Аллегорический эпосЦель модуля – ознакомление студентов с аллегорическим эпосом Роман о Лисе Аллегорический животный эпос, ярчайшим памятником которого является анонимный «Роман о Лисе», пользовавшийся широкой популярностью в Европе, возникает из древней басенной традиции. Главным героем животного эпоса становится Лис (германский вариант имени – Рейнеке, французский – Ренар). «Роман о Лисе» начал складываться в XII веке из отдельных рассказов о проделках плутоватого Лиса, напоминающих фаблио. Один из поэтов XII века, Пьер из Сен-Клу, дал всему циклу название «Роман о Лисе». Это произведение, которое в основном было завершено к середине XIII века, по объему велико и включает двадцать шесть отдельных повестей. Все они объединены общими персонажами, представителями «звериной державы» (лев Нобль, волк Изенгрин, медведь Брюн, петух Шантеклер) и главным героем – Ренаром. «Роман о Лисе» явно строится как пародия на роман куртуазный (отсюда само его название). К примеру, в роли куртуазной дамы выступает волчица Грызента, объект домогательств Лиса. Но главным в романе становится многоплановая социальная сатира, затрагивающая все сословия средневекового общества. Ренар в этом смысле воплощает дух бунтарства и вольномыслия, он враг любого порядка и условностей, для него не существует авторитетов. С одной стороны, он воплощает психологию нового горожанина, его вселенский смех над отжившими традициями. В то же время Ренар несет в себе и принцип феодальной анархии, тяготеющей к разрушению и насилию. Эта сторона его образа раскрывается в столкновениях Лиса с «мелкими» животными, в особенности с петухом Шантеклером. Неоднозначность образа Лиса в какой-то мере иллюстрирует карнавальность его фигуры. I Перро на то талант и ум, Чтоб был и Лис, и Лисов кум Волк Изенгрин воспет, направил, Но лучших сцен в стихи не вставил: К примеру, как и чьи права В палатах Властелина-льва Рассматривал суровый суд, Решая, сколь преступен блуд, Свершенный Лисом над истицей, Грызентой-дамою, волчицей. 10 Из первых строк узнаем мы, Что всякий след исчез зимы, Куст роз расцвел после морозов, Стал куст боярышника розов И Вознесенье подошло, Когда великое число Зверей сир лев созвал к хоромам, Чтоб пышным удивить приемом, И для отказа ни один 20 Из них не смел искать причин. Все едут, сроки упреждая, – Все, кроме Лиса-негодяя: Вора, мошенника, лгуна. Столь пред зверьми тяжка вина, Что на преступника улики Исчесть они спешат владыке, И Изенгрин, не друг отнюдь Плуту, выкладывает суть: «Я, сир, на Лиса с челобитной! 30 Любодеянье с беззащитной Моей Грызентой блудодей В Малпертуи, в норе своей, Свершил: супругу в угол втиснул, Снасильничал, а после спрыснул, Пописав, влагою волчат; Его услады мне горчат. Притом на днях внушал паскуда, Что дело не дошло до блуда. Но при внесении святых 40 Мощей – мешался и утих, И, не заставив ждать с отбытьем, Воспользовался вновь укрытьем. Как тут не впасть в тоску и гнев!» Король промолвил, погрустнев: «Ах, Изенгрин, – не надо шума. Чего добьетесь вы, угрюмо Припоминая свой позор? Король иль граф, чей пышен двор, Подвержены таким же бедам. 50 Ваш стыд сегодняшний нам ведом. По сути же, ничтожен вред, Скорбеть и гневаться не след. Настолько случай незаметен, Что повода не даст для сплетен». – «Сир, – слово взял Бирюк-медведь, Не скажешь лучше! Что скорбеть! В плен не был Изенгрин захвачен, Не умер, просто одурачен. Зря о возмездье он просил. 60 У Изенгрина хватит сил – В том случае, коль Лис-проныра Возобновить не склонен мира, Который клятвой был храним Доселе, – рассчитаться с ним. Но вы – властитель всей страны! Вассалам начинать войны Не дав, явите власть свою им! С кем вы воюете, воюем Мы все, мы с вами, господин. 70 Ждет кары Лису Изенгрин – Что ж, был бы приговор судебный Здесь мерой истинно потребной. Что должен, пусть вернет сосед, Вам пеню уплатив за вред. В Малпертуи за Лисом шлите Меня. В его сюда визите Я вижу благо: чем в норе, Ему быть лучше при дворе». – «Сеньор Бирюк, – быком Буйяном 80 Он прерван, – разум ваш с изъяном, Коль дал совет владыке он Брать с Лиса пеню за урон, И срам, и за блудодеянье С кумою, что преступно крайне. Кто учинил такую мерзость И выказал такую дерзость, Тем помощи не подают. Зачем же Изенгрину суд, Когда настолько дело явно, 90 И гнусно, и противоправно? Нет, дудки! Окажись жена Моя в руках потаскуна, Кем вся изгажена страна, И будь она осрамлена, То хоть Малпертуи как крепость И неприступен, я б свирепость Такую проявил, дерясь, Что стены все обрушил в грязь. А вы оправились, Грызента, 100 С того несчастного момента, Как Лис-наглец, исчадье зла, Вас поднял на луку седла?» – «Буйян, – раздался глас барсучий, – Унизить зло нам выпал случай, Чтобы еще не возросло. Поскольку возвышаем зло И расширяем мы и множим, Когда окоротить не можем. Зря о насилье речь тут шла: 110 Не хвора дама, дверь цела, А при согласье полюбовном Нет места пеням суесловным. Давно мила ему кума, И бить челом не шла сама; Но Изенгрин здесь, головой Клянусь, ущерб увидел свой. Не заниматься же баронам И королю его уроном! Вассалу нанесенный вред, 120 Когда он Лисом был задет, Орешка, право же, не стоит, И он легко ущерб покроет, Когда прибудет Лис сюда Ждать совершения суда. Меж тем у нас есть аргументы Для порицания Грызенты. Как тонок выверт, как уклюж: Сегодня на позор ваш муж Представлен всем зверям-вассалам! 130 Он вправе шпиговать вас салом: Им званы милой вы сестрой, Но в вас недолжный был настрой. Он верил вам, забыв опаску». Грызенту стыд вгоняет в краску, На нем повыщипала б мех, Но говорит, вздохнув, для всех: «Зря, сир Гринбер, меня настырно Корили вы. Чтоб жили мирно, Хотелось мне, мой господин 140 И Лис. То был не мой почин И стиль не мой: в скандал не влезу, Пусть кто к воде бы иль к железу Прибег, нагрев их на огне. Лишь оправданьем служит мне, Больной, усталой и тщедушной, Мой нрав доверчиво-послушный. Святыми, коих церковь славит, Клянусь: пусть бог меня оставит, Коль Лис хоть раз посмел обнять 150 Меня не как родную мать. Я вовсе к Лису не мирволю, Его не облегчаю долю, Интересуясь тем, что с ним, Кем он хвалим и кем хулим, – Как вы – репейником ослиным. Удручена я Изенгрином: Винит ревнивец всех подряд За то, что якобы рогат. Десятой – брака годовщина 160 (По возрасту Пипкара-сына Сужу) на Пасху уж была, В апреле, первого числа. Гостей сошлось на свадьбу много: Дупло, и норка, и берлога – Все было занято зверями, Сидели чуть не в каждой яме, И, сколько видел глаз окрест, Пустых не попадалось мест. Ему женой я стала верной, 170 Не прибегала к плутне скверной, И скотская претит мне гнусь. Однако – к теме все ж вернусь. Поверьте все, кто хочет верить, – Я не умею лицемерить. Клянусь святой Марией, слух Преподл, что я из потаскух: Свершать грехи или промашки Мне так же трудно, как монашке». Грызента, кончив этак речь, 180 Смогла иных к себе привлечь. Осел Бернар стал сердцем весел, Когда все за и против взвесил, Решив, что следует навряд Считать, что Изенгрин рогат: «Ах, баронесса, поучиться У вас могла б моя ослица! Волкам и псам и всем скотам Иметь бы жен, подобных вам! Господь меня обыди карой 190 И нежного вкусить мне даруй На пастбище моем репья: Ведь если верно понял я, Тем, любит ли вас Лис и манит Куда, ваш разум не был занят. Но мир, клонящийся ко злу, Смрад источает и хулу: Судя о том, чего не видит, Он, где бы похвалить, обидит. Лис, повредившийся рассудком, – 200 Мы вправе счесть тебя ублюдком, Тем, кто в недобрый час зачат, Коль будешь в мир вносить разлад! Любого весть об этой случке С Грызентой – довела б до ручки: В ней жил невинный интерес, Ведь до того он к ней не лез. Высокородный славный сир, Велите заключить им мир И тем явите Лису милость! 210 Мне ж поручите, ваша милость, Как Изенгрин ни виноват, Его в обиду не давать: Пускай такою пеня будет, К какой ваш двор его присудит. Но если дерзко он готов Промешкать и презреть ваш зов, И двор впустую время тратит, Вина на нем и пусть он платит». Собранье молвит: «Будь в обиде 220 На вас, о сир, святой Эгидий, Коль вызван Лис сюда сегодня Иль завтра (как вам то угодней) Не будет: если ж не придет, То послезавтрашний привод Злодея будет пусть насильным, А угощенье столь обильным, Чтоб долго помнил он прием». Рек Властелин: «Вина на том, Кто хочет суд вершить со злостью: 230 Не подавитесь этой костью, Спесь, возвышающая вас Над ним, ужалит вас же в глаз, Я униженье Лиса вижу И оттого не ненавижу. Исправиться он захоти, Вновь будет у меня в чести. Жену простите, коль всего Тут, Изенгрин, лишь озорство, И разведитесь, коль соитье. 240 Я бы простил». – «Сир, погодите. Тот глуп, кто верит, что жена Моя искусна и умна, Коль так, шутница, озорует. Кто враг мне – ныне торжествует. Из каждой дырки вслед кричат: “Вот, и ревнив он, и рогат!” Но если я по приговору Подвергнут должен быть позору, Отмщен позор пусть будет мной: 250 Пойду на Лиса я войной Еще до сбора винограда, И не спасет его ограда, Запор, и лаз, и крепкий форт». Король воскликнул: «Что за черт! Сир Изенгрин, как вас, задиру, Склонить нам повернее к миру? Хотите выиграть войну, Сразить его, держать в плену? Святой мне Леонард свидетель – 260 Лис наметает столько петель, Что вы позор скорей, чем он, Потерпите, как и урон. К тому ж на мир дана присяга Зверями – всей стране на благо. Готовый ею пренебречь Ждет на себя беду навлечь». Столь Изенгрин миролюбивым Владычным огорчен призывом, Что как тут быть и кончить чем, 270 Не понимает он совсем: Меж двух скамей на землю сел, Хвост свесив между ног. Но дел Весь ход вдруг повернул к удаче – Господь вмешался, не иначе: Вот-вот король, как ни сердит Истец, указ свой утвердит, И будет заключен чин-чином Меж Лисом мир и Изенгрином. Но Шантеклер с Пестрóй двором 280 Вдруг узрен; едут впятером На Лиса жалиться: владыка, Вот греческий огонь, туши-ка! Петух, то бишь сир Шантеклер, Пестра, чьи яйца всем пример, Розет, Чернава и Беляна Спешат, теснясь вокруг рыдвана, Который пологом укрыт, Под коим курица лежит, Недвижная, поверх подстилки, 290 На похоронные носилки Наброшенной. А это Лис Не то чтобы ее загрыз, А взял на зуб да вырвал ляжку, Да крылышка лишил бедняжку. Судом владыка вот как сыт, Уж больно жалобщиков вид Докучлив: курицы трепещут, Ладони Шантеклера плещут; Но вот Пестра и с нею вся 300 Родня воззвала, голося: «О псы и волки и все звери, Боль разделить моей потери Молю я, ради бога, вас! Мне тошен каждый лишний час Прожитый, смерть же не страшит: Пусть жизни Лис меня лишит! Пять братьев мне отец оставил – О, боль утраты! Всех отправил В утробу Лис, бесстыжий вор! 310 Мать подарила пять сестер: Девицы, чистые натуры, Прелестнейшие, словом, куры. Гребенем-с-Ясеня они Покрыты были в оны дни: Что яйца понесут, он чаял, Но зря – одну лишь не замаял Немедля Лис, а большинство Вмиг скрылось в пасти у него. И вот, лежит во гробе тело, 320 Что было нежно и дебело. Сестра, зачем свою сестру Вы бросили одну в миру, Где ей не встретиться уж с вами? О Лис, будь ввергнут в злое пламя! Как много раз душил ты нас, Подстерегал, калечил, тряс, И в клочья наши рвал наряды, И гнал до самой до ограды. Вчера под дверь мне поутру 330 Лис бросил мертвую сестру И ускакал в долину. Кони Гребéня были все в разгоне, А как догонишь, если пеш! Я с жалобой пришла, но где ж Тут справедливость! Он недаром Вас не боится, если карам И гневу два листка цена». Едва договорив, она, А с ней и вся родня, в припадке 340 Упала посреди площадки. Чтоб оживить четверку дам, Встать со скамей волкам и псам, И всем зверям пришлось на время И им водой обрызгать темя. Очнувшись, к королю тотчас (Как повествует наш рассказ), Шаги направив, горемыки Спешат упасть у ног владыки, И Шантеклер, простершись в прах, 350 Омыл стопы его в слезах. Пленен владыка Шантеклером: Хоть юн, но рыцарь по манерам. Тот испустив тяжелый вздох, Что вызывал переполох Всегда, он голову подъемлет. Кто вздоху льва иль реву внемлет Будь то медведь или кабан – Трепещет, страхом обуян. А заяц Трус по двое суток 360 В горячке, так он к звукам чуток. Трясет и всех придворных сплошь, А самых смельчаков бьет дрожь. Но вот и хвост уж поднят грозно: Решив, что дело столь серьезно, Что тронет каждую семью, Владыка начал речь свою: «Пестра, даю вам, дама, слово, Свидетель мне душа отцова, Что так бы днесь без добрых дел 370 И жил, когда б не захотел Вред, нанесенный вам, исправить, Велю я Лиса к нам доставить, Чтоб ваши видели глаза И уши вняли, сколь гроза Возмездья нашего ужасна. Судить я стану беспристрастно Дела разбоя и убийств». Немедля после сих витийств Поднявшись, Изенгрин взял слово: 380 «Решенье ваше образцово. Сир, я хвалы не подберу Тому, что вы и за Пестру Отмстите, и за даму Крапу, Которой Лис оттяпал лапу. Я это говорю не в злобе, Но из сочувствия к особе Усопшей я бы сделал так, Чтоб был наказан Лис, мой враг». Вновь император рек: «Друзья, 390 Премного сердцем скорбен я. Не первые пришли посланцы Ко мне: и вы, и чужестранцы Здесь жалуетесь то на блуд И униженье, то на студ, Которому подвергнут я им, То мы обрубки лап считаем. Но дальше речь о том вести ль: Бирюк, вот вам епитрахиль, Чтоб дать душе проститься с телом. 400 Буйян, а вашим будет делом, Спустившись меж холмами в падь, Могилу начинать копать». – «О сир, будь так, как вы решили», – Сказал Бирюк. В епитрахили Он делает собранью знак, По коему король и всяк Из присных, кто в каком был виде, Враз приступают к панихиде. Сеньор Медлив-слизняк весьма 410 Исправно три прочел псалма, Рванель стихиры спел под пенье Брехмерово, то бишь оленье. Чин панихидный был отпет, Когда приблизился рассвет: Труп, к погребению готовый, Несут, в сосуд вложив свинцовый, Всех изумлявший, столь красив Он был. Под деревом зарыв И мрамор возложив на яму 420 (Написано, как звали даму, На нем, и сколько было лет), Все шлют прощальный ей привет. И эпитафию ваяло Немедля чье-то начертало: «Лежит под древом на горе Та Крапа, что сестра Пестре: Лис, отягчась грехом сугубым, Ее убил, поддевши зубом». Над нею слезы так лила 430 Пестра и Лиса так кляла, Так Шантеклер, стоявший еле, Был слаб, что очень их жалели. Но понемногу плач утих, И отступила скорбь от них: «О император! – молвит свита. – Мы наказать должны бандита За то, что шкодил, куроцап, И множество отгрыз нам лап». Владыка отвечал: «Еще бы! 440 Бирюк, бояться сей особы Вам нет причин, любезный брат. Даю три дня, чтоб с ним назад Прийти: не будет суд отсрочен». Бирюк в ответ: «Я буду точен». Спустившись с косогора в дол, На рысь он тотчас перешел И, знай, трусит, не отдыхая. Когда он отбыл, вот какая Нечаянность произошла, 450 Ухудшив Лисовы дела. Мессира Труса лихорадке (Которой, помните, припадки Два длились дня) пришел конец Внезапно – милостив творец! – У дамы Крапы на могиле: Припав, когда ее зарыли, К гробнице, здравым встал от сна. Что мученица впрямь она, Дошли до Изенгрина слухи: 450 Стал жаловаться, тотчас в ухе Болезнь какую-то нашед. Лечь у могилы дал совет Рванель, и, вдохновленный словом Его, он лег – и встал здоровым. Но вера их была не та, Что несомненна и чиста, И хоть Рванель свидетель, все ж Двор рассудил, что это ложь. При этом счел иной придворный 470 И доброй новость, и невздорной. Но счел дурной ее Гринбер, В защиту Лиса массу мер Принявший в тяжбе их с Тибером. А Лис, к каким прибегли мерам Теперь, не зная, обречен: Бирюк уже под сенью крон, Малпертуи укрывших, рысью Трусит по тропке в крепость лисью. Но вход медвежьей туши уже: 480 Так что остался он снаружи, Уставившись на барбакан. А Лис, чье ремесло – обман, Пойдя в момент его прибытья Вздремнуть, забрался в глубь укрытья. В норе была припасена Им курица, весьма тучна, Поскольку завтрак был не тяжек, Всего из двух цыплячьих ляжек. Проводит в неге он досуг. 490 У стен меж тем стоит Бирюк. «Откликнитесь! – несутся крики. – Лис, я Бирюк, посол владыки! Идемте в поле: передам Приказ вам королевский там». Лис сразу опознал медведя, По очертаньям и, в беседе Поддеть, как следует, его Задумав, начал таково: «Бирюк, вы ль это, друг любезный? 500 Затеей было бесполезной Вас заставлять сюда идти. Я сам ведь шел уже почти: Мне лишь изысканной, французской Полакомиться бы закуской. Но коль двором устроен пир, Вельможа просьбой: «Руки, сир, Омойте!» – там бывает встречен. Привечен тот, кто обеспечен. Быка под соусом внесут 510 Сперва, и вдоволь прочих блюд: На всех сеньоров хватит пищи. Напротив, тех к столу, кто нищи, Чья жизнь – ни к черту, кус дерьма, Не приглашают, ни в дома. Хоть прижимают ближе к лону Еду и держат оборону, Псы успевают хлеб стянуть. Питье раз в день, и то чуть-чуть. Не получить им ниоткуда 520 Второй раз ни питья, ни блюда. Костей, сухих, как уголь, где б У слуг поклянчить, смотрят. Хлеб Зажат у каждого в ладони. У сенешалей быть в загоне Привыкли и у поваров. Иной сеньор дает им кров, Чтоб в низких помогли затеях, – Сгори они и вихрь развей их! Хлеб для него крадут, есть слух, 530 И мясо, чтоб кормил он шлюх. Дабы избечь судьбы плачевной, Я съел за трапезой полдневной Немного сальца и горох, Притом что завтрак был неплох: Мед, купленный за семь денье, Из свежих сот, был вкусен мне». – «Христе, – тот молвит, – сыне божий! Святый Эгидие, его же Чтим тело! Есть ли этот мед 540 Еще? Но может мой живот Ни в чем такой, как в меде, сыти Найти и смака. Сир, ведите Меня, и помогай мне бог!» Не фыркнуть Лис в ответ не мог – Уж слишком тот легко обманут, – И пояс, коим дурень стянут, Он незаметно окропил, Сказав: «Когда б уверен был, Что в вас союзника, коль туго 550 Придется мне, найду и друга, Клянусь Ровелем-сыном, мед Я б выжал вам из свежих сот И, чтоб набит был до отказу Живот, вас проводил бы сразу В лес Ланфруа-лесовика. Но надо ль? Думаю, пока Не стоит. Окажу как другу Я, потрудившись, вам услугу, А вы мне сделаете зло». 560 – «Сир Лис, что с вами? Иль пришло К разрыву наше вдруг знакомство?» – «Да». – «В чем причина?» – «Вероломство, Желанье нанести удар Предательский». – «Во власти чар Вы, Лис, коль на меня сердиты». – «Ну ладно, мы отныне квиты На вас я злобу не сорву». – «Почтенье к Властелину-льву Питая, я дурным порывам 570 Столь чужд, что, будь вы справедливым, Сочли б немыслимей всего Во мне обман и плутовство». – «Довольно, верю вам вполне, Лишь будьте впредь добры ко мне». И в путь пустились в одночасье Лис с Бирюком уже в согласье. Легка дорога, цель близка: В лес Ланфруа-лесовика Скакали, отпустив поводья, 580 И спешились, прибыв. Угодья Все Ланфруа меж тем на скуп Решил отдать и, первый дуб Начав валить, над комлем дуба Под клинья сделал два надруба. «Бирюк, – промолвил Лис, – родной, Вот и обещанное мной. Там улей, загляни в колоду. Час трапезы, вкусим же меду. Сейчас полакомишься всласть». 590 Медведь в дупло сначала пасть Сует, потом за лапой лапу. Толкает снизу Лис растяпу, Чтоб побыстрее лез, и вбок Сам от греха подальше скок. Кричит: «Раскрой пошире глотку! Ждал посластить медком бородку, Сын потаскухи, – рот открой!» Ну, плут! ну, розыгрыш презлой! И сколь наказан тот судьбиной, 600 Кто капли меда ни единой Не выпьет, не оближет сот! Бирюк сидит, разинув рот, А Лис, чтоб завершить бесчинье, С трудом, но вышибает клинья. Когда же выбил, то не мог Бирюк извлечь башку и бок, Застряли в сердцевине дуба: Сиди, хоть любо, хоть нелюбо, Коль западнею защемлен. 610 А Лис, не каясь (ибо он Не думает об исправленье), Стал в безопасном отдаленье. «Бирюк, – он молвит, – эку прыть Вы проявили, чтоб схитрить, Дабы не пробовал я меду. Но знаю, как мне быть, коль шкоду Вам повторить на ум взбредет. Подлец вы, если этот мед Не выкупите щедрой платой. 620 Уж то-то были б провожатый Вы мне, уж то-то мне была б От вас защита, будь я слаб, – Оставили бы груш мне вялых». На этом разговор прервал их Сам Ланфруа, сир лесовик, И в чащу Лис умчался вмиг. А тот глядит: медведь распялен На дубе, им который свален Быть должен, – и в село бегом. 630 «Ату! – кричит. – Медведь! Возьмем Руками голыми его мы!» Селяне в рощу, им ведомы, Пустились. На медведя шел Кто взяв топор, кто цеп, кто кол, Кто жердь в шипах. Спиной их взмахи Предощущая, ждет он в страхе, Трясется, слыша грозный шум. Но тут приходит мысль на ум, Что лучше уж лишиться пасти, 640 Чем быть у Ланфруа во власти, Чей поднят выше всех топор. Тянул и дергал, лез и пер (Мех содран, рвутся сухожилья) Так яро он, что от усилья Вся шкура в клочья, перелом В затылке, кровь бежит ручьем, На лапах и башке нет кожи, – Страшней никто не видел рожи. Весь окровавлен; морду снес 650 Вчистую; череп безволос Настолько, что на сумку годен. Но сын медведицын свободен В конце концов: ведет тропа В глубь леса. Вслед вопит толпа Селян: Бормот, сын сира Жилы; Храбьер из рода Копитвилы; И сам Гребень, и сын Каплун; Хулейн де Кречет, тот, что юн; Одран из черни де л’Угла, 660 Что удушил жену со зла; За ним Тягун, печник села, Супругой чьей Карга была; Умор из рода Сбитыкосы С Труслином, отпрыском Раскосы; И сын Обжоры де ля Пляс, Что топором все время тряс; И сир Губер де Грузноват, И с ним Косарь де Голопят. Медведь же мечется, как спьяна. 670 Отец Мартин из Орлеана, Священник приходской, в лесочек Привезший слить навоз из бочек, Успел ударить лишь разочек Его, но точно между почек, Едва на месте не убив: Он оглушен и еле жив. В столярном и фонарном деле Толк знавший – притаился в щели Меж двух дубов и бычий рог 680 Ему всадил по комель в бок. Дубьем селян избит-изломан Так сильно, что с большим трудом он Удрал и с множеством потерь. Ну, встреться Лис ему теперь, Уж он в капкан его загонит. Но, слыша, как он скорбно стонет, Направил Лис стопы свои Вновь к крепости Малпертуи, Чьим стенам не страшны подкопы, 690 Ни штурм. Вдруг с Бирюком их тропы Сошлись. Две шутки Лис припас, Кричит: «Гляжу, дела у вас Шли с медом Ланфруа не гладко – Без друга лакомство не сладко? На вид же вы – как еретик. Ну, ждите бед: последний миг Едва ли будет ваш ободрен Священником. Каков же орден, Что капюшон на вас столь ал?» 700 В ответ ни слова не сказал Медведь, сломили так беднягу Несчастья, но прибавил шагу: Не получить бы новых ран От Ланфруа и всех селян. Коня пришпорив для разгона, Он в час полуденного звона Туда влетел во весь опор, Где лев держал свой пышный двор, На паперть грохнулся бессильно: 710 Кровь по лицу бежит обильно, К тому же и безухий он, Чем двор немало удивлен. «Кто это сделал? – рек владыка. – Бирюк, кто вас постриг так дико, Что чуть не снята голова?» Медведь лишь бормотать едва Способен, от потери крови. «Король, – он молвил в кратком слове, – То, что угодно видеть вам, – 720 Все Лис!» – и пал к его ногам. Кто б видел, как с громовым рыком Лев шкуру в гневе рвал великом И клялся смертью и душой: «Вред нанесен тебе большой. Прочь милосердье! Пусть о мести Моей узнают в каждом месте! Душой клянусь и кровью ран, Всей Франции мной будет дан Урок! Эй, кот Тибер! Вы к плуту 730 Отправитесь сию минуту. Прийти велите рыжей твари: Подвергну справедливой каре Его в присутствии двора. Пусть не несет ни серебра, Ни злата: нет такой уловки, Спасла чтоб шею от веревки». Кот отказаться не дерзнул: Когда б и мог, не увильнул – В конечном счете не его ли 740 То долг? Идет по доброй воле Священник, нечего тянуть! Меж ручейками вьется путь Лужком. Вот влево повернула Тропа. Тибер пришпорил мула И вскоре встал у врат с мольбой, Чтоб бог и Леонард святой, Защитник ввергнутых в оковы, По зову были бы готовы От Лисовых избавить рук 750 Его, ибо какой ни друг, Подлей и злей не знал он зверя, Да и живет, в творца не веря. Уже у двери вкривь и вкось Пошли дела: все началось С того, что, остановлен трелью Дрозда-попутчика меж елью И ясенем, он поднял крик: «Правей, правей!» Тот влево – прыг. Задумался, что значит это, 760 Тибер: недобрая примета Его смущает и страшит. Он знает, что его ждет стыд И скорбь и тяжкая истома. Топчась из страха возле дома, Чтоб гнева Лиса не навлечь, Он издали заводит речь (Без шансов ход предвидеть встречный): «Лис, – говорит он, – друг сердечный, Ответствуйте: вы у себя?» 770 И Лис ответствует, шипя Сквозь зубы, чтобы он не слышал: «Себе на горе в путь ты вышел И в том, где я пасусь, краю Явился на беду свою! Есть для тебя головоломка У нас». И восклицает громко: «Тибер, благословен еси! Из Рима вас ведут стези Иль от Иакова святого – 780 Неважно: к встрече все готово, Вас ждут, как Троицына дня». Гроша не стоит болтовня, Но как, пройдоха, мягко стелет. Тибер в ответ свое, знай, мелет: «Лис, вам владычный гнев грозит. Я пас: не значит мой визит, Что я вас ненавижу люто, – За вас владыка взялся круто. Двор против вас: принятья мер 790 Все ждут. Лишь ваш кузен Гринбер, Пожалуй, гнев их не разделит». Лис же на это вот что мелет: «Тибер, что нам до их угроз! Пусть точат зубы: на допрос Явлюсь. Живу я как умею. Разоблачив при всех затею Врагов моих, сражу задир». – «Как это мудро, славный сир! Я вас хвалю, я вас люблю. 800 Но адский голод я терплю: Ворону б слопал, а уж блюду Из курицы как рад я буду! Короче, есть ли здесь еда?» – «Приносит много мне вреда И неудобств, – ответ был Лиса, – То мышка тучная, то крыса. Таких вы не едите блюд?» – «Ем, ем». – «Ловить их – тяжкий труд». – «Мое призвание – охота». 810 – «Тогда съедите их без счета, Когда приблизится рассвет. Я впереди пойду, вы вслед». Покинул Лис нору. Не видит, К нему пристроясь, кот, что выйдет Тут плутня иль другое зло. Таясь, идут они в село, Откуда то петух, то кура На кухню Лиса-бедокура Вносились часто. «Прямо в дом 820 К священнику, Тибер, пойдем, – Лис по дороге точит лясы. – Я знаю все его припасы: Что взять пшеницу, что овес – Полно, хоть мыший род нанес Ущерб им, добрых полмюида Сожрав, – сам видел, вот обида. На днях случилось мне нести Оттуда кур: из десяти Пяток сегодня мною слопан, 830 Пяток же на потом закопан. Влезай смелее, вот он вход, И набивай себе живот!» Плут, так ли, этак ли, обманет: Амбар священника не занят Был ни овсом, ни ячменем, Труды мирские – не по нем. (Кот попадает в западню. Лев отпускает Лиса в покаянное паломничество, но тот обманывает владыку. Звери отправляются в поход на Малпертуи.) III Сеньоры, то была пора, Когда давно сошла жара И повернуло к зимней стуже. Дела у Лиса были – хуже Нельзя: пустые закрома, И не приложит он ума, На что бы сделать мог покупки, – Ну впору класть на полку зубки. Выходит он, нуждой гоним. 10 Таясь, чтоб не столкнулись с ним, Бежит низиной, под навесом Тростинок, меж рекой и лесом. И вот тропою приведен К щебенчатой дороге он. Крадется, головою крутит Туда-сюда; меж тем не шутит С ним голод, объявив войну, И Лис, лелея мысль одну – Поесть, но сделать для почина 20 Не зная что, прилег у тына: Потрафит как-нибудь авось. И впрямь, дорогой той пришлось Торговцам рыбой ехать вскоре. Спешили: выловленных в море Везли селедок свежих груз И рыб иных, на всякий вкус. Как норд задул на той неделе, Селяне крупных углядели И разной мелочи наплыв, 30 Корзины доверху набив. Улов был скуплен по дороге Торговцами: угри, миноги – Нагружен с верхом воз. А Лис, За плутни коему хоть приз Давай, на выстрел был из лука От них. Готово все для трюка Опять: со всех помчался ног Угрей любитель и миног Вперед, но с прежнею повадкой, 40 То бишь с оглядкой и украдкой. На дерне, посреди пути Разлегся: право, провести Задумал способом неглупым Он их, прикидываясь трупом. Людей понадувавший всласть – Закрыл глаза, оскалил пасть И задержал дыханье. Нуте, Кто слышал о подобном плуте! Лежит он недвижим и нем, 50 Торговцы близко между тем. Воз так бы и проехал рядом, Когда б один, скользнувши взглядом, Не задал спутнику вопрос: «Эй! Там лисица или пес?» Тот удержать не может крика: «Лисица! Сбегай! Да гляди-ка, Не задала бы стрекача: Запас у Лиса-ловкача Приемов для спасенья шкуры 60 Большой». Слезает первый с фуры, За ним товарищ – и бегом Туда, где Лис лежит ничком. Лисицу дергают, не труся: Мертва. Глупцам бы об укусе Подумать – нет, все о цене; По шее треплют и спине. Один сказал: «Три соля стоит». Другой: «А коль господь устроит, Возьмем четыре, только б спрос 70 На рынке был. Кидай на воз, Немногим станет тяжелее. Глянь, мех как бел и чист на шее!» На самый верх его швырнуть Сумев с размаху, снова в путь Пустились, радости не пряча, Столь неожиданна удача Была: «Жаль, несподручно тут, А к ночи, как найдем приют, Каков, посмотрим, он с подкладки». 80 Сказав, заходятся в припадке Веселья. Лис же вглубь глядел – Не близок путь от слов до дел: На брюхе малость поелозил, С корзины зубом крышку сбросил И тут же, верите ль, сельдей Десятка три сожрал, злодей. Хоть без шалфея и без соли, Но с аппетитом ел и вволю, Опустошив до дна почти 90 Корзину. Прежде чем уйти, Забросить удочку намерен Рыбак еще раз, я уверен. И точно: миг – и пасть внутри Корзины, где лежат угри. Три связки вынуты: уловок У Лиса масса; меж веревок Просунув голову, а вслед За ней и шею, за хребет Забрасывает их умело. 100 На этом в самый раз бы дело Кончать, да только как невесть Теперь с телеги надо слезть: Нет ни подножки, пи ступенек. Однако плут-то не глупенек: Встав на колени, на глазок Прикинул будущий прыжок; На край сползя, в момент последний Уперся лапою передней И спрыгнул с воза жив-здоров, 110 На шее унося улов. Гордясь соскоком столь счастливым, Кричит торговцам: «Помоги вам Господь! Угрей теперь и мне, И вам должно хватить вполне». Торговцы не поймут, откуда Раздался голос, что за чудо. Вскочили и кричат: «Лиса!» Обоих взор туда впился, Где Лис валялся на корзине, 120 Но там уж нет его в помине. В растерянности говорят Друг другу: «Нужен был пригляд За тем, кто на такие штуки Горазд», – и воздевают руки. – «Увы, но прав он, наказав, – Галдят, – таких, как мы, раззяв. Доверье оба проявили К плуту, глупцы и простофили! Корзин-то как уменьшен вес! 130 Товар наш весь почти исчез. Две связки рыбы самой лучшей Похитил, бес его замучай!» – «Ужо, – торговцы злятся, – Лис! Подлец! Которую ты сгрыз, Пусть рыба вся застрянет в глотке!» – «Ну, вы, сеньоры, и трещотки! Мне с вами спор не по плечу. Болтайте дальше, я молчу». Купцы за Лисом быстро катят; 140 Но, видно, не сегодня схватят Того, чей конь резвей: ушел Легко от них, спустился в дол И прибыл к собственной ограде. Те ж, далеко оставшись сзади И дурнями себя считать Решив, поворотили вспять, А Лис, к подобным передрягам Привыкший, торопливым шагом Проходит прямо от плетня 150 В свой замок, где его родня Ждет в настроенье невеселом. Наткнулся он за частоколом, На Гермелину: вот жена – И куртуазна, и юна, И мужа встретила всех раньше! Но прыть в Пролазе и Малбранше, Двух сыновьях их, такова, Что обнят ими Лис сперва. Трусит он мелкою побежкой, 160 Живот набит, глядит с усмешкой На всех, вкруг шеи цепь угрей; Велит не открывать дверей: Кто б счел, что смутен ум лисичий, Приди-ка сам с такой добычей. И вот он в замке: не тая Восторга, Лису сыновья Ступни с почтеньем обтирают. Все вместе кожу с рыб сдирают, На ломти режут их тела, 170 Ореховые вертела Втыкают и без промедленья Впрок припасенные поленья Кладут в очаг: огонь зажжен. Давай все дуть со всех сторон, Затем, на угли головешки Разбив, пихают рыбу в спешке. Меж тем, пока пеклись угри, При свете утренней зари Был Изенгрином дол обрыскан 180 За пядью пядь, но не отыскан Никто и никакой предмет, Из коих можно бы обед Хоть самый скудный приготовить, А то не ел уже давно ведь. Он края пустоши достиг И к замку Лиса напрямик Побрел: над кухней дым клубами, Ибо набрало силу пламя, И в нем, готовые почти, 190 Угри – знай вертела крути. Столь запах дыма ароматен, Необычаен и приятен, Что громко Изенгрин чихнул И оба уса облизнул. Пошел бы он помочь охотно, Не будь закрыты двери плотно. Приник к окну и взор напряг, Чтобы разведать, что и как Внутри. Прикидывает: или 200 Просить, чтоб, пожалев, пустили, Иль, распинаясь в дружбе, лезть. Да только не окажут честь Ему: не тронут Лиса байки – Всегда откажут попрошайке. На пень садится тяжело, Зевком голодным пасть свело: Опять вскочил, на месте кружит, Но ничего не обнаружит, Что, ставя ногу на порог, 210 Он дать иль обещать бы мог. И наконец еды немного – А лучше больше – ради бога Решает клянчить у того, С кем свел когда-то кумовство. Кричит ему призывно в щелку: «Кум! Отодвиньте, сир, защелку! Принес я кучу новостей, И нет средь них дурных вестей». Узнал, услышав, но страдальцем 220 Не пронят Лис и даже пальцем Не шевельнул, ну впрямь оглох. А Изенгрин совсем уж плох: Как угнетает слух молчанье, Так дух угриный – обонянье. «Откройте, добрый сир!» – опять Кричит. Хозяин – хохотать. «Кто это, – молвит, – там? Не вижу». Тот надрывается: «Да мы же». – «Кто вы-то?» – «Изенгрин, ваш кум». 230 – «А мы гадаем: что за шум? Не вор?» – «Да я! Откроите, ну же!» – «Придется подождать снаружи, Пока монахи кончат есть: Едва за стол успели сесть». – «Монахи? Что за ахинея!» – «Каноники, сказать точнее, Тиронский орден, и они (Не лгу я, боже сохрани) Меня берут в свою общину». 240 – «Свят бог наш, – молвить Изенгрину Пришлось. – Не речь ли то лжеца?» – «Все правда, милостью творца». – «Прошу дать кров мне». – «Обеспечим Вас кровом, а кормить-то нечем». – «А что, перевелась еда?» И Лис ему: «Представьте, да. Спросить осмелюсь, не подачки Вы ждете ль при моей потачке?» – «Нет, я пришел взглянуть, как вы 250 Живете здесь». – «Нельзя, увы». – «В чем дело?» – волк кричит сердито. – «В том, что не время для визита». – «Но лакомитесь вы жарким?» – «Смеетесь!» – Лис трунит над ним. – «А что вкушают, не обед ли, Монахи?» – «Расскажу, не медля: Они вкушают свежий сыр И рыб, с которых каплет жир. Пост Бенедикт святой нам строго 260 Велел держать и есть немного». Но Изенгрин: «Что мне-то пост? Не тонок я, скорее прост В таких делах. Прошу приюта Как странник, сбившийся с маршрута». – «Приюта? Есть ли смысл в речах Таких? Отшельник иль монах Одни просить здесь могут крова. Ступайте. Более ни слова!» И понял Изенгрин, что в дом 270 Пробраться к Лису нипочем, Как ни старайся он, не сможет. Что делать, он визит отложит. Однако спрашивает все ж: «У рыбы вкус-то хоть хорош? Лишь ломтик дайте – не утробу Хочу набить, а так, на пробу. Угри быть счастливы должны, Что пойманы, испечены И удостоены той чести, 280 Что вас насытят». Цену лести Знал Лис, но снял с угольев три Ломтя: так испеклись угри, Что при малейшей же оплошке Их плоть развалится на крошки. Один съел сам, другой несет Тому, пред кем закрыл он вход В свой дом: «Придвиньтесь, кум, поближе И дар любви примите, иже Вам теми послан от щедрот, 290 В ком вера тайная живет, Что жить пристало, как монаху, И вам». – «Решиться трудно смаху, Святой отец: когда-нибудь Возможно. Но хочу взглянуть На дар любви без проволочек». Лис протянул ему кусочек, Тот хвать – лишь пуще голод: так He угощают натощак. А Лис: «Ну как, довольны блюдом?» 300 Голодным распаленный зудом Дрожит, трясется блюдолиз. – «Не знаю, – говорит, – сир Лис, Какое вам сказать спасибо. Уж так мне, кум, по вкусу рыба – Еще кусочек, и шабаш: Вступаю тотчас в орден ваш». – «Чем никогда, уж лучше в поздний Час, – молвил Лис, любитель козней. – Пойди в монахи вы, я сам 310 Пошел бы в послушанье к вам. Во времени же самом скором, Еще до Троицы, приором Вас иль аббатом изберут». – «Какая-то издевка тут». – «Нисколько. Коль не лучшим в храме – Святого Феликса мощами Клянусь – монахом были б вы, Пусть не сношу я головы». – «Ну, а сейчас вы не могли бы – 320 Как немощствующему рыбы Мне дать для подкрепленья сил?» Лис из-за двери возгласил: «Ха, ешьте вволю! Но сначала Тонзуру б выстричь не мешало Вам. Да и бороду долой». Кум Изенгрин короткий вой Издал, услышав про тонзуру: «Что ж, если надо, шевелюру Стригите, кум, и весь тут сказ». 330 Бормочет Лис: «Сейчас, сейчас. Красиво будет, брадобрею Поверьте. Я уж воду грею». Удался розыгрыш вполне. Вода стояла на огне, Пока не закипела. В щелку Затем велел просунуть волку Лис голову и с кипятком Вернулся к Изенгрину, в ком Сейчас он видел дуралея: 340 Гляди, как вытянута шея! И на затылок кипятку Изрядно выплеснул: башку Рвать Изенгрин давай из двери. Гнуснее Лиса есть ли звери? От боли морщась, пасть открыв, Волк задом пятится, чуть жив: «Лис, умираю, и не вы ли Меня, злосчастного, убили? Тонзура слишком велика!» 350 С полфута добрых языка Высовывает Лис из глотки: «Тонзур размеры нынче ходки Большие: братия вся сплошь С такими». – «Думаю, ты врешь». – «С чего б мне, сир, вам делать больно. В ночь первую вы добровольно Должны страдать, все испытав, Как нам велит святой устав». Тот молвит: «Выполню на славу, 360 Что подобает по уставу. Грешно в том сомневаться вам». Лис клятву взял с него, что сам, Без спросу, действовать не станет Тот и не злом добро помянет. Так обработан тугодум, Что потерял последний ум. Сквозь тайный лаз, по недоверью К соседям, вырытый под дверью, Выходит к Изенгрину Лис. 370 Тот горько плачется, что лыс Остался, согласясь на стрижку: Шерсть потерял и кожи лишку. Меж тем момент не для бесед: Лис впереди, приятель вслед – Добраться без помех сумели До рыбного садка, их цели. То было время в аккурат Под рождество, когда солят Свинину. Небо в звездах. Студит. 380 Пруд, из которого поудит Теперь сам Изенгрин в тиши, Весь подо льдом, ну хоть пляши. Одну лишь полынью селяне Пробили в нем и об охране Ее заботились: пусть скот Под вечер плещется и пьет. Ведро оставлено у края. Лис подкатился и, взирая На кума, молвил: «Рыбы тьма 390 В садке. Приблизьтесь. Задарма Мы, сир, запасшись хладнокровьем, Вон той штуковиной наловим Здесь рыб, весьма приятен чей Вкус, – и угрей, и усачей». – «Брат Лис, последняя услуга: Вокруг хвоста стяните туго Веревку – как бы не сползла». Лис постарался, чтоб узла Волк ощутил тугое сжатье. 400 – «Брат, а теперь, – велит он, – сядьте, Но только, чур, не шевелясь, Чтоб рыба к полынье сошлась». А сам, пробравшись тихой сапой К кусту, залег и морду лапой Подпер: вся местность на виду. Недвижен Изенгрин на льду. Ведром же, коего утоплен Край в полынье, уже накоплен Ледышек груз. Затем вода 410 Вся замерзает. В толще льда Ведро застряло. Так как сцеплен С ним хвост, он тоже льдом облеплен: Весь целиком захвачен льдом, Зажат и запечатан в нем. Хвостом несчастный хочет двинуть, Ведро им приподнять и вынуть. Так пробует и сяк, напряг И ум, и силы все: никак! В испуге кличет Лиса: толку 420 Сидеть, как прежде, втихомолку Нет больше – вон, заря видна. Лис поднял голову от сна, Открыл глаза и бросил взгляд На волка: «Труд окончен, брат! Пойдем, дружище, нам такого Вполне достаточно улова». – А Изенгрин в ответ ему: «Да вот; как быть с ним, не пойму. Не ждал подобного успеха». 430 Тут удержаться Лис от смеха Не мог: «Кто тянется за всем, – Сказал, – останется ни с чем». Ночь отошла, сияет ало Рассвет; но вот и солнце встало. Жнивье снежком убелено. Сеньор Констанций де Гумно, Усадьба коего лежала Вблизи пруда, вассал вассала Богатый, челядь упредив, 440 Поднялся, весел и шумлив. Взял рог, велит не канителить, Седлать коня, брать свору. Челядь Сзывает гиканьем собак. Заслышав шум, не будь дурак, Умчался Лис в свое укрытье. А волк, чтоб из ловушки выйти, Елозит, бьется, и от всех Усилий чуть не рвется мех. Чтоб дело как-то хоть поправить, 450 Готов он хвост во льду оставить. Пока вертелся Изенгрин, Скакал рысцою челядин, Державший двух борзых на сворке. Увидев издали – столь зорки Глаза, – что волк ко льду примерз И покрывает только ворс Башку его и даже холку, Кричит он: «Эй! Скорее к волку! На помощь!» Ловчие, с собой 460 Всех прихватив собак, гурьбой Выскакивают из-за тына. Усилил ужас Изенгрина Сам дон Констанций; подскакав И в гущу бросившись стремглав, Прибавил он свой голос к хору; «Живее, ну! Спускайте свору!» Псари освобождают псов Легавых: те под крик и рев, Наскоком этот, тот подшибом, 470 Сбить волка тщатся. Шерсть вся дыбом На нем – тут в оба знай смотри: Науськивают псов псари. Он еле сдерживает свору Клыкастую – эх, дать бы деру, Да как? А дон Констанций меч, Сойдя с коня, успел извлечь И, к волку по ледовой глади Приблизясь, для удара сзади, Чтоб промахнуться уж нельзя 480 Было никак, зашел, скользя, Но, видно, не знаток дистанций Он был: промазал дон Констанций И рухнул, темя в кровь разбив. Поднялся: ярости прилив Боль заглушил. Теперь внемлите Рассказу о кровопролитье. Хотел он голову отсечь, Но отклонился снова меч, И тем удар был усугублен, 490 Пришедшись по хвосту: отрублен По самый зад он. Ощутил Калека, что свободен тыл, И прянул – пса за псом кусая, Ибо старалась вырвать стая Еще из ягодиц хоть клок, Хвост получив уже в залог: Нет тяжелей и горше доли, Чуть дух не испустил от боли. Но отдохнуть нельзя ему, 500 Бежит, стремясь уйти к холму. Как ни дерут его собаки, Выстаивает все же в драке. Когда ж на холм взбегает он, Те отстают – окончен гон. Но волк, не дав себе досугу, Помчался, оглядев округу, Туда, где роща разрослась, И только там присел, клянясь, Что Лису месть он приготовит 510 И дружбы ввек не восстановит. Роман о Розе «Роман о Розе» – выдающийся литературный памятник французской литературы XIII века, своеобразная вершина в развитии средневековой французской литературы. Он принадлежит перу двух авторов. Первая часть этого романа (около четырех тысяч стихов) была написана рано умершим рыцарем Гильомом де Лоррисом. Она выдержана в куртуазном духе и представляет собой аллегорическое повествование о юноше, влюбившемся во сне в прекрасную Розу. Различные аллегорические образы (сад Веселья, Амур, Разум) позволяют воссоздать психологию любовного чувства. Через сорок лет после смерти Гильома де Лорриса работу над романом продолжил поэт Жан де Мен, добавивший к нему более 18000 стихов и совершенно преобразивший его первоначальную концепцию. По своему миросозерцанию Жан де Мен – поэт городской, он склонен скорее пародировать изысканные условности куртуазии. В то же время это человек исключительной энциклопедической образованности, что позволило ему расширить первоначальные камерные рамки романа и придать ему новый философский и социальный масштаб. Огромную роль в его романе начинают играть философские дискуссии и социальная сатира. «Роман о Розе», не утрачивая своей аллегорической природы, превращается в своеобразную панораму средневековой жизни и духовных исканий той эпохи. Жан де Мен тяготел к стихийно-материалистической концепция мира, хотя не порывал с религиозным миросозерцанием. Поэтому в его повествовании куртуазный сюжет утрачивает психологическую замкнутость, и динамика любовного чувства героя следует законам Природы (которая становится одним из важных аллегорических персонажей романа), а не куртуазному канону. Сон [10] Нам говорят, что в снах все ложь, обман, но видим сны порой, что явью станут. Тому порукой, например, Макробий[11]. Сны ложью не считая, так он описал виденье Сципиона. Пусть те, что снам не верят и уличат меня в безумье, но знаю: в наших снах добра иль зла знаменье. Ведь ночью видим скрыто то, что лишь потом узнаем. Шел мне двадцатый год. Любви пора лишает юношей привычного покоя. Однажды ночью крепко я уснул и видел чудный сон, меня пленивший. Нам сны о будущем свидетельствуют верно. Поэтому я сон зарифмовал, чтоб сердце ваше радостью наполнить, как мне велит любовь. Чтоб не пытали, как я назову роман, который начал, вам скажу я сразу, я пишу роман о Розе. Любви искусство в нем заключено: сюжет красив и нов. Пусть та, что так достойна любви и уваженья, что Розой может быть наречена, его прочтет с вниманьем. Мне кажется, случилось это в мае, лет пять назад. Цвел май, я видел сон о времени любви и счастья, когда любая божья тварь полна веселья и лист зеленый украшает куст. Леса, зимой сухие, новой зеленью одеты. Земля росой гордится, что роняет влагу. И тотчас позабыв о зимней нищете, наряды новые она себе готовит, для платьев выбирает краски у сотни трав, и синих, и лиловых – всех радужных оттенков. Рядится новым одеянием земля. Сменяет ясный майский свет мглу зимних вечеров. Молчавшие всю зиму птицы от радости поют не умолкая, забыв об отдыхе. Всех побеждает голос соловья, вновь оживают птицы полевые. Пришла пора любви для юных. Лишь тот, кто сердцем тверд, не любит в мае, когда он слышит птичье сладкозвучье. И в эту пору, когда все любовью дышит, я видел чудный сон. Мне снилось, что давно уж утро. Покинув быстро ложе, оросил лицо водой я, обулся и точить принялся изящную иглу из серебра. Пойти хотел я в лес послушать птичье пенье. Зашил я в сборки рукава[12], из дома вышел в цветущие сады, где пели птицы. Красив я был и весел. Услышав близкий шум, реки, я к ней свернул, весельем озорным она меня манила. Над ней был холм, и струями вода с него текла, светла и холодна, словно родник ее питал или ручей журчащий. И хоть была река та меньше Сены, окрест она широко разлилась. Как сладостно вода ее струилась! Подобного не видел никогда. Прекрасен был пейзаж, и сел я, погрузившись в созерцанье. Мой взор был освежен, омыт сверканьем струй, и я заметил чистый гравий, устлавший дно. У самых ног воды красивый луг тянулся. И было мягким, светлым и прекрасным это утро. Ступил на луг я, чтобы вдоль реки спуститься. Пройдя вперед, увидел я большой веселый сад. Огромная стена его от взоров укрывала. И высекли на ней портреты, надписи и росписи искусно. Я передам по памяти изображений смысл.
|
