Типы инвесторов 10 страница

Дом № 94 на Бауэри, на чердаке которого поселился Бхактиведанта Свами, находился в шести кварталах к югу от улицы Хьюстона. Оживленный перекресток Хьюстона и Бауэри притягивал бродяг со всего города. Когда машины останавливались у светофора, оборванцы подходили к ним, протирали ветровые стекла и выпрашивали деньги. К югу от улицы Хьюстона тянулись кварталы перенаселенных многоквартирных домов с мрачными пожарными лестницами на фасадах. Все это были старые, узкие, трех- или четырехэтажные здания, в первых этажах которых располагались склады ресторанов, магазины осветительных приборов, бары и закусочные. Бауэри соединяла жилой район с деловым центром. По обеим сторонам улицы стояли ряды машин, а между ними с трудом продвигался поток транспорта. В будние дни среди заторможенных бродяг сновал, торопясь на работу или домой, рабочий люд. Почти все витрины магазинов были забраны железными решетками, что не мешало, однако, их владельцам зажигать внутри разноцветные огни для привлечения оптовиков и простых покупателей.

Бауэри, 94 — это не доходя два дома до улицы Гестера. На углу Гестер-стрит и Бауэри располагался просторный бар «Полумесяц», основными посетителями которого были все те же местные пьянчужки. Верхние четыре этажа того же дома занимала ночлежка «Пальмовый дом», с неоновой вывеской, подвешенной ко второму этажу на больших цепях и защищенной металлической решеткой. От входа в гостиницу, что располагалась в доме № 92 (в которой вместо приемной был пустой грязный коридор, выложенный белым кафелем), подъезд дома № 94 отделяло не больше двух метров.

Бауэри, 94 представлял собой узкое четырехэтажное здание, когда-то в незапамятные времена выкрашенное в серый цвет, и, как полагается, с массивной черной пожарной лестницей на фасаде. На улицу вела видавшая виды черная двустворчатая дверь, стекла которой были затянуты мелкой железной сеткой, а надпись «Студии — 3-й и 4-й» указывала на то, что эти этажи занимали художники. В соседнем доме № 96 на первом этаже располагался склад, поэтому его парадный вход закрывала ржавая железная решетка, а в доме № 98 находилась еще одна пивная — «Гарольдс» — еще меньше и грязнее, чем «Полумесяц». Таким образом, весь квартал состоял из двух питейных заведений, ночлежки и двух домов с мансардами.

В шестидесятые годы в этом районе Нью-Йорка жить на чердаках только начинали. В то время городские власти разрешили художникам, музыкантам, скульпторам и прочим мастерам искусств (которым в обычных квартирах не хватало места) селиться в зданиях, построенных в девятнадцатом веке для промышленных предприятий. Городские службы приспосабливали под жилье заброшенные заводы — устанавливали противопожарные двери, ванны, душевые кабинки, проводили отопление. Это давало художникам возможность недорого снимать просторные помещения, которые впоследствии стали называться студиями. Чердак Коэна на верхнем этаже дома № 94 на Бауэри был просторным — почти тридцать метров в длину (с запада на восток) и около восьми метров в ширину — и светлым. Окна выходили на запад и на восток, на Бауэри; на крыше тоже было окно. Открытые потолочные балки находились на высоте шести метров от пола.

Харви Коэн использовал это помещение как мастерскую, поэтому вдоль стен тянулись полки для картин. В северо-западном углу располагались кухня и душ, а часть, предназначенная для жилья была отгорожена ширмами. Перегородка не касалась стен и не доходила до потолка, так что часть эта была открыта со всех сторон. Она находилась в четырех с половиной метрах от окон, смотревших на Бауэри.

За этой-то перегородкой и поселился Бхактиведанта Свами. Кровать и несколько стульев расположились около окна, а пишущая машинка на железном ящике — рядом с маленьким столиком, на котором стопкой лежали рукописи «Бхагаватам». На веревке сушились дхоти.

По другую сторону ширмы возвышался помост размером полтора на три метра, на котором Свами сидел во время киртанов и лекций. С этого помоста, находившегося в восточной части помещения, был виден весь чердак — огромный и пустой, если не считать двух ковров, старомодного деревянного стола и стоящей на мольберте картины Харви, изображавшей Господа Чайтанью, танцующего в кругу Своих спутников.

Чтобы попасть на чердак, нужно было войти в дом с черного хода, в единственную с западной стороны дверь, которая обычно была прочно заперта на засов, и подняться вверх на четыре лестничных пролета. Входная дверь чердака открывалась вовнутрь и вела в коридор, освещенный лишь красной лампой с надписью «ВЫХОД» над косяком. Чтобы попасть в открытое помещение чердака, нужно было пройти по коридору несколько шагов вправо. Гость, вошедший во время киртана или лекции, видел Свами в девяти метрах от себя, сидящим на возвышении. В те вечера, когда лекций не было, в студии царил мрак, если не считать красной надписи «ВЫХОД» в маленьком коридоре, да мягкого света, разливавшегося из-за ширмы, где работал Бхактиведанта Свами.

Бхактиведанта Свами жил на Бауэри, довольствуясь тусклым светом лампочки, точно так же, как и сотни бедолаг по соседству. Как и у них, у него не было ни постоянного дохода, ни постоянного места жительства, но сознание его было иным: он переводил на английский язык «Шримад-Бхагаватам», обращаясь ко всему миру через свои «комментарии Бхактиведанты». Где бы он ни жил — на четырнадцатом ли этаже многоквартирного дома на Набережной, или же в углу чердака на Бауэри, — его долг состоял в том, чтобы донести до всего человечества мысль, насколько нужно миру Сознание Кришны. Он работал над переводами и постоянно думал о том, как открыть в Нью-Йорке храм Господа Кришны. Мысли Бхактиведанты Свами были сосредоточенны на выполнении вселенской миссии Господа, потому он не зависел от окружающей обстановки. Домом для него было не здание из кирпичей и дерева, — в любых обстоятельствах его единственным прибежищем был Кришна. «Мой дом повсюду», — говорил он своим друзьям из жилых районов. Но без Кришны весь мир для него - пустыня.

Он часто ссылался на утверждение Писаний, что люди живут под властью трех качеств природы — благости, страсти и невежества. Жизнь в лесу — это жизнь в благости, жизнь в городе протекает под влиянием страсти, а в таком отвратительном месте, как винный магазин, публичный дом или Бауэри — это жизнь в невежестве. Но жить в храме Вишну — все равно, что жить на Вайкунтхе, в духовном мире, не оскверненном тремя качествами материи.

Чердак на Бауэри, где Бхактиведанта Свами устраивал встречи и пел киртаны, тоже стал неземным местом. Когда Свами сидел в своем углу за перегородкой, склонившись над страницами Шримад-Бхагаватам, его новое жилище ничем не отличалось от комнаты в храме Радха-Дамодары во Вриндаване.

Новость о переезде Свами на Бауэри быстро облетела завсегдатаев ресторана «Парадокс», и люди стали приходить к нему по вечерам, чтобы попеть. Киртаны приобрели особую популярность на Бауэри. Среди новых посетителей Свами преобладали в основном музыканты и художники, и неземная, духовная музыка находила в их сердцах гораздо больший отклик, нежели философия. Каждое утро Бхактиведанта Свами читал лекции по «Шримад-Бхагаватам», на которые приходили Дэвид Аллен, Роберт Нельсон и еще один юноша. Иногда он учил желающих готовить. Он был готов уделить время каждому, будь то любознательный посетитель или же сосед по комнате — любой мог свободно с ним побеседовать.

Хотя и Бхактиведанта Свами, и Аллен занимали каждый свою часть чердака, вскоре проповедь Свами заняла все пространство. С Дэвидом у них были хорошие отношения - поначалу Свами даже считал его своим будущим учеником.

 

27 апреля.

Бхактиведанта Свами написал друзьям в Индию о своих взаимоотношениях с Дэвидом Алленом.

Он посещал мои лекции на Семьдесят Второй Улице, и когда мою квартиру ограбили, предложил мне переехать к нему. Мы живем вместе, и я его учу. У него хорошие перспективы - он уже оставил почти все дурные привычки. В этой стране незаконные связи с женщинами, курение, пьянство, употребление в пищу мяса — явления вполне обычные. Кроме этого, у американцев есть и другие нечистые привычки — например, не принимать душ после туалета, а пользоваться туалетной бумагой. Но мне удалось убедить его отказаться от девяноста процентов вредных привычек и начать регулярно повторять маха-мантру. Итак, я дал ему шанс - похоже, он делает успехи. На завтра я запланировал раздачу прасада, поэтому сейчас он ушел в магазин, чтобы купить все что нужно.

Когда Дэвид впервые появился на Бауэри, это был славный студент — умный, высокий (под метр девяносто), симпатичный голубоглазый юноша двадцати одного года. Большинство его новых друзей в Нью-Йорке были старше и относились к нему, как к ребенку. Семья Дэвида проживала в Ист-Лансинге (Мичиган), и его мать ежемесячно платила сто долларов за аренду чердака. Богатого жизненного опыта у него не было, но где-то он вычитал, что, принимая галлюциногены, можно неслыханно расширить сознание, и не задумываясь ринулся в полный опасностей мир ЛСД. Он встретил Свами как раз во время радикальных перемен в жизни, и эта встреча оказала сильнейшее влияние на все его будущее.

Дэвид: У нас со Свами были просто замечательные отношения, но необычайная энергия от близкого общения с ним буквально переполняла меня, ошеломляла. Она подстегивала мое воображение -даже мои сны по ночам были наполнены яркими образами, связанными с сознанием Кришны. Свами начинал работать над своим переводом очень рано, и поднимался задолго до того, как просыпался я. Наверное, именно поэтому мое сознание и сны были наполнены такими мыслями — из-за таких тесных отношений. Еще это было связано с изучением санскрита. Мне безумно хотелось изучить санскрит. Этот язык, казалось, обладал какими-то мистическими свойствами. Особенно я это чувствовал, когда Свами переводил одно слово за другим.

В студии на Бауэри Бхактиведанту Свами продолжал навещать и его старый друг из «верхнего города», Роберт Нельсон. Его очень поразило дружеское общение Бхактиведанты Свами с Дэвидом, который, как было видно невооруженным глазом, многому у него научился. Мистер Роберт купил и подарил Дэвиду маленький ручной орган, напоминавший индийскую фисгармонию, чтобы тот подыгрывал на нем во время киртанов. Мистер Роберт приходил в семь утра и после лекции по «Бхагаватам» какое-то время непринужденно беседовал с Бхактиведантой Свами, излагая свои планы относительно записи пластинок и продажи книг. Нельсон хотел и дальше помогать ему. Они сидели в креслах у окна, и Роберт часами слушал, как Свамиджи рассказывает о Кришне и Господе Чайтанье.

Вскоре на Бауэри начали приходить и новые желающие познакомиться с Бхактиведантой Свами. Один из них, Карл Йоргенс, тридцатилетний чернокожий парень из Бронкса, учился в Корнелльском университете и самостоятельно изучал индийские религии и дзен-буддизм. Он экспериментировал с наркотиками как с «психоделическими средствами» и проявлял интерес к музыке и поэзии Индии. Карл пользовался среди друзей авторитетом и пытался вызвать у них интерес к медитации. Он даже немного увлекался санскритом.

Карл: Я как раз закончил читать книгу под названием: «Чудо, которым была Индия». Оттуда я узнал значение слов «санньяси», «брахмачари» и т.д. Я помню - там было красочное описание санньяси, идущего по дороге в шафрановых одеждах. Это произвело на меня не просто поверхностное впечатление — это было нечто большее. И вот, однажды, холодным вечером, я собственными глазами увидел точно такого же санньяси. Я шел по улице Гестера, направляясь к Майклу Гранту, — кажется, мы собирались немного посидеть, покурить марихуану и, может быть, слегка помузицировать. Если свернуть с Бауэри налево, на Гестера, то по улице Грэнд можно добраться до дома Майка. Странно, что я вдруг решил пойти таким путем, ведь прямо по Грэнд было ближе. Но если бы я сократил, я, скорее всего, не встретил бы Свамиджи.

Итак, я решил пройтись по улице Гестера, а затем свернуть налево. Вдруг у какого-то грязного подъезда я увидел человека в сияющих шафрановых одеждах. Проходя мимо, я понял, что это Свамиджи — он стучался в дверь, пытаясь войти. У входа, прислонившись к косяку, валялись двое бродяг. Дверь была двустворчатой — одна ее половина была заколочена, а другая заперта. Бродяги лежали по обе стороны от Свамиджи, и один из них был уже мертв — такое случалось сплошь и рядом. Нужно было просто позвонить в полицию или в медицинскую службу, чтобы его увезли.

Поначалу я не заметил бродяг - я увидел их только когда подошел к Свамиджи ближе. Я спросил:

— Вы санньяси?

Он ответил:

— Да.

Мы разговорились. Он сказал, что собирается открыть храм. Он рассказал мне о Господе Чайтанье и обо всем остальном. Прямо тут же, на улице, он вылил на меня целый поток совершенно невероятных вещей. Но я до некоторой степени понимал, о чем он говорит, так как буквально недавно прочитал ту книгу и с глубоким интересом изучал индийскую религию. Я понял, что для меня эта неожиданная встреча — большая удача, и захотел ему помочь. Мы громко застучали в дверь и, в конце концов, поднялись наверх. Он пригласил меня на вечерний киртан. Я ушел, а чуть позже вернулся — на первый в моей жизни киртан. С тех пор я стал регулярно — три раза в неделю — его навещать. Однажды Свамиджи пригласил меня пожить с ним, и я прожил на у него на чердаке две недели.

Карл был неравнодушен к санскриту — может быть, именно поэтому Бхактиведанта Свами и начал давать уроки санскрита. Карл, Дэвид и еще несколько американцев под его руководством часами изучали древний язык. На черной доске, найденной на чердаке, Бхактиведанта Свами писал буквы алфавита, а ученики старательно переписывали их в свои тетрадки. Подходя к каждому, Свамиджи следил за правильностью написания, и поправлял произношение. Молодые люди учились у него не просто санскриту, но наставлениям «Бхагавад-гиты». Каждый день он просил их записать один из ее стихов алфавитом «деванагари», а потом -переписать латиницей и перевести на английский язык каждое слово. Но со временем их интерес к санскриту ослабел, и Бхактиведанта Свами прекратил эти занятия, чтобы больше времени уделять работе над переводом «Шримад-Бхагаватам».

Новым его друзьям эти занятия могли показаться обычными уроками иностранного языка, но, по сути дела, это были уроки бхакти. Бхактиведанта Свами приехал в Америку не как простой учитель санскрита - его Гуру Махараджа поручил ему обучать людей сознанию Кришны. Но, обнаружив у Карла и его друзей интерес к санскриту, он счел нужным его поддержать. Господь Чайтанья в юности тоже преподавал санскрит, но истинной его целью была проповедь любви к Кришне. На уроках каждое слово Он объяснял в связи с Кришной, а когда ученики запротестовали, просто закрыл школу. Точно так же, почувствовав, что интерес к санскриту у учеников скоро угаснет, Бхактиведанта Свами прекратил эти уроки. В конце концов, преподавание санскритской грамматики не входило в его миссию.

В соответствии с классической методологией ведической науки, чтобы овладеть грамматикой санскрита, юноше требуется десять лет. А приступать к изучению этого языка в тридцати-сорокалетнем возрасте уже явно поздно. Да и сами ученики, естественно, и не думали целых десять лет жизни тратить на санскритскую грамматику. А если бы даже и согласились, простое знание грамматики все равно не помогло бы им осознать духовные истины.

Бхактиведанта Свами решил, что его знание санскрита принесет гораздо больше пользы, если он просто будет переводить на английский стихи «Шримад-Бхагаватам», следуя санскритским комментариям духовных учителей прошлого - а иначе тайны сознания Кришны так и останутся скрытыми за строчками санскритских текстов. Деванагари, сандхи*, спряжения глаголов, склонения существительных — то, чему учил он Карла Йоргенса — не прибавят американцам духовного ведического знания. Лучше уж использовать знание санскрита для перевода «Бхагаватам» ради миллионов будущих читателей.

Кэрол Бэкар выросла в семье иммигрантов-католиков, и Свамиджи, с его практикой повторения молитв на четках и чтением текстов из Священных писаний, воспринимался ею через призму католичества как святой. Иногда она провожала Бхактиведанту Свами в соседний Китайский квартал, где он покупал продукты. Он готовил каждый день, и иногда Кэрол с друзьями приходили к нему поучиться секретам приготовления пищи для Господа Кришны.

Кэрол: Обычно он готовил вместе с нами и всегда знал, кто как будет ему помогать. Он постоянно все мыл и следил за тем, чтобы каждый все делал правильно. Он был настоящим учителем. Обычно мы делали чапати вручную, но однажды он попросил меня раздобыть скалку. Я принесла ему скалку из дома, и она ему очень понравилась. Он поставил несколько человек раскатывать чапати и очень внимательно за ними следил.

У себя дома я готовила для него чатни. Он всегда благосклонно принимал наши дары, но не думаю, что когда-нибудь их ел. Возможно, он опасался, что мы можем добавить в них какие-нибудь запрещенные для него продукты. Обычно он брал то, что я приносила, и клал в буфет. Не знаю, что он потом делал с этими подношениями, но я уверена, что не выбрасывал. Никогда не видела, чтобы он ел что-то из того, что я готовила, хотя принимал все.

Свои вечерние программы Бхактиведанта Свами проводил, как и прежде, по понедельникам, средам и пятницам. Большинству его старых знакомых было неудобно добираться до его нового места жительства - к тому же оно находилось на Бауэри. У переднего входа, загородив проход, постоянно спали какие-то бездомные, и прежде чем преодолеть четыре лестничных пролета, гостям приходилось перешагивать через полдюжины бродяг. Но было здесь и нечто новое: этот чердак был местом, куда можно было прийти и, присоединившись к небольшой группе хиппи, смотреть, как Свами ведет киртан. В полутемном помещении курились благовония, которые он зажигал. Было немало и случайных гостей, которые не задерживались надолго. У одного из них, Гюнтера, остались очень живые воспоминания.

Гюнтер: Прямо с улицы вы попадали в комнату, полную аромата курившихся благовоний. Там было очень спокойно. Если кто-то и разговаривал, то только шепотом. Свамиджи сидел у противоположной стены, погруженный в медитацию. Было ощущение огромного покоя, какого я никогда раньше не ощущал. В течение двух лет я учился на священника и очень интересовался медитацией, изучением Писаний и молитвой. Но здесь я впервые столкнулся с чем-то восточным, индийским. Кругом на полу были разложены подушки и циновки, на которых можно было сидеть. Кажется, там не было ни картин, ни статуэток – был только Свамиджи, благовония, подушки, и, разумеется, почтение к Свами, которое ощущалось во всех присутствующих.

Перед тем, как мы поднялись наверх, Карл со смехом рассказал нам о том, как Свами учил их правильно играть на ручных тарелочках. Я никогда раньше на них не играл, но когда пение началось, я постарался попадать в такт, вслед за Свамиджи - он ударял в них каким-то особым образом. Постепенно все входили в ритм, звук нарастал, но потом кто-нибудь сбивался с ритма, и Свамиджи спокойно грозил ему пальцем. Внимание рассеивалось и пение прекращалось. Не вставая с места, Свамиджи поправлял незадачливого игрока, и когда тот улавливал ритм, все начиналось снова. Через несколько минут… звон тарелочек и аромат благовоний уносили нас — Бауэри больше не существовало. Мы начинали петь Харе Кришна. Я никогда раньше не делал ничего подобного. У протестантов нет ничего, даже отдаленно напоминающего это. Может, у католиков есть что-то такое, «Аве Мария», но это не совсем то. Его пение действовало очень успокаивающе, было очень интересно сознавать, что ты можешь петь сам, а Свами показался мне очаровательным человеком.

Места на чердаке у Бхактиведанты Свами было не в пример больше, чем в узкой комнате на Семьдесят второй улице, но с покоем пришлось проститься - приходили скептики, а порой даже спорщики… Но у каждого Свами оставлял впечатление очень убежденного и счастливого человека. Было видно, что он имеет далеко идущие замыслы и самоотверженно пытается их осуществить. Он знал, что ему для этого нужно, и работал. В одиночку. «Это не под силу одному человеку», — не раз говорил он, но продолжал делать все, что мог. Успех зависел от Кришны. Но ему уже начинал помогать Дэвид, и программы приобретали все больший успех.

Почти все друзья Бхактиведанты Свами, приходившие к нему на Бауэри, были музыкантами или друзьями музыкантов. Все они увлекались музыкой — музыкой, наркотиками, женщинами и духовной медитацией. Поскольку пение мантры «Харе Кришна» было одновременно и музыкой, и медитацией, программы Бхактиведанты Свами не могли не привлечь их. Свами подчеркивал, что все ведические мантры (или гимны) поются — в сущности, само слово «Бхагавад-гита» означает «Песнь Бога». Но слова ведических гимнов — это воплощения Бога в форме духовного звука. Аккомпанемент ручных тарелочек, барабана и фисгармонии был не более чем музыкальным сопровождением — играть на инструментах без пения имени Бога было бесполезно. Бхактиведанта Свами разрешал играть на любых инструментах, если только они не отвлекали от пения.

Кэрол: Это была разношерстная компания меломанов. Туда приходили несколько профессиональных музыкантов и много таких, кому просто нравилось играть или слушать. Были там и художники с чердаков. Вот, в общем, и все. Это были незабываемые киртаны. Однажды там состоялась красивая праздничная церемония. Кое-кто из нас пришел пораньше, чтобы к ней подготовиться. В тот день пришло человек сто.

Для этой компании звук был духом, а дух — звуком, музыка для них стала синонимом медитации. Но для Бхактиведанты Свами музыка без имени Бога была не медитацией, а чувственным наслаждением или, в лучшем случае, неким подобием искусственной медитации, которой занимаются имперсоналисты. Но он был рад, когда музыканты приходили, чтобы подыграть ему в киртанах, слушали его или ему подпевали. Бывало так, что какой-то музыкант где-то играл всю ночь напролет, а утром, проходя мимо, заходил со своими инструментами к Свами и пел вместе с ним. Он не возражал против их увлечения звуком; напротив, он давал им звук. В Ведах говорится, что звук — первоэлемент материального творения, источник звука — Бог, а Бог — это личность. И смысл своей деятельности Бхактиведанта Свами видел в том, чтобы побудить людей повторять трансцендентное имя Личности Бога. Неважно, как они приходили к этому — через джаз, фолк, рок или индийскую медитацию, — главное, что они начинали повторять «Харе Кришна».

Кэрол: Когда Свами пел, все буквально трепетали перед ним. На Бауэри из звона тарелочек рождалось что-то неземное. Он играл на фисгармонии, и многие аккомпанировали ему на ручных тарелочках. Иногда он играл на барабане. В начале он постоянно говорил о важности звука и о постижении Бога через звук. Именно это, я полагаю, и привлекало к нему музыкантов — его акцент на звуке как средстве достижения запредельного мира и Божества. Но он хотел большего. Он искал настоящих учеников.

Одним из его посетителей был Майкл Грант. Майку было двадцать четыре года. Его отец, еврей по национальности, владел магазином грампластинок в Портленде (Орегон), где прошло детство Майка. После окончания музыкальной школы язычковых инструментов в Портленде и дальнейшего обучения музыке в штате Сан-Франциско Майк, который умел играть на пианино и многих других инструментах, переехал вместе с подругой в Нью-Йорк, в надежде серьезно заняться музыкой. Но карьера профессионального музыканта быстро его разочаровала. Особенно неприятно ему было играть в ночных клубах, где денежный интерес вынуждал потакать вкусам публики. В Нью-Йорке он вступил в союз музыкантов и работал аранжировщиком и агентом нескольких местных музыкальных групп.

Майк жил на Бауэри, в чердачной студии дома на углу улицы Грэнд. Это был большой чердак, где музыканты собирались помузицировать. Но чем серьезнее Майк уходил в сочинение музыки, тем дальше уходил он от социальной стороны музыкальной жизни и все больше погружался в чтение духовных, эзотерических и мистических книг. В городе Майк уже успел познакомиться с несколькими свами, йогами, новоявленными гуру, и сам занимался хатха-йогой.

С первой же встречи со Свами Бхактиведантой Майк, как и всегда, когда встречался с религиозными людьми, проявил интерес и открытость. Он считал, что человек по-настоящему религиозный не может быть плохим, но сам не торопился причислять себя к какой-то определенной религии.

Майк: Я чувствовал себя довольно уверенно и раскованно, поскольку уже не раз встречался с другими свами. Его одежда и внешность — старое лицо, смуглая кожа — для меня это не было в новинку. Но какой-то элемент новизны в этом все же был. Мне было очень любопытно с ним встретиться. Когда я пришел в первый раз, то застал его поющим, но пение мантр я и раньше слышал - больше всего мне хотелось послушать, что он скажет. Я понял, что послание, которое он хочет до нас донести, для него важнее личного комфорта - иначе зачем бы он приехал в такое убогое место? Больше всего меня поразила бедность, его окружавшая. Это меня заинтриговало - те места, куда я заходил раньше, были прямой противоположностью — очень богатыми, как, например, «Центр Веданты» в престижном районе Манхэттена и другие. Там было много солидных пожилых людей, которые утопали в кожаных креслах, со своими курительными трубками. Здесь же была настоящая нищета. Все это возбуждало во мне любопытство.

Свами казался очень утонченным человеком с благородными манерами, и это тоже было интересно: как этот свами оказался здесь? Когда он заговорил, я сразу понял, что он очень образованный человек, и почувствовал в его голосе абсолютную убежденность. Иногда он делал очень смелые высказывания. Он говорил о Боге. Вот это и было чем-то новым — слушать, как кто-то говорит о Боге. Я всегда мечтал услышать о Боге из уст человека, которого мог бы уважать. Мне всегда нравилось слушать речи религиозных деятелей, но я всегда очень тщательно их оценивал. Слушая его, я подумал: «Похоже, этот человек действительно что-то знает о Боге». Впервые я встретил того, кто, как мне показалось, был истинным слугой Бога и вел глубокую духовную жизнь.

* * *

Бхактиведанта Свами читает лекцию.

Шри Кришна хотел вывести Арджуну в чистое сознание. Мы с вами в течение многих дней обсуждали, что не являемся материальными телами, что мы — сознание. Так или иначе, мы соприкоснулись с материей. Поэтому наша свобода ограничена.

Сейчас посетителей больше, чем когда он жил в пригороде. На чердаке гораздо просторнее: один только помост, на котором сидит Свами, почти такого же размера, что и его крошечный кабинетик на Семьдесят второй улице. Чердак, с его вечным полумраком и некрашеными балками, больше напоминает старый склад, нежели храм. Аудитория состоит большей частью из музыкантов, которые пришли, чтобы медитировать под мистические звуки его киртана.

По понедельникам, средам и пятницам Карл, Кэрол, Гюнтер, Майк, Дэвид, народ из «Парадокса» и другие приходят на его вечерние лекции, которые начинаются ровно в восемь часов. Программа состоит из получасового пения Харе Кришна, лекции по «Бхагавад-гите» (длящейся, как правило, сорок пять минут), ответов на вопросы и еще одного тридцатиминутнго киртана. Все заканчивается около десяти вечера.

Сразу после завершения киртана Свамиджи начинает говорить.

Как существа духовные, мы вольны поступать, как хотим, и иметь то, что хотим. Мы чисты, никакой скверны — ни болезней, ни рождения, ни смерти, ни старости. И кроме этого, у нас есть много других духовных качеств.

Когда Свами говорит, он принимает чистую духовную форму. В ведических Писаниях сказано, что садху, святого, нужно воспринимать ушами, а не глазами. Если слушатели действительно хотят узнать Свамиджи, они должны его слушать. Сейчас он уже не тот пожилой индийский эмигрант, что живет на чердаке за перегородкой и там же сушит свою одежду и едва наскребает на еду. Он говорит как посланник Господа Кришны, пребывающий вне времени и пространства. Устами его говорят сотни духовных учителей, стоящих в цепи ученической преемственности. Он появился среди нью-йоркской богемы в 1966 году, и сказал, что 1966 год — временный и иллюзорный, но сам он вечен, и все остальные тоже вечны. Таково было значение киртана, и теперь он философски объясняет это, призывая своих слушателей полностью изменить свое сознание. Однако, зная, что они не смогут со всем согласиться, он просит их принять хотя бы то, что они могут.

Вам будет приятно узнать, что если человек встал на стезю духовной жизни, то в следующем рождении он непременно станет человеком. Единожды начавшись, карма-йога будет продолжаться. Даже если человеку не удается дойти до цели, он ничего не теряет. Ничего. Итак, если кто-то приступает к йоге самоосознания, но у него плохо получается — если он соскальзывает с этого пути — повода для огорчения все равно нет - вы ничего не теряете. В следующей жизни вам предоставится еще одна возможность, и ваша следующая жизнь не будет обычной. Но тот, кто достиг успеха — о-о! Что уж говорить о нем! Он возвращается к Богу. Поэтому мы проводим эту лекцию, а вы, хотя у вас много дел, приходите сюда три раза в неделю и стараетесь понять. Все это не пропадет. Даже если вы перестанете сюда ходить, впечатление уже никогда не исчезнет. Говорю вам, впечатление это никогда не исчезнет. Если вы делаете что-то практически, это очень-очень хорошо. Но даже если вы не делаете ничего, а просто смиренно слушаете и стараетесь понять, какова природа Бога — если вы просто слушаете и хотя бы что-то понимаете — даже тогда вы освобождаетесь от оков материи.

Он обращается к людям, глубоко погрязшим в богемной жизни. Он знает, что они не могут сразу отказаться от наркотиков; они приходят сюда вместе со своими девушками. Музицировать, жить с подружкой, иногда медитировать и быть свободными — вот их стихия. Быть свободными. Прослушав лекцию, всю ночь они проведут, играя на своих инструментах среди пестрой богемы, с женщинами и наркотиками. Но что-то притягивает их к Свамиджи. Он владеет благостными вибрациями киртана, и они хотят ему помогать. Они рады помочь, потому что видят - у него больше никого нет. И Свами говорит им: «Это хорошо. Даже если вы добьетесь немногого, это будет благом для вас. Все мы — чистые души. Но вы забыли… Вы пали в круговорот рождения и смерти. Что бы вы ни сделали ради оживления своего первоначального сознания — это хорошо для вас. Вы ничего не теряете».