Во время перелета в Санта-Фе Прабхупада осмотрел свою руку. Порез уже перестал кровоточить, но выступал синяк.

В аэропорту Монреаля, один репортер спрашивал его:

— Свами, с какими трудностями сталкиваетесь вы во время путешествий?

— Я не испытываю трудностей, — ответил Прабхупада. — Трудности у вас.

И он сказал правду. Прабхупада полагался на Кришну, поэтому проблем у него не было. Об этом молился и Прахлада Махарадж: «О величайший из великих, я совсем не боюсь жить в материальном мире, ибо, где бы я ни находился, ум мой всегда поглощен мыслями о Твоей славе и деяниях. Но я беспокоюсь о тех несчастных глупцах, что без конца строят планы в надежде обрести материальное счастье и благополучие, заботясь о своей семье, обществе и стране. Я волнуюсь за них из любви к ним».

Однако репортер написал лишь какую-то глупость: «Первосвященник в мокасинах “Хаш-Паппи”». На интервью с Прабхупадой в храм Сиэтла приезжала группа телерепортеров с камерами и прожекторами, и в тот же вечер по телевизору показали отрывок из интервью. Передача была сделана в доброжелательном духе, однако христианский священник, некий г-н Миллер из Вашингтонского университета, письменно выразил свой протест против проповеди Прабхупады в Университете. Прабхупада ответил, что Церковь не смогла удовлетворить молодежь. Поэтому, если кто-то из молодых людей следует за ним и отказывается от греховной жизни, почему христиане возражают? Они должны радоваться!

* * *

В аэропорту Альбукерке Прабхупаду встретили, президент храма Санта-Фе Харинама, и Говинда-даси. Но приветствовали они его странным сообщением.

— Прабхупада, — сказала Говинда-даси, — у местного храма нет денег. Вы не можете в нем остановиться. Вам придется лететь в Лос-Анджелес.

Прабхупада повернулся к Харинаме:

— Тогда почему ты попросил меня приехать?

Харинама взглянул на Говинда-даси и поменял положение своей ноги, которая, казалось, причиняла ему неудобства. Он извинился и объяснил, что прошлой ночью его укусил паук «черная вдова». Но вопрос Прабхупады остался без ответа.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Прабхупада. — Я не могу сегодня лететь в Лос-Анджелес, — он смотрел то на Харинаму, то на Говинда-даси. — Я должен остаться здесь, в Альбукерке, хотя бы в отеле, на ночь.

Говинда-даси вызвалась обзвонить мотели в поисках подходящего недорогого номера, а пока она отсутствовала, Харинама нашел Прабхупаде место.

— Говинда-даси сказала, что вам нездоровится, — произнес Харинама.

— Не беспокойся о моем здоровье, — ответил Прабхупада. — Я не болен. Вот Говинда-даси больна, а я нет. Итак, что же ты собираешься делать?

Говинда-даси вернулась и, сообщив, что не смогла найти ни одного недорогого номера, заплакала.

— Прабхупада, — взмолилась она, — Вы знаете Кришну. Что Он от нас хочет?

— Суть не в том, — сердито ответил Прабхупада. — Кришна хочет знать, что хотите делать вы!

Раздраженный таким поведением Говинда-даси, Харинама вдруг преисполнился решимости.

— Я думаю, мы должны ехать в Санта-Фе, — сказал он.

Прабхупада согласился; по всей видимости, другого выхода не было. Сев в четыре часа дня в храмовый «фольксваген», они выехали в Санта-Фе, что почти в ста километрах от Альбукерке. Облака над головой образовали необычно симметричные формы по обе стороны от дороги.

— Никогда не видел таких красивых облаков, — сказал Харинама.

Через полтора часа, когда они въезжали во двор маленького магазинчика, Прабхупада заметил нарисованный от руки маленький плакат: «СВАМИДЖИ ЕДЕТ».

— Ага, — сказал он и улыбнулся. Это была его первая улыбка со времени приезда в Нью-Мексико. — Вы все-таки меня ждали.

Через черный ход Прабхупада в сопровождении Харинамы вошел в свежевыкрашенную храмовую комнату. Линолеумный пол был частично покрыт ковром. Алтарем служил деревянный стол, а вьясасаной Прабхупады — деревянный ящик, покрытый полосатой тканью, и подушка. Однако Прабхупада предпочел сидеть на ковре, и преданные с гостями расселись вокруг него.

— Хорошая комната, — сказал Прабхупада, осматриваясь. — Здесь и останусь.

Говинда-даси принесла Прабхупаде поднос с нарезанными фруктами, а Прабхупада раскрыл свой пакет с обедом, где лежали ладду и качаури. На встрече присутствовало человек восемь гостей (хиппи) и Прабхупада раздал им всем прасад. Один из гостей, никогда прежде не пробовавший ладду, заметил:

— Это лучшее арахисовое масло из всех, что я когда-либо пробовал.

— Это лакомство, — объяснил Прабхупада, — матери делают для Кришны и его друзей и дают им его с собой на пикник. Они кладут его в свои торбы, когда идут играть.

Один из гостей спросил Прабхупаду:

— Кто такой Кришна?

— Кришна, — ответил Прабхупада, — это Верховная Личность Бога, Который играет с пастушка?ми.

Прабхупада хотел переночевать прямо здесь, в магазинчике, но преданные сказали ему, что обогреватель сильно шумит, и ему удобнее будет остановиться на квартире неподалеку. Он согласился. Харинама назначил слугой Прабхупады одного новопосвященного юношу по имени Тошана-кришна.

Войдя в свою комнату, Прабхупада обнаружил, что там темно. Тошана-кришне пришлось лезть под потолок и менять перегоревшую лампочку. Когда появился свет, Прабхупада огляделся и увидел, что комната практически пуста. На полу, правда, лежал матрас, но подушки не было. Письменного стола тоже не было, поэтому Прабхупада сам соорудил себе стол, разместив книги на своем деревянном сундуке, который сделал для него один преданный в Сиэтле.

— Итак, — спросил Прабхупада, — ты умеешь печатать?

— Нет.

Ночью Прабхупада не мог заснуть из-за света уличных фонарей, поэтому он сел за свой стол и начал писать комментарии к стихам «Шримад-Бхагаватам». Пустой деревянный чемодан гулко усиливал звук царапающей бумагу ручки. Прабхупада продолжал писать всю ночь, а Тошана-кришна спал в соседней комнате. В четыре утра Прабхупада позвонил в маленький колокольчик, оставленный для него Тошана-кришной, и позвал:

— Тошана-кришна!

— Да, Прабхупада? — прибежал тот.

— Уже четыре часа, — сказал Прабхупада. — Пора вставать.