

— Жены твои плодовиты, Урси Айрук?

— Рожают без устали, божественный...

— И речи их сладостны?

— А иначе я бы повырывал им языки.

— Войди в воду, Урси Айрук, — предложил царевич, — поплавай со мной,

взбодри свои мышцы. Ну, живее!..

Дебелому коротышке Урси Айруку ничего не оставалось, как раздеться и

нырнуть. В воде от холода он весь покрылся гусиной кожей, но, перемогая

себя, подплыл к царевичу.

— Девиц для меня приготовил? — спросил Каранни.

— Девиц? — растерянно осклабился Урси Айрук. — Да... Конечно. Наши

храмы...

— Ну что ж, ладно хоть храмовых блудниц мне предлагаешь, — засмеялся

Каранни, обрывая его на полуслове. — А своих юных прелестниц небось

подальше упрятал, старый бык!

Обхватив голову Урси Айрука сильными ручищами, Каранни окунул его в

воду и, сильно ударив кулаком в висок, отпустил. Тот раза два всплыл над

водой и исчез совсем. Каш Бихуни подмигнул царевичу: мол, правильно

поступил.

Урси Айрука с трудом разыскали и вытащили из воды. Он был уже

бездыханным.

Каранни как бы в досаде всадил в землю меч и воскликнул:

— Какая беда приключилась, а, люди?! Затмилось мое солнце! Я потерял

своего хорошего друга, увы...

Сопровождающие его родоначальники принялись наперебой утешать

престолонаследника... И Каш Бихуни умильно изрек:

— Такова воля богини Цовинар, мой повелитель! Что тут можно

поделать...

Утопленника подняли на колесницу, обложили его оружием, цветами,

зелеными ветками и повезли в Дзюнкерт. У самых ворот Каранни спешился.

«Мой отец относился с терпимостью к смутьяну Урси Айруку. Но тому это было

только во вред...»

Каранни оборвал свои размышления и приказал всем, кто его

сопровождал, прикрепить к знаменам черные ленты.

Траурное шествие обрастало народом. Тут уже были все жены и наложницы

Урси Айрука, его сыновья и дочери. Плач и причитания делались все громче и

громче.

А царевич тем временем высматривал в толпе юношей, намереваясь

пообещать каждому, кто пойдет к нему воином, трех невольников и надел

поливной земли.

 

 

* * *

 

Урси Айрука похоронили с почестями. Даже Каранни сказал прощальное

слово. Верховный военачальник Каш Бихуни мысленно торжествовал, что вот-де

будет у Страны Армянской суровый и сильный царь.

После поминок Каранни уединился с Каш Бихуни. Пантерой метался он по

комнате из конца в конец.

— Никому ничего не прощу! Пусть хоть под семью замками скрывают свою

непокорность, от меня ничего не упрячешь. Каждому смутьяну не миновать

кары моего небесного покровителя.

— Похвальна твоя решимость, царевич, — сказал Каш Бихуни. — Тот, кто

слишком добр с подвластными себе, не может быть царем.

— Как считаешь, кого из отпрысков умершего назначить

родоначальником? — спросил Каранни.

Каш Бихуни, смиренно сложив руки на груди, напомнил:

— Но ведь родоначальника избирает его племя и его воинство...

Каранни так и взвился.

— Что, что?! — воскликнул он.

— Но это принято. Так было во времена твоих дедов, то же и теперь,

при твоем отце. Обычай свят.

— Так было, но больше не будет! — срываясь на крик, бросил Каранни. —

Не должно так быть. Моя отныне воля решать. Только моя! Вот так-то!..

И он снова заметался по комнате.

— Что за порядок, мой бог Мажан-Арамазд! Почему все считают, что они

вправе советовать мне, вмешиваться в мои дела — и чернь, и жрецы, и воины?

Почему?!

Каш Бихуни закашлялся.

— Боги должны вытравить из памяти людей имя Урси Айрука и весь его

род извести. И корень его, и все потомство — все должны обратиться в прах!

И немедля! — Каранни вплотную подступил к Каш Бихуни: — Ты не ответил на

мой вопрос.

— А что я могу сказать, божественный? Ты владыка страны во все четыре

конца света... Старший сын Урси Айрука не ладил с отцом...

— Позови его!

Верховный военачальник вышел. Каранни исподлобья глянул ему вслед и

раздраженно подумал: «Хорошо бы, коли страна была моею во все четыре конца

света. Но до этого пока далеко... Дух Мурсилиса еще не изгнан из владений

моих предков, из земель Тегарама и Торгома, к тому же надо добиться, чтобы

и митаниец Тушратта возвратил нам наши владения Хубушкук и Нижнюю

Наири...»

Каш Бихуни ввел старшего сына покойного Урси Айрука, высокорослого

широкоплечего юношу. Каранни испытующе поглядел на него, позволил пасть на

колени и облобызать ему ноги. Подумалось: «Хоть и в трауре этот дикий

кабаненок, но рад, что родитель отошел в мир иной».

— Печально! — произнес он вслух. — Бог смерти забрал твоего отца

волею грозной Цовинар. Ничего не поделаешь. Твое имя Урси Айрук!..

— Это имя моего отца, государь, — проговорил распростертый у ног

властителя юноша.

— И твое тоже. По праву любви, которую я питал к твоему отцу, и по

своей воле я передаю тебе отары его овец, все его стада и пастбища, его

жен. Отныне зовись его именем, бери в руки его посох, правь его родом,

племенем и всею землею. Отныне ты должен быть решителен. Наделенный

властью, ты должен править и своими братьями, указывать им.

Новоявленный родоначальник снова облобызал ноги властителя.

— Благодарение богам! О благодетель наш! О всемогущий!..

По распоряжению Каранни собрались все мелкие родоначальники

Тавруберана, старшины, все братья нового Урси Айрука, все военачальники.

Пригласил престолонаследник, правда, без особого желания, также и жрецов и

при всех объявил о том, что назначает юного Урси Айрука родоначальником

Тавруберана. В церемонии участвовал и полк царского двора в полном

вооружении, что привело жрецов в замешательство.

Оставшись один на один с Урси Айруком, Каранни сказал:

— Избавься от страха, не думай, что твой отец живым лежит в могиле.

— Да, да, божественный. Отец мой мертв. Я сам видел, висок у него был

пробит. Удар у Цовинар крепкий.

— Вот так-то. Ветер дует с юга, родоначальник Урси Айрук.

Каранни отпустил юношу, велев, чтобы готовился ехать с ним в

Васпуракан. Намерений своих царевич не открыл, не сказал, что решил пройти

южным берегом моря Наири, а затем свернуть на восток и вступить в

Айраратскую землю.

Каш Бихуни получил приказ распорядиться, чтобы верховный жрец

Дзюнкерта принес буйвола в жертву владыке подземелий богу Вишапу, дабы тот

вел себя спокойно и не сотворил землетрясения...

Итак, это Тавруберан, земля отца, часть его царства. Легенды

повествуют о том, что здесь был вскормлен прародитель армян Гайк. Гайк,

который не внял богам пустыни, отказался остаться здесь и, взбунтовавшись,

отправился на поклонение к морю Наири. Он еще не достиг берегов моря,

когда с небес вдруг сошел бог Орион и голосом грома и молнии изрек: «О

сотворенный из моих жил, из моего семени, преславный Гайк, я для тебя, для

армянина, приготовил большое и плодородное обиталище, где ты к тому же

обретешь богоданную воду. Спеши туда с детьми своими и женами, со всеми

домочадцами. И призови меня в гости, чтобы я сам приложил твою длань к

тамошней земле и к хлебу, ко всему, что я уготовил тебе во владение...»

Такая легенда передается из уст в уста среди здешних армян. И еще

рассказывают, что Орион нарек главным божеством Тавруберана Ваагна

Драконоборца. (Мари-Луйс настаивает на том, что бога Ваагна тоже надо

низвергнуть. Но жалко. Очень он тут для всех привычный.) Орион сказал

родоначальнику Гайку: «Если Ашшур, бог-покровитель города Ашшура, нашлет

на тебя своего злонравного сподвижника бога Бела, присоединись к Ваагну

Драконоборцу и без страха смело выступи против Ашшура».

И почти то же самое сказала Каранни супруга: «Не страшись, смело

сразись в поединке с вором Мурсилисом. Мой дух, что дан мне от бога, будет

в помощь тебе, и ты одолеешь нашего врага».

Убив злого Бела, сыновья Гайка провозгласили отца своего богом, и так

всеми считается и по сей день. Мари-Луйс тоже мечтает провозгласить со

временем богом своего Каранни.

«Так будет легче противостоять злым силам и злонамеренным богам и

объединить всех армян, сделать Страну Хайасу большой, сильной и единой

страной единого народа!» — утверждает прекрасная жена Каранни.

Каш Бихуни, когда речь заходит об этом, воздев руки к небесам, знай

твердит:

— Да свершится!..

 

 

* * *

 

Каждое утро с рассветом хеттские жрецы во главе со своим верховным

жрецом Кама Варашем являлись к царице с визитом, с богатыми приношениями.

Потом они пили с ней освященное вино, без устали вознося хвалу. Кама Вараш

все воспевал бога-покровителя Нерика Шанта и как бы между прочим внушал

ей, чтобы позволила принести человека в жертву этому самому Шанту.

— Он грозен и неистов, благословенная царица. Это ведь и ваш бог, бог

армян. Ежегодно в определенный день мы приносим Шанту в жертву человека,

чтобы он своим бичом не извел вконец все человечество. Разреши нам, о диво

небесное!..

Царица, милостиво улыбаясь, тем не менее очень упорно отказывала

жрецам в их просьбе. А однажды утром она вдруг попросила:

— Кама Вараш, приведи ко мне вывезенную из города Хаттушаша хеттскую

девушку, хочу узнать у нее, какова воля богов.

Делать было нечего, пришлось Кама Варашу отдать царице хеттскую

девушку, которой он уготовил участь жертвы.

 

 

* * *

 

Обосновавшись в Нерике, Мари-Луйс почти каждую неделю отправляла

лазутчика в пределы владений хеттов. Ей надо было знать обо всем, что там

делается.

Но, увы, все эти лазутчики исчезали бесследно. Между тем вокруг

носились все более и более тревожные слухи. И хотя по ее личному

распоряжению единственный въезд в Нерик охранялся преданными людьми, в

городе заметно прибавилось и хеттских жрецов, и разного сброда, якобы

пришедшего на поклонение в храм бога Шанта.

В тревоге пребывал и чудом обретший свободу Арбок Перч. Он осмелился

посоветовать царице изгнать из Норика хеттских жрецов и всех явившихся на

поклонение.

Мари-Луйс, однако, уклонялась от прямых столкновений с хеттами в

пределах границ их владений. Каранни со своим войском далеко. Царь Уганна

стар и немощен. Что она может сделать одна с немногочисленным полком своей

охраны? В иные моменты думалось: уж не отдать ли Кама Варашу хеттскую

девушку, почти подростка, которую она взяла под свое покровительство? Но

это было бы поражением. К тому же и материнский инстинкт не позволял ей

обречь на гибель безвинное существо. Она стала догадываться, что хетты

озабочены вовсе не тем, чтобы принести человека в жертву богу Шанту. Цель

у них иная: захватить Нерик — вот о чем они мечтают. Эта догадка, отрезвив

царицу, прибавила ей решимости. Она послала Таги-Усака к старейшине

медников города, к вольному человеку Минаю, разведать, можно ли на него

понадеяться, сумеет ли он в нужный час помочь им, собрать отряд

ополченцев. У Миная несколько сотен мастеровых, они тоже могли бы быть

полезны в случае опасности...

Царице доложили, что с визитом к ней пожаловал верховный жрец Арванд

Бихуни.

— Тревоги твои напрасны, божественная, — склонившись в почтительном

приветствии, начал он. — Ты выставила у въездных ворот Нерика охрану с

приказом не впускать в город хеттов. К чему это?

— А тебя не беспокоят толпы хеттов, кишмя кишащие в нашем городе?

— Нисколько! — уверенно ответил верховный жрец. — Это абсолютно

безопасный, мирный люд. Они приходят сюда на поклонение. Не сомневайся,

великая царица. Храм бога Шанта — святилище их идола. Это и приводит их

сюда. Не подозревай в дурном невинных людей, божественная...

Арванд Бихуни всячески пытался заверить царицу, что никакая опасность

не грозит ни ей, ни городу. И Мари-Луйс отчасти успокоилась, но охраны у

ворот не сняла. И более того, снова отправила Таги-Усака к старейшине

нерикских медников, чтобы тот еще раз подтвердил свое намерение быть им

помощником.

Таги-Усак был принят в доме медника Миная как желанный гость. Дверь

ему и на этот раз отворила единственная дочь медника Нуар.

— Отец дома?..

— Какой ты скучный человек, — засмеялась Нуар, — все с одним и тем же

вопросом входишь. Хоть бы сначала богов восславил, а уж потом...

— Боги со мною в ссоре.

Девушка преградила ему путь, горячо дохнув в лицо.

— Что случилось? Несчастье какое-нибудь?

— Должно быть...

— Отец, отец! — встревоженно позвала Нуар. — Иди сюда, отец.

Послушай, с чем пришел этот злоязычный человек!..

Еще при первом знакомстве Таги-Усак заметил, что привлек к себе

внимание Нуар, но не придал этому значения, посчитал, что огонь не

сильный, прогорит, как костер из сухих веток. Однако в глубине души

подумал: девушка ведь может и всерьез увлечься, похоже, кровь у нее

горячая...

Пока медник Минай не появился, Таги-Усак решительно сказал:

— Не плутай в хаосе незнакомых дорог, Нуар. Наши с тобой боги далеки

друг от друга.

Нуар нахмурилась.

— Из гордости я не должна признаваться, что ты пришелся мне по

сердцу. Я не таскаюсь по храмам, не кичусь своей девственностью. Но знай,

люблю тебя, и никто, слышишь, астролог и доверенный человек царицы, никто

не властен запретить мне любить. И не спеши торжествовать, что отделался

от меня. Ты либо будешь моим, либо ничьим. Это свыше предрешено!..

Вошел Минай. Приложив руку к груди, он поклонился и спросил:

— Что привело тебя в такой час, друг мой?

Таги-Усак знал, что медник — человек набожный, понимал, что оторвал

его от молитвы.

— Прости за беспокойство, брат, но город переполнен хеттами, — сказал

он.

— Я знаю.

— Возможно, что в большинстве это смутьяны и заговорщики?

— Очень возможно. Пусть царица прикажет...

— Надо вооружить твоих людей, брат Минай.

Хозяин дома провел гостя в молельню. До полуночи они оставались там

вдвоем...

Провожая Таги-Усака, Нуар сказала:

— Не с целью угрозы, а только из желания просветить тебя хочу

рассказать об одном случае, связанном с великой матерью-богиней

Эпит-Анаит. Заметь себе, что это было еще до нас с тобой. Как-то, когда

она еще была земной и пристанище ее располагалось у истоков Евфрата,

встретился ей юный красавец Хатис и завладел ее сердцем. Эпит-Анаит

приблизила к себе юношу, стала непомерно возвеличивать, а он тем временем

увлекся нимфой Нуар из моря Наири. Все кончилось тем, что Хатис помешался,

ушел в горы и там порешил сам себя. Вот так-то, слыхал?

— Слыхал.

— Хорошо, что слыхал. Гнев женщины страшен, знай это.

Таги-Усак приостановился.

— Может, мне не приходить больше к вам, Нуар?

— Почему же? Приходи, пожалуйста, когда тебе угодно. Просто я вижу,

мне от этого радости ждать не следует...

Таги-Усак ласково погладил ей руку и удалился.

Отец попросил, чтобы Нуар пригласила к ним всех их работников.

Исполнив поручение отца, Нуар незаметно исчезла из дома. Под сенью

темноты она проникла в жилище храмовых кудесниц и разыскала там свою

жрицу-покровительницу.

— Ноги у тебя быстрые, матерь-кудесница? — спросила Нуар.

— И крылья есть в помощь.

— Препроводи меня в Тавруберан, к престолонаследнику Каранни.

Жрица засмеялась:

— Хочешь подарить ему свою девственность?

— Царица в беде. Мой долг известить ее супруга. Я поклялась исполнить

это. Поспешим.

Жрица-кудесница выбралась из своей каморки и посмотрела на небо.

— Что ж, можно трогаться.

Небо было яснозвездным.

 

 

* * *

 

Ночью Урси Айрук прислал царевичу совсем еще юную девушку. Она была

изрядно намаслена благовониями. Каранни сердито посмотрел на смело

стоявшую перед ним девушку.

— Ты по своей воле здесь?

— Да, я этого хотела. Иначе никто не смог бы меня заставить.

— Горда, видно, очень?..

— Я этого хотела! — повторила девушка. Губы у нее дрожали, а в груди

будто голуби бились. — Сама хотела, божественный... Ведь, предаваясь тебе,

я общаюсь с богами!..

Каранни засмеялся.

— Кто ты? — спросил он.

— Меня называют дочерью Миная, божественный.

Каранни не захотелось думать о жене. Коли боги послали ему дщерь

свою, зачем же их гневить?

— Смотри, не сотвори злого, — сказал он мрачно. — Ночь для

наслаждений. А что ты сделала со своей провожатой колдуньей?

— Отправила обратно, божественный.

— Расплатилась с ней?

— Такие, как она, без оплаты и бога не помянут.

Снаружи время от времени доносились голоса ночных охранников.

Утром девушка спросила:

— Теперь мне уйти, божественный?..

— Останься.

 

 

* * *

 

Каранни начал готовиться к отбытию из Дзюнкерта, но тут неожиданно

прибыл Тамбер, родоначальник провинции Хорер. Царевич с галереи увидел,

как тот сошел с боевой колесницы, повернулся в сторону храма, молитвенно

склонил голову и затем приказал подвести поближе привезенных в дар

царевичу рабов и стадо быков и сгрузить дары с возов.

Каранни, глянув в небо, весело подумал: «Если хорерский родоначальник

смиренно явился ко мне с дарами, значит, тетива в луках хеттов ослабла».

Дочь Миная пододвинула царевичу низкий мягкий пуфик. Он сел, заложив

ногу за ногу. Тамбер приблизился к нему на коленях, биясь в поклоне

головою о пол. Наконец остановившись, он резанул себя ножом по пальцу и

кровью начертал на полах одежды Каранни нечто вроде креста.

— Хорерские боги благословляют тебя, о Каранни, о божественный

престолонаследник Страны Хайасы!

Каранни встал, помог ему подняться и расцеловал. Он знал, что Тамбер

располагает сильными боевыми отрядами. И мысленно представил, как эти

отряды вместе с его войском совершают набеги на города Мурсилиса,

взбираются на крепостные стены, все выше и выше...

— Ты всегда будешь пользоваться моей благосклонностью, Тамбер. По

воле богов и по своему желанию я передаю тебе родовой престол Хора, сына

Гайка. Владей им в свое удовольствие.

Тамбер разложил перед Каранни все привезенные ему подарки, показал на

площадь, где толпились дарованные престолонаследнику рабы и сбилось стадо

быков. Каранни поблагодарил.

Спустя день прибыл глава рода Цул, худой, длиннющий армянин, с

копьем, удержать которое однако же было бы не по силам и двум богатырям.

Главным богом того рода был Цул. Каранни хотел посоветовать им, чтоб они

вместо Цула поклонялись Мажан-Арамазду, но передумал. Пусть почитают кого

хотят, только бы дали ему войско в помощь.

Каранни велел забить девять белых телок в честь бога Цула. И люди

рода Цула стали славить престолонаследника.

— О, ты по-божески справедлив, наш царевич! Мы будем вечно верны

тебе.

Прибыл в Дзюнкерт также и старшина рода Вараж, совсем еще юноша.

Приблизившись к престолонаследнику, он зарделся, засмущался, заговорил

несвязно, запинаясь. Каранни приказал Нуар попотчевать гостя пивом, чтоб

пришел в себя.

— Если пожелаешь, — сказал он юному старшине, — я построю тебе в

Куммахе, в престольном городе моего отца, хороший дом с башней, сочетаю

тебя браком с самой красивой из семи сестер Мурсилиса. А захочешь, можешь

остаться со мной. Мои боги возлюбили тебя.

Юноша облобызал полы одежды царевича.

— Я покорен твоему желанию, о божественный Каранни! Останусь при

тебе!

Каранни довольно подмигнул Нуар. Как ему было не радоваться,

свершалось желаемое, его войско множилось. Не бесполезны боги.

 

 

* * *

 

Ночами Каранни иной раз выходил прогуляться по крепостным

ограждениям. Он шел от башни к башне. Его сопровождали верховный

военачальник и юный Урси Айрук. Царевич сердился на Каш Бихуни.

— Ты осел, Каш Бихуни, Мажан-Арамазд тому свидетель.

— Как знаешь, — не обижаясь, отзывался Каш Бихуни. — Осел? Пусть так

и будет, если ты этого хочешь, мой повелитель. Только не всяк на меня

сядет!..

Каранни заливался веселым смехом. Откуда военачальнику знать, что

царевич ждет старшину Аршамуника и что, если тот не явится, Каранни

обрушится на его владения всем своим войском и будет беспощаден во гневе.

Люди Аршамуника причиняют много беспокойства роду Цула.

В ночной тиши Каранни подолгу смотрел на Арацани, которая протекала

под самыми стенами Дзюнкерта, неся свои воды в сторону Хойта. А дальше

высились Симские горы и за ними вершина Таркуш. Урси Айрук объяснил, что

это все владения его отца — провинция Аспакуни.

— Выходит, ты несметно богат, Урси Айрук?

— Не беден, божественный, — смиренно согласился родоначальник. — А

вон виднеются поля Муша. Там на горе Барк обитель богини Иштар...

Словно гром грянул: Каранни рванул Урси Айрука за ворот.

— То есть как это?! Чужого идола приютили у себя? Вражьего бога? Надо

думать, за этот-то грех и покарала смертью твоего отца богиня Цовинар. И

она была права. Чужие боги в наших пределах — это огонь и меч в нашем

доме! Убрать поганую Иштар!..

И он бегом ринулся к своему войску, разбудил всех родоначальников.

Никак не мог уняться, словно чужая богиня Иштар душила его. Ударив ногой

оземь, он почти закричал:

— Скажите, Страна Хайаса наша или нет? Отвечайте?

Ни у кого не хватило духу даже глянуть на царевича. Все стояли молча,

опустив глаза долу. Урси Айрук мысленно проклинал память отца.

— Убрать! Разрушить! Сокрушить чужих богов! — с суровой

непреклонностью приказал Каранни покорно стоявшим перед ним

родоначальникам. — Только армянские боги угодны нашей Стране Хайасе! И то,

и то...

Он разослал войска во все провинции Тавруберана с требованием

уничтожить всех чужеродных идолов, разрушить храмы чужих богов!

Дочь Миная с нежностью гладила руки царевича.

 

 

* * *

 

Забрав с собой всех родоначальников, Каранни выехал в Вахевах. По

пути завернул в крепость Авдз. Воины Урси Айрука криком и гвалтом

встретили престолонаследника и своего нового родоначальника еще на

подступах к крепости.

— Люди Авдза вместе со своими жрецами не дали нам уничтожить чужого

идола, как было приказано. Жрецы закидали нас камнями и выдворили из

крепости.

И тогда Каранни отдал приказ разрушить самому крепость Авдз, а жрецов

и всех, кто там с ними есть, сжечь на костре и прах их развеять по ветру,

чтобы никто из смутьянов не обрел упокоения в земле.

Дочь Миная попробовала было смягчить его гнев, но как унять ураган?..

От крепости Авдз остались только руины и следы пожарища. Узнав обо

всем там случившемся, обитатели крепости Мцур, вопреки их сопротивляющимся

жрецам, поспешили разрушить все, что связано с чужими богами, — и идолищ,

и храм. Ветер донес к ним пепел Авдза. Так поступили с чужими богами и в

крепости Вогакан, узаконив впредь только культ своего бога — прародителя

Гайка.

Вот такая буря пробушевала над Таврубераном.

Верховный военачальник тем временем торопил Каранни:

— Надо отправляться в путь, божественный. Дорога у нас долгая.

— Ну что ж, действительно пора, — решил наконец Каранни. — И возьмем

с собой Урси Айрука и всех примкнувших ко мне родоначальников и старшин с

их воинскими соединениями и вошедшими в возраст сыновьями.

Родоначальник Тавруберана вдруг спросил:

— А кто же будет оборонять наши дома, наши владения, наших людей?

Ведь мы окружены врагами, божественный? Мурсилис, стоит ему прознать, что

мы беззащитны, тут же обрушит свои войска на нас.

— Не беспокойся, родоначальник. Отныне и твои владения и твоих людей

будет защищать наше объединенное войско. Как только появится хоть малейшая

угроза твоему роду, я сам приду к тебе на помощь со своим войском. Такова

воля богов, чтобы каждый род, каждое племя Армении — все были объединены.

Урси Айрук вспомнил смерть отца. Их верховный жрец вчера намекнул

ему, что отца убил Каранни. Страшно стало при этом воспоминании. «Жрец

может разнести это повсюду. Надо удавить его» — так думал Урси Айрук, а

вслух стал угодливо восхвалять престолонаследника.

— Сам бог Ванатру послал тебя нам, мудрый царь, отважный Каранни! Ты

говоришь его устами, и я согласен с тобой. Если ты того пожелаешь, я с

радостью предпочту ночную тьму дневному свету. В тебе воплощен сам

Мажан-Арамазд, мой повелитель! Как же мне не поклоняться тебе, когда я

понял, что без тебя я — ничто!..

За завтраком Каранни сказал Урси Айруку:

— Доведи численность своего войска до тысячи человек.

Урси Айрук хотел было что-то ответить, но Каранни знаком велел ему

молчать.

— Оплата войска, оружия и снаряжения — все за счет царской казны.

Каждому, кто пойдет в ратники, я дам надел земли и трех рабов в придачу. И

воду получат из рек моего отца.

Такое расточительство престолонаследника было не очень-то по душе

верховному военачальнику, но вслух он не высказался, догадался о главной

задумке своего господина: надо лишить родоначальников права над воинством,

объединив его под единым государевым знаменем. «А ты мудр, Каранни!..»

На рассвете следующего дня Каранни отдал приказ выступать по

направлению к Васпуракану. В это время ему доложили, что прибыл посол царя

Мурсилиса и просит принять его. Престолонаследник про себя возрадовался,

но постарался скрыть это от окружающих. «Ага, туго тебе приходится,

Мурсилис? Извиваешься?» Хотел спросить у жрецов-провозвестников, каково

будет указание небес, но потом сам решил:

— Пусть послы Мурсилиса подождут!

И остался доволен своим решением. Он примет послов Мурсилиса, но

только в поле. Пусть увидят, какое он сколачивает войско, какую обретает

силищу.

 

 

* * *

 

Только через три дня, когда царские полки и объединившиеся с ними

воинские соединения родоначальников племен раскинули в горной долине

лагерь для отправления обрядов, Каранни вспомнил о Мурсилисовом

посольстве.

— Где люди Мурсилиса? — спросил он.

— Следуют за нами.

— Привести их!

Каранни приготовился принять послов под палящим солнцем перед строем

своего войска. По обе стороны от себя он поставил главу рода Ангех Баз

Артита, родоначальника Даранага Мариша, арташашского и других

родоначальников, по степени старшинства и значимости.

Воинских жрецов Каранни на прием послов не пригласил, уж очень они

ему неприятны в своих бабьих хламидах. В раздражении царевич ни с того ни

с сего вдруг обрушился на Баз Артита:

— Что ты стоишь расслабленный, как курица с обвислыми крыльями! Будь

мужчиной, покажи свою мощь, перед тобой послы из страны хеттов!

Урси Айрук тем временем привел старшего из хеттских послов, за

которым следовали и все прибывшие с ним люди. Лицо посла выражало

подчеркнутое недовольство тем, что престолонаследник заставил его столь

долго дожидаться приема. Он почтительно, но с явно подчеркнутым чувством

собственного достоинства опустился на колено, а его люди подобострастно

распластались на земле, чуть поодаль за ним.

Не дожидаясь слов приветствия от посла, Каранни накинулся на него:

— Почему вы явились не к моему царствующему отцу?

— Мы явились к царю, отцу твоему, — поспешил оправдаться посол. — Но

он сказал, что всеми делами страны теперь управляешь ты, о божественный и

достославный Каранни. А ты в Дзюнкерте нас не принял.

— Я постился! — сурово сказал Каранни. — Сорок дней молился богу

Ангеха Торку. Всяк, кто помешает молящемуся, прогневит богов. Ну, так

говори, посол, что просит у меня мой брат царь Мурсилис?

Хетты сочли себя оскорбленными тем, что совсем еще юный армянский

престолонаследник именует царя Мурсилиса братом, а не отцом, как это

принято. Но недовольство свое посол скрыл за вымученной улыбкой. Заговорил

он с подчеркнутой почтительностью:

— В начале года из нашей страны несколько тысяч человек перебежали в

пределы твоей земли, божественный. Наше солнце, наш царь Мурсилис и

прислал меня сказать, чтобы ты вернул его людей.

Каранни громко засмеялся, оттягивая время и обдумывая, как лучше

ответить. Вторя ему, залились смехом и родоначальники. Только Каш Бихуни

сидел на земле хмурый, с высоко поднятой головой.

Каранни вдруг посерьезнел и в упор уставился на посла. Действительно,

из страны хеттов бежит много мастерового люда и рабов тоже. Все они

находят приют в Армении. И еще его отец царь Уганна приказал, чтобы все

родоначальники и старшины принимали беженцев и помогали им устраиваться на

новом месте. Каранни все это знал. Но, притворившись несведущим, он,

мрачно насупясь, сказал:

— Я только недавно молился, досточтимый посол, как же можно совершить

неугодное богам? Возвращайся домой и скажи моему брату Мурсилису, что если

люди бегут из вашей страны, значит, им плохо. Изгнать нашедшего прибежище

в нашей стране было бы действием, противным воле богов. Вот если беглец

сам пожелает вернуться к твоему царю, препятствовать ему не стану. А

насильно никого выдворять ни в коем случае не буду. Так и передай своему

царю.

Посол решительно всадил в землю золоченый трезубец своего посоха.

— Мы не уедем отсюда ни с чем, божественный. Наше солнце царь

Мурсилис обращается к тебе с миром. Неужто не соизволишь и ты откликнуться

миром?

— А разве я не с миром откликнулся? — гневно спросил Каранни.

Посол протянул ему три глиняные таблички, на которых была начертана

грамота Мурсилиса. Каранни передал таблички военачальнику Каш Бихуни.

— Прочти! — приказал он.

Каш Бихуни проверил подлинность царевых печатей, удостоверился, что

все в порядке, прокашлялся и начал читать:

— «Одиннадцать лет, как царствую я, царь-солнце Мурсилис! Я властелин

четырех частей света, иду покорять город Тибиа, а посему приветствую царя

хайасов Уганну! И пишу тебе, мой брат Уганна, вот о чем: когда я находился

в городе Митанни, в пределы твоей страны бежало множество моих подданных и

рабов, будь они прокляты! Я пишу тебе, чтобы ты вернул мне их. И если ты,

царь и властелин Страны Хайасы и города Куммаха, Уганна, не исполнишь

моего требования, откажешь мне, тогда клянусь, едва я об этом услышу,

очень огорчусь. И еще считаю уместным напомнить тебе, как три года тому

назад я напал на твою страну и захватил несколько провинций. Вместе с

мастеровыми людьми я захватил стада быков и отары овец. Если ты не

исполнишь моего нынешнего требования, я повторю то, что сделал тогда. И

боги помогут мне в этом, они примут мою сторону. Потому что все, кто

становятся моими врагами, становятся и врагами моих богов. Так я захватил

земли врага моего Митанни. Кто не верит тому, что здесь начертано, пусть

пошлет своего человека в его страну и удостоверится в правоте моих слов,

увидит, как я там все разрушил и подчинил себе...»

Каранни знаком остановил чтение.

— Довольно, Каш Бихуни, не продолжай. Мурсилиса совсем занесло. — И,

обернувшись к послу, твердо сказал: — Я повторяю, хоть ты того и не

стоишь, что любому из ваших людей, кто пожелает вернуться восвояси,

запрета не будет, пусть с миром уходит!..

— Но если ты не прикажешь им, никто не вернется, божественный...

— Где находится твой царь, посол?

— У себя дома. Денно и нощно он пребывает в поклонении богам.

— Ну вот, пусть эти боги и помогают ему, если они не лживы. С угрозой

вы явились ко мне, так знайте... — Каранни выхватил у Каш Бихуни таблички

с письменами царя хеттов и ударом о камень разбил их вдребезги. — Ваш царь

захватил исконные владения моего отца, провинции Торгом и Тегараму, и при

этом ищет дружбы с нами?! Скажи своему Мурсилису, чтоб вернул нам наши

земли, да поскорее, пока я не добился этого огнем и мечом.

Оставив посольство Мурсилиса распростертым на земле, царевич

направился к своей колеснице и вскочил на нее, надо думать, спешил в

объятия дочери Миная.

За ним последовал и Каш Бихуни. Достаточно долго они ехали молча.

Наконец верховный военачальник не выдержал и сказал:

— Надо бы тебе немного помягче, божественный... Уж очень ты был груб

с людьми Мурсилиса...

Каранни засмеялся, да так, что даже затрясся весь.

— Ну, знаешь ли, такой старый волк, как ты, взывает к мягкосердечию?

Видно, хочешь, чтобы я проверил остроту своего меча на твоей шее?..

И они снова надолго замолчали.

Едва Каранни вошел в свой шатер, дочь Миная бросилась ему в ноги. Он

поднял полуобнаженную девушку и крепко прижал к себе, ощущая всю прелесть

ее молодого тела, тугих грудей и нежной кожи.

— Каким чудом тебя занесло ко мне, моя рассветная звезда?

— Ты не дал мне раньше рассказать, мой повелитель. Я прибыла из