Я, свидетель

 

С помощью мышления мы можем пребывать рядом с самими собой, будучи в здравом уме. Посредством сознательного умственного усилия у нас есть возможность отстраниться от действий и их последствий, от всех тех плохих и хороших вещей, которые проносятся в нас подобно стремительному потоку. Мы не полностью вовлечены в Природу. Я могу быть либо плывущим по реке бревном, либо Индрой, наблюдающим это с небес. Меня может взволновать театральное представление; с другой стороны, я могу быть незатронут происходящим в реальности событием, которое, по-видимому, должно волновать меня намного больше. Я знаю себя лишь как человеческое существо – место действия, так сказать, мыслей и пристрастий – и я ощущаю определённую раздвоенность, благодаря которой могу оставаться таким же отделённым от себя, как и от любого другого. Как бы ни был труден мой опыт, я осознаю присутствие и критику той моей части, которая некоторым образом не является частью меня, но зрителем, не принимающим участия в опыте, следящим за ним, и это не больше я, чем вы. Когда пьеса, возможно трагедия, жизни окончена, зритель уходит своей дорогой. Это было лишь что-то вроде фантазии, игры воображения – так это его касалось.

– Генри Дэвид Торо –

 

Был ранний вечер, ещё светло. Шейла – сильно нуждающийся в работе местный экспатриот тире преподаватель обществознания на пенсии тире мой доступный личный ассистент тире христианка без чувства юмора – ушла, чтобы приготовить своему мужу обед. Ещё пара других людей пришли и ушли. Дом входил в свою привычную вечернюю колею.

Появились Лиза и Мэгги, как это часто бывает в это время. Мы поприветствовали друг друга, и я вернулся к своей работе на ноутбуке. Лиза прилегла отдохнуть возле бассейна, а Мэгги села за мой стол. Она стала выкладывать вещи из своего школьного ранца – бутылка воды, тетрадь, ручка – и тихо принялась за работу. С полчаса никто не проронил ни слова, пока Мэгги не задала вопрос.

– Не могли бы вы дать мне технику?

Я поднял глаза.

– Тебе не нравится автолизис? – спросил я.

– Да. Я пытаюсь его делать. У меня есть дневник онлайн, где я пытаюсь заниматься духовностью. Хотя не думаю, что наш класс будет сильно этим потрясён. У вас есть другие?

– Техники?

– Да.

Я ждал, что кто-нибудь что-нибудь скажет, чтобы я смог сделать перерыв. Сохранив работу, я отклонился на спинку стула. За последний месяц мы с Мэгги неплохо узнали друг друга. Она предприняла несколько попыток взять у меня интервью, но у неё мало чего вышло. Её вопросы смогли лишь продемонстрировать, что они ко мне не применимы. Поначалу это было интересным, но когда оказалось, что ответ на каждый вопрос является не ответом, а лишь объяснением, почему он не имеет отношения ко мне, любому это наскучит. Другие её вопросы потребовали бы такого развёрнутого ответа и определения терминов, что не стоило и начинать. Моим наиболее частым ответом было "Попробуй-ка следующий". Мэгги, однако, не сдавалась и пробовала зайти с другой стороны. Она тратила полчаса в неделю на это занятие, и, как и было обещано, её мать Лиза и дед Фрэнк, помогали ей, но до сих пор, думаю, у неё не вышло ничего более интересного для школьного отчёта, чем онлайн дневник автолизиса.

Вопросы, с которыми они подходили ко мне до сих пор, были заезженными вопросами из различных стандартных тестов личности, разработанных для определения, находится ли респондент в депрессии, подходит ли он на работу, имеет ли он пристрастия и так далее. Приведу несколько коротких примеров для иллюстрации.

 

Вопрос: Когда вы не согласны с людьми, вы повышаете голос?

Ответ: Надеюсь, нет. Я живу в состоянии глубочайшего несогласия с каждым по каждому поводу. Я бы не переставал орать.

 

Вопрос: Вы сознательно избегаете людей, у которых проблемы?

Ответ: Эго это единственная проблема, которую я признаю, и да, я сознательно избегаю людей, у которых оно есть.

 

В: Вы гордитесь своими свершениями?

О: Во мне нет того, что испытывает гордость. Я удовлетворён, что адекватно исполнил свою функцию, можно так сказать.

 

В: Есть ли у вас интимная сторона мышления, которой вы в основном не делитесь с другими?

О: Я не делюсь не стороной, но более полным естественным выражением. Поведение пробуждённого человека легко может быть ошибочно принято за психически ненормальное, чудовищное или злобное, особенно нерадивыми зеваками. В состоянии сна еретик это реальный монстр, поэтому ключ к долголетию здесь это не возбуждать нежных горожан браться за факелы и вилы против тебя.

 

В: Вы всегда поступаете по-своему? Иногда? Никогда?

О: Всегда. Всё идёт так, как я хочу, и я хочу, чтобы всё шло так, как идёт. Я нахожусь в согласии.

 

В: Вам нравится быть собой?

О: Мне не нравилось бы, если бы я был, но меня нет, поэтому нравится.

 

Она задавала дюжины вопросов, которые иногда провоцировали длинные, окольные ответы, многие из которых пришлось забраковать, поскольку они были явно непригодны. Несколько были довольно неплохими. Возможно, когда-нибудь я сделаю доступным этот материал, но в основном всё сводилось к более глубокому взгляду на пробуждённое состояние, и нет никакого смысла подробно на этом останавливаться. Это путешествие нужно пройти, а не изучить. Иметь хорошо информированное понимание того, как выглядит и ощущается огонь, довольно глупо, когда можно увидеть и ощутить его самому.

Я возвращаюсь к просьбе Мэгги о технике.

– Как насчёт наблюдения? – спросил я.

– Окей, – она записала слово и подняла голову. – Наблюдение чего?

– Себя.

– Окей, как мне это делать?

– Ты этим сейчас занимаешься. Ты видишь меня, так? Ты наблюдаешь мой внешний образ.

– Ну, да, наверно.

– А теперь сделай то же самое, только с собой вместо меня.

– Но я не могу видеть себя.

– Ты можешь видеть себя с другой стороны – изнутри. Это лучшее место.

– Ох, – произнесла она, похоже, немного разочарованная. – Почему наблюдать это хорошо?

– Это для твоего класса или для тебя?

– Не знаю. Для того и другого, наверно. Думаю, для меня.

– Окей. В конечном итоге единственная духовная практика это наблюдение – вѝдение вещей такими, какие они есть в реальности. Духовный автолизис это инструмент, помогающий нам сделать это – видеть яснее, использовать свой ум, насколько это возможно. В наблюдении ты хочешь сделать шаг в сторону от самого себя, чтобы ты не только жил собственную жизнь, но так же и наблюдал её. Не в рефлексии, как дневник, но когда она происходит – в реальном времени. Вот прямо сейчас, я сижу и разговариваю с тобой, но я так же нахожусь в состоянии беспристрастного свидетеля. Я не полностью нахожусь в своём персонаже, я ещё и зритель. Я осознаю, что играю на сцене и в некотором роде безучастно отслеживаю свою игру.

Она выглядела сбитой с толку, но заинтересованной.

– И как мне это сделать?

– Ну, в каком-то смысле ты уже это делаешь, только твой свидетель как бы не сконцентрирован. Она скучает, голодна, раздражена. Ты должна сконцентрировать её, усадить и заставить уделить внимание.

– Её? Кого её?

– Маленький голос на заднем плане твоего ума. Помнишь, когда тебе скучно, ты начинаешь думать о чём-то на заднем плане своего ума? Ты не полностью присутствуешь, твой ум где-то блуждает, спит наяву.

– Да. Я занимаюсь этим всё время.

– Сейчас ты не занимаешься этим, я надеюсь.

Она хихкнула.

– Нет, сэр.

– Ты бы призналась, если б занималась?

Она было начала автоматически отвечать, но прикусила губу.

– Наверно, нет, – сказала она.

– Хорошо. Есть два вида честности – честность с другими и честность с самим собой. Это две отдельные и не зависящие друг от друга вещи. Делай что хочешь с другими людьми, но заруби себе на носу: старайся быть честной с самой собой. Окей?

– Окей.

– "Сон наяву" это очень точное определение, потому что предполагается, что мы спим во время бодрствования, что в точности соответствует нашему случаю. Мы хотим перевести наше основное внимание с персонажа на актёра, который играет роль. Необходимо подчеркнуть это различие, что поможет нам перестать смешивать роль с актёром. Мы хотим сделать своим основным местом пребывания актёра, а не персонаж, который мы изображаем. Понимаешь это?

– Не знаю. Вы имеете в виду всё время осознавать саму себя?

– Да, но беспристрастно, а не в смысле суждения. Когда у тебя в голове звучат внутренние голоса, ведущие воображаемые диалоги, или беспокоящиеся, что ты надела не ту блузку, это тоже элементы персонажа. Актёр может просто расслабиться и наблюдать всё это. Таким образом ты можешь наблюдать саму себя так же, как ты наблюдаешь всех остальных, только с лучшей видимостью.

– Не уверена, что смогу это сделать.

– Конечно, сможешь, это только кажется непонятным. В этом нет ничего кроме наблюдения, осознанности, живости. Пробуждённости. Сначала ты учишься, как это делать, чтобы появилось непривязанное сознание, ты делаешь это с намерением, понемногу, чтобы приобрести навык. Потренируйся, наблюдая за другими людьми, чтобы понять смысл. Наблюдай за ними, интересуйся ими, разбирай их на составляющие и переставляй части местами, а затем просто смотри на себя так, как смотришь на других людей. Со временем у тебя будет получаться всё лучше и лучше до тех пор, пока это не станет твоей второй натурой и ты будешь всегда пребывать в состоянии наблюдения и видеть свой собственный персонаж из той же безличной перспективы, как ты видишь других людей.

– Всё время?

– Да, но уже не как осознанное усилие, а больше как новый способ бытия – всегда быть присутствующим. Большинство людей, которых ты видишь, играют роль, находясь во сне, отсутствуя в своих жизнях. Они полностью находятся в роли и не знают другого образа жизни.

– Как чучела? – спросила она. – Как в первой книге?

– Вот именно. Это способ перехода в другой образ жизни – быть в мире, но не принадлежать ему – начиная прямо с этого момента. Большинство людей никогда не видит разницы между актёром и ролью. Это можно легко заметить, можно посмотреть на людей и сказать. Если бы я встретил твою мать несколько лет назад до начала её изменений, я увидел бы только её персонаж. Сейчас я смотрю на неё и вижу человека за персонажем. Это не значит, что она просветлена или даже полностью пробуждена во сне, это значит, она присутствует. – Я обратился к Лизе, отдыхающей возле бассейна. – Вы согласны с этим?

– Да, – ответила она.

– Понимаешь? – спросил я Мэгги.

– Чуть-чуть, – сказал она.

– Живя неосознанно, мы отрекаемся от своего личного суверенитета. Это значит, мы отдаём ответственность за себя другим людям – родителям и докторам, священникам и гуру, политикам и корпорациям. Мы сделали из себя казённое имущество. Мы живём неосознанно, и это благодатная почва для всех вредных привычек и пристрастий. Когда мы едим неосознанно, мы едим чересчур много неправильной пищи, толстеем и теряем здоровье. Когда мы ходим по магазинам и тратим деньги неосознанно, мы закапываем себя в финансовую яму, в которой можем провести весь остаток жизни. Мы бездумно швыряем своих детей перед экраном телевизора или видео игр, и следующий раз, когда мы обращаем на них внимание, они уже больные диабетом маленькие тюлени.

Мэгги хихикнула.

– Кто виноват, что дети слабы и жирны? Неосознанные родители. Кто виноват, что родители неосознанны? Неосознанные родители. Этот порочный круг неосознанности глубоко укоренился, и разорвать его, как твоя мать может тебе рассказать, может быть чрезвычайно трудно. Выхватив тебя из твоей старой жизни, она разорвала круг. Этот поступок требует смелости и выдержки. Мы хороним себя заживо, и если мы хотим вернуть свою жизнь, мы должны откопать себя. Вот чем и занимается твоя мать: откапывается, разрывает круг.

– Мама станет просветлённой?

– Нет, она станет чем-то намного лучшим.

Она взяла в руки свои записи и минуту смотрела на них.

– Кажется, всё это очень интересно, – сказала Мэгги, – но что наблюдение дастмне в реальности?

– Хорошая девочка, хороший вопрос. Во-первых, это выработает в тебе привычку быть осознанной и присутствующей в своей жизни, что очень хорошо. Если ты не хочешь проспать всю жизнь как большинство людей, ты должна тренироваться в осознанности. Пробуждённость это ключ. Ты должна переключаться с персонажа на актёра по многу раз каждый час, во всех возможных ситуациях, так, чтобы это происходило гладко и легко и не отвлекало тебя от представления.

Мэгги делала заметки и время от времени просила разъяснений. Я подождал и продолжил, когда она была готова.

– Во-вторых, – сказал я, – это разовьёт в тебе способность разотождествляться со своим персонажем. Ты не сможешь сдвинуться с мёртвой точки, поскольку отождествляешь себя со сценической личностью. Ты это актёр, играющий роль на сцене. Именно об этом вся Бхагавад Гита.

– И об этом вы говорите в ваших книгах, – сказала она.

– Верно. Арджуна забыл, что он лишь актёр, играющий роль в спектакле, и начал паниковать, так как не мог её исполнить. Кришна был кем-то вроде режиссёра, и ему пришлось выйти на сцену и напомнить Арджуне, что собственно здесь происходит – что на самом деле он просто актёр, который играет роль.

– Успокойся, Арджуна, – сказала она со застенчивой улыбкой.

– Да, Арджуна потерял самообладание. Кришна говорит ему, перестань вести себя как ребёнок. Он говорит Арджуне, встань и дерись, но на самом деле это значит, открой глаза и смотри. Кришна зажёг огни в зале, чтобы показать Арджуне, что это всего лишь спектакль в театре, чтобы Арджуна смог перестать хныкать и сыграть свою роль, что он и сделал, окей?

– Окей.

– Третья вещь насчёт наблюдения – самая важная, которую большинство людей кажется не понимают, это то, что нужно пойти дальше, чем только один шаг от себя. Ты должен продолжать идти дальше. Это не пассивная вещь, как просто сидеть и наблюдать. Ты не просто наблюдаешь свой персонаж, ты разрушаешь его. Ты должен быть агрессивным по отношению к нему. Это способ симулирования просветлённой перспективы, что может быть полезным тому, кто хочет пробудиться из сна, а не только в нём.

Она начала писать, затем остановилась и посмотрела на меня.

– Я совсем не понимаю, что вы сейчас сказали, – сказала она.

– Окей, итак, мы говорили о сне и пробуждении, верно? О "Парадигме сна" и "Парадигме пробуждения"?

– Да.

– И мы говорили о том, чтобы отойти на шаг от своего персонажа, наблюдая игру, вместо того, чтобы быть полностью поглощённым ей, так?

– Да.

– Значит, как будет выглядеть – сделать ещё один шаг назад?

– Я не понимаю. Как я могу сделать ещё шаг назад?

– Хорошо, опиши свою личность. Актёра, а не персонаж.

– Не знаю, – сказала она. – Я девочка, мне тринадцать лет, американка.

– Продолжай.

– Куда?

– Ты человеческое существо, так? Ты живешь, обладаешь сознанием, подчиняешься физическим законам. Ты существуешь в определённом месте в определённое время. Ты живёшь на маленькой планете в большой галактике в бесконечной вселенной. Это всё аспекты того, кем ты себя считаешь – это твои верования. Так же и со всеми вещами, которыми ты себя не считаешь – ты не этот стол, но ты веришь, что стол есть. Ты не этот воздух, ты не я, ты не эта солнечная система. Это часть того, как ты определяешь себя – как это, не то.

– Вы хотите сказать, что я это стол?

– Нет. Я говорю, что ты говоришь "нет". Ты веришь в то, что ты и стол – две разные вещи.

– А разве нет?

– Не знаю, как ты думаешь?

Она посмотрела на меня сердито.

– О, боже милостивый, – пробормотала она, в раздумьи высунув язык. – Окей, погодите минутку, – она быстро застрочила в своих записях.

– Ты говоришь, что ты девочка, – продолжал я, – но правда ли это, или это лишь аспект твоей роли? Ты можешь отойти в сторону от своего пола, национальности, биологического вида и наблюдать их так же, как мы говорили о наблюдении персонажа.

– Да?

– Всё, что ты знаешь о себе, не важно насколько реальным или истинным это может казаться, это лишь ещё один слой костюма. Так мы начинаем демонтировать нашу систему истинных верований. Вера относится не только к Богу или жизни после смерти, она касается всего, что мы считаем истинным. Всё, что мы знаем, не важно, насколько мы в этом уверены, в реальности просто вера, а все верования ограничивают сами себя и служат для уменьшения истинной бесконечности до ложной конечности.

Она записала это слово в слово.

– О, боже милостивый, – она нахмурилась, – а с этим что опять не так?

– Я не говорил, что что-то не так.

– Но ничто не является правдой, то есть где мы находимся в пространстве, времени и так далее?

– Не только где ты находишься в пространстве и времени, но сами пространство и время, и дуальность, и причинность, и судьба, и память и всё, о чём только ты можешь подумать. Это всё вещи, в истинность которых ты веришь, элементы "Парадигмы Сна", и ты можешь использовать процесс наблюдения, чтобы стряхнуть с себя эту веру, освободиться от неё. Отойди на шаг от года, десятилетия, тысячелетия. От своего дома, города, своей страны, планеты. Когда ты обнаруживаешь что-либо, что, как тебе кажется, определяет или содержит тебя каким-то образом, ты можешь отойти на шаг от этого – строго объективно наблюдать свою веру, свою привязанность. Всё это просто слои сна. Ты можешь выйти из всех этих вещей и наблюдать их точно так, как ты наблюдаешь внешний персонаж.

– Вы можете привести пример? – спросила она.

– Конечно, – ответил я. – Ты когда-нибудь смотрела новости?

– Да, иногда, для школы и так. Мне нравилось.

– Хорошо, когда ты смотришь новости, ты можешь смотреть их как новости прошлой недели, или прошлого года, даже если это сегодняшние новости.

Она смотрела на меня, грызя ручку.

– Да, – согласилась она, – а зачем?

– Чтобы отделиться, сфокусировать свой ум и зрение на ложных привязанностях, прекратить видеть то, чего нет.

Она записала это. Затем я дал ей ещё.

– Чтобы дистанцироваться от местных, национальных и мировых событий, чтобы увидеть их как абстракции, не более личные для тебя, как если бы они происходили в другое время и в другой стране, или на другой планете, даже если они происходят прямо у тебя за окном.

Она записала, остановилась, записала ещё, остановилась и подняла голову.

– Чтобы помочь тебе увидеть ложную идею о своей локализванной природе, поднять якорь, удерживающий тебя в этом месте и времени. Этот якорь – ничто более, чем эмоциональная привязанность, так же как любая другая.

Она писала, покачивая головой взад-вперёд. Сейчас она не понимает, но она записывает, поэтому это не обязательно. Она сможет переварить это и задать дополнительные вопросы в другой раз, если захочет. Закончив писать, она посмотрела на меня, дескать, есть ли у меня ещё что сказать.

– Чтобы вытащить себя из той части своего персонажа, которая верит, что сегодняшние новости более значимы, чем вчерашние. Легко развеять это убеждение. Новости это как моментальный снимок реки. Они мгновенно устаревают. В конечном счёте, всё, что ты знаешь, на самом деле это лишь то, во что ты веришь. Вот так ты можешь прокопать насквозь все слои своих верований, снять все покровы иллюзии. И как я сказал, это не более, чем наблюдение – видеть то, что есть, разучившись видеть то, чего нет.

– Я знаю, что я есть. Вы это говорили, да? Здесь я не могу ошибаться, не так ли?

– Ты существуешь – это всё, что ты знаешь. В конечном итоге у актёра вообще нет никаких качеств, кроме существования. Ни Бог, ни Иисус, ни Будда не могут сказать больше.

– Получается, что всё это просто игра в верю-не-верю?

– В этом суть. Все эти слои, которые содержат и определяют себя, это часть этой игры. Всё, что тебе нужно сделать, это перестать создавать веру. Но не посредством создания новых верований, а уничтожив старые путём ясного видения привязанностей, убеждений и ложных аспектов себя. Когда у нас действительно это получится – увидеть ясно – мы сломаем привязанность. Привязанности рвутся путём освещения, фокусирования на них ума. Они не выдерживают этого.

***

Мэгги повернулась к своей матери, которая лениво развалилась возле бассейна.

– Это то, чем ты занимаешься, мам?

– Точно не знаю, – сказала Лиза. – Думаю, достаточно большая разница – делать это как упражнение и делать это в действительности. Просто сделать один маленький шаг так трудно, что даже кажется невозможным думать о том, что будет после. И я не говорю о таких вещах как пол или национальность. Я говорю только о таких тонких слоях собственного имиджа, как заслуживающая доверия женщина или хорошая жена. И, должна признать, я делаю это выборочно. Пытаюсь, во всяком случае.

– Может, всё было бы по-другому, если бы ты научилась наблюдать, когда была молодой, – предположила Мэгги.

– Если бы кто-то говорил со мной так, как мистер МакКенна сейчас говорит с тобой, объясняя разницу между персонажем и актёром, я бы никогда так крепко не засела. Думаю, я выросла бы совсем другой, и сейчас не было бы необходимости всё исправлять.

– Как ты думаешь, лично я должна это делать?

Лиза вздохнула.

– Не вижу ничего неправильного в том, чтобы быть более осознанной, дорогая.

***

– И где во всём этом вы? – спросила меня Мэгги.

– Хороший вопрос. От персонажа, который сидит здесь и говорит с тобой, ты узнала обо всех этих слоях до самого конца через дуальность, время и пространство, так?

– Да.

– Быть пробуждённым, значит не быть обманутым всем этим. Нет никаких слоёв. Ты пробуждён из сна.

– Нет даже судьбы?

– Даже судьбы.

– Но откуда вы знаете, что стать просветлённым не было вашей судьбой?

– Опять хороший вопрос. Я не знаю. У меня нет знания на этот счёт. Я вышел из сна в пробуждённое состояние, и кто знает, какие факторы сыграли роль? И, откровенно говоря, кого это волнует? Листок упал в реку и задержался на камушке. И что? Он ничего не может объяснить. Какая разница, как он туда попал или куда поплывёт потом?

– Но ведь нельзя выйти из сна в пробуждённое состояние, и всё равно иметь эго?

– Верблюду легче пройти сквозь игольное ушко, чем ложному я войти в пробуждённое состояние.

– Но что остаётся?

– Логическая невозможность – я без я, существо без эго. Как ты видишь, я всё ещё здесь, в физическом мире, подчиняюсь физическим законам, но только это тело и этот персонаж. У актёра ничего этого нет. Было бы даже точнее сказать, что актёр мёртв.

– Мёртв?

– Если человек мёртв, но его тело ещё гуляет, это зомби. Если человек мёртв, а гуляют его тело и личность, это просветлённый. Знаю, это кажется совсем непонятным, но мои средства описания очень ограничены. Мне это абсолютно понятно, как и любому другому в пробуждённом состоянии.

Она качала головой, делая записи.

– Что? – спросил я.

– Не думаю, что смогу рассказать это в классе.